Книга Жизнь пчел онлайн - страница 2

II

Имя знаменитого авантюриста, по всей видимости, произвело на господина Кессельбаха наилучшее впечатление. Люпэн не замедлил это подметить и воскликнул:

– Ага, дорогой мсье, вы вздохнули с облегчением! Арсен Люпэн – деликатный взломщик; он не любит крови, его дела не идут далее присвоения чужого имущества. Мелкие грешки. И вы сказали себе, что он не станет брать на совесть ненужного убийства. Согласен, согласен. Но окажется ли бесполезной для него ваша ликвидация? Вот в чем вопрос, и могу поклясться, что не шучу. Приступим же к делу.

Он придвинул стул к креслу, освободил пленника от кляпа и продолжал:

– Господин Кессельбах, в первый же день по прибытии в Париж ты установил контакт с неким Барбаре, директором частного сыскного агентства. Поскольку же ты действовал без ведома секретаря Чемпэна, указанный Барбаре, общаясь с тобой письмами или по телефону, выступал под именем «Полковник». Спешу уведомить, что этот мсье Барбаре – честнейший человек на свете. Но мне повезло ввести в число его сотрудников одного из моих лучших друзей. Так мне стала известна причина твоего обращения к Барбаре и так для меня возникла необходимость заняться тобой и нанести тебе, с помощью поддельных ключей, несколько домашних визитов… при которых, увы, я не нашел того, чем желал завладеть.

Он понизил голос и, глядя прямо в глаза своему пленнику, пронизывая его взором, пытаясь проникнуть в самые затаенные мысли, отчетливо произнес:

– Господин Кессельбах, ты поручил Барбаре отыскать на самом парижском дне человека, носящего ныне или носившего раньше имя Пьера Ледюка, со следующими краткими приметами: рост – метр семьдесят пять, волосы – светлые, светлые же усы. Особая примета: вследствие давнего ранения – отсутствие части мизинца на левой руке. Кроме того, на правой щеке – почти уже невидимый шрам. Обнаружению этого человека, кажется, ты придаешь огромное значение, словно от этого зависят неисчислимые выгоды для тебя. Кто этот человек?

– Не знаю.

Ответ был категоричным, однозначным. Знал он это или нет – неважно. Главное – был полон решимости ничего не сказать.

– Хорошо, – кивнул его противник. – Но у тебя есть на его счет более подробные сведения, чем те, которые ты сообщил Барбаре?

– Никаких.

– Ты лжешь, мсье Кессельбах. Дважды, в присутствии Барбаре, ты заглядывал в бумаги, содержавшиеся в конверте из черной кожи.

– Действительно.

– Где же этот конверт?

– Сгорел.

Люпэн затрепетал от ярости. Мысль о пытке и ее возможностях, очевидно, опять пришла ему в голову.

– Сгорел? Но шкатулка… Признайся же… Признайся, она находится в банке?

– Да.

– И что в ней содержится?

– Двести самых ценных из бриллиантов моей личной коллекции.

Это, очевидно, не могло не понравиться грабителю.

– Ах, ах! Двести распрекраснейших бриллиантов! Что ты говоришь, целое состояние! Усмехаешься? Для тебя, конечно, это безделица. А секрет, который хочешь сохранить, стоит во много раз дороже. Для тебя – да. А для меня?

Он взял сигару, зажег спичку, которой машинально дал погаснуть, и застыл на некоторое время в неподвижности, размышляя.

Минуты шли за минутами.

Он засмеялся.

– Ты очень надеешься на то, что экспедиция Марко окажется неудачной и сейф не удастся вскрыть? Возможно, старина, возможно. Но тогда придется заплатить мне за беспокойство. Я вовсе не заявился к тебе, чтобы полюбоваться, как ты выглядишь в этом кресле… Бриллианты, поскольку они есть… Либо – марокиновый конверт… Одно из двух…

Он посмотрел на свои часы.

– Прошло целых полчаса… Черт возьми!.. Судьба продолжает с нами играть… Не радуйся, господин Кессельбах. Честное слово, с пустыми руками я все-таки не уйду… Ну вот, наконец!..

Зазвонил телефон. Люпэн торопливо схватил трубку и, изменив голос, подражая решительным интонациям своего пленника:

– Рудольф Кессельбах слушает… Спасибо, барышня, соедините… Это ты, Марко?.. Отлично… Все прошло, как надо?.. В добрый час… Без зацепок?.. Поздравляю, сынок… Что же нам досталось? Шкатулка из черного дерева… Ничего другого, ни одной бумажки?.. Ну, ну!.. И в шкатулке?.. Они хороши, эти бриллианты? Отлично… отлично… Минуточку, Марко, надо подумать… Все это, видишь ли… Складывается мнение… Постой, не клади трубку…

Он повернулся:

– Господин Кессельбах, ты дорожишь этими бриллиантами?

– Да.

– И ты их у меня готов выкупить?

– Возможно.

– Сколько дашь? Пятьсот тысяч?

– Пятьсот тысяч? Пожалуй…

– Только вот какая загвоздка… Каким образом состоится такой обмен? С помощью чека? Нет, ты можешь меня надуть… Либо я надую тебя… Послушай же, послезавтра утром ты зайдешь в Лионский кредитный банк, возьмешь пятьсот кредиток и пойдешь прогуляться в Булонский лес, близ Отейля… Я буду там с бриллиантами, в мешочке – это более удобно, шкатулка чересчур заметна…

– Нет, нет! Шкатулка тоже. Я должен получить все.

– Ах! – воскликнул Люпэн, расхохотавшись, – теперь ты попался! Бриллианты – тебе на них наплевать… Им найдется замена. Зато шкатулка – она тебе дороже жизни. Хорошо, ты получишь ее, свою шкатулку… Слово Люпэна… Ты получишь ее завтра же утром, по почте.

Он опять поднес к уху трубку.

– Марко, коробочка перед тобой?.. Что ты видишь в ней особенного?.. Черное дерево, инкрустированное слоновой костью. Да, это мне знакомо, японский стиль, сделано в фобуре Сент-Антуан… Марка есть?.. Ага! Небольшая круглая этикетка с синей каймой и номером… Коммерческий знак, безо всякого значения… А какое дно у шкатулки, толстое?.. Черт, двойного дна там нет?.. Давай тогда, Марко, проверь инкрустации, которые сверху… Нет, скорее – саму крышечку…

Он едва не подпрыгнул от радости.

– Крышечка! Вот оно, Марко! Кессельбах невольно моргнул!.. Мы попали в точку!.. Старина Кессельбах, разве ты не заметил, что я за тобой следил… Ах ты, недотепа!

И, обращаясь к Марко:

– Так что там у тебя? Под крышечкой есть зеркальце?.. И оно сдвигается в сторону?.. Нет? Там есть, может, пазы?.. Нет? Тогда разбей его… Ну да, говорю тебе, разбей… Это зеркальце там ни к чему, его туда вставили.

И воскликнул:

– Болван, не перечь мне… Делай, как сказано!

Он услышал, вероятно, шум, произведенный Марко, когда тот разбил зеркальце, так как не сдержал торжества.

– Что я тебе говорил, господин Кессельбах? Охота оказалась успешной!.. Алло!.. Сделал? Ну и что там? Письмо? Победа! Все бриллианты Южной Африки и тайны нашего чудака!

Он снял трубку второго, параллельного аппарата, приложил обе к ушам и продолжал:

– Читай, Марко, читай, не спеша… Вначале – что написано на конверте… Так… Теперь – повтори…

И повторил за ним сам:

– Копия письма, содержащегося в конверте из черной кожи. А затем? Загляни в конверт, Марко. Господин Кессельбах, вы позволите? Не очень красиво с нашей стороны, конечно, но все-таки… Давай, Марко, господин Кессельбах разрешает… Открыл? Теперь – читай!

Он выслушал и сказал, посмеиваясь:

– Не очень-то много, черт побери. Итак, подведем итог. Листок бумаги, сложенный вчетверо; видно, что его разворачивали… Хорошо… Вверху справа на нем слова: «один метр семьдесят, левый мизинец обрезан» и так далее. Приметы уже названного Пьера Ледюка. Почерк Кессельбаха, не так ли?.. Хорошо. А в середине листка одно слово, заглавными печатными буквами:

АПООН

– Марко, сынок, ты оставишь листок на месте, заберешь шкатулку и бриллианты. За десять минут я окончу дела с нашим чудаком. Двадцать минут спустя буду у тебя… Ты послал мне, кстати, машину? Отлично. До скорого.

Он положил обе трубки, вышел в вестибюль, оттуда – в соседнюю комнату, проверил, не ослабли ли узы секретаря и слуги, не душат ли их кляпы, и вернулся к своему пленнику.

На его лице отразилась беспощадная решимость.

– Забавы окончены, Кессельбах. Если не станешь говорить, тем хуже для тебя. Ты решился?

– На что?

– Брось глупости. Говори все, что знаешь.

– Ничего я не знаю.

– Ты лжешь. Что означает это слово «АПООН»?

– Если бы знал, я бы его не записывал.

– Хорошо, но к кому, к чему оно относится? Откуда ты его списал? Откуда все это у тебя вообще?

Господин Кессельбах не отвечал.

Люпэн продолжал, все более нервничая, отрывисто:

– Слушай внимательно, Кессельбах, хочу сделать тебе предложение. Какой ты ни есть богач, какой бы ты ни был большой человек, разница между тобою и мною не так уж велика. Сын котельщика из Аугсбурга и Арсен Люпэн, король взломщиков, могут найти общий язык без утраты достоинства для одного или другого. Я обчищаю квартиры; ты грабишь на бирже. И то, и другое – чистое воровство. Так вот, Кессельбах, соединим свои силы в этом деле. Ты нужен мне потому, что у меня нет нужных сведений. Я нужен тебе потому, что в одиночку ты с этим не справишься. Барбаре для такого дела слабак. А я – Люпэн. Идет?

Ответом было молчание. Люпэн продолжал настойчиво, с дрожью в голосе:

– Отвечай, Кессельбах, идет? Если да, за сорок восемь часов я найду его для тебя, твоего Пьера Ледюка. Ибо все дело в нем, не так ли? Отвечай же! Что за тип? Почему ты его разыскиваешь? Что тебе о нем известно? Я хочу знать!

Он внезапно успокоился, положил руку на плечо немца и сухо сказал:

– Одно только слово… Да или нет.

– Нет.

Он вынул из кармашка Кессельбаха великолепный золотой хронометр и положил его на колени пленника. Затем расстегнул ему жилет, сорочку, раскрыл грудь и, схватив стальной стилет с золотой рукояткой, лежавший возле них на столе, приставил острие к тому месту, где биения сердца в ритмичном трепете приподнимали обнаженную кожу.

– В последний раз?

– Нет.

– Господин Кессельбах, сейчас три часа без восьми минут. Если за эти восемь минут я не получу ответа, ты – мертвец.