Книга Ключ от королевства онлайн - страница 7

ГЛАВА 7
ФАЛЬШИВОЕ ЗОЛОТО

– А вот что я тебе скажу, Рябой! Вечно ты во всем ищешь подоплеку, причем норовишь обязательно выбрать худший вариант. Хоть ты и молчишь всю дорогу, я же вижу, что у тебя на лице написано! Натура что ли у тебя такая мрачная, или ты в жизни так уж неудачлив? Не проще ли делать то, что нужно или велено, а потом уже только думать и рассуждать молчком: верно – не верно?

Двое мужчин средних лет, судя по одежде – привычные к кочевой походной жизни, осторожно пробирались между скалами, кое-где поросшими хилыми сосенками и камнеломкой. У каждого за поясом удобно висел меч в ножнах; у того, что был повыше и поразговорчивее, был хитро приторочен в петле подмышкой куртки небольшой боевой топорик, а за плечом висел лук. Второй держал в руке хитроумное устройство: маленький лук на станине, сработанной из легкого дерева, с барабаном и стальной пружиной. Это был свейский боевой арбалет, только необычно маленькой конструкции, уменьшенный до размеров женского локтя. Все оружие путников было устроено так, чтобы не доставлять их обладателям никаких неудобств, и вместе с тем им можно было воспользоваться в мгновение ока.

– Я тебе уже несколько раз говорил, Ткач, что меня зовут Рябинником, а не Рябым или как там тебе еще хочется, – недовольно отвечал говоруну мрачноватый коренастый крепыш, все лицо которого действительно было усыпано слегка изъевшими его пятнышками наподобие оспинок. От этого их обладатель, по всей видимости, и так тихо и молча страдал. – А если у тебя память коротка, то я могу так двинуть, что вовек забудешь, куда нитка вставляется и зачем иголки на свете нужны.

Ткач даже тихо присвистнул от изумления.

– Ну, надо же! Скала заговорила! Красный снег завтра пойдет, это уж точно.

Рябинник только сплюнул с досадой и не принял руки, которую его приятель протянул ему, помогая выбраться из очередной расщелины между валунами.

– Чем же тебе твое новое имя не нравится, а, Рябой?

Он повторил «рябого» с видимым удовольствием, словно покатал во рту кусочек сахара, и весело расхохотался.

– Возможно, ты и был красавчик писаный, приятель, пока эта старая ведьма Ралина не пыхнула тебе прямо в морду огнем. Ровно дракон пламенем плюнул! Хотя, помню, ты и прежде в Круге особенной смазливостью не отличался.

Они наконец-таки выбрались из круговерти валунов и осколков скал на поляну выбегающего к морю, рыжего от старых, высохших сосен леса.

– Говорил я тебе, Ткач, надо было спуститься, посмотреть, убилась ли старуха до смерти… Старухи – они, брат, живучие, не в пример нам, молодым, – пробурчал сквозь зубы Рябинник.

Ткач удивленно и весело воззрился на приятеля.

– А камень ты забыл, что я на ведьму сверху скатил? Уж поверь, такой валун ни одна иллюзия не выдержит. Ты-то глаза прикрыл, непривычный, видать, а я своими глазами видел, как он ей на живот и ноги шмякнулся – аж брызги во все стороны полетели, право слово!

– Да ладно тебе, право слово, меня сейчас вывернет наизнанку от твоих рассказов!

Рябинник замахал на Ткача руками.

– А от колдовских художеств и причуд Птицелова тебя, мил-друг, не выворачивает? – расхохотался Ткач. – Я, брат, в Смертном скиту несколько лет подвизался, так там таких страхов натерпелся! Но все равно к этим зорзам до сих пор привыкнуть не могу. Поверишь ли, как Птицелов на меня своими зенками последний раз зыркнул, что углями раскаленными, как вспомню – так до сих пор оторопь берет.

– Не оторопь тебя берет, приятель, а жадность одолевает, – заметил рябой. – И деньги. Ты за них кому угодно служить будешь, и у Птицелова, и у самой костлявой будешь на посылках бегать.

– А знаешь, друг ты мой ситный, – ответил на миг посерьезневший Ткач, – мы ведь с тобой, похоже, эту службу как раз и служим. Правда, твои мысли для меня всегда потемки, а что до меня, то есть в этой компании, к которой мы идем в гости, один чудак, который мне в свое время одну оч-ч-ень нужную дорожку перешел! И перешел-то так погано, что ни себе, ни людям: и сам ничего не выгадал, и мне все дело загадил. Хотя, как говаривал один мой знакомый свей, да упокоится его грешная душа в воинских полях на том свете, дальше мы еще будем посмотреть!

– Бабу, что ли, не поделили? – небрежно бросил проницательный Рябинник.

– Можно сказать, и так, – ответил Ткач и мстительно сплюнул. – Но, думаю, наш главный дележ еще впереди, а у меня, уж поверь, друг ситный, всегда есть, что бросить на свою чашу весов. А теперь хватит болтать без толку и давай-ка решим, когда их будем скрадывать: ночью или по светлому времени?

– Что сказал Птицелов, кого – куда? – осведомился Рябинник, поправляя снасть арбалета.

– Старшего можно убивать сразу – Птицелов неоднократно говорил, что на Мосту Прощаний тот был не меньше, чем дважды, а значит, уже растерял большую часть своей жизненной силы. Его молодого помощника надо бы взять живым – если с ним повозится Колдун со своей милой старушенцией, может быть толк. Да и мне есть, о чем с ним потолковать. А с девчонки ни один волос не должен упасть, имей в виду, Рябой!

И Ткач предупреждающе похлопал по рукоятке топора. Рябинник усмехнулся, но ничего не ответил – у него на этот счет были свои инструкции, о которых Ткач и не подозревал.

– А вот относительно проводника у Птицелова, похоже, крыша поехала, – в свою очередь криво улыбнулся Ткач. – Представляешь, что он мне сказал насчет этого Яна?

Рябинник молча смотрел на компаньона.

Ткач хмыкнул, не дождавшись вопроса. Сколько он уже исходил разных дорог с этим рябым, и все равно его равнодушие до сих пор оставалось для друида Ткача загадкой.

– Ты все равно не поверишь, – покровительственно сказал Ткач. – Черт-те взбредет в голову этим волшебникам: стоит им что-нибудь туда вбить, и уже никаким молотом обратно не вышибешь. Птицелов велел их проводника оставить в живых, по возможности не калечить, лучше даже не ранить, и самое главное – знаешь что?

Рябинник кивнул головой.

– Он велел нам отпустить его?

– Да! – растерянно улыбнулся Ткач, что водилось за ним крайне редко. Его привлекательное, где-то даже красивое лицо, из тех, что так нравятся женщинам благодаря своей ярко выраженной, может быть, даже чуточку показной мужественности, сразу же приобрело выражение какой-то незащищенности, крайней неуверенности в себе, почти откровенной слабости. И только глаза Ткача оставались холодны и непроницаемы, заставляя думать, что этот человек – талантливый актер, способный лицедей, и любого, поверившего ему, могут в дальнейшем поджидать крайне неприятные открытия.

Любого, но только не Рябинника, знавшего своего напарника не первый год по многим опасным предприятиям. Желтые друиды Ткач и Рябинник, чье служение прошло в скитаниях, неожиданных появлениях и таинственных исчезновениях из Круга, истинная причина которых была не всегда известна даже Властительнице Круга, были мастерами оружия. Но не в изготовлении, а в применении. Таких неприметных, но очень эффективных исполнителей охотно нанимали в любой стране для выполнения особых поручений, иногда требующих лишь одного точного удара ножом, единственной меткой стрелы или тонкой отравленной иглы, незаметно пущенной из миниатюрного свейского арбалета. В Круге об этой стороне жизни двух малоразговорчивых друидов знал лишь один человек, через которого Ткач с Рябинником и получали конфиденциальные предложения. Он же их и прикрывал, будучи их учителем и наставником, в том числе и по части владения различными секретными приемами убийства. В Круге были и свои исполнители политических решений, которые изредка приходилось принимать высшим друидам Балтии и Полянии, однако они были на виду. А о том, что в соседней обители (все семеро Красных друидов, которым было разрешено проливать кровь во имя и по поручению высших интересов Круга, жили в Смертном скиту), за высоким забором и белоствольными березами жили двое их коллег по запретному для друидов ремеслу, Красные, конечно, и не подозревали.

Рябинник и на этот раз промолчал. Правда, теперь уже по другой причине. Перед уходом наемных убийц из подземной островной цитадели зорзов Птицелов вызвал обоих друидов по отдельности и каждому напоследок шепнул кое-что, не предназначавшееся для ушей его напарника. Ткач, по-видимому, не сдержался, решил не утаивать от старого приятеля странности зорза. Может быть, он даже рассчитывал впоследствии посоветоваться с напарником: стоит ли в действительности оставлять живыми нежелательных очевидцев того, что должно было произойти уже через день или два в маленькой избушке Ивара Предателя. О том, что сказал Птицелов Рябиннику, молчаливый друид говорить Ткачу не собирался – пусть в будущем это станет для него сюрпризом.

При этой мысли Рябинник даже усмехнулся, что не ускользнуло от Ткача, решившего, что тот заметил его растерянность. Переубеждать приятеля Ткач не собирался – знал, что это бесполезно, и дальше отправился уже в угрюмом молчании. Рябинник пожал плечами и двинулся за ним след в след – они уже выходили к просеке, от которой было рукой подать до озера. На другом берегу, в избушке, если верить Старику, должны были быть Травник, Март, Эгле и Ян. Ткач и Рябинник уже знали о каждом из них многое. Теперь дело было за малым – выбрать для каждого смерть.

После короткого совещания решено было идти в открытую – Травник и его люди не могли ведать, чем же в действительности занимались желтые друиды Ткач и Рябинник. Поэтому, выйдя к тихому, уютному озеру, Ткач остановился. Рябинник предпочел не показываться на глаза друидам и остался в просеке, спрятавшись за чудом уцелевшим большим деревом. Он тут же принялся разглядывать затянутые тряпицами окна избушки на противоположном, чуть заболоченном берегу. Дом сейчас был пуст, но Ткач на всякий случай трижды прокричал рассерженной сойкой – знак, который издавна был принят у друидов вне Круга, чтобы распознавать своих в исключительных обстоятельствах, когда требуется помощь. Однако ответного крика не последовало, и Ткач, пожав плечами, отправился в обход. Рябинник шел поодаль, держа свой арбалет наизготовку.

Возле избушки тоже никого не было – похоже, друиды отправились на очередные поиски. Ткач и Рябинник знали, что компания Травника может еще долго тыкаться на острове, как слепые щенята, – подземная цитадель Птицелова строилась на славу, и дверь в камне под силу найти было лишь какому-нибудь кобольду. Скалы, утесы и особенно пещеры – его излюбленное место обитания, и пустоты в камне кобольд чует нутром. Но откуда взяться кобольду здесь, на острове-кладбище? Ткач даже усмехнулся этой невероятной мысли. При всем их сволочном характере и угрюмых привычках, кобольды на дух не переносят запаха падали и мертвечины, они даже с варгами, и теми не уживаются. Хотя варга кобольды не интересуют – уж больно жесткое, говорят, у них мясо, прямо как милый их сердцу камень. Ткач тихо засмеялся при мысли о маленьком народце – живут себе, в ус не дуют и уверены, что случись чего – пересидят в своих зачарованных холмах да пещерах, как и прежде пересиживали. Что ж, время покажет тщетность их надежд…

Несколько бревен лежали у старого колодца, в одном торчал заржавленный топор. Зато на веревке, натянутой между двумя невысокими березками, ветерок полоскал две зеленые куртки, выцветшую рубашку и зеленый же сарафан. Ткач молча указал на еще непросохшую одежду. Рябинник кивнул в ответ, мол, понимаю, и тут же попятился за угол дома, встал там, тихо взводя барабан механического лука.

– Есть кто дома, хозяева? – нарочитым небрежно-миролюбивым тоном крикнул Ткач. Ответа не последовало, и друид отворил дверь.

Внутри избы было прохладно, но еще холоднее было лезвие ножа, которое Ткач тут же ощутил на своем горле.

– Будет лучше, если ты не раскроешь рта, пока я тебе этого не скажу, – тихо прошептал Травник, слегка крутнув в руке нож, тем самым давая Ткачу почувствовать остроту лезвия.

Ткач судорожно сглотнул и согласно кивнул, показывая пустые ладони.

– Где второй? – спросил Травник, показывая два пальца, но не отнимая ножа. – Говори, но очень тихо.

Ткач предпочел промолчать, указав пальцем на окно, которое выходило на озеро. Он уже немного пришел в себя от неожиданности, но послушно выполнял приказы зеленого друида, тем более, что остальных из его отряда в избушке пока не было.

Рябинник легко справился с подкравшимся из-за спины Яном: резко крутнувшись на каблуках, он ногой отпихнул Коростеля, который намеревался придушить его локтевым захватом. Ян попятился, но удержался на ногах и выхватил нож. Однако тут же увидел нацеленную ему прямо в лоб тонкую стальную стрелку арбалета, и несдобровать бы ему, если бы в стену у самого носа Рябинника не вонзилось гудящее лезвие оленьего ножа Марта. Нож ему когда-то подарил Лисовин. Опытный Рябинник понял предупреждение и опустил арбалет. Збышек тут же вышел из-за ствола огромного дуба, за которым можно было спрятать чуть ли не весь отряд Травника.

– Забери у него эту штуку, Янку, – сказал Збышек со сквозившим в голосе торжеством победившей молодости. – А ты, приятель, – обратился он к Рябиннику, – отдай свой чертов лук, только держи его одной рукой, ладно?

Рябинник, не говоря ни слова, отдал Коростелю арбалет, однако предварительно нажал куда-то, щелкнул барабан, раскрутился, и с ложа упала тонкая стальная игла, как стрелка с узким опереньем. Ян наклонился поднять стрелку, и в это время Март, уловивший короткое движение противника, быстро приставил к груди друида свое излюбленное в скоротечных схватках оружие – короткий меч с широким обоюдоострым лезвием.

– Не дергайся, хорошо?

Рябинник застыл, слегка подавшись к стене от острия, которое он почувствовал кожей.

– Вот так, неплохо, – покладисто заметил Збышек. – А теперь пошли в избу, а то что-то ты в гости в двери не ходишь. Хозяев уважать надо.

– Это не твой дом, – бесстрастно проговорил Рябинник.

– А чей же? – удивленно воззрился на него Март. Коростель тем временем пытался приладить на руке кожаные ремни арбалета.

– Это дом рыжего Ивара, друид, – пояснил Рябинник. Взгляд его карих глаз теперь приобрел обманчивое, откровенно скучающее выражение.

Ишь ты, – усмехнулся Март и подмигнул Яну, – начитанный у нас гость. Ну, пошли в избу, многознай, там и поговорим. Сдается мне, твой приятель тебя там уже дожидается.

И вдруг Коростель увидел, что в глазах Збышека мгновенно вспыхнул огонек такой откровенной ненависти, что он сразу понял: Март знает кого-то из этих двоих, и, скорее всего, того, длинного, что сейчас находится в избе с Травником. Причем не просто знает – этот блеск глаз мог означать только откровенную ненависть.

Допрос, устроенный двум пришлецам, дал Травнику и его друзьям изрядную пищу для размышлений. По словам Ткача – Рябинник большей частью отмалчивался – получалось, что Птицеловом всерьез заинтересовался Круг. Долговязый Ткач рассказал, что после ухода отряда Травника в Круг поступили кое-какие любопытные сведения, касающиеся Птицелова и зорзов, которые прежде высших друидов не интересовали. Сведения эти показались настолько важными Старшине Круга, который остался главным после странной гибели Верховной друидессы, упавшей с высокого утеса в реку, что он немедленно связался с дружественными Кругу королем балтов Ольгердом и властителем белых полян Беркутем. Результатом их встречи стала отправка нескольких групп с целью поимки Птицелова. От Круга почему-то (при этих словах Ткач развел руками и с откровенной наглостью усмехнулся) отправили Ткача и Рябинника. О судьбе других лазутчиков они ничего не знают, а сами все это время фактически следовали по маршруту отряда Травника, отставая от них буквально на два-три дня пути.

– Странные времена творятся нынче в Круге, – покачал головой Травник, выслушав вполне убедительный рассказ Ткача. – Уходит из Круга без доброго слова вослед величайший друид, которых только рождала земля, уходит в земли диких племен врачевать людей и скотину, а двуногие скоты спешат объявить его предателем и изменщиком. Его ученик уходит на поиски и выясняет, что учитель убит какими-то исчадиями тьмы, которые спокойно разгуливают по землям литвинов и полян, занимаясь колдовством и некромантией, а попутно смущая и северных, и восточных королей.

Травник пристально глянул Ткачу прямо в глаза, но тот сохранял самое невинное выражение лица, делая вид, что не понял сентенции. Рябинник же устало облокотился на стену, и было похоже, что сейчас еще минутка – и он сползет с табуретки на пол и уснет мертвым сном.

– Смотрим дальше, – продолжал Травник, делая вид, что не замечает угрюмых глаз Збышека, которыми тот буквально сверлил Ткача.

– Годом раньше в глухой деревушке гибнет Верховная друидесса балтов и полян, высокая госпожа Ралина. Из того, что мне было лично, – Травник нажал на это слово, и Ткач дурашливо поклонился, – известно о друидессе, следует, что она была не очень-то большой любительницей разъезжать по забытым Богом селеньям, да еще и без охраны. Поэтому вся эта история выглядит очень странно, если не сказать больше. И вот после всего этого Круг неожиданно просыпается, буквально подскакивает во сне! Его тайные эмиссары спешно бегут договариваться, как ты говоришь, с дружественными друидам королями, которые на самом деле уже давно не прочь прибрать к рукам владения Круга, а самих друидов превратить: высших – в придворных магов, пусть и самого низкого ранга, а прочих – в звездочетов, астрологов и садовников. А по моему следу отправляют в запоздалую погоню за Птицеловом убийц, наравне с королевскими шпионами. А где же был Круг прежде? Почему Птицелову так легко простили смерть Камерона? Почему мешали мне, и моим людям пришлось покидать Круг под покровом ночи, едва ли не с боем? Ведь причину гибели Камерона в Круге рано или поздно узнали? А теперь вдруг спохватились? И это только первые из вопросов, которые я хотел бы задать, но не тебе, а достопочтенному Старшине Круга, высокочтимому Смотрителю Круга, Хранителям деревьев, Отправляющим ритуалы и еще многим высшим друидам, бездеятельность которых слишком смахивает на предательство. Камерона уже предали, интересно, кто следующий…

– Еще предали мою бабушку! – раздался звонкий девичий голос. В двери ворвалась раскрасневшаяся, с запутавшимся в черных волосах зеленым листиком Эгле, которая час назад первая заприметила в чаще на другом берегу озера внезапно вспорхнувших птиц и сообщила об этом мужчинам. Все это время она сидела поодаль в кроне высокого вяза, наблюдая, не появятся ли еще гости, кроме этих двоих. Ткач и Рябинник прошли всего лишь в нескольких метрах рядом с деревом, где затаилась Эгле, и девушка могла видеть их лица. Узнав в одном из них друида по имени Ткач, Эгле до крови прикусила губу, сдерживая невольное восклицание. Но если еще год или два назад она с удовольствием окликнула бы этого статного, высокого и красивого друида, то теперь она затаилась в листве, как лесной кот, стараясь не шелохнуться. В ушах у нее, казалось, все еще звучал чуть надтреснутый, но по-прежнему полный достоинства и скрытой силы, властный голос бабки Ралины: «учти, Эглуте, этот – сущий дьявол!».

– Сударыня! – иронически поджал губы Ткач и сделал вид, что хочет расшаркаться перед ней в церемонном придворном поклоне. – Рад видеть Вас в добром здравии и неизменном цветении вашей неописуемой красоты.

За его спиной Рябинник тихо фыркнул, а Март недобро сжал кулаки.

– А я тебя – не очень, – с негодованием отрезала девушка и бросила быстрый и тревожный взгляд на Марта. Молодой друид поигрывал желваками, попеременно глядя то на высокого друида, то на Эгле.

– В чем дело, Эгле? – спросил Травник, озадаченный столь резким натиском обычно спокойной и уравновешенной девушки.

– В чем дело? – переспросила Эгле, и в голосе ее послышалась неприкрытая ярость. – А дело в том, что ты даже не поинтересовался, Симеон, цветом наших гостей. Спроси его, какого цвета удостоен господин Ткач в Круге, и если только он не соврет, он тебе откроет: этот цвет – желтый!

– Одна маленькая неточность, дорогая повелительница ужей и прочих зверушек, – улыбнулся Ткач, ласково глядя на девушку. – Не желтый – золотой, моя красавица.

При этих словах Збышек неожиданно вскочил, так что чуть не перевернул стол.

– Желтых друидов было только двое в Круге, когда уезжала госпожа Ралина, и, поскольку она не захотела воспользоваться охраной никого из Красных, в ее последней поездке друидессу сопровождали двое Желтых друидов.

– Золотых, мой юный друг, золотых, – вновь поправил Ткач и вздохнул:

– Мы действительно были последними, кто видели высокую госпожу Ралину. Но, к сожалению, уже неживой. Если ты помнишь, Травник, вернувшись в Круг, мы дали все необходимые объяснения назначенным дознавателям, и они удовольствовались нашими ответами. Поэтому подозрения этого юноши, мягко говоря, уже изрядно запоздали.

– Зато оторвать тебе нос никогда не поздно, – запальчиво бросил юноша, но Травник остановил его.

– Ничего не будет хорошего в том, если вы начнете ссориться. Кстати, о причине вашей вражды я догадываюсь.

Травник взглянул на смутившуюся Эгле, и девушка быстро отвернулась.

– Поэтому настоятельно советую и тебе, Збых, и тебе, господин Ткач, попридержать в узде и руки, и сердца. Коли уж вы оказались в одной повозке, придется вам пока смотреть в одну сторону, а при случае, может, и помочь друг другу. Ты свободен, господин Ткач, и ты – к сожалению, пока не знаю твоего имени, сударь.

– С твоего позволения, господин, мое имя – Рябинник, – учтиво наклонил голову тут же проснувшийся рябой друид.

– Тоже Желтый друид? – спросил Травник.

– Да уж не золотой, как некоторые, – усмехнулся Рябинник и покосился на своего напарника. Тот воздел очи к небу.

– А в чем разница? – полюбопытствовал доселе молчавший Ян и тут же поймал на себе быстрый и внимательный взгляд высокого Ткача.

– Желтые друиды выполняют особые поручения, в которых, как правило, заинтересован весь Круг, – охотно пояснил рябой друид. – Его не может отправить по своим надобностям ни Старшина, ни Смотритель, и никто другой. В свое время этот цвет придумал Смотритель. Он сказал, что мы должны уметь быть легкими, как сухой песок, и пластичными, как сырой, никогда не иметь своей формы и уметь просачиваться между пальцев.

– А золотой? – заинтересовался Коростель, и Эгле обернулась, взглянув на Ткача в упор.

– Золото – это высшая проба, – важно сказал Ткач, а Рябинник равнодушно пожал плечами. – Золото тоже может течь, как песок, но с ним не может совладать никто: ни щелок, ни кислота, ни огонь, ни мороз. В старинных книгах писано, что только драконья кровь может растворить золотой слиток, только где теперь те драконы!

Он махнул рукой, однако затем задержал взгляд на собственных пальцах, пошевелил ими в воздухе и усмехнулся.

– Впрочем, иногда золото стремится не растечься между пальцев, как пустой песок, а задержаться на прелестных ручках.

И он кивнул на руку Эгле, безымянный пальчик которой украшало маленькое серебряное колечко.

– Право, так жаль, прелестная сударыня, что подлинным сокровищам мира вы предпочитаете нищенский белый ободок, ценность которому – ломаный грош в базарный день.

– В один прекрасный день этот, как вы выражаетесь, нищенский ободок, может открыть дверцу к подлинным сокровищам мира, – словно ее любимый уж, который всегда прятался где-то поблизости от своей хозяйки, язвительно прошипела Эгле. Она была так прелестна сейчас в своей рассерженности, столь привлекательны были ее раскрасневшиеся щечки, блестящие глаза, порывисто дышащая грудь, что Ян невольно залюбовался девушкой. Эгле же сделала резкий разворот на каблучках, шагнула к двери, но тут же обернулась и, прищурившись, холодно сказала, обращаясь только к Ткачу.

– А может и указать на одного мерзкого злодея, который живет, будучи уверен, что он – в полной безопасности, ничто ему не грозит, и никто его не признает.

– О чем ты, Эгле? – удивленно воскликнул Збышек.

Травник молчал, по своей излюбленной в таких случаях привычке, как уже заметил Коростель, равнодушно глядя в окно.

– Девушка грезит, – сакраментально констатировал Ткач, и Рябинник понимающе закивал. – Ей везде чудятся враги, и это понятно – мы все скорбим о высокой госпоже Ралине. Только это дело уже быльем поросло, и кому ныне под силу размотать этот узелок?

– А разматывать и не обязательно, – презрительно скривила губы Эгле. – Достаточно просто поглядеть.

– Куда-а-а? Куда глядеть, девочка? – Ткач сокрушенно всплеснул руками, обернувшись к напарнику, словно призывая его в свидетели, но рябой друид, похоже, уже снова дремал. – Пойми, мы видели твою прабабушку последними, и тогда она уже была мертва. Кто сейчас сможет разглядеть больше?

– Тот, кто носит обруч, – тихо, но твердо сказала девушка, и Коростелю показалось, что белое колечко на ее пальце сверкнуло. Но, оглядевшись после того, как девушка уже вышла из избы, Ян понял, что это померещилось только ему.