Книга Рай Сатаны онлайн - страница 9

Тамара

Итак, мы познакомились во дворце культуры имени Кирова и танцевали. И – как понимаю я теперь сильно поумневшим сознанием – я сразу понравился Тамаре как мужчина. Впрочем, ничего странного в том нет; я был тогда высок, строен и почти красив, имел буйную шевелюру, носил модный галстук-бабочку и хорошо танцевал танго.

Я еще не стал безразличен сам себе, и поэтому мною интересовались окружающие люди.

И как-то само получилось – она вела разговор по-женски искусно, и мне казалось, будто инициатива исходит от меня – что я пригласил ее в гости. Не в этот вечер, а в субботу, когда соседи уезжают на дачу.

Я жил на квартире, потому что по некоторым причинам общежитие в Ленинградском университете давали не всем. И, желая испробовать все виды искусств, в то время занимался живописью; стены моей девятиметровой комнатки-трамвайчика были увешаны рисунками, акварелями и даже масляными этюдами.

(Отвлекаясь, скажу, что моя жена, чьему чутью я очень верю, до сих пор утверждает, что максимального успеха я мог бы добиться именно на поприще живописца… Но ничего уже не вернуть. Из пальцев давно ушло чувство линии, которое позволяет избежать страха перед чистым листом картона.)

Благовидным предлогом визита значился именно осмотр моих картин.

С тем мы расстались на одной из узловых станций метро – я слегка проводил ее после танцев – назначив встречу на определенный день в определенном месте.

Лет Тамаре было…

Я сразу увидел, что она старше меня. Но тогда не разбирался в женских возрастах, и мне, двадцатичетырехлетнему идиотику, казалось, что ей лет тридцать. Как понимаю теперь, она была чуть моложе моего нынешнего возраста. То есть находилась в том счастливом женском периоде, когда хочется всегда и в любом состоянии.

По мере приближения к назначенному дню я толчками вспоминал горячую руку Тамары на своем плече во время вальса. И думал, краснея от постыдности самих мыслей: а что, если…

И тут же гнал надежды прочь.

Сам себя я в общем никогда не любил и считал себя некрасивым. Мне не представлялось возможным, чтобы женщина сама захотела заниматься со мною сексом.

Ведь в подсознании жила ханжеская истина: это нужно лишь мужчине, а женщина просто уступает домогательствам.

Вот какой глупостью забивались тогда мозги в приличных семьях!

В день встречи я уже сомневался в серьезности разговоров и, приближаясь к назначенному выходу метро, был почти уверен, что она не придет…

Однако я ошибся.

Рекорд, оставшийся навсегда

С первых минут визита чувствовалась наэлектризованность самого воздуха между нами.

Но я все еще отказывался верить, что вот сейчас, в этой комнате, произойдет великое чудо, которое много лет снилось в неприличных снах и казалось нереальным.

Мы смотрели картины, пили кофе; я играл на гитаре…

(Что до сих пор осталось одним из моих неумерших талантов.)

Тамара подсаживалась все ближе, а я ни на что не решался. Мгновенно лишившись смелости. И даже просто уверенности в своей состоятельности.

Поцелуи, правда, были мне знакомы. Но во время этого занятия она провела рукой по моей одежде – незнакомым, но понятым жестом опытной женщины, проверяющей готовность партнера.

Но я – сто хренов мне в глотку на том свете! – продолжал бездействовать.

Тогда, поняв, с кем имеет дело, Тамара быстро разделась сама.

Как я уже говорил, обнаженную женщину я впервые увидел в двадцать три года. До того рассматривал картины и редкие фотографии. В прежнем моем понимании любое женское тело должно являть собой само совершенство. Упругое, гладкое, влитое в изящные очертания…

Тело Тамары оказалось самым обычным. Она была не толстой и не худой, без особых прелестей фигуры. И даже без чего-то запоминающегося. Разве что икры ее казались очень толстыми, а большие колени сияли, неимоверно круглы.

Но все это констатирую я сейчас, кое-что увидевший за прошедшие двадцать лет. Тогда же я, дрожа от вожделения, жадно пил глазами тело женщины. Которая через несколько секунд должна была сделаться моей первой.

Меня поразил вид редкой растительности на треугольном мыске под ее животом: единственная виденная мною женщина имела там буйные заросли. Лишь десятилетия спустя, набравшись опыта, я понял, что у женщин с возрастом обычно редеют волосы именно на этом месте. Своего рода аналог мужской лысины, не выставляемый на всеобщее обозрение.

А груди ее, вероятно небольшие от природы и в свое время опустошенные кормлением (я знал, что у Тамары взрослая дочь), свисали несерьезно, маленькие и мягкие. Соски ее тоже отличались серостью и общей невыразительностью. Она сама посетовала о том, взяв свой бюст в пригоршни и извиняясь за его непривлекательность.

Но меня это не волновало. Потому что передо мной спокойно разделась женщина, предназначенная для меня.

Потому что – я уже почти верил! – теперь ничто не помешает взлету.

Все-таки в последний момент я испугался, как бы не опростоволоситься, ведь опыт отсутствовал.

Мудрая Тамара помогла так легко и ненавязчиво, что я не заметил, как вошел в нее.

Первый в жизни реальный половой акт принес мне скорее умственное, нежели физиологическое наслаждение. Ничего не зная, я ожидал от него каких-то неземных ощущений. А на деле все произошло слишком просто. Довольно быстро, обыденно и как-то даже почти привычно. Впрочем, возможно, я по неопытности выбрал не лучшую позу.

Не знаю почему, но едва Тамара многоопытной рукой направила мой стержень в свое русло, как я тут же с судорожной мощью обхватил своими ногами ее неслабые бедра. Лишив настоящей возможности двигаться в ее теле, не испытывая сам ничего, кроме не слишком приятного сухого трения.

Едва дело свершилось, я встал и пошел мыться. Удивительно, но чувство насыщения, сколь коротким оно ни было, сразу лишило меня интереса к сексу.

К женщинам вообще и к партнерше в частности.

Вернувшись из душа, я думал застать Тамару одетой – к моему удивлению, она еще лежала в постели. И как-то само собой я опять почувствовал влечение. Хотя минуту назад даже воспоминание о половом контакте вызывало отвращение. Мы снова занялись возбуждающей игрой, только теперь она перевернула меня на спину и села верхом.

Меня охватил иррациональный страх.

Прожив почти четверть века, я понятия не имел о сексуальных позах.

Правда, курсе на втором по рядам ходила пачка слепых машинописных листков, где были описаны приемы секса и основные позиции. Мы читали это, краснея и стыдясь внезапно набегающих мыслей о сидящих рядом, одетых и неприступных сокурсницах… и почти ничего не понимая. Поскольку для визуального представления требовался минимальный практический опыт.

И сейчас я испытал шок от всего, что Тамара принялась делать с моим телом.

Придерживая мою твердую плоть в нужном положении, она развела ноги и не спеша наделась на нее – именно «наделась», иного слова я не подберу. Я видел, как моя часть медленно исчезает в темной, жаркой, пахучей и скользкой глубине между ее ляжек, и мне чудилось, что этим не ограничится. Что Тамара засосет вовнутрь всего меня. Другой на моем месте исходил бы щенячьим восторгом от таких упражнений, а мне стало страшно. Ощущение казалось настолько шокирующим, что на долю секунды я даже перестал испытывать желание.

А Тамара, насадившись поглубже, начала прыгать вверх и вниз. И с каждым движением издавала странные звуки. Сначала вроде бы вздыхала. Потом принялась стонать. А потом закричала – громко и отрывисто. Но совершенно точно не от боли.

Это казалось верхом невозможного.

Ведь я был уверен, что чувственная цель полового акта заключается в удовлетворении мужчины. А женщина лишь терпит, поскольку иначе невозможно продолжение рода.

Это вбило в сознание все прежнее воспитание, включая классическую русскую литературу. Я имею в виду, конечно, не романтического дурака Тургенева или состарившегося потаскуна Толстого, а таких тонко чувствующих авторов, как Бунин; такие правдивые вещи, как чеховская «Дама с собачкой»… В жизни все оказалось по-другому.

Оказалось, женщине тоже приятен секс – хотя это полностью противоречило моей системе взглядов.

Я видел, что Тамара получает космическое удовольствие – во много раз более сильное, чем я. Она билась и стонала, и выкрикивала разные слова, и пена кипела в уголках ее губ. Она вся, до кончика ногтя, отдалась половому акту, наслаждалась каждой клеточкой своего тела и каждой секундой моего пребывания в ней. Этот факт ошеломил больше всего.

Я еще оставался в первозданном испуге невежества. Но в подсознании уже зародилась, чтобы проклюнуться через нужное время, догадка о главной роли, которую играет секс в человеческой жизни.

Что тоже шло вразрез с теми ценностями, которые с детства вбивались семьей…

Потом мы вместе приняли душ, – с томительным наслаждениям намыливая друг друга в области слегка натруженных половых органов… – затем снова пили кофе.

Программа была выполнена; Тамара улыбалась довольно и счастливо. Я впервые понял, как может улыбаться несколько раз подряд удовлетворенная женщина. И сам я дважды достиг вершины.

Но она не спешила одеваться. Накинула мою рубашку – которую, кстати, я до сих пор ношу дома… – и сидела напротив. Я видел ненароком выглядывающие соски, которые сейчас вдруг сделались невероятно заманчивыми. Задница ее – задница рожавшей женщины – в сидячем положении казалась еще шире и толще, нежели на самом деле. Желтовато-белые бедра растеклись по стулу, но в том месте, где они смыкались, я видел пространство. И шерстистый низ живота – под которым, сомнений не оставалось, пряталось самое лучше, самое желанное, самое важное место на свете. В котором я уже был сегодня, которое сейчас можно было опять рассмотреть. И не только рассмотреть, но даже еще раз потрогать.

И я потрогал…

Разумеется, мы почти сразу же опять оказались в постели.

И прошли все с вариациями еще два раза.

То есть это я влил в нее еще две своих порции. Сколько раз доходила до точки Тамара, я не знаю. Ведь тогда я не умел определять даже момент женского наслаждения…

Вспоминая теперь тот день – один из важнейших в своей жизни – я констатирую личный рекорд.

Который потом не удалось не только побить, но даже просто повторить.

Разумеется, по мере жизни приходил опыт; я научился контролировать ощущения и получать максимальное удовольствие. Действительно ошеломляющее, не сравнимое с короткими вспышками первого раза.

Однако количественный рекорд оказался непревзойденным.

Со своей первой женщиной я смог четыре раза подряд.

Но главным было даже не это, а данная мне