Дни на излете безумия

Я читала несколько доступных произведений этого автора, эту книгу пока не нашла, но очень хочу.
В газете «Московская правда» от 16 февраля 1995 года была опубликована статья Ф. Саганова
«АДВОКАТ ЛЮБВИ, ОН ЖЕ – ЭСТЕТИЧЕСКИЙ ЭКСТРЕМИСТ?»

Москва по-прежнему слезам не верит. Более того – как никогда ранее, научилась подпитывать себя молодыми соками, созревающими в экологически чистой и нравственно незамутненной провинции. Впрочем, теперь уж и провинций почти не осталось – сплошные «суверенности». А «соки» сами продолжают стекаться добровольно к вечно молодой белокаменной, поначалу с радостью впадая в ее ненасытные уста.

Особенно это касается «соков» литературы и искусства. Не стану перечислять имена, уже ставшие символами, - их много.
Москва слезам не верит. Но иногда ее любовь бывает взаимной. Хотя взаимности нельзя требовать. Эти «осколочные» мысли появились при чтении новой книги Виталия Амутных «Дни на излете безумия». Книги, однозначно и бесспорно свидетельствующей о таланте автора. Но сказать только это – значит сказать мало. «Терра» и до этой книги выпустила десятки замечательных томов, и после будет выпускать .

Чем же на фоне «хороших и разных» примечательна повесть Виталия Амутных, бывшего профессионального актера из Днепропетровска, затем – одного из «лучших учеников лучших учителей», а теперь – сразу заявившего о себе яркого прозаика? Примечательна смелость. Написать такую вещь легче, чем осмелиться обнародовать ее. Потому что прозаик в своих вещах – обнажен; слова – не одежда, а лишь прозрачная ширма, сквозь которую видно всё.

Чего же опасаться тридцатичетырехлетнему прозаику, умудрившемуся еще три года назад безрассудно назвать свою первую книгу красиво и непонятно – «Матарапуна», да еще и собственноручно «художественно оформить» ее? Чего опасаться теперь, когда все уж, кажется, готовы ко всему; вернее – подготовлены, и дело лишь за совпадением желаний?

Опасаться – полярности оценок. От категорического неприятия до эйфорических восторгов. Начиная с «крутой» эротики, точно подмеченной художником Ф. Барбышевым, и ярко, современно отраженной на «супере», и заканчивая стилем, подобным контрастному душу: то нежная, теплая лирика, то – леденящий натурализм.

«Во времена оны любовь была разлита по земле, и все меря, реки, озера и ручейки малые полны были не воды, но любви. И если кто, будь то человек, зверь лесной или птица небесная, был жаждой томим, то шел он к источнику и пил из него ту любовь до полного насыщения. А была она цветом как золото и как солнце, и светилась, с солнцем сходная, даже ночью, когда светило могучее на покой уходило…»

Полноте, да та же ль рука выводила и строки о тонущей в похоти, в немыслимых оргиях Бархиель?
Та же.
И это умышленное разностилье – скорее достоинство, ибо в одной повести сокрыто несколько.

Это, по слову Сергея Есина, модно назвать «эстетическим экстремизмом». Можно – эпатажем, что одно и то же. А можно – и отчаянным воплем высокого таланта, пытающегося вырваться из клетки условностей; воплем, до каждой ноты продуманным, поскольку эстетика трактует не только прекрасное, но и безобразное.

Кто скажет, что нынешняя жизнь сплошь прекрасна? Солжет.
Амутных не говорит этого – не хочет лгать, хотя это и не легко.

И поэтому в его повести погранично соседствуют ум и безумие; и капитан Сергей Ячменев с одинаковой вероятностью встречает на своем пути то героя Пелопонесской войны (казненного, а после казни (!) ставшего собеседником Бонапарта); то – прелестную еврейку Женечку, у которой он оказывается первым мужчиной (и – последним, поскольку вскоре она умирает); то – ненасытную любодейницу Бархиель, в сравнении с которой никнут и тускнеют все человеческие пороки, ибо она сама – воплощенный порок, апофеоз бесстыдства и похоти…

«Дни на излете безумия…»
Не годы – считанные дни.
Безумие – эпиграф современности и ее же диагноз.

Нужно хотя бы кратко сказать о содержании повести. К тому ж рецензент не столь смел и откровенен даже в пересказе, как автор – в повести.

Он – эстет, научившийся кувалдой пойманного чувства разбивать клетку зыбких нравов. Научиться – значит ли разбить? Тем более что при этом мазохистская боль читателя его вроде бы не очень и задевает.
«Все когда-то умирают, и умирают своей смертью, не чужой», - философствует он.

Но есть в повести нечто, не умирающее вовсе. Это нечто – ЛЮБОВЬ.

Как выжить ей среди признаний типа: «Если мне не надо – я ему на ужин какого-нибудь барбитурата. Если надо – с вечера кормлю орехами, медом, маслом и пяток ложек пантакрина. А так, чтобы по сторонам головой не крутил и нервы берег, постоянно немножко брома даю. Ну а если провинится – извини. Тогда можно и мышьяком наказать!»

Но повесть тем не менее – о любви. Хотя и в жанре – «поветь-вызов». Впрочем, точнее даже – о желании любви, о ее ожидании и е необходимости, поскольку без нее все – безумие и бессмыслица. Кто-то уже пытался назвать повесть «антифеминистической». С тем же успехом можно сказать, что она написана русскими буквами.

Повесть – трельяж действительности. Зеркальный складень, в котором не только можно, но и нужно видеть как собственное лицо, так и собственный же затылок. Феминизация мужчин и омужланивание женщин произошло уж точно не потому, что об этом написал Виталий Амутных. Но логично, что он сказал о происходящем. При этом не только рисуя, но и рискуя, не только показывая, но и называя, хотя имена не всегда прилично звучат.

А кто-то успел назвать Амутных «адвокатом любви».

И это – более верно и точно хотя бы потому, что более полно, чем «разделение на женщин и мужчин», ибо любят как те, так и другие, и разделение именно по половому признаку здесь наименее уместно.

Любовь в «Днях на излете безумия» - это не «тридцать седьмая позиция популярного «индийского» сборника, сочиненного одесским бухгалтером», а поэтическое чувство, правда о котором, похоже, временами смущает даже самого автора.

Иногда Амутных столь откровенен в признаниях и описаниях, что, словно убоявшись собственного эротического магнетизма, прикрывается изящным и бесполезным щитом юмора.

Но вряд ли это спасет его от читательских эмоций, вызванных не столько юмором, сколько сценами любовных баталий героя с прельстительными и кошмарными демонами чувств.

Где святость, и что – грех?

Читайте – и узнаете. Книга в защиту любви и продиктованная любовью способна помочь приблизиться к ответу. Но – лишь приблизиться; ответ у каждого – свой.
…Москва слезам не верит. Но «соки», питающие ее, - ручьи талантливых слез, превращаются в живую воду искусства независимо от того, верят им или нет.

Актерское и писательское, сопряженные в Виталии Амутных и преломленные через призму чувств молодого современника, вылились в «Дни на излете безумия». В повесть, которая предполагает не только читателя, зрителя или слушателя, но и – соучастника. Впрочем, одно другого не исключает.

Есть среди прочих в книге стихи:

Пусто в небе навсегда.
Человек бежит по лужам.
Он покинут. Он простужен.
Самому себе не нужен.
Но бежит, бежит… Куда?

«Дни на излете безумия» помогают не только вспомнить, но и озвучить ответ: куда. Потому что вся книга – вызов не нравам, как может показаться профессионально-рафинированным ханжам; вся она – вызов отчаянному одиночеству. Художественный вопль Кассандры, который лучше услышать сейчас, чем потом за глухоту расплачиваться руинами чувств.