Книга Бирюзовая маска онлайн - страница 3

III

Гэвин поехал по дороге в Таос к северу от Санта-Фе. Он ехал на максимальной скорости и управлял машиной с той же уверенностью, с какой он управлял мной. Я напомнила себе, что он как раз тот тип мужчины, который я не люблю.

Я не предполагала, что отправлюсь в путешествие, и жалела, что встреча с Кордова опять откладывалась. Но благодаря тем глупым словам, которые я сказала Гэвину и которые поставили меня в невыгодное положение, и его собственному уверенно-приказному способу общения со мной, я снова была в дороге, на пути к национальному памятнику под названием Бандельер, о котором я никогда раньше не слышала.

Большую часть времени мы молчали, и раз или два я украдкой посмотрела на моего невозмутимого спутника. Мне доставляла удовольствие моя неприязнь к нему, но в то же время форма его головы, линии его лица интриговали меня, как художника. У меня чесались руки, так хотелось мне взять карандаш, чтобы перенести то впечатление, которое вызывала во мне его сильная личность, на бумагу. Мне было интересно, смогу ли я его написать. Портретная живопись не была моей сильной стороной, но интересное лицо всегда привлекало меня. Его голос прервал мои размышления.

– Полагаю, вам интересно знать, почему я так скоро увез вас от Стюартов?

– Да… пожалуй.

– Я не хотел оставлять вас там в качестве добычи Пола.

– Добычи? Что вы хотите сказать?

– Вы, может быть, знаете – он пишет книгу и хочет порыться в вашей памяти.

– Сильвия говорила мне нечто подобное. Но как можно откопать что-то в памяти пятилетнего ребенка? Что это за книга?

Он мрачно смотрел на дорогу.

– Одна из глав будет о семье Кордова – в особенности о смерти вашей матери. Что вы об этом знаете?

Я напряглась.

– На самом деле я ничего не знаю. Видите ли, мой отец никогда не говорил мне о ней и не рассказывал о том, что с ней случилось. Все, что я знаю, – она умерла, разбившись при падении. Вот одна из причин, почему я сюда приехала. Мне очень важно знать… знать о ней все. Все о моих родственниках со стороны матери.

Он посмотрел на меня, и, встретив его взгляд, я увидела в нем неожиданную симпатию, хотя он продолжал, никак не отреагировав на мои слова.

– Ваш дедушка очень сильно настроен против книги Пола о Кордова. И я с ним согласен. Ни для кого нет ничего хорошего в том, что он раскопает старый скандал, случившийся много лет тому назад. И для вас – меньше всех.

Мне его слова не понравились.

– Сильвия тоже говорила о скандале. Но о каком? Если это относится к моей матери – скандал это или нет, – я хочу знать. Почему мне нельзя этого знать?

– Лучше не ворошить прошлого, – сказал он. – Вы только сильно огорчитесь.

– Неважно – я хочу знать! От этого можно сойти с ума!

Он бросил на меня быстрый взгляд, в котором читалось мрачное удовольствие.

– Упрямство Кордова! Оно выпирает из вас всех.

– Может быть, это просто черта моих родственников из Новой Англии, – сказала я ему.

Мы помолчали. Когда мы свернули с Таосской дороги к горам Хемес, которые поднимались за Лос-Аламосом, покрытые снегом горы Сангре-де-Кристос оказались сзади, и я изучала пейзаж с тем же интересом, который я испытала по дороге из Альбукерка. Этот мир отличался от того, к которому я привыкла.

Я была рада, что немного изучила карту, прежде чем уехала из Нью-Йорка, и знала кое-что о местности. Справа от нас появилась массивная, странно черная гора, стоявшая отдельно, ее склоны круто поднимались кверху к плоскому плато на вершине. Во мне пробудились воспоминания, и ко мне ниоткуда пришло ее название.

– Черная Меза, – сказала я, удивляясь сама себе. Этого названия на карте не было.

– Так, значит, есть вещи, которые вы помните? – сказал Гэвин.

– У меня бывают вспышки памяти, и я чувствую, что я видела эту местность раньше. Конечно, видела. Я, должно быть, путешествовала здесь с моими родителями, когда была маленькой.

Мы ехали через страну становых гор, и холмы впереди были похожи на песчаные корабли, плывущие в можжевелово-зеленом море. Иногда их верхушки увенчивались острыми шпилями скал, и в песчанике часто встречались пещеры. Возможно, все это было мне знакомо, хотя у меня больше не было вспышек узнавания, как с Черной Мезой. Но я не могла расслабиться и просто любоваться пейзажем. Передо мной по-прежнему вставали вопросы.

– Вы знали мою мать? – прервала я молчание, сопровождаемое лишь шорохом шин и шумом мотора.

– Да, я ее знал, – ответил Гэвин, но ничего больше не добавил, сводя на нет все мои попытки.

– Мой отец никогда не говорил мне о ней, – упрямо повторила я. – Странно, что я выросла, ничего не помня и не зная о Доротее Кордова Остин.

– Когда мне было пятнадцать, я не мог понять, что Доро нашла в вашем отце, – сказал Гэвин. – Он во всех отношениях был ее прямой противоположностью.

Я подумала, не подстрекает ли он меня к спору, но он, казалось, был слишком бесстрастным, слишком равнодушным для этого.

– А меня вы помните? – спросила я.

– Очень хорошо. – Прямая линия его рта немного смягчилась. – Вы были маленькой забавной девочкой, очень похожей на мать.

На минуту я расслабилась. Как бы ни говорила я себе, что он мне не нравится, что-то во мне тянулось к этому человеку. Однако его следующие слова снова произвели на меня впечатление холодного душа, и я поняла, что он не будет слишком долго думать о прошлом.

– Очень плохо, что маленькие забавные девочки все же вырастают, – сказал он.

Казалось, что он просто спокойно выразил свое мнение, вовсе не желая меня обидеть, но ему было все равно, что я могу почувствовать. Тот проблеск симпатии ко мне, который я ощутила несколько секунд назад, исчез, и я отодвинулась от него, испытывая легкую боль, что мне самой не понравилось, и желая показать ему, что не придаю значения его словам. Он, казалось, ничего не заметил, и оставшуюся часть пути до Белой скалы мы молчали.

– Вот здесь Элеанора оставила машину, – сказал он мне. – Я не буду сейчас останавливаться для расспросов. Если она отправилась в Бандельер, она, возможно, села на попутную.

Это был мексиканский городок того же песочного цвета, терявшийся среди холмов, и мы поехали по извивающейся дороге в парк.

– Вы знаете, почему она уехала? – спросила я, все еще ощущая обиду за его замечание о выросших девочках.

– Возможно, у нее была тысяча причин, – сказал он. – Лучше не стараться угадать настоящую.

– Сильвия говорила о том, что у Элеаноры, как и у моей матери, в характере есть необузданность. Для меня это все звучит глупо – необузданность в крови и все такое.

– Хуан скажет вам, что это не глупость. Но вы сами разве не такая? Ведь вы же Кордова.

– Мне нравится думать, что я вполне уравновешенный человек, – сказала я ему.

– Поздравляю.

Мне не понравился его сухой тон, и я промолчала, чувствуя, как во мне закипает гнев. Гэвин Бранд мне явно не нравился, и моя симпатия к кузине возросла. Я не стала задумываться об оценке, которую дала Элеаноре Сильвия, решив, что я должна вынести собственное впечатление.

Проехав несколько миль, в продолжение которых я немного успокоилась, мы достигли входа в парк, где Гэвин остановился, чтобы заплатить. Он спросил мужчину, который принимает плату за вход, не видел ли тот высокую женщину с длинными светлыми волосами, которая могла приехать на чьей-нибудь машине вчера.

Служащий покачал головой.

– К нам приезжает очень много людей, всех не упомнишь. Наверное, была масса девушек с длинными светлыми волосами. Я не обращаю на них внимание.

– Разве парк не закрывается на ночь? – спросила я, когда мы въехали в ворота. – Разве посетителям не предлагают покинуть его?

– Это огромное пространство с множеством дорог, – сказал Гэвин. – И туристы всегда останавливаются здесь на ночь. Вряд ли они регистрируют посетителей, которые уезжают.

Дорога, извиваясь, шла вниз, ко дну каньона. С обеих сторон поднимались высокие скалы, на одном склоне их росли деревья, а другой, крутой, был застывшей вулканической лавой.

– Почему это национальный памятник? – спросила я.

– Индейцы были здесь приблизительно до 1500 года. Вы увидите остатки их жилищ и кив^[2]. Все тщательно сохраняется.

И он был тщательно вежлив – любезный гид.

– Но если здесь масса дорог, как мы ее отыщем?

– Пол говорит, что ее больше всего интересуют пещеры. И в них можно найти укрытие. Мы осмотрим некоторые. Все зависит от того, как далеко ей вздумалось уйти от главной дороги. Если она здесь, я подозреваю, что недалеко.

– Но если она действительно хочет спрятаться…

– Если она действительно хочет, – тихо сказал Гэвин, – тогда мы ее не найдем. Но я подозреваю, что к настоящему времени, если она здесь, она хочет, чтобы ее нашли. Пол был очень кстати со своими сведениями о том, где она может быть. Возможно, все это подстроено.

Я не могла понять, почему Элеанора Бранд неожиданно убежала из дому, чтобы провести ночь в таком неподходящем месте. А также почему сведения о ней «подстроены».

Однако я знала, что он ничего не станет объяснять. В его голосе появилось напряжение, когда он заговорил о Поле, и я решила изменить тактику и быстро спросила:

– Почему вы не любите Пола Стюарта?

Он посмотрел на меня таким взглядом, который ясно давал мне понять, что меня это не касается, но все-таки ответил:

– Неприязнь – это очень сложный вопрос. Во-первых, у Пола есть способность создавать неприятности. Держитесь от него подальше.

Что ж, может я буду держаться подальше, а может нет. В любом случае я сама буду решать.

Солнце светило, но воздух был прохладным, и я радовалась, что надела свитер.

– Здесь, наверное, довольно холодно ночью? – спросила я.

– Точно. Но Элеаноре холод нипочем.

Я хотела спросить – почему? Почему она уехала? – но его тон держал меня на расстоянии.

У маленького здания – места сбора посетителей – Гэвин припарковал машину, и мы вышли. Он посмотрел на мои туфли на низком каблуке, которые я надела в дорогу, и кивнул.

– Нормально. Тропинка не трудная и не длинная.

Узкая дорога была заасфальтирована, идти по ней было удобно. Она извивалась вдоль дна каньона. Меня опять охватило чувство, что этот мир мне совсем незнаком. Прямой каньон обрамляли крутые скалы, голые с одной стороны и покрытые лесом с другой, так что казалось, будто мы попали в широкий разрез, сделанный в земле. Справа к небу поднимались голые скалы, у их подножья высилась вулканическая скала, вся покрытая оспинами пещер, в которых жили индейцы, десятки пещер, и до них можно было добраться только карабкаясь по скале.

Гэвин заметил, что я смотрю на пещеры, и покачал головой.

– Если она здесь, она наверняка выбрала более легкий путь. Пойдем по тропинке.

Казалось, он был уверен, что хорошо ее знает, и не очень волновался.

Встречались остатки разрушенных кив – зданий, которые когда-то использовались для совершения религиозных обрядов и церемоний. Каменные руины древнего Пуэбло Туонуи образовывали круг с центральной площадью посередине. Когда-то они были высотой в три этажа, могли вместить более ста человек, так сказал мне Гэвин. В другое время я бы больше заинтересовалась всем этим.

Тропинка повернула к подножию скал и стала подниматься наверх, пока не поровнялась с пещерами и восстановленными скальными жилищами. Я запыхалась от подъема на непривычную высоту. Гэвин заметил это и замедлил шаг.

Теперь он останавливался у каждой пещеры и заглядывал внутрь. Там, где к скале была прислонена деревянная лестница, он взбирался по ней, чтобы заглянуть в отверстие пещеры. Мы уже поднялись довольно высоко от дна каньона, и тут и там на узкой скалистой тропинке были прорублены ступени. Поверхность скалы была неровной, с выступами, так что тропинка, казалось, стягивала скалу через все ее неровности, как шнур. Только один раз мимо нас прошли другие посетители, направляясь в противоположную сторону, и внизу в каньоне, где извивался ручей и росли группы деревьев, было пусто. Огромные пространства Бандельер могли поглотить сотни людей. Теперь мы стали чередоваться. Я заглядывала в одну пещеру, а Гэвин – в следующую, так дело пошло быстрее.

Ее нашла я. Вначале, когда я влезла по короткой лесенке, чтобы заглянуть в темную глубину пещеры, я ничего не увидела. Затем в глубине пещеры что-то зашевелилось, и я увидела лицо, которое смотрело на меня из спального мешка на каменном полу.

– Элеанора? – сказала я.

Из пещеры донеслись какие-то звуки – Элеанора вылезала из мешка. Но она не подошла ко мне. Она просто села на мешок, скрестив ноги, и смотрела на мой силуэт, который для нее должен был казаться темным пятном на фоне яркого неба. Я не могла видеть ее ясно в полутьме пещеры.

– Кто ты? – спросила она, и я впервые услышала мягкий, довольно музыкальный голос, который принадлежал Элеаноре Бранд. В ее голосе чувствовалась насмешка.

Я сказала ей, что я ее кузина Аманда Остин, но она прервала меня взмахом руки, почти повелительным.

– Гэвин здесь?

– Конечно, – сказала я. – Я помогаю ему тебя искать. Он волнуется.

– Да? – Я почувствовала в ее голосе еще больше насмешки. Она не собиралась выходить из пещеры.

Я беспомощно ждала, стоя на лестнице, пока Гэвин выберется из другой пещеры и подойдет ко мне. Я показала ему жестом, что она там, и спустилась, а он сразу же взобрался наверх и позвал ее.

– Выходи, Элеанора. Игра окончена на этот раз. Сворачивай мешок и выходи.

В тихом смехе, донесшемся из пещеры, мне послышалась мстительная нотка, но я услышала также, что она сворачивает мешок. Гэвин спустился, она подошла к скалистому подножию пещеры и перебросила свой мешок через него на тропинку, потом вылезла сама, нащупывая ногами, обутыми в альпинистские ботинки, перекладины лестницы. Я увидела синие джинсы, толстый синий пуловер и длинные светлые волосы. Потом Элеанора встала на тропинке рядом с нами и тогда, наконец, я разглядела ее всю.

Она была лет на пять старше меня, и несмотря на необычные обстоятельства, при которых я ее встретила, держалась спокойно и уверенно. Она была очень красивой женщиной, с темно-синими глазами, оттененными густыми ресницами, полными, слегка выпяченными губами и прекрасными волосами, пряди которых свисали спереди на гладкий лоб, а сзади тяжело падали на плечи, причем выглядели так, как будто их только что причесали. Она не обратила внимания на Гэвина, а посмотрела прямо на меня, все еще насмешливо и едва ли дружелюбно.

– Значит, ты дочь Доро? И как сильно ты на нее похожа?

Я не могла ответить на ее вопрос и даже не пыталась. Кроме того, на самом деле я ее не очень интересовала, хотя она демонстративно игнорировала Гэвина.

Он коротко сказал:

– Предполагалось, что ты встретишь Аманду в аэропорту в Альбукерке. Вместо тебя пришлось ехать Сильвии.

– Я так и думала. Хуан не должен был просить меня об этом. Почему я должна радоваться ее приезду, принимая во внимание замысел Хуана? Вот я и решила немного побыть одной. Чтобы утвердить свою независимость и заставить вас немного поволноваться. Я провела чудную ночь. Миллионы звезд на небе, а внизу, в каньоне, – духи индейцев. Я уверена, что слышала бой барабанов.

Гэвин не обратил внимания на этот полет фантазии.

– Ты могла бы немного подумать, прежде чем пойти на это, – сказал он.

Она опять засмеялась тихо и злорадно.

– Зачем?

Гэвина не задела ее намеренная попытка вызвать в нем раздражение.

– Ты голодна? – спросил он.

– Конечно, нет. У меня были сэндвичи и банки с апельсиновым соком. Я все съела.

– Ты хорошо все спланировала, – сухо сказал он. – И точно рассчитала мой приезд.

– Ты ведь не можешь оставить меня в покое, да? Ты вечно меня возвращаешь!

Хотя она была довольно высокой, но ниже Гэвина, и ей пришлось поднять голову, чтобы посмотреть на него вызывающим и провоцирующим взглядом.

– Твой дедушка беспокоился. Он хотел, чтобы я тебя нашел.

– Я так и думала. А хорошенький скандальчик мы закатили втроем вчера, а? Может, теперь вы оба начнете думать о том, чего хочу я.

Гэвин отвернулся.

– Поедем назад к Белой скале. Мы возьмем там твою машину и позвоним в Санта-Фе.

Я поняла, что у этой женщины есть власть над ним и что она может его ранить, и неожиданно посочувствовала Гэвину. Я знала, что это такое, – когда тебя обидит человек, которого ты любишь.

Гэвин пошел впереди по тропинке, неся спальный мешок Элеаноры, а она улыбнулась мне злобной торжествующей улыбкой и пошла за ним.

Я шла сзади с беспокойным чувством. Во мне росло упрямство, укрепляя мою решимость противостать им всем, что, по-видимому, я вынуждена буду делать. Что ж, меня пригласил сюда Хуан Кордова, и только он имел для меня значение.

Мы сели в машину и молча отправились к Белой скале. Мы сидели на переднем сидении, я посередине, и милю за милей мчались в тяжелом молчании. Невыговоренные слова пульсировали, окутанные тишиной.

У Белой скалы мы нашли машину Элеаноры и поменялись местами. Она и я должны были поехать в ее машине, а Гэвин – следовать за нами в своей. Мне бы хотелось воспротивиться, потому что я инстинктивно не желала оставаться наедине с кузиной Элеанорой. Она еще больше, чем другие, была против моего приезда и ее откровенность меня очень раздражала. Однако Гэвин командовал нами обеими, и не было времени для споров. Повинуясь его приглашению, я неохотно села на место пассажира рядом с Элеанорой, а он обошел машину, чтобы поговорить с ней.

– Лучше поезжай прямо в Санта-Фе, – сказал он. – Аманда весь день в дороге, и я уверен, она хотела бы отдохнуть.

Его отношение к ней было отстраненным, отчужденным, но я поняла, что под этим пряталось какое-то глубокое чувство – то ли гнев, то ли неоправдавшаяся любовь – этого я сказать не могла. Маска безразличия скрывала внутреннюю бурю, я была уверена в этом. Каким он будет, если перестанет сдерживаться? Может, более приятным, более человечным?

Элеанора ему широко улыбнулась, и он пошел к своей машине. Не ожидая, пока он в нее сядет, она включила зажигание, и к тому времени, как мы выехали на шоссе – а мы ехали очень быстро – Гэвина позади нас уже не было видно. Элеанора, казалось, немного расслабилась, ее руки уверенно держали руль. Я увидела на ее левой руке платиновый браслет с бриллиантами, а на правой – большое серебряное кольцо с бирюзой. У нее были красивые руки – с длинными тонкими пальцами, но не худые, с гладкой кожей. Я спрятала свои рабочие руки на коленях. Мои кисти были квадратной формы, с коротко подстриженными ногтями, и меня не утешала мысль о том, что это были руки художника.

Моя кузина неожиданно бросила мне вопросительный взгляд, радостно-беззаботный.

– Нам вовсе не нужно ехать назад в Санта-Фе. Здесь очень много дорог. Гэвин будет в ярости, если мы не вернемся к Хуану к тому времени, как он приедет. Давай его подразним?

Перспектива бесцельно болтаться по дороге с женщиной, которой я не нравлюсь, меня не прельщала, мне также казалось бессмысленным с ее стороны продолжать раздражать Гэвина и дедушку.

– Думаю, нам лучше вернуться, – сказала я. – Я хочу попасть, наконец, в комнату и растянуться на кровати.

Ее красивые губы искривились в пренебрежительной улыбке.

– Я и не думала, что ты согласишься. Полагаю, нам действительно нужно вернуться. Я люблю позлить Хуана – но не слишком сильно. Почему ты поехала вместе с Гэвином искать меня?

– Он меня попросил.

– Конечно, – сказала она. – Женщины обычно делают то, что он просит. Но почему ты приехала в Санта-Фе? Что заставило тебя сказать «да» в ответ на приглашение Хуана?

– Думаю, потому что я хотела познакомиться со своими родственниками со стороны матери. Ей это показалось забавным.

– Ты очень скоро об этом пожалеешь. Хуан захочет узнать, что я о тебе думаю. Что ему сказать?

– Как ты можешь что-нибудь ему сказать? – Я начала уставать, а ее поведение становилось все нахальнее. Теперь все мои симпатии были на стороне Гэвина. Не удивительно, что он оставался отчужденным и безразличным.

– Ты меня пока не знаешь, – сказала я немного резко. – Тебе нечего сказать.

Она таинственно улыбнулась, и мы замолчали, хотя я продолжала думать о том, что она может сказать Хуану Кордова.

Когда мы выехали на главное шоссе, над горами Хемес позади нас собрались темные тучи, но Элеанора только отрицательно покачала головой, когда я сказала ей, что будет дождь.

– У нас часто собираются тучи, но редко идет дождь, а он так нужен.

Далеко впереди среди холмов тонкой спиралью поднялся столбик пыли, как миниатюрный циклон, и закрутился вокруг можжевеловых кустов. Танец пыли, подумала я, и поняла, что эта фраза опять возникла бессознательно из глубин моей памяти. Я когда-то уже видела эти спирали и любовалась ими. Я взглянула на женщину рядом со мной.

– Я тебя совсем не помню. А ты меня помнишь?

– Я помню, как ты сидела на коленях у дедушки Хуана. Я помню, что я ревновала. Но, конечно, тогда мы были детьми. Сейчас мне нет нужды ревновать.

О да, есть, подумала я. Она очень не хотела, чтобы он посылал за мной.

– Интересно, что случилось с тех пор, как я сбежала, – продолжала она. – Ты слышала что-нибудь?

– Я еще не была в доме, – сказала я ей. – Сильвия Стюарт отвела меня к себе, и там я встретила Гэвина и ее мужа Пола.

– Гэвин в доме Пола? Поразительно! Они терпеть не могут друг друга.

– Гэвин беспокоился о тебе. И Пол сказал ему о пещерах Бандельер.

– Молодец Пол. Я в самом деле не хотела оставаться там еще на одну ночь. Но мне нужно было, чтобы он нашел меня театрально.

– Но почему ты уехала? – прямо спросила я ее. – Зачем вообще было ночевать в пещерах?

Казалось, ей понравился мой вопрос.

– Это сложно. – Она снова бросила на меня косой взгляд. – В основном затем, чтобы дать Гэвину и Хуану возможность остыть и начать беспокоиться обо мне. Они оба немного меня побаиваются, видишь ли. Они не смеют слишком сильно на меня давить.

Я подумала, имела ли какое-нибудь отношение ко мне их ссора, но не спросила ее об этом. Элеанора хотела узнать новости, и я поспешила сообщить ей ту единственную, которую знала, чтобы увидеть ее реакцию.

– Кажется, тетя Кларита нашла у Гэвина в комнате какую-то каменную голову доколумбовой эпохи. Сильвия сказала, что ее потеряли неделю тому назад.

Элеанора снова весело рассмеялась.

– Очень мило! Хотя я рада, что меня там не было, а то сказали бы, что это я ее туда положила. Хуан будет в ярости. Что сказал Гэвин?

– Он только сказал, что прежде всего ему нужно найти тебя. Боюсь, я вообще не понимаю, о чем весь этот сыр-бор.

– И не нужно понимать, – сказала Элеанора. – Ты все равно не останешься в Санта-Фе надолго, поэтому для тебя это не будет иметь значения.

Я промолчала, потому что не знала, как долго я проживу в Санта-Фе и потому что мне не понравились ее слова. В них мне почудилась даже какая-то угроза – а я не люблю, когда мне угрожают.

– Ему очень трудно понравиться, дедушке Хуану, – продолжала она. – Ты будешь его раздражать, как и все остальные, и он скоро отошлет тебя назад. Я единственная, кого он терпит в последнее время. Я единственная, кого он слушает. Кроме, может быть, Гэвина. Но он скоро перестанет его слушать. Гэвин стал слишком самоуверенным, слишком высокомерным. Эта каменная голова, например.

– Но, конечно, он не брал ее, – сказала я.

– Конечно, взял. Он таскает разные вещи из магазина уже год или больше. Думаю, у него есть рынок, где он их продает. Когда-нибудь Хуан узнает правду.

Я не поверила ни единому ее слову, и моя симпатия к Гэвину возросла. Его жена ему мстила, и я подумала, как сильно его это ранит.

Элеанора замолчала, и я не пыталась продолжить разговор. Когда она опять заговорила, ее вопрос меня испугал.

– Думаю, теперь ты уже поняла, зачем Хуан тебя пригласил сюда?

Я поколебалась.

– Я думала, он хочет видеть дочь Доротеи.

– О, конечно, он будет играть на этом. Дочь его любимого ребенка и все такое. Он внушает это нам всем. Но есть настоящая причина. Если ты ее еще не знаешь, то скоро узнаешь.

– Это имеет отношение к книге Пола Стюарта?

– Так, значит, ты об этом слышала? На самом деле это я подала Полу идею, и теперь он настроен решительно. Он хочет написать книгу, невзирая на то, какие чувства она вызовет у Хуана Кордова. Дедушка в гневе.

– Но почему ты хочешь, чтобы эта книга была написана?

На ее губах опять появилась насмешливая улыбочка.

– Семейные скандалы меня не тревожат. А это раздражает Хуана. После того, как он много лет все улаживал, он не хочет, чтобы это опять раскопали. А я не возражаю. Мне это может дать кое-какие преимущества.

– Улаживал что?

– Ты хочешь сказать, что не знаешь?

– Я ничего не помню, и я устала от намеков и тайн. Что в конце концов все это значит?

– Я могла бы тебе рассказать, но не буду. Хуан издал приказ. Никто не должен тебе ничего говорить, пока он не расскажет.

Теперь я уже была совершенно расстроена и очень сердита. Было очевидно, что мою мать вовлекли во что-то ужасное, и я могла черпать уверенность в ее невиновности только из письма, которое Кэти написала моему отцу. Но я не хотела говорить Элеаноре об этом и выставлять себя на посмешище.

– Все равно, у меня нет никаких воспоминаний о Санта-Фе, и я никому ничего не могу рассказать, – сказала я.

– Если это правда, Пол будет разочарован. Но трудно поверить в то, что ты ничего не помнишь. Может, воспоминания начнут приходить, когда ты очутишься в знакомых местах.

Я подумала о тех неожиданных проблесках памяти, которые уже были, и ничего не сказала.

К этому времени уже показались окраины города, и с северной его стороны было меньше этих заведений для туристов, чем со стороны Альбукерка. Я почувствовала облегчение оттого, что наша поездка подходила к концу. Во мне росло недоверие к Элеаноре и убеждение, что если она сможет причинить мне вред, используя Хуана Кордова, она это сделает.

Вскоре мы уже ехали по улицам Санта-Фе, и я пыталась подготовить себя к встречам, которые мне предстояли. После всего того, что случилось со времени моего приезда, я чувствовала себя эмоционально опустошенной и не могла вызвать в себе радостное предвкушение встречи. Меня охватил страх.

Мы свернули на широкий проспект, идущий вверх к дороге на каньон, а затем нашли нашу узкую улочку с саманными домами. Гараж Кордова на несколько машин был затиснут в угол и упирался в саманную стену. Я вышла из машины и оглянулась, желая восстановить мое первое чувство радостного возбуждения при виде дома.

Наступал вечер, но окна с бирюзовыми рамами и выкрашенные ворота все еще блестели в ярком солнечном свете, а круглые саманные стены окружали дом как будто гладкой, бледной слоновой костью. Я намеренно выбросила из головы все остальные мысли и сосредоточилась на живописи, на цвете. Слоновая кость – не совсем верно. Плоть? Нет, слишком много розового. Может, бледный абрикосовый? Если бы я писала все это, я бы взяла цвета земли: красную и желтую охру и красный венецианский. А для теней, может быть, чуть-чуть голубовато-зеленого. Голос Элеаноры вернул меня из мира живописи и напомнил мне о предстоящем испытании.

– Это наш саман ввел тебя в транс? Пойдем, я отведу тебя к тете Кларите.

Мы прошли в бирюзовые ворота.

Дом показался мне низким и не очень замечательным, слишком маленьким для семьи – но это было обманчивое впечатление. Мне еще предстояло узнать, что с годами он рос за счет пристроек, так что он разделялся на многие комнаты и коридоры, приобретая индивидуальность и свое лицо, а также таинственность – это была крепость за закрытыми дверями и внешними стенами.

Элеанора провела меня через узкий двор и резную деревянную дверь в гостиную. Я пришла домой, к своим истокам, но теперь у меня не было чувства, что меня здесь ждут. Вместо этого мне показалось, что саманные стены меня сдавили, закрыли от меня солнце, сжали меня в прохладном мраке, заключили меня в тюрьму.

Я попыталась освободиться от этого впечатления и оглядела комнату. Ничто меня не удерживало. Я была абсолютно свободна и могла уйти отсюда, когда пожелаю. Было глупо чувствовать, как по моей спине ползут мурашки – как будто я должна была чего-то бояться в этом доме. Чего-то глубоко скрытого в моей памяти.