Книга Моя жизнь среди индейцев онлайн - страница 6

ГЛАВА V. НА ОХОТЕ

В один прекрасный день в форт приехал Гнедой Конь со своей женой, с которыми я провел лето, и с ними вместе молодой Медвежья Голова – в прошлом Скунс – и его жена из племени гро-вантров, которую я помогал ему выкрасть. Собственно говоря, я только отправился с ним в этот поход в лагерь гро-вантров и горячо сочувствовал его предприятию. Ягода и его жена, как и я, были рады видеть их всех снова и отвели семье Гнедого Коня одну из комнат в форте на то время, пока Конь будет строить собственный бревенчатый дом. Он решил зимовать с нами, ставить капканы на бобров, травить волков и, может быть, немного торговать с индейцами. С помощью Медвежьей Головы он вскоре выстроил удобный двухкомнатный дом позади нашего строения, с двумя хорошими каминами, такими же, как наши. Я был рад каминам, так как рассчитывал проводить малую толику времени перед ними в предстоящие длинные зимние вечера. Нет на земле ничего, что давало бы такое ощущение покоя и прочного мира, как веселый огонь в широком камине, когда наступят зимние холода и по прерии начнут проноситься идущие с севера снежные бури.

Среди прочих вещей я привез с собой на запад дробовое ружье и теперь с началом перелета на юг гусей и уток очень хорошо охотился. Каждый раз за мной шло несколько индейцев посмотреть, как я бью пернатую дичь. Видеть, как птица падает от выстрела, доставляло им такое же удовольствие, какое я испытывал при попадании. Один раз я убил на лету одинадцать диких уток-свистух из пролетавшей стаи, и зрители пришли в дикий восторг. Но мне не удавалось уговорить их принять, убитую птицу: они не ели ни птиц, ни рыбы; особенно нечистой считалась у них рыба. Им нравилась только ни-тап-и-вак-син – настоящая пища, под которой они подразумевали мясо бизонов и других жвачных.

В ноябре многие из племени собственно черноногих спустились с севера, где они проводили лето на берегах реки Саскачеван и ее притоков, а вслед за ними пришли каина или блады, тоже племя черноногих. Каина разбили лагерь в одной миле вниз по течению от пикуни, а пикуни поставили свои палатки примерно на полмили выше нашего форта. Вокруг нас расположилось 9000-10000 индейцев, считая женщин и детей, и торговцы были заняты все дни напролет. Шкуры бизонов еще не достигли высшего качества – шерсть отрастает до полной длины только около первого ноября, – но шла оживленная закупка шкур бобров, вапити, оленей и антилоп. Из бакалейных товаров индейцы покупали в общем только чай, сахар и кофе, которые обходились им в среднем по доллару за мерку в одну пинту. Одеяло с обратной тройной проборкой стоило двадцать долларов или за него давали четыре полномерных (с головой и хвостом) шкуры бизона; ружье, стоимостью в пятнадцать долларов, продавалось за сто; виски – очень слабое – шло по пять долларов за кварту; даже пакетик красно-оранжевой краски стоил два доллара. Торговля была, несомненно, прибыльной. Собственно говоря, в ассортименте торговцев не было ни одного предмета, который не был бы для индейцев роскошью. Торговцы рассуждали примерно так: индейцам эти товары не нужны, но раз уж они хотят их получить, то пусть платят за них такую цену, какую я потребую. Я рискую в этом деле жизнью только ради большой прибыли.

Конечно, Ягода не рассчитывал один обслужить покупателей всех трех лагерей. В Форт-Бентон все время приезжали группы индейцев со шкурами бизонов и мехами; собственно, большая часть торговли шла через Форт-Бентон. Тем не менее и у маленького форта на реке Марайас дела шли отлично.

Зима в тот год наступила рано, в первой половине ноября. Озера и реки замерзли, несколько раз уже выпадал снег; северо-восточные ветры сметали его в сугробы в лощинах и на подветренной стороне холмов. Вскоре бизоны начали держаться подальше от реки, где были большие лагеря. Немногочисленные животные, конечно, часто забредали и сюда, но большие стада оставались вдали, в прерии к северу и к югу от нас. Когда выпал снег, они во всяком случае перестали приходить на водопой, так как получали достаточно воды в виде снега, поедаемого вместе с травой. Как бы ни была сурова и продолжительна зима, бизоны оставались жирными, пока получали воду таким способом. Но когда с началом таяния снега всюду в прерии возникали маленькие озера воды, бизоны начинали пить ее и быстро худели. Так как бизоны уже не подходили близко к реке, индейцы были вынуждены, чтобы добыть необходимое мясо и шкуру, отправляться в двух-трехдневные вылазки, разбивая лагерь на месте охоты. Несколько раз за зиму я отправлялся с ними в компании своих друзей Хорькового Хвоста и Говорит с Бизоном. На охоту брали с собой лишь несколько палаток, в которых устраивались жить по пятнадцать-двадцать человек. Группу охотников сопровождало небольшое число женщин – сколько требовалось, чтобы готовить пищу.

Как правило, охотники все вместе выходили каждое утро и, увидев большое стадо бизонов, приближались к нему как можно осторожнее, пока наконец встревоженные животные не бросались бежать. Тогда начиналась грандиозная погоня, и если все шло хорошо, охотники убивали много жирных самок бизона. Почти у всех пикуни были какие-нибудь ружья: кремневые или пистонные, гладкоствольные или нарезные. Но во время погони многие индейцы, особенно если под ними были резвые, обученные лошади, предпочитали пользоваться луками и стрелами, так как можно выпустить две или три стрелы в разных бизонов за то время, что тратится на перезарядку ружья, хотя эти старые гладкоствольные ружья заряжались быстро. Охотник держал несколько пуль во рту. Разрядив ружье, он тотчас же высыпал порцию пороху из рога или фляги на ладонь, а потом в дуло. Затем, вынув пулю изо рта, он бросал ее поверх пороха, раза два резко ударяя по стволу, чтобы утрясти заряд, и насыпал порох на полку или вставлял пистон – в зависимости от системы ружья. При такой зарядке ружье нужно было держать дулом кверху, иначе пуля выкатывалась из него. При выстреле охотник нажимал на курок в то мгновение, когда ружье опускалось до уровня цели. Некоторые охотники – меткие стрелки – верхом на исключительно быстрых и выносливых лошадях часто убивали за одну погоню по двадцать и более бизонов. Однако среднее число убитых животных на одного человека, по-моему, не превышало трех. После такой охоты главный лагерь представлял собой подобие бойни. Вьючные лошади шли цепочками, одна за другой, нагруженные мясом и шкурами, а некоторые охотники перебрасывали одну-две шкуры или большие пласты мяса через седла и садились сверху. Все было залито кровью: лошади, тропа, одежда и даже лица охотников.

Я бывал на нескольких охотах в такую холодную погоду, что шкура бизона, застывая, стояла коробом, как только отделялась от туши под ножом; но индейцы свежевали свою добычу голыми руками. На мне бывало надето очень теплое белье, рубашка из толстой фланели, замшевая рубашка, жилет и пиджак, короткая верхняя куртка из шкуры бизона и штаны из такого же материала, и все же временами я мерз, а на щеках и носу у меня были болячки от частого примораживания. Индейцы надевали на себя только две рубашки, два одеяла или леггинсы из кожи бизона, меховые шапки, перчатки из бизоньей шкуры и мокасины без носков. Но они никогда не мерзли и не дрожали от холода. Они приписывали свою невосприимчивость к холоду благоприятному влиянию ежедневного купания: они купались всегда, даже если для этого приходилось прорубать отверстие во льду. И они заставляли купаться своих детей, малышей, начиная с трехлетнего возраста, вытаскивая сопротивляющихся из постели, чтобы отнести их под мышкой и окунуть в ледяную воду.

Во время таких кратковременных охот не бывало ни азартных игр, ни танцев. Отряд охотников всегда сопровождал какой-нибудь знахарь, и вечера проходили в молитвах Солнцу об успехе охоты и в пении песен, которые можно назвать охотничьими, особенно песни о волке – самом удачливом из охотников. Спать все ложились рано.

Возможно читателю приходилось видеть на северо-восточной равнине круги из камней или небольших валунов; диаметр этих кругов составляет от двенадцати до двадцати футов и даже более. Эти камни применялись как грузы, чтобы придавить нижний край шкур, покрывающих палатку, и этим предохранить ее от опрокидывания в сильный ветер. Когда лагерь снимался с места, камни просто скатывали с кожи. Часто такие круги находят на расстоянии многих миль от воды. У читателя может возникнуть вопрос: как люди на этих стоянках ухитрялись утолять свою жажду; они растапливали снег. Лошади их ели снег вместе с травой; топливом служил навоз бизонов. Круг из камней – это признак давнишнего лагеря зимних охотников. Некоторые из лагерей такие древние, что верхушки камней едва виднеются в траве, так как постепенно в течение многих сезонов дождей под действием собственного веса камни погрузились в почву.

К концу ноября закупка шкур бизонов шла полным ходом; было убито много тысяч бизонов, и женщины все время занимались дублением шкур, требующим не малой затраты сил и времени. Я часто слыхал и читал, что индейцы-мужья не жалеют своих жен, что индианки проводят жизнь в тяжелой неблагодарной работе. Эти утверждения весьма далеки от истины, если говорить о кочевниках северной прерии. Правда, женщины собирают топливо для очага палатки – вязанки сухих ивовых прутьев или сучьев упавших тополей. Они также готовят пищу и, кроме дубления шкур бизона, превращают еще шкуры оленей, вапити, антилоп, горных баранов в мягкую замшу для домашнего употребления. Но ни одна индианка не страдает от чрезмерной работы; если им хочется, они отдыхают; они знают, что и завтра будет день, и все, что нужно делать, они делают без спешки. Муж никогда не вмешивается в дела жены, так же как она не вмешивается в его обязанности, в добычу шкур, мехов и мяса – основы их жизни.

Большинство индианок – почти все – от природы трудолюбивы и гордятся своей работой. Им доставляло удовольствие наполнять одну за другой кожаные сумки отборным сушеным мясом и пеммиканом, выделывать мягкие шкуры бизонов и замшу для домашнего употребления или на продажу, вышивать удивительные узоры из бус или крашеных игл иглошерста ^{note 22} на верхах мокасин, платьях, леггинсах и сбруе. Если шкуры шли в продажу, то женщины получали свою долю из выручки. Если муж решал купить себе спиртное – что ж, это его дело, но жена покупала себе одеяла, красную и синюю шерсть, оранжевую краску, бусы, пестрые ситцы, разные другие предметы обихода и украшения.

Ягода и часть его людей в течение зимы совершили несколько поездок в Форт-Бентон. В одну из них Ягода привез свою мать, которая жила там со своей подругой Женщиной Кроу. Старшая миссис Ягода была чистокровной индианкой из племени манданов, но с очень светлой кожей и каштановыми волосами. Она была высокая, стройная, красивая женщина, очень гордая и важная, но с добрейшим сердцем. Ко мне она была очень добра, ходила за мной, когда я болел, и давала мне диковинные горькие лекарства; она заботливо убирала разбросанные мною вещи, стирала и чинила мою одежду, шила мне красивые мокасины и теплые перчатки. Она не могла бы смотреть за мной лучше, будь она моей родной матерью. Я знал, что никогда не смогу отплатить ей за все, что она для меня сделала. Когда я заболел горной лихорадкой и у меня вечерами начинался бред, она принялась ухаживать за мной и благополучно выходила меня. Ее подруга Женщина Кроу была также добра ко мне. У этой женщины была романтическая история. Как-то вечером мы сидели у огня, и она рассказала мне историю своей жизни.