Книга Волшебный витраж онлайн

Глава первая

Глядя сквозь букет всклокоченных хризантем, подаренный ей по случаю увольнения, Митци размышляла, не стоит ли ей убить Троя Хейли, пусть за это и дадут десять лет тюрьмы.

Правда, ни время, ни место нельзя было считать подходящими: среди бела дня, в вестибюле банка, когда кругом толпятся, не выпуская из рук бокалы шардоне, коллеги и клиенты, не говоря уже об официальных лицах второго ряда и нескольких представителях местной прессы, – обстановка не идеальная для убийства. Пусть преступница пользуется уважением, пусть ей уже немало лет, но все равно это будет убийство – хотя финансовым кругам она, несомненно, оказала бы добрую услугу.

Трой Хейли, которому на вид можно было дать лет восемнадцать – намазанные гелем волосы торчат ежиком, лицо украшают шрамики от прыщей, – вышагивал, как павлин, под восторженным взглядом всех сотрудниц в возрасте до тридцати по сводчатому зданию постройки девятнадцатого века, будто филиал банка в Уинтербруке принадлежал лично ему. Что было, как мрачно подумала Митци, не так уж далеко от истины. В конце концов, он был новым менеджером.

Митци недоверчиво покачала головой, глядя на него, – уверенный в себе, он смеялся, шутил и пожимал руки. Трой Хейли был катастрофически и недопустимо молод. Ах, конечно же, она ничего не имела против молодежи вообще. Она всегда гордилась тем, что молодо выглядит и придерживается современных взглядов, и с удовольствием общалась с теми, кто был моложе ее; она восхищалась их оптимизмом и в то же время сочувствовала им – ведь так непросто становиться взрослыми в нынешней обстановке, когда никто ни в чем не может быть уверен.

Она всегда считала, что ей посчастливилось вдвойне – и намного больше, чем нынешнему поколению, – поскольку детство ее пришлось на спокойные, уютные пятидесятые, а подростком она успела насладиться неслыханной свободой, возможной только в шестидесятые. Сейчас жизнь обходится с молодыми сурово, она неумолима и даже жутковата. Но при всем своем сочувствии молодежи в целом Митци все же была уверена, что Трой Хейли слишком неопытен, чтобы брать на себя хоть какую-то ответственность. Лет ему небось столько же, сколько ее дочерям.

При этой мысли Митци поморщилась. Ее дочки, Лулу и Долл, едва ли могут решить свои личные проблемы, не то что управлять финансовыми операциями крупного банка. Но ведь кто-то, несомненно обладавший деловой хваткой, дал этому мальчишке возможность всецело распоряжаться жизнями и счетами сотен клиентов.

При этом Троя Хейли, как отлично знала Митци, «продвигали ускоренными темпами». Она постоянно слышала это выражение с тех пор, как месяц тому назад нежданно-негаданно объявили о его назначении, а также о том, что ей предстоит досрочно выйти на пенсию. Как она понимала, на сленге деловых кругов это означало «выпускник школы бизнеса, имеющий горы дипломов и сертификатов, но при этом совершенно неопытный».

А ведь когда-то все медленно, шаг за шагом поднимались по служебной лестнице. Ступенька за ступенькой осваивая профессию. Неужели повышение больше не требуется заслужить? Неужели не нужно накапливать знания, расти, наполняясь чувством собственного достоинства, стать уважаемым человеком, – да и разве может работать банковским менеджером человек по имени Трой?

Митци прикусила губу и чуть было не засмеялась над самой собой. Да она серьезно рискует превратиться в настоящего Виктора Мэлдрю,^[1] и это она-то, которая всегда гордилась своим «хипповским» отношением к жизни и своей невозмутимостью. Уравновешенность хороша только к месту, решила она, но все меняется, когда под угрозу поставлено твое выживание.

Она глянула на свое отражение в стеклах – за окнами банка уже становилось темно, а от света хрустальных люстр падали маленькие тени, льстившие самолюбию. Элегантная и аккуратная, с модной стрижкой, переливающейся десятками разных оттенков темно-красного, да что вы, конечно же, она не похожа на человека, которому предстоит выйти на пенсию. Ведь пенсионеры, кажется, это развалины, закутанные в разные шарфики и шаркающие ногами?

И что, вот так все и кончилось? Жизнь прошла? И теперь ей осталось только смотреть дневные телепередачи и посещать клубы, где пенсионеры встречаются за ланчем?

– Великолепно! Улыбочку! – В нескольких дюймах от лица Митци внезапно щелкнула камера; это была девушка из газеты «Уинтербрук адвертайзер». – А теперь не хотели бы вы сняться вместе с Троем?

– Спасибо, но, думаю, не стоит, – Митци переложила букет хризантем в другую руку. – Я ведь отсюда ухожу. Вашим читателям, как мне кажется, будет гораздо интереснее «новый порядок». Возможно, больше подойдет фотография Троя, э-э, с сотрудником, который занял мое место.

– Да, конечно, спасибо.

Явно не заметив иронии, девушка направила камеру в сторону Троя и Тайлера – так звали только что назначенного помощника Троя, столь же прыщавого и напомаженного. Предположительно, ему предстояло работать на должности Митци, к тому же взяв на себя и обслуживание частных клиентов, а ведь, как она догадывалась, ему никогда в жизни не случалось стенографировать, варить кофе или организовывать конференции.

Трой и Тайлер! С такими именами им стоило стать ведущими какой-нибудь детской передачи. А у всех девиц с гнусавыми голосами, принятых недавно на работу в справочную службу, имена были вроде Шанталь-Линн или Лорен-Сторм, а еще… Митци сердито фыркнула, спрятав лицо за букетом, так что папиросная бумага громко зашуршала.

– Вы в порядке, моя дорогая? – мистер Дикинсон, уволенный одновременно с ней, легко дотронулся до ее руки. – Не слишком огорчаетесь?

– Огорчена не особенно, а вот сердита не на шутку. – Митци снова поворошила хризантемы в букете и щелкнула пальцем по обертке. – Я просто призадумалась, не стоит ли удушить этого ужасного паренька моим стильным шарфиком из рафии. Вы только посмотрите на это. Букет даже не перевязан приличной лентой.

– Вам, по крайней мере, не подарили какие-нибудь дурацкие часы, – вздохнул мистер Дикинсон. – Почему часы, черт бы их побрал, всегда дарят именно тогда, когда меньше всего тянет наблюдать за тем, как улетает время?

Они посмотрели друг на друга, и на их лицах синхронно отобразилось сочувствие.

– Приветствую. – Трой Хейли, судя по всему, успел уже избавиться от прессы, подлизывающихся клиентов и отряда поклонниц в мини-юбках. – Как отдыхается?

– Вы ведь не особенно хотите услышать ответ на ваш вопрос, – свирепо зыркнула на него сквозь букет Митци, – правда? Да нет, лучше скажу по-другому. Что именно мы, с вашей точки зрения, должны сейчас чувствовать – мы, посвятившие этому банку последние тридцать пять лет своей трудовой жизни? Те, кого в полном расцвете сил отправили перебиваться на подножных кормах? Выгнали на пенсию, хотя мы еще много лет могли бы приносить пользу?

Трой Хейли пожал плечами.

– Это нелегко. Да, я, конечно, понимаю, что вы сейчас чувствуете по поводу всего происходящего, но настала пора новых игр. Все решают молодые. Технология – вот наш новый рок-н-ролл. Времена меняются. Сейчас, когда повсюду действуют телефонные информационно-справочные службы, а банковские операции можно совершать с домашнего компьютера, никто уже не хочет приходить в банк лично и общаться с менеджером лицом к лицу, э-э… ну, вы понимаете, о чем я. – Он по-приятельски похлопал Дикинсона но плечу. – Да что там, Нев, у вас теперь будет масса времени и с садом повозиться, и в гольф поиграть, а?

Нев? Нев? Митци чуть не задохнулась от возмущения. Ни разу за все те годы, что она была правой рукой мистера Дикинсона, она не назвала его Невилем – и уж тем более Невом. Даже совсем молодыми, когда она поступила в банк кассиром-стажером, а мистер Дикинсон стал старшим служащим, они всегда называли друг друга мистер Дикинсон и миссис Блессинг. Как только этот нахальный, самодовольный сопляк может позволять себе такую фамильярность!

– Меня совершенно не интересует ни садоводство, ни гольф, – холодно проговорил мистер Дикинсон. – Возможно, у меня теперь окажется чуть побольше времени, чтобы разгадывать кроссворды в «Таймс», но даже это, как мне кажется, не особенно компенсирует мой вынужденный уход на пенсию.

Трой Хейли усмехнулся.

– Попробуйте увидеть в этом и хорошую сторону, Нев. В конце концов, пока здесь все пашут, вы получите свою пенсию и единовременную выплату – и мир, так сказать, у ваших ног. Сам я с радостью ожидаю того дня, когда выйду на пенсию. Надеюсь разобраться с делами до сорока. Совершенно не хочу сидеть за рабочим столом до… э-э…

– Мне пятьдесят пять, а мистер Дикинсон не намного меня старше, – уточнила Митци зловеще спокойным голосом. – Нам, вероятно, столько же лет, сколько вашим родителям. Как бы они, по-вашему, реагировали, если бы их в нашем возрасте выгнали с работы?

– Вообще-то мои родители моложе вас, и они уже скоро перестанут вкалывать за зарплату, поскольку удачно вложили средства в индивидуальные сберегательные счета, – довольным тоном отозвался Трой. – К вам по возрасту ближе мои дедушка с бабушкой – а они сейчас развлекаются на Коста Дорада. Почему бы вам не подыскать себе симпатичный пансионат в более солнечном климате, Митци? В конце концов, теперь вы можете заниматься только собой, да? Разве есть какой-то смысл впустую потратить остаток своих дней в такой бесперспективной дыре, как Уинтербрук, если уже не нужно здесь торчать, а? Митци сделала глубокий вдох.

– Мистер Хейли, обо мне вы не знаете ничего. Вы ничего не знаете ни о моих надеждах и мечтах, ни о моей личной жизни, ни о моей семье, ни о моих обязанностях, ни о моем доме. Вы ничего не знаете, и точка. А если вы сами считаете Уинтербрук таким непривлекательным местом, то почему же, позвольте спросить, вы находитесь здесь, у нас, в Беркшире?

Мистер Дикинсон хихикнул, глядя на подаренные часы.

Трой, судя по всему, ничуть не обидевшись, улыбнулся.

– Эй, только не надо кипятиться. Уинтербрук – просто стартовая площадка, откуда можно будет добраться до чего-то большого и значительного. Надо начать в этом захолустном Беркшире и стремиться выше и выше. Новая политика банка предусматривает регулярные кадровые перестановки. В одном филиале работаешь максимум восемнадцать месяцев, а потом – в другом месте и на более высокой должности… Когда нам с Тайлером исполнится столько, сколько сейчас вам, вы уже не застанете нас здесь. Рутина нас не затянет.

– Да, думаю, что мы вас не застанем, – неторопливо кивнула Митци. – Так что мы должны благодарить судьбу за такие приятные мелочи.

– Ну да… – На лице Троя читалась неуверенность. – А мне пора дальше. Еще надо много кого увидеть, переговорить кое с кем. – Он протянул руку. – Пусть пенсионные годы для вас обоих будут долгими и счастливыми.

Подавляя в себе желание засунуть свой букет ему в глотку и затолкать поглубже – вряд ли такое поведение было бы в духе идеалов «мира и любви», – Митци с ненавистью посмотрела на удаляющегося Троя, стройного, как тростинка, одетого в костюм в тонкую полоску. Вне всяких сомнений, он изводил себя упражнениями в спортзале. Кажется, все молодые люди переедают в фаст-фудах, а потом пытаются это компенсировать на тренировках. При таком руководителе, как Трой, прямо в здании банка устроят тренажерный зал. И бар здоровья – что бы там ни скрывалось за этими словами, – а возможно, и Интернет-кафе.

Мистер Дикинсон уже поплелся к дверям, сжимая в руке часы. Никто не обращал на него ни малейшего внимания. Никто не прощался.

Митци взяла стопку открыток, беспощадных в своей жизнерадостности, и остальные подарки по случаю выхода на пенсию – вполне симпатичную хрустальную вазочку и чек на довольно круглую сумму, – и вдруг ей захотелось уехать как можно дальше от этого мероприятия. Оставаться не было смысла. Она здесь больше не нужна. Ей хотелось только одного – пойти домой.

Минут двадцать спустя она уже была дома, в Хейзи Хассоксе, деревеньке по соседству с Уинтербруком, где ее, как обычно, тепло встретили родные стены. Отперев дверь довоенного дома из красного кирпича, стоявшего в ряду таких же домов, – вот уже тридцать пять лет открывает она эту дверь, с тех самых пор, как приехала сюда невестой, – Митци шагнула в мир богатства цвета, в мир сияющей, как драгоценные камни, роскоши.

В прихожей все было темно-синее и золотое, тихо мурлыкало свою добрую песенку центральное отопление. Митци подняла с пушистого коврика цвета кобальтовой сини, лежавшего у дверей, утреннюю почту, пролистала ее – рекламные листовки, рассылки, бесплатная газета, – и тут же выкинула все это в мусорное ведро, а потом распахнула дверь в гостиную. Сбросив узкие ботинки на коврике цвета чернослива и зашвырнув шерстяной жакет на спинку темно-фиолетового бархатного дивана, она оглядела свою гостиную и испытала глубочайшее наслаждение.

Ее дом – стильный, шикарный, уютный – неизменно радовал Митци. Конечно, таким он был не всегда. Когда она вышла замуж за Ланса, дом выглядел практически так же, как и у всех остальных: «миленькие» кремовые стены, два кресла, обитых серо-коричневой синтетикой, и такой же диван, камин, выложенный из пестренького камня, бежевые ковры, со вкусом расставленные статуэтки фирмы «Роял Дултон».

Только десять лет назад, после развода, решила она превратить их жилище в свой дом.

Октябрьский денек подходил к концу, и уже ощущалось, что ночь будет прохладной, и Митци зажгла несколько ламп с малиновыми абажурами, а потом включила газовый камин, стилизованный под настоящий. Отблески тут же засияли на многочисленных ярких стеклянных безделушках, на подсвечниках, украшавших каждый уголок, осветили книжные полки, занимавшие всю стену, от пола до потолка, покатились каплями света по букетам сухих цветов, окрашенных во все цвета радуги.

Митци, как и каждый раз, оказываясь у себя в гостиной, с наслаждением вздохнула и задернула темно-лиловые бархатные шторы – за окном были уже сумерки. Из всех времен года она всегда больше любила осень, и богатство красок за окном будто эхом отдавалось в стенах ее дома, – но сможет ли она теперь так же радоваться всему этому? Сейчас, когда каждый день с утра до вечера она будет все так же одна, а на горизонте маячит совершенно безрадостная перспектива – через пару недель начнется зима, и дни станут короткими и темными?

Ради бога, не раскисай, резко одернула она себя. Тебе уже приходилось пережить большие жизненные потрясения, и ты справилась. И вполне сможешь сделать это снова. Выбора у тебя в общем-то и нет. Не тебе ли на вечеринке по случаю твоей серебряной свадьбы рассказали, что у мужа есть любовница, и ты это пережила, значит, не страшен тебе и ранний выход на пенсию, и прекрати мне тут!

Сразу после развода она чувствовала себя обездоленной, со страхом думала, как станет дальше жить, без Ланса, но ведь, конечно, тогда Лулу и Долл жили с ней, дома, а еще у нее был банк.

На этих незыблемых основах и удержался мир, пошатнувшийся было из-за измены Ланса. Дочки, банк, друзья, распорядок дня – все это придавало миру постоянство, позволяло ей чувствовать себя необходимой, так что за последние десять лет она постепенно перестроила всю свою жизнь, радуясь свободе, и в конце концов, оставшись жить одна, стала получать от этого огромное удовольствие.

Но с сегодняшнего дня все будет уже совсем не так. Девочки теперь жили каждая в своем доме и с любимым человеком, так что теперь, когда ее уволили из банка и нет больше причин каждое утро подниматься с постели, она предоставлена самой себе. Чем она теперь будет занимать себя целыми днями? Быть одной и быть одинокой – она старалась не думать о том, какая пропасть лежит между этими словами. Ей пришло в голову, что очень скоро придется самой это сполна испытать.

Митци фыркнула, поймав себя на таких слезливых мыслях, и неслышными шагами направилась на кухню, захватив новую хрустальную вазочку и хризантемы. Цветы здесь будут смотреться хорошо, решила она и плеснула воды в вазочку, а потом обрезала жесткие стебли, ощущая их холодный горьковатый запах. Плотно прижавшиеся друг к другу лепестки золотого, бронзового и красноватого оттенков идеально вписывались в обстановку ее кухни. Она поставила вазу посредине кухонного стола – на его месте должен бы был стоять, как во всех славных деревенских кухнях, старинный сосновый стол, который отскребли и отмыли добела, но на самом деле стол был марки «МФИ», с живенькой желтой скатертью.

– В гостиной уже горит камин, – сказала она, обращаясь к корзине для белья.

Корзина для белья безмолвствовала.

– А через пару минут, когда переоденусь, буду готовить ужин. Ладно?

Ответа не последовало.

Митци внимательно посмотрела на корзину.

– Да, я знаю, я вернулась домой непривычно рано, но вам к этому просто придется привыкнуть. Теперь я все время буду сидеть дома…

В корзине что-то тихо зашелестело. Из ее глубин появились две серых пушистых кошачьих головы. На Митци уставились четыре мерцающих бледно-зеленых глаза. Ричард и Джуди, без пяти минут голубые персы, которых Митци подобрала в гараже возле банка – тогда-то они были крошечными, тощими, голодными котятами, – потянулись, изящными движениями выбрались из корзины и стали радостно тереться о ее ноги.

Митци погладила их, с удовольствием ощущая мягкую шерсть, шелком струившуюся под пальцами. Кошки будто старались перемурлыкать друг друга.

– Ладно-ладно, я была не права, одна я не останусь, – она поцеловала их в макушки. – У меня есть вы… да и кто знает, может, я научусь готовить, или найду новую работу – или даже мужчину, с которым можно будет коротать время.

Ричард и Джуди прищурились и перестали мурлыкать.

Митци пожала плечами.

– Согласна, это маловероятно – но разве нельзя девушке помечтать? А теперь, минуточку, я переоденусь в наряд домашней клуши, и тогда мы найдем что-нибудь подходящее, чтобы отметить сегодняшнее событие одиноким ужином.

На то, чтобы принять душ и переодеться в разноцветный свитер, Митци потребовалось менее получаса. Она окинула взглядом свой будуар, переливавшийся золотистыми красками. Во времена Ланса здесь все было таким же скучным, как и в остальных комнатах, а теперь Митци, среди этого роскошного абрикосового и медового цвета, в мягком свете ламп, окруженная радующими глаз драпировками, украшенными бисером и блестками, испытывала настоящее, ничем не омрачаемое, чувственное блаженство. В первую очередь надо заняться своим гардеробом и избавиться от ненужного. Все свои деловые костюмы она отдаст в благотворительный магазин, от старого барахла избавится и какое-то время не будет сидеть без дела. А зачем ограничиваться одной только спальней? Почему бы не привести в порядок весь дом? Почему бы не устроить генеральную уборку и вынести хлам из своей жизни?

Слегка приободрившись от мысли, что в ближайшие несколько дней ей будет чем заняться, она отправилась на первый этаж, накормила и напоила Ричарда и Джуди, а потом принялась разглядывать гору готовых обедов, упакованных по одной порции, которые хранились у нее в морозильнике.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда она остановила свой выбор на готовом замороженном блюде из цыпленка и собралась запить его стаканчиком сухонького.

– Привет, мама, – раздался у нее в ухе бодрый голос Долл. – Как все прошло? Да нет, не надо рассказывать, я у тебя попозже появлюсь, сразу же после работы. Тут у нас всего-то парочка пациентов осталась, так что я буду через полчаса или вроде того. Принести тебе рыбы с картошкой?

Митци улыбнулась.

– Рыба с картошкой – это замечательно, но разве тебя не ждет дома Брет?

– Да он же будет спать, как обычно, – голос Долл звучал все так же бодро. – Он и знать не будет, дома я или нет. Не хочу оставлять тебя сегодня вечером одну. А не захватить ли мне еще бутылочку-другую, чтобы отметить твою свежеобретенную свободу?

Митци нежно улыбнулась телефонной трубке. Ее старшая дочь была неисправимой оптимисткой.

– Это тоже будет чудесно. Спасибо, милая. Подогрею тарелки, остужу бокалы, а тут уже и ты приедешь.

Пока она засовывала замороженное блюдо из цыпленка обратно в морозильник, телефон снова зазвонил.

– Мы сейчас готовим огроменную запеканку с колбаской, – в ухе у Митци раздался громкий голос ее соседки, Фло Спрэггс. – Я знаю, что ты для себя ничего не готовишь. Мы с Клайдом подумали, что ты могла бы заскочить к нам – день у тебя был сегодня не самый веселый и так далее. А Клайд откупорит бутылочку бузины с ревенем, свою особенную. В конце концов, ты же, голубушка, не хотела бы сегодня вечером сидеть одна, да?

– Ах, Фло, это очень мило с твоей стороны, но ко мне Долл зайти собирается, сразу после своей смены, и она возьмет с собой рыбу с картошкой. Может, ты оставишь мне до завтра немного запеканки?

– Само собой, – убедительно ответила Фло. – Мы всегда готовим чересчур много. Ну что же, хорошо, голубушка, главное, чтобы ты не оставалась одна. Знаешь что, а заходи-ка ты к нам с утра, на поздний завтрак, ладно?

– Чудесно, – улыбнулась Митци. – Я принесу печенье. Спасибо, Фло.

– Мы всегда тебе рады, голубушка. Мы ведь просто не хотим, чтобы сегодня вечером тебе было одиноко.

– Конечно, мне будет немного неуютно, но… ой, кто-то звонит в дверь… Утром увидимся – и большое тебе спасибо.

Все еще сжимая в руке телефонную трубку, Митци открыла входную дверь. На крыльце, в сумерках, стояли ее соседки из ближайшего дома с другой стороны – иссохшие старушки-сестры, старые девы Лаванда и Лобелия Бендинг; в руках они держали маленькие блюдца, накрытые фольгой.

– Мы решили проверить, все ли с тобой в порядке, – объявила Лаванда. – Да, Лобелия?

– Да-да, – подтвердила Лобелия. – Мы знаем, каково это – быть выброшенными за ненадобностью. Мы не хотели, чтобы ты наделала глупостей, правда, Лаванда?

– Митци, девочка, у тебя сейчас сложный возраст, – сказала Лаванда. – Гормонов уже не хватает и тому подобное. От этого начинается настоящий кошмар. Сначала тот бабник, за которого ты вышла замуж, тебя бросил, а теперь ты осталась без работы – мы подумали, что этого тебе будет уже не выдержать. Многие, знаешь ли, в твоем возрасте совершают самоубийство, особенно если чувствуют, что никому не нужны.

– Поэтому мы пришли подбодрить тебя, – просияла Лобелия. – И присмотреть за тобой – ах да, мы же приготовили тебе славные сэндвичи. С рыбной пастой.

Митци прикусила щеки изнутри, чтобы не рассмеяться.

– Спасибо… ах, это так мило с вашей стороны, но, честно говоря, у меня все отлично. И ко мне уже едет Долл и везет мне рыбу с картошкой, так что одна я не останусь. И, честно вам скажу, я совершенно не помышляю о самоубийстве. Конечно, я немного грущу, но в целом я в полном порядке.

– Сейчас ты в состоянии шока, – кивнула Лаванда, снимая с блюдца фольгу, после чего с аппетитом приступила к сэндвичу с рыбной пастой. – Сейчас у тебя в крови бушует адреналин, но совсем скоро тебе придется столкнуться с жестокой реальностью.

– М-да, это я учту… послушайте, а не зайти ли вам в дом? На улице холодно, а…

Сестры Бендинг не стали дожидаться повторного приглашения. Две фигуры, одетые в длинные шерстяные юбки и сильно застиранные кофты, прошмыгнули мимо Митци и расположились перед камином.

– Не закрывай дверь, голубушка, – раздался из-за забора голос Фло. – Запеканку я поставила на медленный огонь. Мы с Клайдом подумали, что к рыбе с картошкой, которую несет наша маленькая Долл, тебе неплохо будет выпить капельку бузины с ревенем.

Несколько ошеломленная, Митци подождала Фло и ее мужа, спешивших по садовой дорожке.

– Честно говоря, мы увидели, что к тебе пришли Лав и Лоб, – хрипло сказал Клайд и поцеловал Митци в щеку, уколов ее усами; в руках у него брякнули друг об друга несколько винных бутылок – Мы решили, что тебя нельзя оставлять одну в их обществе, а то ты будешь в петлю лезть.

– У тебя здесь так тепло и славно, Митци, – радостно защебетали сестры Бендинг, когда в гостиную прошагали супруги Спрэггс. – Учти, теперь тебе придется считать каждую копейку, ведь ты больше не зарабатываешь. Недолго тебе осталось вот так включать отопление. Мы-то знаем, каково сидеть дома, закутавшись потеплее, когда можешь позволить себе включить камин только после сериала «Улица Коронации»… О-о, мистер Спрэггс! Домашнее вино вашего приготовления! Какая прелесть!

– Принесу бокалы, – слабым голосом проговорила Митци. – Еще, может, позвоню в кабинет дантиста и попрошу Долл принести побольше рыбы с картошкой, раз уж тут у нас намечается что-то вроде вечеринки.

– Для нас это будет изысканным угощением, – Лаванда отправила в рот последний сэндвич, едва опередив потянувшуюся за ним Лобелию. – Мы никогда не кушаем в кафе и ресторанах. Разве мы можем такое себе позволить, при нашей-то пенсии. Да ты и сама узнаешь, дорогая Митци. Так что кушай вдоволь, пока есть такая возможность.

Войдя в кухню, Митци улыбнулась Ричарду и Джуди, которые ретировались в корзину для белья и пристально смотрели на нее круглыми глазами.

– Да, знаю-знаю. А я-то думала, что мне будет одиноко… Господи, а это кто бы еще мог быть?

Входная дверь громко хлопнула. Болтовня в гостиной стихла.

Митци шагнула в прихожую и с удивлением увидела вначале гору сумок и мешков, загромождавших вход, а потом и младшую дочь, одетую в афганскую дубленку. Девушка прислонилась к входной двери, глаза у нее были красными.

– Привет, мама, – шмыгнув носом, произнесла со слезами в голосе Лулу, выглядывая из-под скрывавшей лицо массы тоненьких светлых косичек. – Я ушла от Найэлла. На этот раз он зашел слишком далеко – никогда, никогда в жизни к нему не вернусь. Никогда! Надеюсь, ты не будешь возражать – я вернулась домой, насовсем.