Книга Ответы. Об этике, искусстве, политике и экономике онлайн - страница 5

Наркомания, проституция и пр.

Нужно ли запрещать уличную торговлю наркотиками, бутлегерство, азартные игры и проституцию в законодательном порядке? Не напоминают ли законы против подобных правонарушений антитрестовское законодательство?

Отвечая на ваш первый вопрос – нет, запрета быть не должно. Многие из этих занятий недопустимы. Проституция – зло практически по любым нравственным нормам. Тем не менее, если ею занимаются не по принуждению, если женщина сама решает заниматься подобным делом (назвать это профессией нельзя), а какие-то мужчины этим пользуются, это касается только их, не общества. Это их нравственное падение. Но преступлением с точки зрения закона оно считаться не должно. Общество не вправе ничего запрещать. То же относится и к торговле наркотиками.

Антитрестовское законодательство – дело иное. Бизнес не является аморальным видом деятельности. Нарушения антитрестовского законодательства считаются уголовным преступлением, и люди, не совершившие никакого насилия, несут наказание. В этическом смысле между изобличенным бутлегером или содержателем игорного притона и осужденным бизнесменом есть разница. С точки зрения морали это разные категории людей. Мало того что бизнесмена карают за деятельность, в которой нет состава преступления. Его карают за добродетель – за успех и дарования [АРМ 63].

Как вы оцениваете запрет на употребление цикламатов и марихуаны?

Я не одобряю никакого государственного контроля сферы потребления. Любые ограничения в отношении наркотических средств должны быть отменены (разумеется, за исключением их продажи несовершеннолетним). Государство не имеет права указывать взрослому человеку, как ему распорядиться собственным здоровьем и своей жизнью. Это возлагает на индивида гораздо больший груз моральной ответственности, но взрослые должны быть вольны убивать себя любыми способами.

Не принимать вещества, разрушающие мозг, – моральная ответственность самого человека. Я готова бороться за законное право человека употреблять марихуану. И готова бороться до последнего, доказывая, что с точки зрения морали человеку не следует этого делать: впрочем, в свободном обществе мне вовсе не пришлось бы иметь дела с таким человеком. Что государство действительно должно делать, так это защищать граждан от криминальных деяний лиц, употребляющих наркотики. Но наркотики были бы гораздо дешевле, если бы не запрет на них, подобно тому как спиртное стоило гораздо дороже во времена сухого закона. Бутлегеры не желали отмены сухого закона, так как доходы их были выше. Точно так же и сегодня преступный мир распространяет наркотики. Если бы наркотики были легализованы, наркоману его пристрастие обходилось бы дешевле, жить было бы проще, хотя и накладнее в моральном смысле.

Что касается цикламатов, – я сама их употребляю в составе диетических безалкогольных напитков – врачи утверждают, что они безвредны. Врачи должны изучить этот вопрос и сообщить результат пациентам. В задачи правительства не входит принятие сиюминутных законов на основании неподтвержденных результатов какого-то эксперимента.

Как я предполагаю, причина, по которой кто-то призывает запретить цикламаты, коренится в психологии критиков капитализма. Критики нападают на любую отрасль, которая помогает людям или приносит им удовольствие и прибыль. Теперь они нападают на готовые замороженные обеды, поскольку предположительно в них содержатся опасные консерванты. Разумеется, ведь готовые ужины здорово экономят время загруженным домохозяйкам! Есть и другая причина: подобные наскоки позволяют попасть в газету. Так сделал и Ральф Нэйдер^[6] – вот его настоящий мотив [FHF 69].

Согласуется ли с объективизмом государственный контроль оборота лекарственных и наркотических средств?

Государственный контроль применения наркотических лекарств совершенно неправомочен. Допустимы законы, наказывающие продавца, который ввел покупателей в заблуждение относительно характера продаваемого лекарства. Для этого и существуют законы о мошенничестве. Но государственный контроль не исключает возможности мошенничества, поэтому не должно быть никакого государственного контроля помимо быстродействующей и эффективной правовой системы, в рамках которой человек может обратиться в суд и доказывать свою правоту, если выяснит, что какой-то производитель лекарств его обманул.

Что касается наркотиков, их государство тоже не должно запрещать, за исключением их продажи несовершеннолетним. Если взрослый человек хочет вредить самому себе, он в своем праве. Я полагаю, если бы в Англии попробовали легализовать наркотики, то их употребление упало бы до минимума, поскольку у наркоманов пропал стимул «впаривать» наркотики, сбывать их несовершеннолетним или подсаживать кого-то на иглу, поскольку исчезла бы необходимость оплачивать нелегальные наркотики. Сообщалось о противоположных результатах, но я лишь хочу сказать – как бы то ни было, этот вопрос стоило бы прояснить. Теоретически вполне вероятно, что легализация наркотиков снизит уровень наркозависимости и преступности. Но в конечном счете это вопрос к врачам и криминалистам [FHF 68].

Суицид и эвтаназия

Вы отстаиваете право индивида на выбор в отношении абортов и мер контроля рождаемости. Придерживаетесь ли вы аналогичных взглядов на самоубийство и эвтаназию?

Контроль рождаемости и аборт связаны только с действиями лица, их совершающего. Они не затрагивают больше ничьих прав. То же относится и к самоубийству. В принципе человек вправе покончить с собой, хотя это крайне неразумный поступок. Правительство не должно принимать законы, препятствующие самоубийству. Советы пытались сделать это в России в 1920-х гг. из-за волны самоубийств среди членов партии. Попытки суицида карались смертью. Человек может отказаться от жизни по многим причинам. Бывают, однако, ситуации, когда самоубийство в высшей степени обосновано, и ведь это действительно собственная жизнь человека. И ни закон, ни люди тут совершенно ни при чем.

Проблема эвтаназии сложнее, поскольку тут затрагивается жизнь другого. Если кто-то делает распоряжение о том, чтобы его подвергли эвтаназии, так как не желает испытывать невыносимую боль, и можно доказать, что такова была его воля, я бы сказала, что это его право и доктор вправе осуществить эвтаназию. Но принять такой закон трудно: ведь необходимо гарантировать, что беспринципные врачи в сговоре с беспринципными родственниками не убьют человека, который вовсе не умирает и не страдает от боли. Опасность здесь в том, что врачам дается законное право совершать убийство по собственному произволу. Я, впрочем, подозреваю, что случаи эвтаназии нередки, только мы о них не знаем и вряд ли узнаем. Они на совести лечащего врача. Только он может знать, действительно ли неизлечимый больной испытывает непереносимые страдания. Я не могу сказать, что вправе его осуждать. Не знаю. Слишком непростая ситуация. Мои симпатии на стороне врача, который помогает безнадежному пациенту расстаться с жизнью, но я бы не стала продвигать принятие закона об эвтаназии [FHF 68].