Страницы← предыдущаяследующая →
Дома по утрам Витю Кораблева обычно не будили рано.
– Пусть поспит, птенец! – любил говорить отец, Никита Кузьмич. – Сон на заре что живая вода: силы прибавляет.
И круглощекий, розовый «птенец», доходивший отцу до плеча, нежился в тихой затененной клетушке, не слыша ни сборов родителей на работу, ни щелканья пастушьего бича, ни фырканья прогреваемого мотора грузовика.
Правда, мать Вити, Анна Денисовна – маленькая, сухая, подвижная женщина, – иногда наперекор мужу заглядывала по утрам в клетушку и расталкивала сладко посапывающего сына:
– Витенька, утро-то какое! Редкостное! Жемчужное! Ты бы встал, росой умылся, солнышку поклонился…
– Экая ты, мать, – вмешивался Никита Кузьмич. – В такую рань птица своего птенца в гнезде не потревожит, а ты сынка родного будоражишь.
– Куда это годится, Кузьмич! – противилась жена. – Парню за пятнадцать лет перевалило, а он всякой работы сторонится. Пусть он с нами в поле побудет.
– Успеет еще, наработается – жизнь велика. А сейчас у него каникулы, пусть отдыхает.
В семье Кораблевых Витя был младшим из детей, и Никита Кузьмич горячо любил сына. Витя был находчив, сообразителен, учение в школе ему давалось легко, он хорошо рисовал, бойко играл на баяне, а выступая с декламацией на школьных вечерах и колхозных праздниках, всегда вызывал бурные аплодисменты.
«С искрой сынок, высоко парить будет!» – с гордостью говорил отец и не уставал твердить сыну, что тот после окончания десятилетки, по примеру старшей сестры, непременно должен пойти учиться в город.
Споры мужа и жены обычно заканчивались тем, что Никита Кузьмич прикрывал дверь клетушки и, бесшумно собравшись, уходил с Анной Денисовной в поле.
Но сегодня Витя Кораблев, вопреки заведенному правилу, сам проснулся чуть свет и, поеживаясь от утренней свежести, выбежал на крыльцо, к умывальнику. На ступеньках сидел отец и, кряхтя, натягивал заскорузлые сапоги. Был он грузный, широкоплечий, с аккуратно подстриженной щеточкой усов, с благообразной, в русых колечках бородой.
– Ты что это, сынок, вскочил в такую рань? – Никита Кузьмич удивленно поднял голову. – Или мать подняла на зарю полюбоваться?
– На какую зарю? – не понял Витя. – Встал и встал… не спится мне.
– Ну-ну… Что-то раненько ты бессонницу наживаешь.
Витя про себя усмехнулся: какая там бессонница! Он с удовольствием бы поспал еще часок-другой…
Вскоре отец с матерью ушли на работу. Витя направился в огород. Нельзя сказать, что его очень тянуло в это утро поработать лопатой или мотыгой, да и приусадебный участок был в полном порядке. Все же Витя взял в руки мотыгу и принялся с таким усердием рыхлить почву около помидорных кустиков, словно это было его самое любимое занятие. А глаза его все время косили за изгородь, на соседний участок Балашовых. И он не ошибся в своих расчетах: вскоре там появилась Варя.
В стареньком домашнем платьице с короткими рукавами девочка долго стояла среди грядок, щурясь на поднимающееся из-за здания школы солнце. Потом, присев на корточки у грядок, она осмотрела помидоры, коснулась пальцем голубоватых скрипучих листьев капусты, покрытых сизой холодной росой, – все девочке надо было потрогать, всему напомнить, что она, Варя Балашова, вернулась домой.
Только вот Витю Кораблева она почему-то не замечала, хотя он и стоял с мотыгой почти у самой изгороди.
Но тут через калитку в огород заглянула мать Вари:
– Варюша, так я пошла!
– Иди, мама, иди! – отозвалась девочка. – Я быстренько полью все, потом печку истоплю.
– Ты бы ногу поберегла… На огороде и без полива все хорошо растет.
– Я только цветы полью. Ты иди, мама.
Варя взяла лейку и, прихрамывая, направилась к пруду за водой.
Недолго раздумывая, Витя сменил мотыгу на лейку и тоже побежал к пруду. Маленький круглый пруд, затянутый зеленой ряской, лежал на самом конце участка, изгороди здесь не было, и Варя сразу заметила соседского мальчика.
– Витя, ты! – обрадовалась она. – И так рано проснулся?
– Здравствуй, Варя… Когда же ты вернулась?
– Будто не знаешь? – удивилась девочка. – А мне сказали, что ты ехал встречать меня на своем велосипеде, но у тебя лопнула камера.
Витя вспыхнул и, нагнувшись, погрузил лейку в воду. Ну вот, она уже все знает и смеется над ним! А он ведь так не хотел вспоминать об этой неудавшейся встрече…
Потом не утерпел и украдкой, снизу вверх, заглянул девочке в лицо. Глаза ее были серьезны. И Вите стало легче.
– Ну, ехал… Откуда ты знаешь?
– А мне Костя Ручьев рассказал, – призналась Варя. – Знаешь, он как джигит… на край света умчать может!
– Знаю! – Витя, как пробку, с силой вырвал из пруда полную лейку, и вода под ней сомкнулась и забурлила. – Вы катались с ним до самого вечера…
– Что ты! – нахмурилась Варя. – Мы просто ехали… У меня так болела нога…
Но Витя все же не удержался и насмешливо сказал, что устраивать скачки на рабочих конях – не такая ужвеликая доблесть.
Затем он властно забрал Варину лейку и зашагал к грядкам:
– Показывай, где поливать, я все сделаю.
– Зачем… Я сама!
– Ну-ну, не спорить! Ты же еле ходишь. А хочешь наших яблок? Замечательный сорт!
И, не дождавшись ответа, он ринулся в свой огород, натряс с деревьев яблок и, набрав полную кепку, принес их девочке.
Потом Витя деловито принялся поливать грядку с цветами, а Варя стояла в сторонке и, улыбаясь, грызла яблоки. И, хотя они были еще жесткие, недозрелые, остро пощипывали язык и десны, девочка ела их с таким удовольствием, словно ничего слаще и вкуснее не было на свете.
И что за беда, если струя воды из лейки не всегда попадала туда, куда нужно, и мутные ручейки уже подтекали к ногам девочки! Нет, что бы там ни говорили высоковские мальчишки, а Витя Кораблев – настоящий товарищ. А как давно началась их дружба! Они были совсем малышами, когда отец Вити построил им в саду под раскидистой черемухой дом: на окнах голубые наличники, крыша под железом, резной петух на крыше; в окна были вставлены настоящие стекла, дверь запиралась на засов.
Жили ребята дружно.
По утрам они выходили «на работу». За несколько часов успевали вспахать поле, засеять его зерном, закончить сенокос на лугу, сжать и обмолотить хлеб, отпраздновать день урожая. После «работы» Витя старательно проставлял углем на дощечке палочки – отмечал, сколько трудодней выработано.
Потом, когда ребята пошли в школу, Витя носил Варины книжки, катал ее на плоту по реке. Они вместе решали задачи. А как-то раз Витя написал длинное стихотворение и передал его Варе. В стихотворении двенадцать раз упоминалось имя «Варя» и было семнадцать ошибок.
Девочка всюду вымарала свое имя и передала стихотворение учительнице. Та оставила Витю после уроков и заставила повторить правила на правописание гласных. Мальчик не разговаривал с Варей после этого две недели, стал решать задачи Кате Праховой и всем рассказывал, что Варя страшно боится ящериц и лягушек и до сих пор тайком играет в цветные стеклышки.
Потом они помирились и с тех пор, кажется, ни разу не ссорились…
Наконец лейка опустела, и Витя, решив, что поливать на сегодня довольно, посмотрел на Варю:
– А я уж думал, что ты никогда не вернешься из этого похода…
– А нам времени не хватило, – призналась девочка. – Еще бы недельку побродить.. Да, Витя! Вы как с Костей? В комсомол готовитесь?
– Я хоть сейчас!
– А Костя?
– Ручьев сам себе голова. Я его и не вижу совсем.
– Все вам тесно… – огорченно вздохнула Варя. – И что вы только не поделили?
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.