Книга О женщине онлайн - страница 2



2. Верь в Аллаха, но прежде привяжи своего верблюда

22 февраля 1978 г.

Первый вопрос:

Почему вы против аскетической практики? Разве она не имеет отношения к религии? Разве аскеза это не путь к Богу?

Как раз напротив: это дорога в сумасшедший дом. Это — патология. Это — порождение больного ума, это порождение насильственного ума. Обычно насилие направляется на других, но насилие может быть направлено и на себя. Когда насилие направлено на себя, оно опаснее, потому что нет никого, чтобы защитить вас.

Когда вы проявляете насилие по отношению к кому-нибудь другому, этот другой может защитить себя, бороться с вами. Когда насилие направлено на вас, оно абсолютно; нет никого, чтобы защитить вас.

Так, для меня Адольф Гитлер менее опасен, чем махатма Ганди. Адольф Гитлер менее насильственен, чем махатма Ганди. Может быть вам очень трудно понять это, но это происходило во все века: мазохисты объявляли себя религиозными. Религия — это не оправдание, чтобы быть мазохистом. Отнимите это оправдание, и мазохист налицо.

Если вы продолжаете думать, что тот, кто мучает себя, духовен, то вы поощряете его мазохизм. Он просто наслаждается, мучая себя. Есть радость, доставляемая самобичеванием: она заключается в чувстве силы. Мучая другого, тоже ощущаешь силу. Вот почему существует насилие. Люди просто продолжают насиловать друг друга; для них это — единственный способ почувствовать могущество. Они могут уничтожить другого; в этом их сила. Но есть различные виды насилия, когда вы начинаете уничтожать себя и тоже чувствуете себя могущественными.

Например, рассказывают историю об индийском святом — я в неё не верю, но это могло быть правдой — о том, как индийский мистик Сурдас проходил по улице и, увидев красивую женщину, забыл на мгновение, что он отрёкся от мира. Он забыл о своей святости, он забыл всё о религии, о дисциплине, о йоге. В тот момент его сердце горело жаркой страстью к этой женщине. Через минуту он опомнился. Он вернулся в келью и вырвал себе глаза, стал слепым, потому что писания говорят: если ваши глаза соблазняют вас, вырвите их. Должно быть, вырывая глаза, он чувствовал необычайное мужество: «Я могу сделать даже это». Его «я» должно было вкушать тончайшую пищу. Его «я» должно было стать ещё сильнее, чем прежде. Но не глаза соблазнили его, его соблазнила собственная способность быть бессознательным. Как могут соблазнить глаза? Глаза это просто окна в мир. Глядя из окна вашей комнаты, вы видите красивую женщину — вы же не уничтожаете окно? А уничтожив окно, вы ничего не достигнете: вы не станете духовнее, вы не станете менее похотливым, ваша страсть не исчезнет. Вы просто будете закрыты в вашем доме, а ваша страсть будет кипеть внутри вас. Глаза — окна.

Как раз на днях, дней семь тому назад, женщина в Америке отрубила одну из своих рук, потому что Библия говорит: «Если рука твоя соблазняет тебя, то лучше отсечь её и выбросить, чем попасть в ад и страдать целую вечность».

И таких людей, как Сурдас или эта женщина миллионы, — вы называете их религиозными? Вы называете их духовными? Они патологичны.

Религиозный человек — это здоровый, целостный человек. Он принимает жизнь как она есть, и он принимает радости, которые приносит жизнь. Он танцует в танце, он поёт тысячу и одну песню. Его подход не является антагонистическим, антижизненным.

Аскетический подход — антижизненный. Он — самоубийственный. Вы можете совершать самоубийство очень медленно и постепенно; разница невелика. Один прыгает с обрыва и разбивается вдребезги; другой медленно уничтожает себя по частям, годами занимаясь этим самоуничтожением: это медленное отравление, но разница невелика. Человек, прыгающий с обрыва, смелее совершающего медленное самоубийство.

Но мы веками восхваляли этих безумных, мы поклонялись им. Из-за этого поклонения человечество осталось недозрелым, человечество осталось ненормальным. Так называемые нормальные люди ненормальны, они только называются нормальными. Их много, но они — не норма. Им кое-как удаётся прожить свою жизнь. Тот, кто разрушает себя, безумен, и те, кто поклоняется ему как святому — безумны.

Я целиком против аскетической практики, потому что эта практика против жизни. Я целиком за жизнь. Я целиком за Бога. Бог это праздник. Взгляните вокруг... всё существование постоянно в ликовании, в непрерывном пении «аллилуйи». Всё поёт и танцует, любит и наслаждается. Если вы наблюдаете существование, вы поймёте, что такое быть религиозным: быть религиозным — это быть частью этого ликования.

Я слышал...

Последний Ага-хан III, лидер исмаилитской мусульманской секты, был неравнодушен к удовольствиям трапезы. Когда посетитель спросил его, как он совмещает свою склонность к мирским удовольствиям со статусом религиозного лидера, Ага ответил: «Я не думаю, что Господь создал хорошие вещи этого мира только для удовольствия грешников».

Я совершенно согласен с этим. Это глупо, что, только грешники могут наслаждаться, а святые должны жить в тюрьмах, называемых монастырями. Они не могут есть, и даже если они едят, то им не позволено получать от этого удовольствие. Они не могут слушать красивую музыку, потому что она чувственна. Они не могут танцевать, потому что танец идёт от секса; павлин танцует, когда у него наступает брачный сезон. Они не могут петь, потому что песня — это выражение чувственности. Птицы поют; они не распевают Коран, Веды или Гиту. Это любовные призывы! Цветы цветут — они цветут не для того, чтобы их срывали и приносили в храм на какой-либо алтарь. Цветы — это выражение сексуальности растения. Если вы глубже всмотритесь — всё чувственно, жизнь чувственна, и всё коренится в сексе, потому что жизнь сама рождена в сексе.

Так называемый «духовный человек» начинает ликвидировать свою жизнь. Одно за другим всё исчезает. Он остаётся почти мёртвым. Он ведёт растительный образ жизни. Я не за такой способ существования.

Мои санньясины должны говорить «да», а не «нет». Мои санньясины должны утверждать жизнь во всей её целостности, во всей её многомерности, во всех её возможностях, во всём её богатстве и разнообразии. Мой санньясин должен быть укоренён в существовании. И мой санньясин должен жить во всех планах жизни — от секса до самадхи. Если что-то исчезнет само по себе, это другое дело, но это не аскетизм. Я знаю, наступает момент, когда ваша энергия начинает двигаться в более высокие планы существования: секс исчезает, потому что он больше не нужен. Он не нужен потому, что вы наслаждаетесь той же энергией на более высоких планах — не потому, что он плох, не потому, что он некрасив. Он не нужен, потому что та же энергия имеет более высокие оргазмы. Самадхи — это предельный оргазм, секс лишь жалкий намек на это.

Секс это моментальное самадхи. Самадхи — это вечный оргазм.

Естественно, когда вы достигаете самадхи, секс исчезает, но вам не нужно отказываться от него. Если вы отказываетесь от него, тогда вы делаете что-то не то. Вы идёте вглубь и ввысь, и то, что должно исчезнуть — исчезнет. В конце концов всё исчезнет. Останется только Бог, останется чистая радость, только беспричинная радость останется; но это не означает, что вы отказываетесь от чего-либо. Если вы отказались, вы никогда не достигните этого состояния.

Я слышал...

Жил один юноша, подвергавший себя всё более и более суровой аскезе, потому что он верил, что ничто истинно ценное не приобретается легко. Наконец, он нашёл древний монастырь в Гималаях, где монахи подвизались в самом суровом подвижничестве, бедности и посте. Монастырь был на вершине устрашающе величественной горы, и монахам приходилось взбираться и спускаться по железным цепям, вбитым в склоны. Никакое тепло не разрешалось в монастыре, и монахи спали на холодном каменном полу. Для поддержания жизни они каждый день спускали цепи, чтобы поискать в мерзлой земле жалкие лишайники. Остаток времени они медитировали, пели псалмы и молились. Такой устав понравился юноше, и он добился разрешения остаться в этом монастыре.

Форма медитации монахов заключалась в размышлениях над различными загадками, и вскоре после прибытия молодого человека настоятель задал следующий вопрос: «Насколько высоким является верх?» Затем он велел юноше медитировать в течение месяца и возвратиться с ответом. Но думать о чём-либо было трудно, юноша постоянно дрожал от холода. Однако он принял вызов. Через месяц он был уверен в ответе.

Снова настоятель спросил: «Насколько высоким является верх?» И юноша ответил: «Таким высоким, каким только человеческий ум может вообразить». Но настоятель презрительно взглянул на него и сказал: «Медитируй ещё месяц». И юноша продолжал медитировать.

Через месяц его ответ настоятелю был таков: «Верх является таким высоким, как Господь того пожелает». Опять он был отвергнут и возобновил медитацию. Ещё через месяц он на тот же вопрос не ответил ни слова, но поднял закоченевший палец и указал наверх. И снова был отослан. С каждым месяцем в нём росло убеждение, что никакой ответ не удовлетворит настоятеля, и его отчаяние росло. В следующий раз, когда он увидел настоятеля, и был задан вопрос, в его голосе был сдавленный гнев: «Это нелепость! Ответа нет!» Опять он был отослан с ещё большим презрением, потому что настоятель знал, что юноша был близок к истине.

Уходя от настоятеля, юноша поклялся сделать последнюю попытку найти ответ. Он перестал есть даже ничтожные лишайники и бодрствовал на крыше монастыря. Когда долгий месяц, наконец, кончился, монахи сняли его с крыши и попытались отогреть, чтобы он мог поговорить с настоятелем. Тогда снова прозвучал вопрос: «Как высоко высокое?»

Секунду, казалось, юноша был в недоумении, затем он неожиданно вскрикнул и, прежде, чем кто-либо смог остановить его, прыжком пересёк комнату и ударил настоятеля так сильно, что тот повалился на пол. Монахи кинулись на помощь настоятелю и подняли его. Как только тот пришёл в себя, он улыбнулся и сказал юноше: «Решение найдено!»

Тогда юноша тут же собрал своё небогатое имущество и ушёл из монастыря. К тому времени, когда он вернулся домой, он был преисполнен счастья: он нашёл истину и достиг просветления.

Или, может быть, он просто согрелся, и от этого ему стало так хорошо.

Аскетическая практика даёт вам некую болезненную радость. Чем больше вы погружаетесь в эту практику, тем больше чувствуете себя победителем, вы побеждаете нечто. Чем больше тело говорит: «Не разрушай меня!», тем непреклоннее становитесь вы. Вы создаёте трещину внутри себя, между вами и вашим телом, и начинается великая битва.

А тело является естественным. Тело просит то, что является здоровым и естественным, что Бог уготовил ему. У тела нет неестественных желаний; все его нужды — естественные, здоровые нужды. И чем больше вы истязаете тело, тем больше оно молит, просит и преследует вас. Но вы можете принять вызов: можно думать, что тело пытается соблазнить вас, что оно в руках врага, в руках дьявола. Вы можете продолжать сражаться с телом со всё большей силой, всё большим неистовством, агрессией. Вы продолжаете сражаться с телом и наступает момент, когда вы можете сделать тело вялым.

Если вы упорно поститесь в течение длительного времени, тело постепенно становится вялым. Оно начинает покоряться, приспосабливаться. Некому позаботиться о нём — какая польза взывать? Тело немеет. Вы теряете чувствительность, становитесь толстым. Вы обрастаете толстой кожей вокруг себя: тогда вас не беспокоит ни жара, ни холод, тогда вас не беспокоит голод. Вы даже чувствуете удовлетворение внутри — вы побеждаете. Но вы не побеждаете, вы отрываетесь от основания. Каждый момент вы отрываетесь от почвы, потому что истина познаётся только через тело! Истина познаётся сознанием, но познаётся посредством тела. Необходимо оставить свои корни в теле.

Сам Бог имеет свои корни в мире. Выньте дерево из почвы, и оно погибнет. Жизнь дерева связана с жизнью земли: оно нуждается в воде, удобрении, нуждается в питании, солнце, воздухе, ветре. Это естественные нужды, благодаря им дерево существует. Выньте дерево из почвы — в течение нескольких дней может быть не будет заметно, что дерево умирает, вода, оставшаяся в нём, может поддержать некоторое время его зелень, даже несколько почек может раскрыться, несколько цветков расцвести, но недолго — рано или поздно резервы дерева кончатся и оно умрёт.

Оторвите себя от тела, и вы умрёте. Ваше тело — это ваша почва. Ваше тело принадлежит земле, оно произошло от земли, оно — маленькая земля вокруг вас. Оно питает вас, оно не враг вам. Оно не пребывает в руках дьявола. Дьявола нет, он — порождение патологического ума, дьявол — порождение параноидального ума. Его привёл в мир страх. Но ваш так называемый Бог тоже порождён страхом; и ваш Бог и ваш дьявол оба порождены страхом. Вы не знаете истинного Бога. Истинный Бог — не от страха. Он есть любовь, радость. Истинного Бога можно познать, становясь всё более и более чувствительным, более и более открытым.

Будьте в своём теле. Уйдите из вашего ума и войдите в ваши чувства: это единственный способ быть религиозным. Это кажется парадоксальным, но позвольте мне сказать: единственный способ быть религиозным — это быть в мире и глубоко в мире, потому что Бог спрятан в мире. «Иного мира» не существует. Иной мир — это глубочайшая сердцевина этого мира, она не отделена от него.

Я против всякой аскетической практики. И в будущем аскетов будут лечить в психиатрических больницах. Из ста так называемых святых девяносто девять были невротиками, но из-за вашей веры вы не смогли этого понять. Когда вы верите во что-то, вера создаёт явление.

Если вы отбрасываете все виды верований и начинаете ясно видеть, вы будете удивлены: человек страдал не из-за атеистов; человек страдал из-за так называемой религиозности. Величайшее человеческое несчастье произошло из-за разделения тела и души. Человек стал шизофреником из-за ваших святых, ваших церквей, ваших писаний. Я не говорю, что не было настоящих святых, они были: Иисус или Диоген, Будда и Кришна, Заратустра и Лао-цзы — эти люди любили жизнь. А традиция, говорящая другое, порождена патологией.

Сейчас христиане говорят, что Иисус никогда не смеялся. Это — чушь. Эта чушь навязывается христианами Иисусу. Они нарисовали Иисуса с печальным, удлинённым лицом. Иисус в церквях — это фальшивый Иисус. Церкви создали собственного Иисуса. Реальный Иисус, подлинный Иисус любил смех, он был человеком праздника. Иначе и быть не может.

Мой завет вам: наслаждайтесь жизнью с наибольшей полнотой и вы будете подходить всё ближе и ближе к Божественному, вы будете подходить ближе к дому.

Второй вопрос:

Вы говорили сегодня о необходимости иметь прозрачный ум с тем, чтобы яснее видеть и, тем самым, уничтожить необходимость выбора. Не являются ли желания, исходящие только из эго, единственной причиной загрязнения ума? Ведь без желаний нет нужды выбирать. Тогда всё просто случается.

Проблема тогда возвращается к уничтожению эго и желаний. Этот порочный круг может быть разрушен двумя путями:

а) посредством постепенного процесса изживания эго и желаний в течение многих жизней или

б) посредством выхода из порочного круга с помощью прыжка в неизвестное.

Второй путь кажется более предпочтительным, но откуда приходит побуждение выйти из круга? Действие мотивируется обычно каким-либо желанием.

Можно позволить всему случаться или можно действовать, что снова означает выбор.

Во-первых, не существует двух путей выхода за пределы желающего ума, существует только один путь. Если бы путей было два, опять бы возник выбор. Существует только один.

Первое, говорите вы: «Посредством постепенного процесса изживания эго и желаний в течение многих жизней...»

Это порождено замутненностью вашего ума. Первое сотворено вашим умом, потому что ум всегда хочет отложить на потом. Он всегда говорит «завтра», «в следующей жизни». Он творит время. Время — это творение ума, потому что ум не может жить без времени. Ум не может существовать в «здесь и сейчас». Ум может существовать только в будущем или прошлом; он проецирует. Так, ум говорит: «Это очень сложная проблема. Вы можете решить её только постепенно, желание за желанием. Необходимо измениться, практиковать. Вам придётся применить тысячу и один метод, следовать разными путями. Наконец, где-то в отдалённом будущем вы станете просветлённым. Вы оставите всё желания».

Но во всех этих жизнях, в которых вы будете практиковать это, вы будете делать это из побуждения, побуждения стать просветлённым. Все ваши методы, все ваши упражнения будут корениться в побуждении к просветлению. Поэтому в течение всех этих жизней вы будете вскармливать ваше желание стать просветлённым, оно будет становиться сильнее и сильнее. Вы не сможете выбраться из этого, вы будете помогать укорениться вашему побуждению. Завтра оно станет сильнее, послезавтра ещё сильнее, и так далее, — потому что каждый день вы будете носить это побуждение в вашем уме, вы будете давать ему энергию, будете вливать свои жизненные соки в него. И если вы не станете просветлённым сейчас, то завтра это будет немного труднее, а послезавтра — ещё труднее. А после этого уже никто не знает... это может случиться, а может и не случиться никогда. Сейчас или никогда!

Так что первая альтернатива па самом деле не существует; это просто стратегия ума.

Второй путь: «Посредством выхода из порочного круга с помощью прыжка в неизвестное. Второй путь кажется предпочтительнее».

Нет никакого другого пути! Это не предпочтительный, это — единственно существующий путь. Это не вопрос выбора. В жизни выбора нет, в этом жизнь просто бескомпромиссна. В жизни нет двух дверей, есть только одна дверь. Вот почему Иисус говорит: «Путь прямой, но узкий». Он очень узкий. Нет большой возможности выбирать, на самом деле нет никакой возможности выбирать.

Проблема заключается в следующем: как осуществить второй путь, который и есть единственный? Как осуществить его? — потому что снова возникает вопрос: откуда взять побуждение?

А не случалось ли с вами так, что вы действовали без побуждения? Позже вы могли всё обдумать, снова рассмотреть ситуацию и решить, что побуждение было, но в реальном процессе его не было.

Например, вы идёте по тропинке и видите ползущую змею. Нет времени на размышление. Побуждение требует времени, Нужно войти в силлогизм: вы должны увидеть змею, ядовитая ли она или нет, опасная или нет, вы должны вспомнить о других случаях со змеями, о мнениях других людей по поводу змей. Вы должны будете размышлять. Затем вы испугаетесь и появится побуждение: как защитить себя, как отпрыгнуть, что делать? — но так не бывает. Столкнувшись со змеей, вы просто прыгаете в сторону. Прыжок происходит сразу; без мотивации, действие целостно. Вы и есть действие! Нет такого, что существует действующий и Действие и между ними ум, думающий и размышляющий, что делать. Вы просто действуете.

Ваш дом горит: вы выскакиваете, вы не размышляете над этим. Никаких раздумий. В момент не-мыслия возникает действие: действие не имеет мотива, хотя, если вы позже оцените ситуацию, то найдёте его. Этот мотив создан умом. Уму не понять что-нибудь без мотива, ум сам есть мотив. Даже там, где нет мотива, ум его навязывает. Позже, расслабившись, сидя поддеревом, вы будете думать: «Побудительным мотивом был страх. Я испугался смерти и поэтому прыгнул». Но это неверно, абсолютно неверно. Не было смерти, не было страха. Вы просто действовали. Действие пришло от интуиции, а не от мысли и интеллекта. Дом был в огне? — вы просто выскочили. Это было естественное явление, это было то, что случается.

Люди, бывало, приходили к Будде снова и снова и говорили ему: «Да, всё, что вы говорите, верно, кажется верным, кажется рациональным и логичным. Нам бы тоже хотелось выбраться из этого колеса жизни и смерти, но вы тут же лишаете нас малейшей возможности. Вы говорите: „Просто прыгайте без всякого мотива, потому что если у вас есть какой-либо мотив, вы останетесь в порочном круге жизни и смерти. Ведь все мотивы — это спицы того же колеса, они привязывают вас к нему. Если у вас есть какой-либо мотив, какое-либо желание, какая-либо цель, какое-либо будущее — вы будете вновь и вновь вращаться в том же кругу. Просто выйдите из него без всякой мысли.“

Ещё люди говорили: «Мы понимаем. Это выглядит логичным: мир есть не что иное, как проекция наших желаний, поэтому, если у нас есть желание — даже выйти из мира, — оно сотворит новый мир и так до бесконечности, один за другим. Так можно продолжать и продолжать. Тогда, как же выбраться?»

И Будда отвечал: «Вы должны понять лишь то, что жизнь не имеет смысла. Пусть вам будет ясно, что жизнь иллюзорна, что в ней только страдание и боль и ничего более, агония и ничего более».

Осознайте, что дом горит, и тогда не останется никаких «как». Человек, чей дом охвачен пламенем, не берётся за учебник «Как выбраться из горящего дома», он просто находит путь. Он выпрыгивает из окна, выбегает через запасной выход. Он не беспокоится об окнах и дверях, об этикете и манерах; вся эта роскошь невозможна в такой момент. Такую роскошь можно позволить себе только тогда, когда пожара нет, а вы размышляете на досуге: «Если бы дом был в огне, откуда бы я выскочил?» Но главное тут «если»: потому-то у вас и есть возможность поразмышлять.

Под «ясностью ума» я подразумеваю просто видение факта таким, каков он есть. Если он является ложным, он отпадает от вас сам собой; чтобы отбросить его, мотивов не понадобится. Никто ничего не отбрасывает, потому что отбрасывая, вы притягиваете это ещё ближе. Вы не можете ни от чего отказаться. В самом отказе есть привязанность.

Вы думаете: «Моя жизнь в семье с женой и детьми — это привязанность. Она не позволяет мне медитировать. Она не оставляет мне времени и пространства для поиска Бога. Я должен идти в Гималаи, я должен оставить эту семью». Можно покинуть семью, отречься от неё, сбежать в Гималаи, но сидя в Гималайских пещерах, вы будете думать о своей жене и о детях, а Бог будет так же далёк, как и прежде, — даже ещё дальше. Живя с женой и детьми, вам не приходится о них много думать. Они тут, чего о них думать? Когда же их нет, вы будете думать о них постоянно. Тогда все радости семейной жизни... смех и беготня вашего ребёнка в саду... ваше времяпрепровождение с женой, вся эта ностальгия нахлынут тысячами путей, в гораздо более красивых формах, более ярких, более манящих.

Что же вы ещё будете делать, сидя в своей пещере? Будете думать о доме, о его тепле и уюте. Пещера будет отбрасывать вас к дому снова и снова. Холод пещеры будет напоминать вам о тепле вашей жены, её тёплом теле. Нет никого, чтобы присмотреть за вами, чтобы позаботиться о вас... и вам будет приходить на ум всё время одна и та же мысль: «Что ты с собой сделал? Как ты мог оставить детей сиротами?» Это будет мучить, это будет мучить ваше существо, это будет причинять боль. Это станет раной. Вы не сможете забыть, вы не сможете простить себя.

Это нелепый путь. Никто ни от чего не отрекается, никто ничего не оставляет. Тот, кто понимает, обнаруживает, что кое-что исчезает. Исчезновение — в самом понимании. Я знаю, что, если вы живёте в своём доме с женой и детьми, то наступит момент, когда вы больше не муж, а она больше не жена. На самом деле, когда придёт этот момент, и вы больше не муж, а она больше не жена, любовь расцветёт во всём своём великолепии.

Быть мужем — безобразно, быть женой — безобразно; это нечто установленное, узаконенное. Это — род сделки. Супружество — безобразно. Наступает момент понимания, когда супружество просто исчезает. И вы узнаете, что вы не можете стать хозяином женщины. Сама идея насильственна, сама идея эгоистична. Как можно обладать женщиной? Как вы можете превратить прекрасную женщину в безобразную жену? Теперь она становится снова свободной, она больше не в клетке, называемой замужеством; вы становитесь снова свободным, вы больше не муж — вы оба начинаете парить в небе, свободные. Вы больше не в клетке. Супружество исчезло, небо любви открыто.

Вот путь избавления от привязанностей: не в отречении от тех, кого любишь, но в отрешении от всего того безобразия, что вы собрали вокруг них. А это отречение приходит из прозрачной ясности.

Как вы можете говорить: «Это мой ребёнок». Все дети — дети Божьи. Если вы в своём уме, как вы можете заявлять: «Этот ребёнок принадлежит мне?» Он появился через вас, это верно, вы были «проходом» для него, но вы не можете владеть им, не можете обладать им. Вы можете любить его, вы можете праздновать его приход к вам, но ни в коем случае вы не можете обладать какой-либо властью над этим ребёнком. Понимание меняет ситуацию.

Просто попытайтесь понять, как вы живёте, что есть ваша жизнь. Вглядитесь в неё глубже, наблюдайте её глубже. Не спешите что-то менять. Никогда не спешите менять, просто пусть ваше проникновение станет глубоким. Видение ложности вещей делает вас свободными. А знать ложное как ложное — это видеть истинное как истину. Когда вы видите ложное как ложное, ваши глаза начинают двигаться к истинному.

Вот что я имею в виду, когда говорю, что просветление приходит с отсутствием выбора. Оно не мотивировано. Оно приходит, когда познается тщета всякой мотивации.

Третий вопрос:

Что мешает мне сказать жизни «да» и полностью отдаться ей, и всегда ли правильно — говорить «да»?

Трудно говорить жизни «да», потому что вас учили говорить «нет». И такое обучение очень древнее. И не только это обучение мешает вам говорить «да», в вас есть ещё некий внутренний механизм, не позволяющий вам говорить «да».

Когда ребёнок рождается, он всегда говорит «да». Постепенно, по мере того, как он начинает чувствовать себя отдельной личностью, в нём возникает «нет». Когда ребёнок начинает говорить «нет», можно быть уверенным, что для него наступил момент рождения его эго. Эго может существовать только отрицая, поэтому каждому ребёнку приходится говорить «нет». Это внутренняя необходимость при становлении личности. Если ребёнок будет продолжать говорить «да» всему, он никогда не станет личностью, у него не будет никакого определения для своего существа. Как он сможет определить себя? «Да» не даёт вам никакого определения, «нет» даёт вам определение. Когда вы говорите «нет», вы знаете, что это «я» говорит нет. Когда вы говорите «да», в этом нет никакого «я».

Говоря «да», вы остаетесь с жизнью единым целым. Говоря «нет», вы отделяете себя, вы утверждаетесь. В этом смысл библейской истории о том, как Адам перестал подчиняться Богу, как Адам сказал «нет». Это должно было случиться, иначе Адам никогда бы не отделился от Бога. Он никогда бы не обрёл индивидуальности, он остался бы расплывчатым как облако или туманность. Он должен был сказать «нет», должен был выйти из подчинения, взбунтоваться. И помните, это не есть что-то, случившееся в прошлом и случившееся только раз; это случается с каждым новым Адамом, с каждым родившимся ребёнком. Каждый ребёнок живёт в Эдемском саду несколько месяцев, несколько лет, а затем, постепенно, ему приходится отрицать, ему приходится бунтовать, ему приходится перестать подчиняться. Отец говорит: «Не делай этого», а ребёнок делает, просто чтобы сказать: «Я сам по себе. Ты не можешь мне больше приказывать. Я — не раб. У меня свои предпочтения, у меня есть свои „нравится“ и „не нравится“. Иногда ребёнок делает даже то, что не хочет, но он вынужден это делать, потому что отец говорит: „Не делай“.

Дети начинают курить сигареты: в первый раз ни одному ребёнку это не нравится. На глазах выступают слёзы, ребёнок начинает кашлять, в горле першит, на сердце неприятно, — но он должен сделать это, поскольку отец говорит: «Не кури!» Он должен идти против отца; это — единственный способ иметь отдельное существование. Он должен идти против матери, против Учителя. Для каждого ребёнка наступает пора сказать «нет». И это — в порядке вещей. Я не против этого, иначе больше не было бы индивидуальностей. Но затем вы привыкаете говорить «нет».

Есть время, есть пора говорить «нет», и есть время оставить ненужные «нет». В противном случае вы никогда не достигнете единства с божественным. Поймите суть этого: «нет» помогает вам отделиться от вашего отца, от вашей матери, от вашей семьи, от вашего общества. Это хорошо. Это в порядке вещей, но затем однажды вы должны научиться говорить «да» Богу, существованию. Иначе вы всегда останетесь отделённым, а отделение приносит страдание, разделённость творит род борьбы в жизни. Жизнь становится войной. А жизнь не должна быть войной, она должна быть тихой радостью.

Поэтому однажды нужно сказать «да».

Вы спрашиваете меня, что мешает вам говорить «да»?

Вы боитесь потерять своё эго. Вы стоите на пути, ваше эго стоит на пути. Это хорошо, что оно помогло вам избавиться от прошлого наследия, истории, ваших родителей, вашей семьи, вашей церкви. Это хорошо. Его работа закончена; вы уже не ребёнок! Перестаньте бороться. Не тащите за собой старую привычку говорить «нет», иначе вы останетесь ребёнком.

Видите, какой парадокс: если ребёнок никогда не скажет «нет», он никогда не вырастет, но если взрослый человек продолжает говорить «нет», он остаётся ребёнком. Однажды вам нужно сказать «нет» всем вашим сердцем, и точно так же однажды вам нужно отбросить это «нет». И вы спрашиваете, всегда ли верно говорить «да»?

Нет, не всегда. «Нет» имеет свою область применения. Не нужно лишь слишком увлекаться им и это всё. «Нет» не плохо само по себе. Существуют моменты, когда вам нужно сказать «нет», существуют моменты, когда вам нужно сказать «да». Вам следует быть свободным в обращении с «да» и «нет»; вот, что я говорил вам. Не нужно быть привязанным ни к тому, ни к другому. Свободный человек — это тот, кто вглядывается в каждую ситуацию и говорит «да» или «нет», какой бы ответ ни был, каковы бы ни были его чувства в этот момент. Это «да» или «нет» не приходит из прошлого, не приходит из памяти. Это не реакция, это ответ.

Один человек, сидя в лодке на реке Потомак, кричал: «Нет! Нет! Нет!»

Другой, видевший это, спросил: «Почему этот человек говорит „Нет! Нет! Нет!“? Ведь там никого нет, он один в лодке. И он не просто говорит, он кричит во всю глотку: „Нет! Нет! Нет!“ Наблюдатель был естественно озадачен.

«Ничего удивительного, — сказал проходивший полисмен озадаченному человеку, — он просто из тех, кто в Белом Доме постоянно говорит „да“, у него сейчас отпуск».

Нужно равновесие. Если вы будете всё время говорить «да», вы станете однобокими и вам понадобятся каникулы, вам нужно будет поехать на лодке одному и кричать «Нет! Нет! Нет!» Тогда вам станет хорошо. «Да» и «нет» подобны вздоху и выдоху, тут нечего выбирать. Вам нужно вдыхать и вам нужно выдыхать, и то и другое необходимо.

Ваш дом горит, и вы выскакиваете: это «нет». Вы говорите огню: «Я выхожу».

Змея пересекает вашу тропинку и вы отскакиваете; вы говорите «нет». Вы можете не произносить слово «нет», но есть тысяча жестов, обозначающих то же самое.

Человек должен быть свободен в выборе ответа «да» или «нет». Если вы одержимы «да», вы не будете иметь никакой индивидуальности. Если вы одержимы «нет», у вас будет только безобразное эго. Человек, владеющий балансом «да» и «нет» — здоровый и целостный. И говорить «да» — этоне всегда хорошо; такого не может быть. Ничто не есть всегда хорошо, и ничто не есть всегда плохо. Но вас без конца учат застылым идеям: это плохо, а это — хорошо. Хорошее и плохое изменяют свои свойства; они изменяются в зависимости от обстоятельств. Никакое действие само по себе не хорошо, или может быть хорошо, иди плохо, или может быть плохо. Каждая ситуация нова, её нельзя оценить заранее. Никогда не привносите застылых идей, они навязчивы. Оставайтесь свободным для действия.

Религиозный человек тот, кто отвечает, кто свободен действовать в любой ситуации, чьи реакции не фиксированы, не механистичны.

Двое пошли в горы. Один из них сказал: «Я опытнее тебя. Я пойду вперёд и покажу тебе, как это делается». Он пошёл вперёд и провалился в большую глубокую двухсотпятидесятифутовую трещину. Его товарищ прокричал ему:

— Ну как, всё в порядке?

— Нет, я сломал обе руки.

— Ну, вылезай с помощью ног.

— Я и обе ноги сломал.

— Ну, вылезай с помощью зубов.

И вот он стал лезть с помощью зубов, на это ушла уйма времени. Он уже был у самого верха, когда товарищ спросил его:

— Ну как, всё в порядке?

— Да-а-а, — донёсся ответ, и он снова полетел вниз.

Так что ответ «да» не всегда подходит.

Пятый вопрос:

Верь в Аллаха, но прежде привяжи своего верблюда», — мне правятся это суфийское изречение, но я не понимаю, кто такой или что такое «верблюд»?

Под верблюдом может пониматься разное. Верблюд — это не нечто конкретное, он является в разных формах и размерах. Верблюд — это лишь символ. Это изречение означает: не будьте пассивными. У Бога нет рук, кроме ваших. Верь в Аллаха, верь в Бога, но это не должно быть основанием для лени.

В мире существует три типа людей. Один думает, что он должны обо всём позаботиться; он — человек действия. Он не верит в целое, в единое, он обходит его. Он живёт, исходя из своей маленькой силы, и, естественно, терпит поражение за поражением вновь и вновь. Если вы живёте, противопоставляя свою очень маленькую энергию океану энергии, окружающему вас, то вы обречены оставаться неудачником. Вы будете страдать и мучиться. Вся ваша жизнь пройдёт в непрерывном страдании.

Второй тип — это тот, кто думает: «Если Бог делает всё, то мне не нужно делать ничего. Не предполагается, чтобы я делал что-нибудь». Такой человек просто сидит и ждёт. Его жизнь становится всё более и более инертной. Он больше не живёт, он существует как растение.

Эти два типа являют собой Восток и Запад. Запад являет деятеля, активный тип; Восток — пассивный тип, бездеятельный.

Запад сводит себя с ума. Проблема Запада в избытке действия. У Запада нет веры, он рассчитывает только на себя. «Я должен сам всё обеспечить. Я один. Существование не думает обо мне». Естественно, это порождает озабоченность. И эта озабоченность становится невыносимой. Она порождает все виды неврозов, психозов, она взвинчивает, делает человека напряжённым, нервным. Это убийственно, это сводит с ума. Запад преуспел во многом, он преуспел в атеизме, он преуспел в отбрасывании всех видов доверия и смирения, он отбросил все виды естественных состояний. Вот почему на Западе людям всё труднее заснуть: ведь это тоже требует доверия.

Я знавал человека, который не мог спать ночь; он должен был бодрствовать ночью. Спал он днём, но он должен был бодрствовать ночью. Его жена говорила мне: «Сделайте что-нибудь, потому что это создаёт множество проблем. Он не может работать, потому что спит днём, а всю ночь бодрствует и нам приходится бодрствовать, поэтому он сводит меня с ума!»

Мне стало интересно, в чём же тут дело. Этот человек был очень недоверчив. Он сказал мне: «Я не могу спать ночью: ведь остальные тоже спят. Если что-нибудь случится со мной, кто мне поможет? Я сплю днём, потому что в это время не спят дети, жена не спит; не спят соседи, весь мир не спит. Если со мной что-нибудь случится, есть кому помочь. А если ночью я умру..? А если ночью прекратится дыхание..?» Он был сумасшедший.

Но именно это порождает бессонницу на Западе. Люди не могут заснуть, они боятся, что с их телом что-нибудь может случиться. Ничего не случается с их телами. Их тела так же здоровы, как всегда, — на самом деле, более здоровы, чем всегда. Но в их уме что-то прочно засело: что они должны делать всё. А сон не может быть делом, он не относится к «деланию». Сон надо позволить. Вы не можете делать его, сон — не действие; сон приходит, он случается. Запад совершенно забыл, как позволять вещам случаться, как быть в состоянии «пусть идёт», поэтому и сон стал проблемой. Любовь стала проблемой. Оргазм стал проблемой. Жизнь такая напряжённая, что кажется, нет надежды, и человек спрашивает снова и снова: «Для чего жить? Зачем продолжать жить?» Запад на грани самоубийства. И этот момент самоубийства всё ближе и ближе.

Восток слишком преуспел в расслаблении, в пребывании в состоянии «пусть идёт». Он очень обленился. Люди умирают, голодают — и они довольны, их это не тревожит, они доверяют Богу. Они приспосабливаются ко всяким безобразным ситуациям. Они никогда ничего не меняют. Они хорошо спят, у них есть покой, но это — почти растительная жизнь. Каждый год на Востоке миллионы людей умирают только от голода. И они ничего не делают, никого это не волнует. «Такова воля Аллаха!»

Суфии стремятся создать третий тип человека, настоящего человека: который знает, как делать, и который знает, как не делать; который, когда нужно, умеет делать, умеет говорить «Да!», и который, когда нужно, умеет быть пассивным и умеет говорить «Нет!»; который вполне бодрствует днём и вполне спит ночью; который знает как вдыхать и как выдыхать, который понимает равновесие жизни.

Верь в Аллаха, но прежде привяжи своего верблюда.

Это изречение из одной небольшой притчи.

Учитель путешествовал с одним из своих учеников. Ученик имел поручение смотреть за верблюдом. Как-то ночью, усталые, они подошли к караван-сараю. Привязывать верблюда было обязанностью ученика; но на сей раз он не побеспокоился об этом, он оставил верблюда непривязанным. Вместо этого он помолился. Он сказал Богу: «Позаботься о верблюде» — и заснул.

Утром верблюда не было — может быть украли, может быть сам ушёл, или что-нибудь ещё случилось. Учитель спросил: «Что случилось с верблюдом. Где верблюд?»

Ученик ответил: «Не знаю. Спросите у Бога, поскольку я попросил Аллаха позаботиться о верблюде, и я был таким усталым, поэтому я не знаю. И я не виноват, я ведь сказал Аллаху, и достаточно ясно! Честное слово. И даже не один раз, — трижды. А вы учите: „Верь в Аллаха“, — вот я и доверился. Не смотрите на меня так сердито».

Учитель сказал: «Верь в Аллаха, но прежде привяжи своего верблюда, — поскольку у Аллаха нет других рук, кроме твоих».

Если Он захочет привязать верблюда, Он будет вынужден использовать чьи-то руки; у Него нет других рук. И это ваш верблюд! Лучший способ, простейший и кратчайший, самый короткий, — использовать ваши руки. Верьте в Аллаха. Не полагайтесь только на свои руки, иначе вы станете напряжёнными. Привяжите верблюда, а затем доверьтесь Аллаху. Вы же спросите: «Зачем доверяться тогда Аллаху: верблюд-то уже привязан?» Да затем, что и привязанного верблюда тоже можно украсть. Ваше дело сделать то, что можно: это не сделает результат определённым, не даст гарантии. Поэтому делай то, что ты можешь, а там, что бы ни случилось, прими это. В этом значение привязывания верблюда: делай всё, что можешь, не уходи от ответственности, а затем, если ничего не случится, или что-то пойдёт не так, доверься Аллаху. Он знает лучше. Может быть, нам лучше путешествовать без верблюда. Легко верить в Аллаха и быть ленивым. Легко не верить в Аллаха и действовать. Третье — трудно: верить в Аллаха и всё же оставаться деятельным. Но здесь вы только инструмент; действует Бог — вы просто орудие в его руках.

Вы спрашиваете: «Мне нравится это суфийское изречение, но я не понимаю, что такое верблюд».

Это зависит от контекста. Ситуация может напоминать притчу о верблюде, но контекст будет различным. Каждый день так случается: вы могли что-то сделать, но не сделали и оправдываетесь, что если бы Бог захотел, это было бы сделано. Он сделал бы это в любом случае. Вы делаете что-то и ждёте результата, вы ждёте, но результата нет. Тогда вы сердитесь, будто вас обманули, как будто Бог вас подвел, как будто Он против вас, пристрастен, несправедлив. И в вашем уме возникает жалоба. Тогда вера пропадает.

Религиозный человек это тот, кто делает то, что в его силах, но не создаёт из этого напряжённости. Мы ведь все очень маленькие атомы в этой Вселенной, всё является очень сложным. Нет ничего, что зависело только бы от моего действия; есть тысяча сплетающихся энергий. Результат зависит от суммы этих энергий. Как я могу определить дальнейшее? Но если я ничего не делаю, всё может пойти иначе. Я должен делать и ещё я должен научиться ничего не ждать. Тогда действие есть род молитвы, без желания того, что должен быть какой-то определённый результат. Тогда нет отчаяния. Вера поможет вам избежать отчаяния, а привязывание верблюда поможет вам остаться живым, активно живым. Верблюд не является чем-то фиксированным; это — не название чего-то определённого. Всё зависит от контекста. Город был взбудоражен. Один из обитателей местного сумасшедшего дома сбежал и изнасиловал двух женщин. Все были в ужасе.

Ближе к вечеру в местной газете появилось описание этого происшествия под заголовком «NUT BOLTS AND SCREWS (болты с гайками и винты)».

Если вы прочтёте только заголовок, вы никогда не узнаете значения этого — «nut bolts and screws». Вам придётся читать всю статью; смысл зависит от контекста.

К сожалению, жизни большинства людей отражаются в следующем разговоре между двумя деловыми людьми:

«Это замечательно! Вы вышли на рынок всего шесть месяцев назад, и у вас уже миллион долларов. Как вы этого добились?»

«Ну, — был ответ, — это очень просто. Я начал с двух миллионов».

Верблюд не является чем-то определённым. Всё надо видеть в контексте; он будет изменяться. Но это изречение имеет большую ценность: оно является суфийским подходом к созданию третьего человека.

Шестой вопрос:

Что такое закон кармы?

На самом деле это не закон, поскольку за ним нет никакого законодателя. Напротив, это присуще самому существованию. Это сама природа жизни: что посеешь, то и пожнешь. Но это сложно, это не так просто, это не так очевидно.

Чтобы уяснить, попытайтесь понять это с помощью психологии, поскольку современный ум может понимать, только если что-то объясняется психологически. В прошлом, когда обсуждали закон кармы, — когда о нём говорил Будда и когда о нём говорил Махавира, — они использовали психологические, физические аналогии. Человек далеко ушёл с того времени, человек далеко продвинулся с того времени. Теперь мир человека стал психологичнее, так что это будет полезным.

Каждое преступление против своей природы, каждое преступление без исключения записывается в нашем подсознании, — в том, что буддисты называют алайявигьяна, хранилище сознания, — каждое преступление.

А что такое преступление? Это не то, что считал преступлением суд Ману, поскольку этот суд теперь неуместен; это не то, что считается преступлением согласно десяти заповедям, они тоже уже неуместны; и не то, что считают преступлением некоторые правительства — всё это очень изменчиво. То, что считается преступлением в России, не считается таковым в Америке. То, что считается преступлением в индийской традиции, не является преступлением для мусульман. Тогда, что такое преступление? Должно же для него быть универсальное определение.

Моё определение таково: то, что идёт против вашей природы, то что идёт против вашего собственного «я», вашего существа, является преступлением. А как узнать, что это преступление? Когда вы совершаете преступление, оно записывается в вашем подсознании. Оно записывается определённым образом: оно записывается и начинает давать вам чувство вины. Вы начинаете испытывать презрение к самому себе, вы начинаете чувствовать себя недостойным, вы начинаете себя чувствовать таким, каким вы не должны быть. Что-то внутри вас затвердевает, что-то внутри вас закрывается. Вы больше не такой текущий, как раньше. Что-то остыло, затвердело; это ранит и приносит ощущение недостойности.

Кэрен Хорни хорошо описала это бессознательное восприятие и запоминание. Она говорит: «Это регистрируется». Мне нравится это... это регистрируется. Всё, что вы делаете, автоматически регистрируется. Если вы любили, то регистрируется, что вы любили; это даёт вам чувство достойности. Если вы ненавидели, сердились, были нечестны, раздражительны — это регистрируется и даёт вам чувство недостойности, чувство того, что вы ниже человека, чувство неполноценности. А когда вы чувствуете себя недостойными, вы чувствуете себя отрезанными от потока жизни. Как вы можете быть в единении с людьми, если вы что-то скрываете? Единение возможно только тогда, когда вы раскрываетесь, когда вы доступны, когда вы целиком доступны.

Если вы обманываете вашу женщину, были у другой, то вы не сможете быть у вашей женщины целиком и полностью. Это невозможно, поскольку это регистрируется: глубоко в вашем подсознании вы знаете, что вы нечестны, глубоко в вашем подсознании вы знаете, что вы предали, глубоко в вашем подсознании вы знаете, что вы должны скрывать это, что вам не следует открывать этого. Если вы должны что-то скрывать, если у вас есть какая-то тайна от вашей возлюбленной, возникнет дистанция, — и чем больше секретов, тем больше дистанция. Если у вас слишком много секретов, тогда вы совершенно закрыты. Вы не можете расслабиться с этой женщиной, и вы не даёте возможности этой женщине расслабиться с вами, потому что ваша напряжённость создаёт напряжённость в ней, а её напряжённость делает вас ещё напряжённее, и это продолжается, создавая порочный круг.

Да, это регистрируется в наших книгах, в нашем существовании. Помните, нет книг, которые пишет Бог: это старый способ для того, чтобы выразить то же самое. Эта книга — наше существование! Чем бы вы не были, что бы вы не делали, это постоянно регистрируется. Не то, чтобы кто-нибудь записывал это; тут естественное явление. Если вы солгали, регистрируется, что вы лгун, и вы теперь должны защищать эту ложь, а чтобы защитить одну ложь, вам потребуется тысяча новых обманов, вам придётся продолжать и продолжать. Постепенно, вы становитесь хроническим лжецом. Правда становится невозможной для вас, потому что сказать даже маленькую правду теперь становится опасно.

Посмотрите, как всё связано: если вы скажете одну ложь, она порождает другие — подобное притягивает подобное, — и теперь правда нежелательна, потому что темнота лжи не любит света истины. Поэтому, даже когда вся ваша ложь не подвержена опасности какого-либо разоблачения, вы не сможете говорить правду. Если вы скажете правду, она породит многие другие — подобное притягивает подобное. Если вы естественно правдивы, то даже однажды вам очень трудно солгать, потому что вся ваша правдивость защищает вас. И это естественное явление. Нет Бога, пишущего книгу. Эта книга — вы. Вы и есть Бог, а ваше существование и есть эта книга.

Абрахам Маслоу говорит: «Если мы делаем то, чего мы стыдимся, это регистрируется к нашему позору. И если мы делаем что-то хорошее, это регистрируется к нашей чести». Вы можете запомнить это, вы можете наблюдать это.

Закон кармы — это не какая-то философия, не какая-то абстракция. Это просто теория, объясняющая нечто истинное в нас. Итог таков: либо мы уважаем себя, либо презираем и чувствуем себя презренными и недостойными любви.

Каждый момент вы творите себя; либо благодать будет обитать в вас, либо позор — это закон кармы. Никто не может избежать его. Карму не обмануть — это невозможно. Наблюдайте... и как только вы поймёте, всё начнёт меняться. Поняв неизбежность этого, вы станете совершенно другим человеком.

И последний вопрос:

Что такое интенсивность?

Это важное понятие, потому что только через интенсивность вы сможете добиться успеха. Когда все ваши желания, все ваши страсти отпадут и станут единым пламенем — это интенсивность. Когда вы едины внутри, и всё ваше существо поддерживает это единство — это интенсивность.

Это в точности то, что говорит это слово: intensity, in tensity — в напряжённости. Противоположное слово — ex tensity, без напряжённости: когда вы расползаетесь, в вас тысяча и одно желание, много фрагментарных желаний, одно ведёт на север, другое на юг. Вас тянет в разные стороны. Вы не едины, вы — целая толпа. А если вы толпа, вы будете несчастны, если вы толпа, вы никогда не почувствуете удовлетворения. В вас нет центра. Смысл интенсивности в том, чтобы создать в себе центр.

Имеются два слова, важных для понимания. Одно — это «центробежный»: оно означает стрелки, движущиеся от центра, идущие в различных направлениях, экстраверсия. Маленькие кусочки, маленькие частицы вашего существа летают повсюду во всех направлениях, во всех возможных направлениях: это центробежность. Таковы и люди: они центробежны. Другое слово — «центростремительный»: когда все стрелки направлены к центру, когда фрагменты соединяются вместе. В первом случае вы распадаетесь на части, вы в своего рода децентрализации. Во втором случае вы соединяетесь, своего рода интеграция. Вы становитесь центрированными, собранными внутри: в этом смысл интенсивности.

Быть может, вам знаком миг опасности... вдруг в тёмной ночи перед вами обнажённый меч, тогда вы знаете, что такое интенсивность. Вдруг все ваши мысли исчезают, толпа становится одним. В этот момент вы становитесь единым индивидуумом.

Слово «индивидуум» означает неделимый. Вы становитесь неделимым, становитесь единым — не только объединённым, но единым. Вы будете абсолютно единым. Представшая смерть создала интенсивность.

Или в любви... Вы влюбляетесь, появляется интенсивность. Всё остальное становится несущественным, периферийным. Только любовь есть всё и целое в вашем сердце.

Когда такая интенсивность возникает в медитации, она приводит вас к Богу; или в молитве, тогда она тоже приводит вас к Богу.

Послушайте один рассказ:

Это случилось на последних Олимпийских играх. В раздевалке американской команды борцов стоял тренер Джон Мак, давая последние наставления перед предстоящей схваткой своему подопечному Майку Флемму, по прозвищу «Бычок».

«Ты знаешь, — сказал Мак, — советский борец Иван Катрувский один из сильнейших в мире. Но на самом деле он не так силён, как ты. Единственное, что делает его непобедимым, это его особый захват. Если ему удаётся поймать соперника на этот захват, тот обречён. Он двадцать семь раз применял этот захват, и всякий раз его противник сдавался в течение десяти секунд. Поэтому послушай меня, Бычок, тебе надо быть чертовски осторожным. Ни в коем случае не давай ему провести этот захват. Если он захватит тебя, ты готов!»

«Бычок» внимательно слушал наставления тренера о том, как избежать мёртвой хватки Ивана.

Первые три минуты схватки ни американец, ни русский не могли получить преимущества. Зрители замерли в ожидании.

Затем зал вдруг взорвался — «Бычок» Флемм попал в захват Ивана и мычал в страшных муках. Мак понял, что матч проигран и покинул арену в глубоком унынии. Вдоль коридора эхо несло мучительные крики «Бычка».

Но вдруг, когда Мак уже входил в раздевалку, он услышал из зала потрясающий вопль, такого он не слышал за всю свою долгую жизнь. Трибуны бесновались. По крикам Мак понял, что «Бычок» выиграл схватку, но что могло вызвать такой немыслимый поворот?

Минутой позже Флемм трусцой вбежал в американскую раздевалку. Тренер обнял его и спросил: «Как тебе удалось вырваться?»

«Знаешь, — ответил Флемм, — он скрутил меня так, что я никогда не испытывал ничего подобного. Мне казалось, что мои кости трещат. И уже теряя сознание, я увидел перед собой висящие два яйца. Одним отчаянным выпадом я укусил эти яйца. Ну, Мак, ты не можешь себе представить, на что способен человек, когда он кусает самого себя за яйца!»



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт