Книга Мрак онлайн - страница 2



Часть первая. ОБРЕЧЕННЫЙ

Неприкаян есть человек, утративший дом свой, гол, бос и сир – даже если живет в достатке и богатстве. Вдвойне неприкаян и обречен тот, кого изгнали из дома его. Но хуже всех извлеченному из норы своей и брошенному вопреки воле его и смыслу в нору чужую. Рожденный при свете падает в темень, и окружает его зло, и нет ему друга и брата, есть лишь одни мучители и терзатели его. Достойны жалости и сострадания прошедшие лагерями и тюрьмами земными, каторгами и острогами. И достойны зависти они – черной, слепой, ненасытной зависти, ибо дышали они земным воздухом, ходили по земле, ели пусть и скудные, но плоды земные. Счастливцы! Избранники Божий! Участь их легка и светла, ибо каторга их в доме их земном, и сами себе они мучители и палачи, жертвы и истязуемые.

Каторга!

Страшное и непонятное слово, пришедшее из глубин и далей. Каждым слогом своим ты бьешь в виски. Не избыть тебя во веки веков роду людскому, не пройти сквозь тебя, не перейти поверху, не обойти стороною. Стоны и плачи, слезы и вой. Но хуже всего исступленное, безутешное молчание. Молчание обреченных, утративших веру и надежду. В молчании кандалы звенят громче и безумней стучит плененное сердце.

Подводная Гиргейская каторга!

Пристанище обреченных на смерть. Сотни тысяч истерзанных и замученных, задавленных непосильной работой в подводных рудниках. Один Господь и мучители ваши знают, о чем молили вы слезно, валяясь по полу, биясь головами о стены – там, еще на Земле, – а молили вы о смерти: о расстреле, повешении, сожжении на костре или электрическом стуле, четвертовании… молили о любой земной казни!

Но не дали вам спокойной и быстрой смерти. А дали вам смерть, растянутую на годы. На десяти планетах-каторгах держала Земля своих непослушных сыновей. И одной из них была планета Гиргея в созвездии Белого Удава – левой спиральной ветви галактики Уга-ХН.

Семь лет геизировали Гиргею. Семь лет бились десантники-смертники с чуждым миром. Семь лет пожирали лучших из лучших псевдоразумные гиргейские оборотни.

Черный, бездонный, свинцовый океан. Ни островка, ни клочка суши, ни льдинки на черной мертвенистой поверхности. Лишь угрюмые ядовитые волны да черные смертные валы, бушующие фонтаны-извержения да белесые искрящиеся водовороты-пропасти… и страшнее всего – таящая ужас гладь. Сколько доверчивых и любопытных нашли себе в ней могилу! Гиргея. Планета, не предназначавшаяся Господом Богом для чад своих, для слабых и мятущихся духом, беззащитных пред Пространством людишек. Тайна за семью печатями. Первые поисковики не верили глазам своим, сходили с ума, погружаясь в многокилометровые глубины, это был непомерный сказочный, колдовской океан без дна. Это было нечто непостижимое: переплетения изъеденных дырявых стен, лабиринты, норы, переходы, залы, гроты, подводные города в скалах, выеденных или вырубленных – и так до бесконечности, на многие километры, десятки километров, сотни километров вниз – уже было непонятно, где низ, где верх, где лево, где право – переходы, провалы, лабиринты, пропасти, пики… и так везде и всюду. Много позже стало известно, что планета чудовищно стара, что ей четыреста шестьдесят миллардов лет, что когда-то она была обычной планетой, плотной, круглой, тяжелой, каменистой, с раскаленным жидким ядром. Но потом кто-то, добывая неизвестно что, изрыл ее за сотни тысяч лет миллионами, миллиардами ходов, продырявил шахтами, стволами, лазами, изъел все ее тело. Что это была за цивилизация, что за мир – никто не знал. Никто не знал и откуда взялась вода, точнее, ядовитая черная жидкость, триллионами кубокилометров залившая все изъеденные внутренности планеты, покрывшая ее непроницаемой, бушующей гладью сверху. Загадка оставалась неразрешимой.

Поначалу думали на жутких обитателей Тиргеи – подводных чудовищ-оборотней. Но выяснилось, что это тупиковая псевдоцивилизация свирепейших негуманоидов, не способных к длительному и упорному труду. А потом на Гиргее нашли ридориум. Его было мало. Совсем мало, крохи. Но это был настоящий ридориум – бесценнейшее сокровище, наполнитель гипертороидов-переходников. Геизацию сразу же прервали. В мире, где есть ридориум, не должны жить люди. Никто! Кроме тех, кто его добывает. А по законам Федерации ридориум должны добывать только смертники, исключительно смертники. Гиргея стала каторгой – адом для тех несчастных, что не успели наложить на себя руки в земных следственных изоляторах. Были каторги и пожестче, и покруче, но гиргейская каторга была самой гиблой каторгой во Вселенной.

x x x

Ивану снилось, что эти ублюдки догнали его. Ах, как хорошо, просто здорово! ему давно поднадоало уходить от них, заметать следы. Сейчас потолкуем! Он развернулся и, преодолевая сопротивление воды, прыгнул вперед. Левый взмыл на доннике вверх – черное брюхо проплыло над головой. Но Иван успел ухватить его за ногу, сдернуть с управляемой торпеды. Правого он осадил в лоб, сбил его хорошим прямым ударом. От тишины ломило в ушах, удары были беззвучны, движения замедленны. Сфероиды ушли далеко вперед и теперь возвращались к цели – к нему, они должны были пропороть его скафандр, убить его. Как бы не так. Иван выдрал из ила приземистую фигуру без плечей, заслонился ею… пузыри воздуха рванули вверх, разваливающийся скафандр стал похож на жалкие обломки скорлупы, выскользнула черная тень – маленькая, горбатая, уродливая. Этого не могло быть. Иван еде успел пригнуться – второй сфероид рассек кремниевостеклотановуго заглушку над виском, чудом броня уцелела. Тень! Иван бросился вслед… его остановили глаза обернувшейся горбатой фигурки – непостижимо-живой под чудовищным гнетом воды – глаза черные, прожигающие. Это были глаза Авварона Зурр-бан Турга… Сон! Проклятый сон! Он мучил его много ночей подряд, все всегда было по-разному, все менялось, но глаза оставались теми же, глазами колдуна-оборотня из Пристанища. Надо догнать… Иван рванулся вслед за тенью. И проснулся.

Гуг Хлодрик стоял над ним и укоризненно улыбался.

– Ты кричал во сне, Ваня. Вот я и пришел.

Иван приподиялся в кресле, и оно тут же приняло новую форму, подлаживаясь под сидящего. Голова была ясной. Он спал ровно два часа – преступно долго. Времени оставалось в обрез. Но Иван не знал, что делать, с чего начать. Он действовал по четкому, продуманному плану – он тихо, осторожно внедрился на планету, преодолевая преграды, достиг ее дна. Он мог бы так же тихо и незаметно выдаться наружу. Но Гуг спутал ему все карты – вместо того, чтобы как положено добропорядочному каторжнику, махать своим виброкайлом под присмотром биоандроида-надзирателя, он устроил дикую бучу, перебаломутил половину Гиргеи, подставил себя, всю свою банду, сколоченную здесь же, подставил всех, в том числе и его, Ивана. Безумец! Воистину – Буйный!

– Можешь не говорить, Ваня, я все понял, – пробасил Гуг Хлодрик ворчливо, – грех так глядеть на лучшего друга и старого собутыльника. Ты думаешь, я сам в петлю башку сунул? Как бы не так! Они меня вынудили, Ваня!

– Вынудили?! – в голосе Ивана было столько сарказма, что Гуг побагровел.

– Вот именно! – взревел он. – Я ушел из-под ножа. Ты ведь знаешь, до чего додумались эти падлы, эти гнусные подонки! Каторжан поступает все меньше, а рук не хватает. Наш брат недолговечен. Вот и смекай.

Иван ничего не понял. Гуг нес какую-то ахинею.

– Эти сволочи пересаживают наши мозги в своих многолапых киберов с повышенной устойчивостью. Ты понимаешь, Ванюша, что это?

– Что? – спросил Иван, начиная потихоньку доходить до смысла сказанного.

– Смертник мотает в этом аду срок два-три года, кому повезет, тот загинается за год! Я не хочу быть вечным смертником, Ваня! И никто не хочет! Я видал этих парней. Им не позавидуешь. Почему моя башка должна быть в двенадцатиногом крабе. Да, он лучше вкалывает, выдает больше ридориума! Да, он почти вечен, он будет колупать эту планетенку пока не проколупает насквозь. Но я, Ваня, не подписывался на вечную каторгу, понял?!

– Все это не имеет никакого значения, – проговорил вдруг Иван обреченно и тихо.

– Почему? – Гуг вытер со лба холодную испарину.

– Вторжение может начаться со дня на день. Счет идет на часы!

– Это клиника, Ваня! По тебе плачет сумасшедший дом. Но меня в него никто не пустят, понял? Меня даже не казнят за все грехи мои смертные! Меня впихнут в этого монстра…

– Сколько у тебя человек? – оборвал Гуга Иван.

– Тридцать семь здесь плюс два андроида и три киборга, да еще на Земле три сотни, – Гуг отвечал прилежно, как школьник на уроке, весь пыл его куда-то пропал сразу.

– Они погибнут, Буйный! – тихо сказал Иван. – Ты что, не знал, с кем имеешь дело? Зачем ты впутал других… тридцать семь душ.

– Тридцать семь каторжников-смертников, готовых идти грудью на таран, готовых сдохнуть, Ваня! Тут тебе не детский сад и не земная зона!

Иван все не решался спросить о главном. Он поглядывал на крохотную сиреневую звездочку, украшавшую лоб Хлодрика, – шрам был почти незаметен. Еще три таких же должны были быть на затылке. Под черепную коробку каждого смертника вживляли четыре серебристых микрокапсулы – можно было бы обойтись и двумя, но на всякий случай приемодатчики дублировались. Каторжника могли убить мгновенно, одним сигналом, могли помучить, могли довести до исступления, умопомешательства – с непокорными не церемонились.

– Почему они не вырубили вас?

Гуг расхохотался, похлопывая себя обеими ручищами по огромному животу. Он был явно доволен вопросу.

– Рубильник у них еще не вырос, Ваня! Шучу! – Гуг ударил кунаком в черную настенную панель. – Сейчас, Ваня, я тебя познакомлю с одним человечком. Ты только не упади в обморок. Пока он с нами, ни хрена не случится. Эти болваны додумались запихнуть в нашу зону мастерюгу, который ее работал.

– Исключено! – отрезал Иван. – Ни один «мозг» не пропустит.

– Нет, не здесь! Он писал программу на Земле, понимаешь. И он закладывал еще там всякие, знаешь, тупички и ходики, прямо говоря, не предусмотренные проектом. Он получил от Синдиката мешок денег. И еще мешок ему должны были дать потом. Но он сгорел, Ваня… Синдикат уже присылал сюда двоих – непостижимо, их трупы валяются в тупиках, их даже не ищут, про них даже не знают, Ваня! Вот он идет.

Панель въехала в переборку, и в комнату через круглый лаз протиснулся кособокий, криворукий, весь какой-то перекореженный карлик в термопластиконовом ребристом гидрокостюме.

– Он его никогда не снимает! – коротко бросил Гуг. И тут же махнул в сторону Ивана ручищей. – Гляди, – давний мой кореш, асс-звездопроходчик, сейчас такие повывелись. Ну чего притихли, знакомьтесь!

Карлик протянул Ивану трехпалую уродливую руку, поморщился от осторожного пожатия, представился:

– Цай ван Дау, потомок императорской фамилии в тридцать восьмом колене, имею честь!

– Очень приятно, – ответил Иван машинально. Он не мог оторвать глаз от чудовищного лица карлика, едва достигавшего огромной бритой головой его груди. – Иван…

– Мне о вас много рассказывал Гуг-Игунфельд. Вы мне представлялись значительно старше. И когда вы только успели покорить столько звездных миров? – карлик Цай ван Дау приветливо улыбнулся, отчего лицо его стало еще уродливее: ощерились мелкие острые зубы, выпученные, закрытые наполовину белесыми бельмами глаза подернулись кровью, в ноздрях – совершенно нечеловеческих, рваных, открытых – что-то затрепетало, из огромной гниющей раны на лбу вытекла капелька почти черной крови.

Иван не мог понять – человек это или обитатель одной из населенных планет, прижившийся в земных колониях, пообтершийся, овладевший человечьей речью… и о какой-такой императорской фамилии он говорил?

– Язык проглотил, Ваня? – Гуг обхватил обоих за плечи, улыбнулся. Ему явно хотелось разрядить обстановку. – Цай отличный малый! Он покруче нас с тобой! Я жалею, что не встретил его раньше, гиргейская каторга свела нас.

Иван широко улыбнулся, заглянул в бельмастые глаза. Теперь он понял – карлик плод любви землянина и инопланетянки, или наоборот, в нем все действительно круто замешено. Но его лоб! С такой раной – и на ногах!

– Что вы меня так разглядываете? – вежливо поинтересовался Цай ван Дау. – Думаете, я сбежал из тюремного лазарета? Ошибаетесь. Здесь таковых нет! – он провел трехпалой рукой по голому высокому лбу, запустил палец с черным ноготочком в кровоточащую рану. – Не заживает проклятая! Да вы не обращайте внимания.

Гуг усадил обоих на огромный мягкий диван.

– Ты знаешь, чего он учудил?

Иван качнул головой.

– У него был только старый, ржавый, кривой гвоздь. Но он, этот крутой малый, до которого нам, черт побери, никогда не дотянуть, две недели ковырял этим гвоздем свой лоб, дырявил черепную коробку. Ваня, он собственными руками, обливаясь кровью, выдрал из своего мозга приемодатчики! И пошел в центральную. Ты себе представляешь, чего он там натворил?!

– Не надо об этом, – тихо попросил карлик Цай.

– Надо! Мир должен знать своих героев. Он вырубил всю внешнюю связь, отрезал зону от других зон, ото всей Гиргеи. Не поверишь, Ваня, я не мог вырвать из этих ручек плазмомет! Еще немного и он погубил бы всех. Понимаешь, о чем я говорю?

– Надо были оставить заложников, – предположил Иван.

– Да! – обрадованно взревел Гуг, будто его уже вывезли с каторги. – Но он сделал самое главное и с самого начала – он вырубил эту дьявольскую штуковину, наши приемодатчики превратились в безобидные бусинки, а потом он подал на них сигнал дельта – саморазрушение, усек? Это была фантастическая операция! Через семь минут автоматика все восстановила – но мы были уже свободны, заложники в наших руках, андроиды-надсмотрщики перебиты, все оружие наше… и четыре трупа.

– Трупы на моей совести. Гуг, успокойся, – прервал восторженный рассказ карлик Цай. – И хватит уже о прошлом. Если мы не уйдем в ближайшее время, мы не уйдем никогда.

Иван стиснул голову руками. Ну почему он всегда попадает в идиотские переплеты?! Почему он вместо одного Гуга должен теперь вызволять тридцать семь каторжных рыл, не считая киборгов и андроидов! Все это нереально, глупо, немыслимо! Нет, надо начистоту!

– Гуг я пришел за тобой! Понимаешь, за тобой одним! – начал он, – Я не смогу вытащить всех. За мной по пятам идут…

– Я знаю!

– Это не власти, Гуг. Это другие!

– Плевать!

Иван не стал вдаваться в подробности. Он приподнял рукав, отстегнул ремешок возвратника.

– Возьми, – он протянул возвратник Гугу. – Через секунду ты будешь у старины Дила Бронкса, на станции Дубль-Биг-4. А я выберусь отсюда, можешь не сомневаться… если получится, – Иван снова заглянул в белесые глаза карлика Цая, – мы выберемся вместе. Но вытащить с каторги тридцать семь человек – это гиблое дело, Гуг! Я говорю прямо, ты меня знаешь!

Гуг отвернулся, надул губы.

– Убери свою игрушку, Ваня, – просипел он через плечо, – ты, небось, забыл, как мы вместе хаживали на Гадру и Урепаг, ты предлагаешь мне драпать отсюда, бросить всех корешей и отвалить?! Не обижай меня, Ваня.

Карлик Цай встал с дивана, прихрамывая, на кривеньких тонких даже в ребристом гидрокостюме ножках подковылял к столу, отхлебнул из плоской бутылки фаргадонского рома. Опустился прямо на пол у выгнутой резной ножки, скрючился, сморщил уродливое лицо. И сказал:

– Будем пробиваться.

– Но как?! – Иван вскочил на ноги.

– С уровня на уровень, с боями! Огнем дорогу проложим. Мы все равно смертники. Может, так умереть достойней! Будем идти открыто, кто выйдет, тот выйдет, кто нет – останется здесь! Ничего не изменится, Иван, ничего! Мы можем только выиграть, проиграть мы не можем.

Гуг положил ему руку на плечо, ткнулся лбом в лоб. Он плакал – тихо, беззвучно, горько.

– Уходи, Иван! Ты не имеешь права погибнуть с нами, – голос железного, неунывающего Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного дрожал, – мы все сдохнем тут! Но мы не пойдем в обход. Это уже решено, решено всеми, бесповоротно, Иван. Ты можешь считать нас злыми, жестокими, кровожадными, но мы будем идти по трупам, мы будем их жечь, резать, убивать. Заложников мы убьем последними. Если они дадут нам вырваться, мы отпустим этих ребят.

– Глупо! Все это глупо, Гуг! – Иван задыхался от невозможности объяснить очевидное, объяснить то, что и без него прекрасно понимали. – Они будут вас держать под колпаком всегда и везде – на каждом уровне, на каждой зоне, на орбите, в созвездии, в галактике… рано или поздно они настигнут вас, обезоружат, а если заложники погибнут раньше, они просто уничтожат вас – понимаешь, уничтожат в любой точке Вселенной! И пусть твой друг Цай ван Дау знает все ходы и выходы, тупики и камеры – вы все равно везде будете под колпаком, везде на экране.

Гуг вытер слезинку на небритой седой щеке.

– Чего ты предлагаешь, сдаваться?

– Ты должен уйти на станцию! Я выберусь отсюда, Гуг, я ведь не меченный, я смогу запутать следы, сам знаешь, через неделю, самое большее, две я буду у Бронкса.

– А они?!

Иван промолчал. Что он мог ответить. И так потеряно слишком много времени. В его голове один за другим рождались и тут же умирали ввиду явной невыполнимости десятки планов. Все бесполезно. Каждый знал прекрасно – с Гиргеи выхода нет. Они все погибнут. Они и хотят погибнуть – красиво, с помпой, с треском и пальбой, с шумом, погибнуть, стоя на ногах, а не на коленях. Но все проклятье в том, что ему – да, ему! – никак нельзя погибнуть. И ему нельзя бросить друга. Это еще хуже, чем погибнуть.

– Гуг, у меня твое колдовское яйцо-превращатель…

– Не поможет. Я уже думал о нем. Ничего не поможет, Ваня. Ты зря тащил сюда мою торбу – эти штучки хороши на Земле, здесь от них мало толку.

– Поглядим еще, – двусмысленно проговорил Иван. И добавил бодрее: – Вот что, Гуг, я пойду с вами!

– Ой, Ваня, подумай, семь раз отмерь!

– Я иду с вами!

Гуг обнял его и тихо засмеялся, его трясло мелко, неостановимо – это была явная истерика.

– Ну, ну, успокойся, – приговаривал Иван. – Ты вот чего, дружище, познакомил бы меня со своими ребятками, вместе на дело пойдем, надо всех в лица знать.

– Это можно, – согласился Гуг.

Через десять минут в его комнате-камере собралось двадцать восемь отпетых головорезов, с которыми Иван в иной обстановке не пожелал бы встречаться – на Гиргее не держали пай-мальчиков.

– Остальные на постах, так, на всякий случай, – пояснил Гуг. – Я не доверяю автоматике!

Карлик Цай ван Дау криво улыбнулся, кровь струйкой полилась со лба в бельмастый глаз. Отпрыск императорской фамилии был бледен и хмур.

Гуг представлял одного за другим:

– Коротышка Ку, насильник и убийца, пять лет на зоне, старожил. Барон – этот парится за босса, в Синдикате так принято, Ваня. Белый Фриц – мочил только легавых, псих, по нему дурдом плачет, взяли на Октаподе, здесь полгода.

Кипа Дерьмо – отчаянный малый, темнила, двоих кончил уже на каторге…

Иван смотрел на эти измученные и одновременно сияющие рожы и думал – торчать бы вам, ребятки, здесь за грехи ваши, ну вот вырветесь на свет Божий, а дальше что? Снова убивать, расиловать? что ты будешь делать на Земле, а, Кипа Дерьмо? а ты, Бон Наркота, колоться? глотать колеса? резать всех подвернувшихся под руку?!

– Народ надежный, проверенный – с такими парнями можно идти на край света, – нахваливал головорезов Гуг Хлодрик, – вот, гляди, рекомендую – ветеран тридцатилетней аранайской войны Иннокентий Булыгин, в поосторечии Кеша Мочила, твой землячок, промежду прочим.

Седой изможденный мужик с впалыми щеками и изломанным носом протянул Ивану костлявую руку с десятком тусклых металлических колец на пальцах.

– Полегче, приятель! – вскрикнул Иван. Он не ожидал этой нечеловеческой хватки, аж кости захрустели.

– Пардону просим, – тихо сказал мужик – нагловато, совсем без вины в голосе, – протез разладился, старый он, разболтанный, менять пора да сперва отсюда бы слинять. Слыхал, ты с нами пойдешь?

Иван криво усмехнулся, поглядел в серые выцветшие глаза каторжника – куда только не забросит судьба-злодейка русского скитальца-горемыку! Сколько их таких, рассеянных по Вселенной, по крохотным миркам, падающим в бездонную черную пропасть Пространства!

– Пойду, коли не искалечат до поры до времени.

– Своих не калечим, – серьезно ответил мужик и добавил сурово: – Ты вот чего, держись ко мне ближе, авось не сразу пришибут, понял?

– Он дело говорит, Иван, – подтвердил Гуг. – Кремень мужик!

У Ивана уже голова кружилась от всех эти «кремней».

Цепкая память намертво впечатала в мозг каждое лицо, каждую фигуру, каждую кличку – больше ничего не надо, хватит. Пора!

– Гуг, – сказал Иван, придержав приятеля за локоть, – мне надо с тобой поговорить с глазу на глаз. Потом, видно, не придется.

– Понял.

Через три минуты они остались одни в этой мрачной и респектабельной камере. Одни в ловушке для обреченных, на глубине восьмидесяти километров, под свинцовой толщей ядовитой жижи, в изрезанной подводными ходами и туннелями проклятой Гиргее.

– Неплохо устроился, – сказал Иван.

– Не для нас хоромы строили, Ванюша!

Камера и впрямь была просторной, добротно обставленной – мебель последнего поколения с психодатчиками, и тут же старинная резьба по натуральному дереву. Откуда на Гиргее натуральное земное дерево? Витражи, застекленные подки, аквариумы в стенах… Иван вздрогнул. Показалось – вот-вот высверкнут из водной черной толщи злобные кровавые глаза. Он давно здесь, но еще не видал ни одной гиргейской клыкастой рыбины. Наверное, всех повывезли любители.

– Слушай, Гуг… – начал было Иван.

Но Буйный прервал его, потряс рукой перед самым носом.

– Нет, Ваня, это ты меня послушай немножко, а потом я тебя. Есть и еще одна причина, по которой мне бежать нельзя! – Он подошел к стеллажу с огромными фолиантами, сдвинул его, почти без напряжения, нажал на кнопку.

– Ливочка, ты меня слышишь?

– Я давно вас подслушиваю, – прозвучал невесть откуда томный и капризный женский голос, – ну и скушный же вы народ, мужчины, все о делах да о делах, фу!

– Мы зайдем к тебе с Ванечкой, ладно? – спросил Гуг вкрадчиво.

– Нет уж, лучше я к вам! – Голос был низкий, бархатистый.

И сразу же за стеллажом открылась дверца. И из полумрака высунулась наружу женская нога – стройная, темная, в белом сапожке с золотой пряжечкой. Негритянка. Нет, мулатка. Иван не ожидал увидеть здесь женщину. Не место женщинам на подводной каторге, за тысячу световых лет от Земли. Но мулатка была живой, настоящей и необыкновенно красивой. Таких синих глаз просто не могло быть в природе. Иван залюбовался… и забыл поклониться.

– Ты его заколдовала, Ливочка.

– Да? А я подумала, он немой.

– Вы столь прекрасны, что любые слова излишни. Позвольте? – Иван приподнял невесомую узкую кисть и коснулся губами темной кожи.

– Лива отсидела три года, – пояснил Гуг, прижимая красавицу к своему необъятному животу, поигрывая с длинным сиреневым локоном, который будто бы случайно выбился из тщательно уложенной пышной прически. Пухленькие губки, вздернутый носик и безумная синева глаз – ангел во плоти. Нежной кошечкой мулатка льнула к великану Гугу, не стесняясь Ивана. Очаровательница, да и только.

– Она в своем притоне на Двадцать первой авеню одним дождливым вечерком решила свести счеты с прежним любовником. А тот, понимаешь, пришел с пятью фараонами. Пришлось замочить всех шестерых. Две недели она пилила их на куски и скармливала дворовым псам. А на третью соседушка настучала. Ваня, ее приехал брать целый взвод пурпурных касок – с пушками и лучеметами, в бронежилетах, с гранатами и прочей мурой. А она лежала на своем плюшевом диванчике, свернувшись калачиком. И жевала изюм. Дите! Ваня, разве можно эдакое дите совать в каторгу, на зону?!

Гуг нежно поцеловал мулатку в мочку уха. Она ответила страстным горячим поцелуем, прижалась еще сильнее.

– Ну как ее оставишь? – вопросил Гуг извиняющимся тоном. У меня было много женщин, ты знаешь. Но я только думал, что я их любил, нет, Ваня, я, старый трухлявый пень, влюбился в эту девочку и понял, что ничего прежде и не было! У меня нехорошие предчувствия, Ваня, так бывает перед концом, я знаю…

– Типун тебе на язык! – мулатка шлепнула Гуга по толстым синюшным губам. И тут же снова прижалась к животу, мурлыча и потираясь бедром о ногу великана.

– Дай Бог вам счастья!

Иван становился все мрачнее. Надо было действовать сразу, не разбираясь ни в чем, теперь он все больше и глубже влезает в нечто неуловимо-иллюзорное, опутывающее по рукам и ногам. Чувства-с! Каприз! Прочь! Немедленно прочь! Нельзя идти на дела и распускать нюни! Он уговаривал сам себя, но ничего не мог поделать.

– Ладно, Ливочка иди! А то мы все сейчас расплачемся здесь, хором, – Гуг чмокнул мулатку в щеку, подпихнул ее рукой под круглую попку к дверце.

Но красавица вырвалась. Уселась в кресло, закинула ногу на ногу.

– Нетушки! – заявила она совсем томно. – Я должна знать, что вы замышляете. Я еще подумаю, может, пойду да и сдамся вертухаям. Простят! Я еще года три протяну здесь, они меня не шибко давят. Три года – целая вечность!

Иван ухватился за соломинку. Он встал перед красавицей на колени будто в шутку, но вместе с тем и всерьез, снова коснулся ее руки – той самой ручки, что отправила в мирой иной шесть черных душ, а потом день за днем пилила оставленные душами в ее хибаре тела. Нет, Гуг или врал, или это и впрямь необыкновенная женщина. Надо заставить ее, упросить, убедить.

– Вам надо идти к ним, – начал он с горячностью, – надо! Они все вам простят. Нельзя губить такую красоту и так-то молодость! Через год-другой вас переведут на мягкую зону, вы все позабудете, время вдет, законы меняются, вас выпустят, обязательно выпустят, вы заживете новой жизнью, на Земле рай, вас ждут в этом раю, надо только сделать первый шаг, маленький шажочек!

Она резко отпихнула его руку. Пнула белым сапожком в грудь – Иван качнулся назад, но не встал с колен.

– Мент! – она чуть ли не визжала. – Поганый мент! Ты чего сюда пришел, а?! Ты пришел, чтобы оставить Гуга одного, чтобы взять его, да?! Гуг! Это стукач, они подослали его специально, они подсадили его к нам!

Гуг обхватил красавицу руками сзади, из-за кресла, прижал свою стриженную седую голову к ее точеному виску. Гуг был мрачен.

– Нет, Ливочка, он не стукач. Он просто дурак! Он не знает, что такое любовь. Ты уж прости его, несчастного.

Иван встал. Плюхнулся на диван.

– Ну, как знаешь!

Гуг перебрался к основанию кресла, обнял рукой шоколадные ноги, привалился щекой к колену – округлому и гладкому. Вид у него стал умиротворенным и счастливым – хоть немного счастья, но оно ведь есть пока, зачем думать о том, что будет завтра, через час, через два?!

– Ты хочешь меня спросить, Иван. Давай!

– Да, я давно хотел тебя спросить. Гуг. Все откладывал, как-то неловко было, неудобно. А теперь понял – скоро нам всем конец, так и не узнаю… Короче, как ты вляпался во все это дерьмо?! Ведь ты был десантником экстра-класса?! Чего тебя дернуло связаться с ворами и бандитами. Не понимаю, Гуг, не понимаю! Здесь есть хоть какая-то логика? Или ты просто спился, опустился, дошел… нет, все не то, ерунда какая-то! Я все время думаю – почему наши лучшие парни или спиваются или гибнут. Ну почему?

Мулатка прикрыла глаза. Но она не спала, слушала.

– Эх, Ваня. Бередишь ты мне старые раны! – Гуг покраснел, кровь прилила к голове, видно, и впрямь ему было нелгко вспоминать прежнее. – Ладно, слушай. И ты, детка, тоже послушай, наука будет. Столько лет прошло. А ведь ты, Ванюша, совсем от Земли оторвался, давно не был на ней. Хотя вы там, в России, все малость трахнутые и оторванные, идеалисты вы, все Бога ищете. Нету Бога, Ваня, нету! Мы с тобой последний раз вместе на Сельме были, так?

Иван кивнул. Целая эпоха прошла-прокатилась с тех пор.

– А на Параданге меня подставили, Ванюша. Да так подставили, что лучше б в петлю сразу. Нас бросили на прорыв – восемнадцать лбов, я главный. Атака с ходу, десант с боем – ты знаешь, что это такое. Приказ – взять заставу, разнести форпост в пыль. Тройная защита, уровень ваш, вооружение наше – сказали, дескать, десять лет им поставляли, обучали персонал, а они, дескать, всех вырезали, две колонии выбили – отдыхающих с Земли, детишек да старичков с бабусями… И еще приказ – заглушки по всей форме, никакой связи, будут давать слуховую дезу, сбивать с толку. Ну, ты меня знаешь, приказ есть, надо работу работать. Перед стартом у Билла Аскина сидел – пригласил, по душам толковали, всех знакомых-друзей перебрали, тебя тоже, Ванюша, слезу пускали, подпили малость, по плечам друг дружку хлопали, кореша! кровные братки! Ты, Ваня, представляешь, как он меня подставил! Я ведь всегда как думал – Космофлот, Два Океана – оба вместе, сам знаешь. Отряд Дальнего Поиска, гранит, мрамор, водой не разольешь, я ведь, Ваня, розовым был и зеленым, хотя и через сто смертей прошел. Короче, броней прикрылись, пушки выставили – и прямо из туннеля вниз, на планету, на Параданг трижды проклятый. В тишине идем, только друг друга слышим. Нас уж тыщу раз засечь должны были, угостить. А ни хрена нету! Хитрят, думаю. Ваня, ты меня сейчас пошлешь к дьяволу и никогда руки не подать, а может и прибьешь здесь прямо? Бей, Ваня, я и прикрываться не стану, меня давно прибить пора.

Иван поморщился.

– Кончай юродствовать. Гуг. Я ни черта еще не понял, а ты уже предлагаешь тебя прибить. Хорош гусь – приперся ва эту поганую каторгу за тридевять миров и пространств, что прибить каторжника Гуга-Игунфельда?

– Ладно, потом сам решишь, – Гуг говорил быстро, нервно, его трясло от страшных воспоминаний. – Ваня, я вышиб заглушку и чуть не оглох. Какой-то тип орал мне прямо в уши по прямой связи голосом Кира Смирнова, ты ведь помнишь его?!

Еще бы не помнить, Кир дважды выручал Ивана – вытаскивал изтральгарского болотного ада, отбивал от тупых зарогов-черепогрызов. Кир был славным парнем… Был? Иван поймал себя на неожиданной мысли.

– Кого ты еще слышал? – спросил он, резко подавшись вперед.

– Погоди! – Гуг отмахнулся. – Он орал: «Гуг! старина! ты ослеп, что ли?! или это твои новые фокусы?! Гуг! мы ждем тебя в гости! но ты же сейчас протаранишь нашу старушку! Стой, Гуг-Игуйфельд Хлодрик!» Деза! Я сразу просек, что это деза, что зеленорожие убийцы давят мне на психику, дурят! Они орали беспередыху, все! И Кир, и Чарли Сай, и Пер Винсент, и братья Поиски на три голоса, и Ева Хитроу, рыжая Ева… Они орали, молили, просили, а мы били – залп за залпом, шестнадцать десантных боевых шлюпов, двойной боезаряд. Это была преисподняя! Они стонали, плакали, выли. но они не выпустили ни одной ракеты, только защита, только поля. Мы пробили все, Ваня, мы все уничтожили там… Я верил, что крушу базу сволочей. Я сам вопил: «Вот вам за бабушек! вот вам за деток! вот вам за старичков несчастных! твари! убийцы! зуб за зуб! око за око! аз отмщение – и аз воздам!!!» Приказ был после операции сразу сниматься – штурм прошел, придут ребятки, наше дело отдыхать. Но я нарушил приказ, какой-то черт дернул меня, Ваня. Я спустился на заставу. Она была разбита вдребезги. В центральном бункере в месиве из костей, мяса, крови лежали герметические феррологовые очки Кира Смирнова, понимаешь, они оказались прочнее его самого, прочнее всех, ты ведь помнишь, он их никогда не снимал – после Гуганга, после операции на глазах, он без них не мог. У меня ноги подогнулись, Ваня я упал на пол. Я не мог встать.

– Ты ошибся. Гуг!

– Нет, я не ошибся. Они все погибли в этом бункере. Это я их убил. Я один – парни из моей команды ничего не знали, а я слышал! Я проверял потом – их имена никогда и нигде не упоминали, на них наложили табу, их забыли, будто их не было. Я выполнил приказ.

Ивана тоже начинало трясти. Гуг рассказывал невозможные вещи. Так не шутят, так не врут. Но верить было нельзя. Билл Аскин не мог отдать приказа уничтожить своих… но ведь он и не отдавал приказа уничтожать своих.

Бред! Просто Гуг допился, ему это все примерещилось в пьяном бреду.

– Что было дальше?

Мулатка сидела ни жива ни мертва, белыми пальцами она вцепилась в Гугово плечо, по нежному личику пробегал нервный тик.

– Эх, что было, Ваня. Это длинная история, – Гуг вздохнул, – говорил, лучше прибей меня, гада ползучего, сразу! Я пошел к Биллу… если б ты видел, как он обрадовался моему приходу, как он разулыбался – рот до ушей!

– А ты?

– А я врезал ему в морду – он чуть не пробил башкой стену. А потом, пока он еще не прочухался, я взял его за ноги, Ваня, и разодрал на две половины. Пришлось уложить трех его секретарей – не знаю, может, и неповинны ни в чем, подвернулись под руку. А потом я пошел к штабным…

– Бокс 14-14X?

– Он самый. Я точно знал, что именно эти парнишечки разрабатывали операцию. Не буду описывать, как я их молотил – такие суки не должны жить, Ваня. И они не живут… – Гуг выдохся, голова его опустилась на грудь, нижняя губа отвисла.

– На глотни, милый! – мулатка поднесла к самому рту Хлодрика бутылочку с фаргадонским ромом.

– Нет, не хочу!

Гуг глухо, беззвучно рыдал, спина его сотрясалась огромным живым айсбергом.

– Это все ошибка, – сказал Иван. Он не мог поверить рассказу. С какой стати штабным уничтожать Парадангский форпост, своих же ребят? Гуг просто спятил. Возможно, прямо сейчас, на каторге немудрено спятить. Иван знал Билла Аскина как отличного парня, своего брата-десантника, прыгнувшего с годами чуть повыше в мягонькое креслице. Нет, не могло быть такого.

– Это все правда, Ваня, – пробурчал Гуг, словно угадав мысли. – Ты много не знаешь. Я тоже много не знал, пока не попал в Синдикат.

– Ты – в Синдикат? – удивился Иван.

– Да, я два года варился в этой каше, ни хрена не понимая, но работая на них. Они уже давно почти всюду пробрались, везде их щупальца. Я даже не знаю, сколько их – Синдикат настоящий, основной, и Синдикат левый, Новый Порядок, Строители Храма, Восьмое Небо, Черное…

– Что – черное? – встрепенулся Иван.

– Нет, я ничего не говорил, это слухи. Их не так уж и много, но они все время делят мир. Наверху эти горлапаны из правительства, парламентов, выборные всякие, министры хреновы и прочая мишура, марионетки на ниточках, а внизу, в темноте они – подлинные хозяева мира. Они все время что-то делят, Ваня. Они не поделили Параданг, а потом поделили, а я им помог, понимаешь?

– С трудом, – Иван слыхал, что где-то вдет какая-то закулисная возня, грязная, подлая, гнусная. Но ему некогда было заниматься всякой ерундой, у него всегда было настоящее дело, по крайней мере, он сам так всегда считал. – Как тебе удалось уйти из Штаба?

– Это они меня вытащили. У них везде свои люди. Синдикат сводил счеты с Восьмым Небом, понимаешь. И они решили, что крутой парень Гуг Хлодрик им не помешает. Грязь, Ваня, гнусь, мерзость. Сколько планет мы с тобой геизировали, вспомнишь?

– Двадцать девять – ответил Иван, – это с тобой. Но ты и без меня работал. А я – без тебя.

– Двадцать девять миров, Ваня! – Гуг схватился за голову. – Семнадцать населенных. Ты знаешь, что теперь на четырех из них?

Иван скрестил руки на груди.

– Что на них может быть? Базы. Дома отдыха. Охотничьи зоны. Заводишки и комбинатики… много чего.

– Вот ты и дурак, самый настоящий, Ваня! Розовый ты карась-идеалист, а не десантник-смертник. На четырех планетах сейчас каторги похлеще гиргейской. Только парятся на них не зэки с Земли, а местная, туземная братия. Черный Шар забетонировали полностью, выхода наверх местным нет, они горбятся на подземных фабриках, гнут спину на Синдикат.

– Врешь!

– Нет, Ваня, не вру. Синдикат взял Черный Шар в аренду на девятьсот девяносто девять лет, вместе со всем, что там есть, вместе с сорока семью миллиардами туземцев. На Шаре сутки – тридцать два часа, а рабочий день – двадцать шесть. Из этих бедолаг выжимают все, они лепят процессоры с утра до ночи и с ночи до утра, они даже не знают, что они делают, для чего, их просто выдрессировали, обучили… – и все с нашей легкой руки, Ваня!

– Неправда!

В голове у Ивана помутилось от слов Гуга, он не хотел верить, не хотел! Великая Россия контролирует населенные миры, она бы никогда не допустила…

– Это рабство. Настоящее рабство. Но бывает хуже, Ваня, Илонян и огазейцев продают с их геизированных планет по всей Вселенной, всем, кто хочет получить дармовые рабочие руки или наложниц. И Сообщество знает об этом, несчастные проходят по статье «псевдоразумные тягловые животные», понял?! А мы-то с тобой старались, несли свет бедным аборигенам, пребывающим во мраке и сырости родных планетенок!

– Ложь!

В мозгу у Ивана вдруг пронеслось полузабытое: «Человеку нечего делать в Пространстве, его дом – Земля, на Земле и искать он себе должен применение, ищущий чуждого несет зло всем…» Отец Алексий умер, а вот голос его жил, звучал в ушах. Иван покачал головой. Не время, сейчас не время погружаться во все эти дрязги.

Он встал, подошел ближе к черному, пустому и безжизненному аквариуму. Провел рукой по холодному стеклу.

– Гуг, – спросил он неожиданно, – а твой Цай хорошо знает дорогу наверх?

– Если он не знает, значит, никто не знает, – философически изрек Гуг.

Два красных глаза мигнули ив глубин, вперились в раскрытую душу, обожгли. Иван вздрогнул, прильнул к стеклу – ничего за ним не было. Пустота холод, мрак.

– Мне надо поговорить с тобой, давай выйдем.

Мулатка вскочила на ноги. Вспыхнула.

– Я и сама могу уйти. Прощайте, грубые и глупые мужланы!

– Ой-ей-ей! – пропел тонюсенько Гуг.

– Простите меня, – бросил Иван вдогонку красавице Ливе, ускользавшей в дверцу, – но дело есть дело. – Он был сух и скуп. Не до деликатностей. Ближайшие три-че" тыре часа решат все.

– Гуг!

– Чего?

– Узнаешь? – Иван держал у горла серенькое гладенькое яичко.

– И не надоело тебе играться? – рассердился Гуг.

– Надо проверить!

Иван нажимал все сильнее и на глазах терял свою стройность, жирел, расплывался, рос. Он превращался в Туга-Игунфельда Хлодрика Буйного – в его абсолютную копию, а точнее, в него самого, раздвоенного сказочным образом.

– Погляди на меня!

– Грех смеяться над старыми больными людьми! – Гуг подошел и ударил здоровой ногой по протезу своего двойника.

Иван чуть не упал.

– Ну и шутки у тебя!

– Привыкай! Я ведь привык. А вообще, Ваня, зря ты меня не прибил, – Гуг смотрел на самого себя с презрением и враждой.

– Успеется еще. Я оставлю за собой это право, согласен?

– Согласен. Прибьешь, когда все до конца поймешь!

Гуг повернулся к нему спиной, уперся ручищами в резную столешницу массивного деревянного письменного стола, совсем неуместного на глубине восемьдесят километров.

– Обязательно прибью.

Иван быстро вытащил из-под мышки возвратник, накинул его на предплечье Гуга Хлодрика, с силой сдавил контактные пластины. Прежде, чем раздался полуслышный щелчок, Иван сказал:

– Привет Бронксу!

Гуг обернулся разинул рот… и пропал.

В эту минуту, с разинутым ртом и выпученными глазами он уже стоял на борту Дубль-Бига-4, в приемной камере, обшитой мягкой оленьей кожей вперемешку с пластинами угазавра с планеты У.

x x x

Лива не выдержала и получаса. Когда она вошла, Иван, он же Гуг Хлодрик Буйный, главарь гиргейской освобожденной банды, сидел в мягком черном кресле, забросив голову на спинку.

– А где это фраер, где твой карась? – спросила мулатка томно на немецком. – Сбежал?

– Я его отпустил, Ливочка, – произнес Иван, гуговым голосом, – он нам только помехой будет, все испортит, да забудь ты про него.

– А то, что ты лепил давеча – неужто правда?

– Туфта, Ливочка, туфта. Психа из себя давил, понимаешь? Ну ты иди, ладненько? Чертовски устал, буду спать тут, на диванчике, иди, лапушка.

– Фу-у! Как был ты мужланом, так и остался им. И за что таких любят!

Ивану не пришлось спать в эту ночь. В теле Гуга Хлодрика он почувствовал себя неважно – погрузневшим, постаревшим, необычайно могучим, но вместе с тем неповоротливым. Досаждала искусственная нога – будь прокляты звероноиды, отгрызшие живую Гугову ногу! Причина его бессоницы была, конечно, иной. Иван напряженно продумывал все ходы – шансов на успех прорыва не было. Сейчас они находились самое меньшее в трех кольцах блокады. Как только они начнут дергаться, их обложат еще сильнее – обложат, а потом начнут сжимать кольца. Щадить не будут, каторжников-смертников не щадят. Могут и заложниками пожертвовать… Кстати, о заложниках.

Иван-Гуг подошел к черной панели. Постучал.

Карлик Цай тоже не спал.

На порожке отпрыск инопланетной императорской фамилии замер и пристально установился на Ивана-Гуга – даже белесые бельма вдруг прояснились, высветились. Неужели догадался? – подумал Иван. Любое недоразумение сейчас могло испортить все дело. Нет! Карлик прошел к столу, выложил на него лист белого объемного пластикона.

И языком жестов показал – прослушивают.

Иван-Гуг подошел ближе. И подумал – их наверняка не только прослушивают, но и просматривают, уровневая камера не могла не находиться под видеоконтролем.

«Видеосистемы уничтожены, – языком жестов, безмолвно сказал Цай ван Дау, – я все проверил!»

Пластиконовая объемная карта напомнила Ивану чтото, но что именно он так и не вспомнил, не смог. Это была даже не карта, а скорее схема – переплетения лабиринтов, камеры, ходы, тахты, стволы: заполненные ядовитой водой были окрашены в голубой цвет, жилые, с воздуходувами – в розовый, последних было меньше, намного меньше. Но было еще семь извивистых черных ниточек, уходивших за пределы карты. Иван сразу понял, что это такое.

«Да! – подтвердил карлик Цай, он будто мысли читал, – это те самые ходы и тупики Синдиката. О них охрана не знает, их, попросту говоря, нет. Мы с Гугом решили идти вот этим!» – Он ткнул корявым пальцем в черную ниточку, спиралью спускавшуюся вниз, в глубины планеты.

Иван внутренне содрогнулся, но не показал вида – «Мы с Гугом»! Значит, он раскусил его? Но это невозможно! Неужели он телепат, нежели он способен проникать даже сквозь психозащитные барьеры?! Но почему он так спокоен?

«Я понял сразу, что вы не Гуг, – безмолвно сказал Цай ван Дау, – я не читаю мыслей, но я это умею определять, мы все умеем это делать… вы отправили Гуга к себе. Он вас не простит никогда, плохо вам придется, если вы выберетесь отсюда и встретитесь с Буйным! Но это все неважно сейчас. Дело сделано, надо приступать к другому. Не беспокойтесь, я никому не скажу. Даже эта киска, Ливочка, ни за что не догадается».

«Хорошо! – ответил Иван. – Оставим эту тему. Почему мы должны уходить вниз? Мы сами себя зароем в проклятой Гиргее!».

Карлик скривил губы – желтый клык выступил наружу, придавая лицу хищное выражение. Цай ван Дау смотрел на Гуга-Ивана с явным сомнением в его умственных способностях.

«Пробиваться наверх глупо – восемьдесят километров, сто семьдесят два охранных яруса, десятки тысяч вооруженных андроидов, дублирующие системы многоканального подавления, поверхностная защита, орбитальные фильтры… я вам называю только главное, в промежутках понапихано столько всякой всячины, что черт ноту сломит!».

«Но вниз идти еще глупее, что мы будем делать на стокилометровой глубине, на двухсоткилометровой? Я не собираюсь вечно сидеть в засекреченном тупике!»– Иван умело вел разговор на пальцах, хотя последний раз практиковался лет восемь назад – навыки, заложенные в Школе, из памяти не выветривались, их забивали намертво.

«Нам не дано вечной жизни, – глубокомысленно заметил карлик Цай. И тут же перешел на деловую нотку: – В двух пазухах на разных глубинах Синдикат установил Д-статоры…».

У Ивана сердце забилось учащенно. Они спасены! Д-статоры – это то, что нужно! Если заряда хватит, он перебросит всех за пределы Гиргеи. Но тут же ледяной змейкой скользнуло сомнение.

«С какой стати Синдикату заботиться о гиблых людишках? Каждый статор стоит безумных денег! Зачем Синдикату беглые каторжане?».

«Синдикату нужен ридориум!».

Иван оторопел.

«Они что, решили прибрать к своим рукам всю планету?».

«Не будем отвлекаться. Глядите. И запоминайте!».

Ивану не надо был указывать – планы, карты и прочее подобное с первого взгляда отпечатывалось в его мозгу, он был поисковиком и если бы не мог держать в своей голове нужные сведения, уже сто раз бы погиб. Была б карта верной!

– Я хотел взглянуть на заложников, – сказал он вслух, пускай наблюдатели знают, что их не боятся, что беглые уверены в своих силах.

– Пойдемте, – карлик Цай учтиво вывернул уродливую руку.

Они пролезли в узкий лаз через две многослойные переборки, очутились в темном коридоре с мигающими, пульсационными датчиками и рядом овальных гермолюков. В коридоре явно попахивало метаном. Стены поблескивали от наледи – глубина, холод, об этом не следовало забывать.

Лифт спустил их на шестнадцать этажей вниз, вывалил прямо на общую площадку.

– Рабочая зона, тут не стоит задерживаться.

Мимо них прошел человек в огромном скафандре с силовыми установками, шаромагнитной гидравликой – трехметровый гигант. Виброкайло висело за спиной в титановом чехле. Ребристые следы оставались в наледи. В руках у гиганта был плазменный резак.

– Кого меняешь? – спросил карлик Цай.

– Джила Бешенного, чтоб он околел на стреме! – прозвучал скрежещущий голос, усиленный динамиками скафа.

– Ты, гляди, без эмоций! – зло проговорил Цай ван Дау. – Иди!

Гигант отвернулся, тяжелые шаги гулом прокатились по металлическому полу. Иван покачал головой – все эти посты, дежурства никого не спасут, этих несчастных сожгут, не вынимая их из скафандров. Их не трогают только из-за заложников, вот лучшая защита.

– Камеры каторжников вырезаны прямо в базальте.

Смотрите, вот тут они и спали по четыре часа в сутки, больше не полагалось.

Иван заглянул в открывшийся люк – будто он извне пробил скорлупу большого яйца – два метра на метр – можно только лечь, не встать, ни сесть толком, кусок черного пенорола, кран в стене, в ногах под подстилкой черная округлая дыра. И все!

– Мы бы все издыхали в первый год. Но эти нелюди каждого второго уже через полгода начинают накачивать наркотиками, инъекторы торчат у изголовий – плохо себя чувствуешь, нажимай, получай дозу. А чего со смертниками церемониться! – карлик махнул рукой. – Когда сюда придет Синдикат, условия будут получше – Синдикат умеет повышать производительность труда, ему очень нужен ридориум.

– Зачем? – спросил Иван, вылезая из камеры-яйца. Он оглядывал стену с множеством люков – соты, самые настоящие соты. Одна только эта зона-рассчитана на десятки, сотни тысяч зэков. А вся Гиргея?! Они что, с ума посходили?! Для кого они все это готовят?! Иван ошалел, он был на Гиргее черт-те сколько раз, но не был на зонах… раньше тут и не было этих зон, они начали появляться лет семь-восемь назад. А теперь они везде и повсюду – многомиллиардные затраты. Зачем? Кому это нужно? Откуда такие средства?!

– Продают, – тихо ответил карлик Цай, – все это кудато уходит, и никто не знает, куда, никто в Федерации. Не надо лезть в их игры, это опасная затея.

– Они торгуют с неземлянами?

– Они много чего делают… но они и сдерживают кое-кого. Если бы не Синдикат, на Земле и в Федерации могла быть совсем другая раскладка. Они мешают кому-то придти к нам, понимаете? Они держат земные владения как свою сферу влияния… пока держат.

Ивану стало совсем нехорошо. Неужели это и есть та самая нить?! Неужели он случайно уцепился за ее кончик. Система?! Пристанище?! Синдикат имеет выход туда, немудрено. А почему, он собственно думал, что только ему открылась истина, что только он побывал там, где никто не бывал, и узнал то, что никому неведомо? Или все не так? Мало ли с кем Синдикат может быть связан. Черное Благо!

Откуда на Земле знают о Черном Благе?! На Ивана пахнуло холодом и сыростью парижской черной мессы. Он был просто ошарашен тогда. Он был потрясен. Он ушел на негнущихся ногах с полным туманом в голове. Авварон не врал – на Земле были агенты Пристанища, они готовились к приходу своего мессии, они ждали Вторжения. Они еще ничего толком не знали сами, они не имели понятия ни о Системе, ни о Пристанище, но они ждали". Иван прямо от Бронкса по закрытым каналам сделал запрос. Ответ пришел неполным, но и его хватало: только зафиксированных на Земле и в Солнечной системе – сто тринадцать тысяч черных приходов, количество прихожан не поддается исчислению. Это могло означать одно – Земля ждала Вторжения, она уже была подвластна преисподней, оаа готовилась к Приходу! Он должен выйти на главарей Синдиката, обязательно! Земные власти ничего не хотят слышать, они пребывают в счастливом неведении, им хорошо, им радостно и сладостно, это пена, а пена не защитит Землю и земную цивилизацию. Значит, Синдикат?! Цай ван Дау прав, мафия не захочет ни с кем делить сферы своего влияния, ни с землянами, ни с выходцами из иных вселенных. Синдикат будет драться за свои владения. А владеет он почти половиной освоенного мира, почти половиной Вселенной – если Гуг и вся эта кодла не врут! Синдакат. Россия. Россию поднять трудно, Россия испокон веков не желает верить ни в какие вторжения, чтобы ее раскачать, нужны годы! С Синдикатом проще! Эти за свое будут драться до последнего… драться одной рукой, другой продавать врагу ридориум?! Ну, ну, Иван осадил себя, еще ничего толком неизвестно, а он уже целую цепочку связал. Надо разобраться. Спешить не стоит… тем более, что завтрашний день может быть для него последним днем.

– Идите сюда! – карлик Цай махнул ручкой.

Гермолюк был точно такой, как и тысячи прочих. Но на нем фасовался черный шершавый квадрат – общага, камера общественно-воспитательных пыток. Эффективней всего истязания групповые, это еще Гуг рассказывал Ивану. Истязания проводились по субботам. Но каторжан никогда не доводили до смерти, их успевали откачивать – рабочие руки на Гиргее ценились.

– Прошу вас!

Иван протиснулся в люк. В полумраке посреди достаточно большого овального помещения, прямо на затоптанном базальте сидели три человека. Четвертый валялся в углу в неестественной, скрюченной позе с вывернутой ладонью вверх рукой.

– Сдох, ублюдок! – неожиданно грубо заметил карлик Цай.

Он подошел к ближайшему заложнику и с размаху ударил его кованным сапогом в лицо. Несчастный упал вазад, закрылся ладонями – из под них струйками засочилась кровь.

– Что вы делаете? – возмутился Иван. Он совсем не ожидал такого поведения от вежливого и тихого карлика. – Прекратите!

– Им воздается лишь малая толика от их же даров. Пусть немного поживут в шкуре заключенных, ничего кроме пользы от этого не будет, а раны земные заживают, мой друг.

Он с силой опустил кулак на макушку другого заложника – тот ткнулся лицом в пол, застыл, ожидая продолжения. Иван уже сделал шаг в сторону карлика, но скрипнувший протез напомнил ему, что он в теле Гуга, и это почему-то сразу лишило его сил, отвлекло.

Заложники были в просторных серебристых балахонах – своей рабочей униформе стражников-надзирателей. Но у каждого на рукаве красовалось по три больших шестиугольных звезды – бугры! их жизни кое-чего стоят! Гуг все верно рассчитал.

– И что они вот так, без присмотра, без охраны тут? – спросил Иван-Гуг, покачивая головой.

– Все в порядке, – карлик Цай ван Дау ухватил одного из сидящих за длинные-лиловые – по последней моде волосы, запрокинул голову назад. На обнажившейся шее тускло сверкнул металлический ошейник с кристаллическими вкраплениями. – Тройная программа, восемь кодов – один у меня, второй у вас, третий у Кеши и еще у пятерых. Достаточно нажать на кнопочку – и ошейник начнет сжиматься, он будет сдавливать горло до тех пор, пока не сломает хребет. Если понадобится парализовать – другая кнопочка: на час, на два, на день и так далее. А третья программа – управление, их можно заставить бежать со скоростью гепардов, можно сбросить в пропасть, заставить плясать или подпрыгивать, много чего еще думаю, нам это не понадобится. Они полностью в наших руках. Если один из нас оплошает – другой не промахнется.

– Как-то это… э-э, нехорошо, – промямлил Иван.

– Мы их бьем их же оружием, – сказал карлик твердо, – так что не беспокойтесь, все хорошо!

Иван-Гуг нащупал в грудном кармане-клапане микропередатчик, карлик не врал. Может, он не врет и про истязания. Но все равно не верилось – правосудие, исправительное учреждение, законность, порядок… кому тут нужны эти пытки?

– И Лива сидела как все? – спросил он неожиданно.

– Как все, – отаетил карлик, – правда, время от времени она оказывала маленькие услуги этим ублюдкам, – он пнул в челюсть еще одного из заложников, – но ведь это жизнь, Иван, не надо ее осуждать. Иначе бы она не протянула три года.

Неожиданно сверху прогремел раскатистый бесстрастный голос:

– Предлагаем вам сдаться! Повторяем – никто не будет наказан, каждый вернется на свой участок. Администрация зоны идет вам навстречу. Повторяем – в случае отказа от сдачи будут применены крайние меры.

Уродливое лицо карлика внезапно исказилось совсем нечеловеческой гримасой, заскрипели острые зубы, потекла кровь из раны, карлик истерически завизжал:

– Суки! Сучары поганые!!! Убь-ю-ю-ю!!! Падлы-ы-ыи-и-и!!!

Иван глазам своим не верил, казалось, Цай ван Дау сейчас упадет и начнет биться в эпилептическом припадке, белая пена срывалась с его губ, он весь трясся. Голос наверху затих. Наверное этот текст передавали периодически, он никого уже не волновал, никого, кроме карлика Цая.

– Простите, – Цай ван Дау пришел в себя столь же неожиданно, – не могу слышать их голосов. Они истерзали все мое тело. Вы видите? – он вытянул трехпалые руки, кривые и жалкие. – Это все протезы, и ноги – биопротезы, и внутри все перерезано… и в башке! Они пытали меня, хотели узнать про тайные ходы, они отжигали мне лучеметом сантиметр за сантиметром тела, они дырявили меня скальпелями и ковыряли зондами, они провели две трепанации черепа, чтобы снять точнейшие мнемограммы. Но они забыли, с кем имеют дела. Ни черта у них не получилось.

– Еще получится, – вдруг буркнул один из сидящих на базальте заложников.

Карлик подскочил к нему, но неожиданно опустил занесенную ногу. Вытащил микропередатчик, нажал что-то.

– А-а!

Заложник резиновым мячиком подпрыгнул вверх и тут же упал прямо на грудь, даже не сделав попытки смягчить падение руками и ногами, его начало сильно трясти, голова забилась но камню, кровь потекла из носа.

– Немедленно прекратите!

Иван-Гуг подскочил к карлику Цаю, вырвал микропередатчик. И тут же упал отброшенный неожиданно сильным ударом в подбородок.

– Извините, – карлик стоял над ним, смущенно улыбался, – не надо меня трогать руками, у меня в последние годы появилась нехорошая реакция, я не владею собой, еще раз простите!

– Да чего уж там, – проворчал Иван-Гуг, вставая на ноги и потирая ушибленную челюсть, – но заложников надо беречь! Вы их угробите – и нам всем крышка, как можно этого не понимать?!

– Они крепкие ребята. Верно я говорю? – карлик Цай поглядел на лежащего с разбитым носом. Тот оскалил зубы.

– Надо их увести туда, повыше.

– Не надо, – Цай ван Дау покачал головой, – пора!

В люк просунулась рука с парализатором, потом и весь белый Фриц, долговязый, тощий малый с большим горбатым носом.

– Гуг! Они выкрали троих! Прямо с постов – парни все видели своими глазами.

– Кого?! – рявкнул карлик.

– Бешенного Джила, Коротышку и Чугу Дармоеда! Сетями-парализаторами. Те и очухаться не успели – три водохода, три сети, тихо и быстро! Кранты нам всем скоро, разбегаться надо, поодиночке драпать!

– Сколько наших осталось, значит? – зловеще спросил Цай.

– Стало быть, тридцать четыре и два андроида…

Вспышка блеснула неожиданно. Иван не успел глазом моргнуть, как Белый Фриц завалился на перемычку, пополз вниз.

– Ошибся, Фриц! Нас осталось не тридцать четыре, а тридцать три, трусы и паникеры нам не нужны! – карлик Цай убрал за спину гамма-пистолет.

– Знаете, что, любезный ван Дау, если бы не мое обещание Гугу Хлодрику, я бы немедленно ушел от вас! Это бесчеловечно, черт побери! – сорвался Иван.

– Это необходимо, – мрачно заявил карлик. И добавил: – Нам пора возвращаться. Я уже дал команду ребятам.

– Предлагаем вам сдаться! – прогремело сверху. – Никто не будет наказан…

Путь наверх занял вдвое меньше времени. Иван пропустил отпрыска инопланетной династии императоров вперед, затворил черную панель. Сборы! Самое нудное дело.

Всегда чего-нибудь да забудешь. Он бросил Гугову торбу на диван, присел рядом, щелкнул сервозамочком. Но не успел ничего достать.

Из-за стеллажа бесшумной черной кошкой в белых сапожках выскользнула Лива.

– Скоро утро, – томно протянула она и выгнулась.

Иван-Гуг растерялся. Красавица-мулатка была совершенно голой, если не считать ее сапожек с золотыми пряжечками. Тяжелые налитые груди мерно вздымались над осиной талией, переходящей в довольно-таки пышные бедра. Истомой и негой веяло от этой чудной фигуры. И еще чем-то… Иван залюбовался. Как она поднимает плечики вверх, как выгибает бедро, как поводит темно-синими в полумраке глазищами! Кошка, черная просыпающаяся после дивного сна пантера.

– Ты не рад мне, старый развратник?

– Рад, Ливочка, – с некоторым опозданием выдавил Иван-Гуг, одновременно отмечая про себя, что мулатка не заметила подмены.

Она подошла ближе, почти вплотную, качнула призывно грудями, закатила глаза и поставила ногу на диван, уперев руки в бока.

– А ты и не ложился, Гуг?

– Надо готовиться, сама понимаешь! – Женщина была прекрасна, не оторвать глаз, она сулила блаженство и счастье, но Иван и так считал себя в отношении Гуга подлецом, не хватало еще и уводить его любовницу… нет! не любовницу, а любимую! Гуг сам говорил, что он впервые понастоящему влюбился. Это еще хуже! – Я устал, Ливочка. Дай, я тебя поцелую в щечку – и иди досыпай, у нас завтра будет тяжкий денек!

– Вот как?!

Она прыгнула Гугу-Ивану на колени, обхватила за шею, прижалась своей грудью, обжигая его даже сквозь плотный комбинезон. Впилась в губы с необъяснимой страстью, будто намеревалась приступить к канибальской трапезе.

Иван сжимал чужими, гуговыми руками ее трепетное, податливое тело и не знал, что делать. Он попал в чрезвычайно дурацкую, непредусмотренную ситуацию. В мозгу сверлила подленькая мыслишка, что если даже, в конце концов, он и предастся любви с этой кисочкой-красавицей, – ведь это же не он, а сам Гуг, тело-то Гугово, он только в голове сидит, в мозгу, а его собственное тело, разложенное хитрым прибором на клеточки и атомы, рассредоточено в этом огромном Гуговом теле. Любить-то ее будет Гуг, и целовать, и гладить, и упиваться ее нежными горячими грудями, упругими бедрами, стройными ногами, этой тонкой шеей… Он уже целовал ее, оглаживал, обжигаясь от пробуждающегося делания, вытягивая из нее пламень страсти, любовный жар.

– Ты сегодня несмел, как мальчик, – шептала она ему в ухо, – но я тебя расшевелю, старый обманщик, хитрец. Неужели ты думал, что я не приду к тебе в эту последнюю нашу ночь?

– Почему последнюю? – растерянно спросил Иван-Гуг.

Она долго не отвечала, жалась к нему губами, телом. Потом будто выдохнула:

– У меня предчувствие.

– Ерунда! – отрезал Иван-Гуг.

– Нет, – голос ее был грустен, совсем в нем не было ни томности, ни каприза, – ты наверное выберешься, а я – И нет, я не осилю этого прорыва. Все! Хватит! Люби меня! В последний раз!

Он не стал ей ничего объяснять, не стал разубеждать. Он припал своими губами к ее губам. Он не мог ее оттолкнуть от себя, не имел права. Он уже не думал о настоящем Гуге.

Он думал только о ней, красавице Ливе, которой суждено навсегда остаться в гиблых подводных рудниках треклятой Гиргеи. Он любил ее, как можно любить на последнем издыхании, как перед смертью, перед казнью, не оставляя сил на завтра, на потом. И она отвечала ему тем же.

Разбудил его рев осатанелых динамиков:

– Сдавайтесь! Предлагаем вас сдаваться немедленно…

Иван-Гуг вскочил на ноги. Взглянул на часы – он спал всего тридцать четыре минуты. Но он был свеж, могуч, силен. Карлик Цай сидел в огромном кресле. Он был во внутреннем подскафандре. Сам скаф, пока не заваренный, громоздкий и неуклюжий стоял у стеллажей. Прямо на столе примостился Кеша Мочила, он сидел на корточках и чесал подбородок. Рядом с ним стояли два андроида – сплошные горы и бугры мышц. Они не считали нужным носить лишнюю одежду, только оружие. Как Цай умудрился перепрограммировать их, один Бог ведает. Неважно! Все это неважно!

– Фу! Он как всегда не готов, старый лентяй! – в камеру вошла Лива. Она была в черном подскафандре с двумя плазмометами в руках. – Давай живей, там снаружи группа захвата. Гуг! Они вот-вот ворвутся.

Лива была свежа и чиста, будто и не провела только что бурную, бессонную ночь.

– Где заложники? – чуть не закричал Иван-Гуг.

– Здесь. И все ребята здесь. Самое время нас брать тепленькими.

– Ладно, не надо трястись, – успокоил Иван-Гуг, – я знаю, как работают группы захвата. Пойду последним. На этом круге ада они нас не возьмут. Где мой скаф?

Он потянулся к торбе. Досада, так и не успел испытать вещицы! Ладно, еще не вечер.

Вся банда головорезов толпилась за перемычкой – Иван сразу увидал, что даже на постах никого не оставили. Ну и сброд! С такими лихими ребятками только на мирные планетки набеги совершать! Но вооружены до зубов. Всю зону обчистили, всех вертухаев и их ружларки вымели!

– Уходить надо тихо, – предупредил Цай. – Если кто пискнет – пристрелю сразу.

Карлик, судя по всему, ходил в авторитетах, никто не посмел ему возразить. Только Лива снисходительно выгнула губки.

Скафы были средние, не такие громоздкие, как тот, в котором Иван пробирался сюда, на зону. В таком долго под водой не выдержишь – от перемычки к перемычке, от хода к ходу.

– Все запомнили? – спросил еле слышно карлик Цай.

Десять головорезов вышли из общей толпы, закивали, пряча хмурые улыбки за толстыми стеклами щитков.

Заложников впихнули между Иваном-Гугом и Кешей Мочилой.

Иван притянул Кешу к себе:

– На группу захвата семь пробойных взрывзарядов. Во все лифты по два – до самого верха. В боковые – по одному, в наклонные – по одному, запомнил? В каждый ствол – и до упора!

– Ван Дау уже все сделал. Заряды шарахнут одновременно. Надо андроидов тут оставить. Киборгов на прорыв, вокруг заложников, – Иннокентий Булыгин, ветеран Аргадонской войны, матерый рецидивист и убийца, был спокоен. Иван с таким пошел бы в поиск.

– Пусть идут! – Иван махнул рукой карлику Цаю. И снова обернулся к Кеше. – Газы и сети-парализаторы будут пускать через шахты и воздуховоды. Блокировку шлюзов долой!

– Их же расшибет в лепешку, тут восемь десятков миль над головой. И нас вместе с ними!

– Сдавайтесь! Сдавайтесь немедленно! – гремело под сводами, по всем коридорам, из каждой переборки. – Сдавайтесь!!!

Иван смотрел в спину уходящим. Они уйдут далеко. Их нащупать будет невозможно, только потом, через час или два преследователи выйдут на них. А пока… Надо быстрей, можно опоздать, можно загубить все дело. Взрыв-заряды уже пошли во все стороны вместе с кабинами, гидровагонетками, шахтовыми карами – уходить, так с музыкой!

Иван взглянул на датчик, вмонтированый в наруч скафа – пошли газы, они начали! Они опоздали на три минуты, от силы на две! Тяжело гудел выплавляемый резаком металл – гудел далеко, натужно. Это резали зонные заслоны, шлюзовые ставни.

– В верхний ствол, живо!

Андроиды послушно скользнули вверх. Им газы нипочем, им и сети-парализаторы – тьфу!

– Как блокировка?

– Порядок, – прошипел Кеша. Он держал в руке взрыватель.

– Уходим вверх, через ствол А7 – сразу в горизонтальную шахту, под нами шесть заглушек – все чтоб намертво! наглухо!

– Лады, Гуг!

Подъемник взметнул их вверх, к титанобазальтовым сводам.

– Давай!

– Есть!

Они застыли на трехметровой металлокерамической заглушке – если механизмы полетят, смерть. Но надо увидеть все своими глазами, надо!

Взрыв был раскатист и глух. Он потонул в убийственном свисте – тысячи струй воды, твердых как корунд в мгновение пронзили пространство. Десятки изуродованных, искореженных скафов бились о стены, разваливались, расплющивались, паром застило все внизу. Это было ужасающее зрелище. Тройные заслоны были уничтожены за минуту до готовности шлюзовых камер – вещь невозможная, недопустимая. Ворвавшаяся в зону вода разметала группу захвата, превратила ее в месиво. Боевики-каратели были готовы ко всему, но они не готовились к сражению с неуправляемой гиргейской стихией. Пенный вал вскинул вверх чью-то оторванную голову – голова скалила зубы, будто улыбалась.

– Надо уматывать, Гуг – просипел Кеша.

Заглушка поехала в паз. Теперь все зависело от работы подъемника – если они не успеют – смерть, вода будет взламывать заглушку за заглушкой, пока не догонит их, пока не расплющит своей тупой, свинцовой тяжестью.

Вторая заглушка легла следом за ними. Третья. Они уходили. Уходили все время вверх. Туда, где их не ждали.

Андроиды проверяли путь, они были готовы сжечь любое существо, преграждающее им дорогу, Четвертая. Глухие взрывы сотрясли базальтовые стены. Сверху вниз пробежала рваная изломанная трещина.

– Сработали, порядок! – улыбнулся немногословный Кеша.

Иван представил, какой сейчас кавардак в Центральной. Там с ума посходят от их сюрпризов – зона на многие километры вверх, вниз, в стороны превратилась в грохочущий и пылающий ад. Взрывзаряды, которыми пробивали породу в дальних штольнях, не должны были применяться в рабочих и жилых отсеках, стволах, каналах, ни одному безумцу не пришло бы в голову запустить заряд в шахту сквозных лифтов. Ничего, пускай привыкают к веселой жизни. Ивану не было жалко тех, кто сейчас погибал в огне и дыме. Он просто не думал о них, он рвался наверх.

Горизонтальный ствол-шахта возник перед ними мрачным призраком. Андроиды молчаливо сидели в гонд-каре, двигатели тихо жужжали. Кеша лихо запрыгнул на борт, свесил ноги. Плазмомет висел у него на груди черным неуместным бревном. Иван-Гуг пока не включал гидравлику скафа, берег аккумулятор, пригодится. И потому он не запрыгнул, а залез в кар. Махнул рукой.

Шестая заглушка снарядом ударила в верхнюю переборку, разлетелась на куски. Следом, одновременно ударила черная струя ядовитой гиргейской жижи.

Но гонд-кар был уже далеко – за четырьмя заслонами.

Гнет неволи – черная глыба на сердце, не спихнуть, не сбросить. Мотай срок – глотай слезы. Горе горькое, похмелье в чужом пиру. Кто первый на Земле испытал этот гнет на себе? Десятки тясячелетий назад удачливое племя охотников-людоедов – да, это правда, наши первобытные предки двадцать тысяч лет назад, сорок, сто восемьдесят… были людоедами, пожиравшими себе подобных, об этом свидетельствуют археологические находки, целые кладбища забитых и съеденных людей, обглоданных и высосанных человечьих косточек – так вот, это племя загоняло пленников из племени другого в пещеру, заваливало вход камнями, ставило стражей с дубинами, копьями или каменными топорами… и томились обреченные во тьме и холоде. О чем думали они в свои предсмертные подневольные дни? Что творилось под их низкими приплюснутыми черепами? Черная глыба неволи. Страх ожидания. Стражи племени зорко стерегли пленников – живое мясо, живой жир, живой костный мозг". За тысячелетия становления человечества в животах людских нашло свой последний приют гораздо большее число двуногих, чем их умерло естественной смертью или было погублено стихиями, хищными зверями и собственным легкомыслием. Но ели уже убитых, мертвых, а мертвые тоски и боли не имут. Томились же в пещерах-темницах живые, страдающие безмерно. Томились и позже – при фараонах и императорах, при деспотах и демократорах, при всех режимах и всех властях. Нет, не было на земле «золотого века», не было. Томились воры и убийцы, совратители и пророки, политические противники и инакомыслящие, томились бесы-революционеры, одержимые паталогической страстью все разрушать до основания, перестраивать, всех переучивать, перевоспитывать и переобразовывать до полного истребления, томились грабители и насильники, томились мужчины и женщины, дети и старики, томились белые, черные, желтые, светло-коричневые и голубые, томились виновные и безвинные. И у каждого на сердце лежала черная глыба, и каждый в мыслях своих мстил предержащим его в неволе, терзал их и мучил, отмщая, и каждый думал о побеге и боялся его больше, чем самого заточения. В каждом жила надежда, ибо только надеждой жив человек – даже сидящий в неволе. Надежды питают смертников, обреченных до последнего мига земного – не выведут во двор, не накинут петлю, не поднимут ружья, не выбьют из-под ног табурета, не спустят курок, не упадет гильотина на шею, порвется веревка… вот-вот выдернут из петли, спасут!!! Нет, не выдернули, не вынули – не для того и вешали-то, чтобы вынимать. Повесили – так виси! Повешенному не больно и не тяжко. Прошитому пулями насквозь не горько и не муторно. Безголовому телу не тоскливо… Обречен только сидящий в неволе. Казненный – свободен. И лишь Господь Бог над ним, больше никого нету. Узнику же-любой бог и хозяин.

Кто проникал в душу смертному, сидящему в одиночестве и ужасе?! Кто пытался услышать стук его измученного страхом сердца?! Ждать и надеяться? Биться головой о стену? Бежать на штыки? Тысячи смертников погибли на земных шахтах, выковыривая из чрева планеты-матери урановые руды. Тысячи сгнили в свинцовых рудниках и на оловянных приисках… Куда бежать затравленному, обложенному, больному, умирающему?! Только в пасть смерти? А она и так перед ним распахнута, ждет его… Горе попавшему в лапы врагов своих и истязателей, даже если истязают его по законам, писанным людьми. Телами гасили ураганный огонь штрафные батальоны каторжников-смертников – погибать, так с музыкой, после стакана спирта, а лучше сжимая пальцы на горле вражины. Смертник – зомби, он идет туда, куда путь укажут. Смертник – волен в свой последний миг, ибо может поднять руку и на палача своего, хватило бы только духа!

Сколько было побегов на Земле – из тюрем, зиндонов, равелинов, цитаделей, лагерей, колоний. Побегов лихих и бесшабашных, продуманных до деталей, спланированных, удачных и неудачных, кровавых и бескровных. Земля-махушка! Даже в пустыню можно бежать, даже на льдину, в осеннюю голую степь, во мрак, в темень, в стужу и жар. Но куда бежать с астероида, висящего в черной пропасти? Куда бежать из забетонированного шара?! Куда бежать из океана? В воздух – нет крыльев, в землю зарыться – не червь, ты не крот – человек. Куда бежать с подводных гиргейских рудников?! Куда бежать обреченному на смерть? Только на тот свет, ибо этот уже не приемлет его.

Лива стояла на коленях перед распростертым ниц телом Руперта Вога, Пришибленного. Целый год он таскал ей кайло туда и обратно, в забой и наверх. А теперь вот лежал бездыханным с простреленной спиной. Он впихнул ее в трубу, дернул рубильник, сунулся сам – да вот так и вывалился с другого конца, прошитый очередью. Ее спас, а сам погиб. И скаф не защитил, стреляли «иглами».

– Пойдем, – прошипел карлик Цай. – Гуг уже наверняка нас ждет 9 боксе на развилке. Пойдем!.

– Да погоди ты! – Лива посмотрела на карлика с ненавистью. Потом ее синие глазища побелели, она вскочила на ноги. – Сначала я придушу одну из этих сволочей! А потом пойдем!

– Не трожь заложников, дура! – остановил мулатку Хьюго Халдей, большелобый, бритый наголо парень с тяжелой челюстью и косящим глазом. Этот глаз зло высверкивал из-за прозрачного щитка.

– Заткнись, придурок! Они ухлопали уже двенадцать наших! Пора счеты свести! Око за око, зуб за зуб! Я придушу его собственными руками, к черту ваши колечки! Пусти меня! – Она вырвалась из объятий Халдея, набросилась на сгорбившегося вертухая, сшибла с ног.

– А ну без истерик!

Карлик Цай ван Дау оттолкнул мулатку к стене, поднял железную руку. Они вполне могли помериться силами – гидравлика в скафавдрах была одинаковой, сейчас все могли считать себя силачами, каждый мог поднять другого и бросить на десять метров. Стоило только начать.

– Ладно, Цай. Я погорячилась. Пошли. – Лива всплакнула. – Пришибленный всегда смотрел на меня так… так грустно, так пришибленно. И вот его нет!

Халдей не смог удержаться.

– Чего ты болтаешь, – влез он, – Пришибленный с тобой на зоне встречался?! Может, ты свою ячейку на ночь оставляла открытой, ха-ха!

Кипа Дерьмо опустил тяжеленный кулак на спину Халдей – и тот полетел под ноги карлику, гремя всеми сочленениями скафандра.

– Еще вякнешь, шею сверну! – предупредил Кипа.

Халдей понял, что лучше не связываться, лучше помалкивать. Он пнул простреленный труп Руперта и побрел за всеми, волоча ушибленную ногу.

…Иван оторвался от экрана. В узловой было темно, вырубили свет. Но видеослежка работала на самообеспечении.

– Все как на ладони, – сказал с усмешечкой Кеша. – Вона, как видно, каждую царапину на скафе. Пока этот ублюдок Халдей свою пасть раззявливал, я у него все гнилые дупла в зубах пересчитал!

– Делать тебе больше нечего! – буркнул Иван. У него перед глазами стояла объемная карта зоны. Он хотел убедиться сам, без дураков.

Где-то далеко-далеко бушевало пламя – его гул почти не достигал ушей, зато чувстовалось, как убывает кислород – Иван пока не включал внутренние системы скафа, беречь, надо беречь силу, мощь, воздух, воду, все! Люди на экране шли медленно, может, это только казалось так со стороны, Ивану хотелось подстегауть их, поторопить.

Вмонтированные в стены и переборки камеры вели беглецов из помещения в помещение, из трубы в трубу. Иван несколько раз пересчитал их – двадцать два. А где остальные?

Пришибленного убили у него на виду. Значит, до этого погибли еще девять? Прошло совсем немного времени, а уже десять трупов – десять освободившихся навсегда душ, взирающих на мучения беглецов свыше, а может, из адской пропасти? Или их захватили преследователи?

Андроиды охраняли узловую. Все ходы-выходы, кроме вентиляционной шахты были заварены намертво. Два мускулистых гиганта держали под прицелом четырехствольных сигма-бомбометов оба конца. Гул пламени становился сильнее. Кеша Мочила щурил глаза, его клонило в сон.

А Иван ждал. Черная ниточка, тоненький спиралевидный червячок, уходящий в глубины, где же ты?! Неужго карлик ошибся… Вот он загоняет их в кабину – битком, там же негде стоять, они лезут друг другу на головы, нижние садятся, ложатся, битком! Цай ван Дау орет на них. Лива – ее чуть не придавили, хотя как можно придавить в скафе. Куда они пойдут – вверх, вниз? Цай молчит. Он знает, что все прослушивается, просматривается.

Иван, если б мог, влез бы в экран. Он весь дрожал… неужели?

– Ухряли! – донеслось из-за плеча. Кеша был немногословен и точен.

Кабина пошла вниз… и напрочь пропала из зоны видимости. Карлик не ошибся, да и как он мог ошибиться, ведь он закладывал эти лабиринты. Но там тоже не дураки сидят, они нащупают кончик – рано или позно они проникнут в тайные лазы Синдиката.

– Пора, Гуг!

Кеша похлопал Ивана-Гуга по плечу. Вся сонливость его куда-то сразу подевалась. Нюх! У Кеши явно был превосходный нюх, иначе и не могло быть.

– Да, пора. Нам тут больше нечего делать. Этот вход Цай уже раздолбал вдрызг, в него больше никто и никогда не войдет, – проговорил Иван, не отрываясь от экрана, – мы будем идти к другому входу, через семь перемычек.

Скрытые камеры упорно выщупывали мрак и темень, автоматика пыталась уцепиться хоть за что-то живое, движущееся. Иван зримо представлял, как сейчас в зоне перехода включаются и отключаются, одновременно тысячи следящих мертвых глаз-бусинок, вживленных везде и повсюду. Вода… нет, это ядовитая гиргейская жижа, откуда она там, неужели прорвало? Иван придвинулся к экрану.

Что это?! Он почувствовал, что его тянет туда, тянет с неимоверной силой – в глубину, в черную безмолвную толщу. Два крохотных огонька, два уголька. Откуда они там? Кровавые глазища вспыхнули внезапно, будто открылись незримые черные веки. Неописуемая злоба светилась в этих глазах. Нечеловеческая и необъяснимая.

Гиргейские рыбины!

Безмолвные тени глубин Пристанища!

Иван не мог оторваться от сияющих рубиновым огнем глаз. Сразу пропало все – толщи преград, экраны, перемычки, переборки, километры изъеденного норами и ходами базальта… во всем мире оставались только он сам и эти прожигающие душу глаза. Безмозглые твари. Обитатели глубоководных впадин и черных пещер. Из какого дьявольского омута выплыли вы? И почему Иван ничего не видел. Он был там, под толщей свинцового мрака, наедине с выматывающим, высасывающим взглядом, он шел вперед, раздвигая руками полупрозрачные толщи, разгребая вздымающуюся муть, он шея прямо на кровавые глаза. Он не видел ощеренной пасти, жутких изогнутых клыков, острых крючьев на концах шевелящихся черных плавников. Глаза становились огромными, исполинскими – два громадных полыхающих шара висели во мраке, не освещая ничего вокруг. Он не понимал, кто он, что он, где, зачем, откуда взялся и куда идет, он уже не знал, как его зовут, о чем он думал минуту назад – два жутких живых магнита влекли его к себе, и все в голове плыло, все исчезало куда-то, пропадало" он знал только одно: надо пройти еще немного, разблокировать скаф, сбросить его, освободиться от титанопластиконовой оболочки, сжимающей тело, войти в эту жидкость, в эти пылающие манящие шары, раствориться в них – и все будет! все сразу разрешится и станет ясным, понятным, кончатся все муки, тревоги, терзания!

Ничего не будет нужно. Ничего! Он шел в полыхающее рубиновое марево, шел без сомнений и страха, безогледно, как шел на своих десантных ботах в Малиновый барьер – в Осевое, в безумный засветовой огонь. Идти, идти, надо идти.

Что-то непонятное, стороннее пыталось его удержать, мешало, хватало, тащило назад, вопило в уши: «Гуг! Остановись! Что с тобой, Гуг?!» Но он шел, отбивался и шел.

Причем здесь какой-то Гуг, причем здесь нечто внешнее, мешающее, досаждающее, причем, если ему надо идти вперед, в этот рубиновый огонь притягивающих глаз. Вперед!

Еще немного! Вперед! Волшебный, сказочный огонь огромных глаз… еще немного!

Два мощных встречных удара затмили все, погасили огонь, лишили зрения. Он почти сразу же, через мгновение очнулся. Но уже ничего не было: ни рыбины, ни горящих глаз, ни экрана. Два блестящих от пота андроида, вздувая горы мышц, держали его с двух сторон на вытянутых руках, не давали коснуться шаромагнитными ступнями пола. Иннокентий Булыгин, он же Кеша Мочила орал прямо в лицо:

– Гуг! Мать твою гидрокайлом в бога-душу… Гуг, ты слышишь меня?! Ты прочухался?!

– Прочухался, – спокойно и вяло ответил Иван-Гуг. – Чего ты орешь как резанный, чего случилось? Отпустите живо! – последнее относилось к андроидам.

Но те почему-то не выполнили приказа. Лишь когда Кеша моргнул им, они поставили Ивана на землю.

– Ты вдруг пошел в шахту, как трехнутый пошел, четыре монитора по пути сшиб, переборку раскроил, кресло опрокинул – Кеша говорил спокойно, без прежнего крика, но голос у него был нервный, дерганный голос: – Тебя будто на веревке кто-то тащил. Я тебя. Гуг, хватал, держал, уговаривал, отталкивал, а ты как черт слепоглухонемой! Если б не эти ребятки, я не знаю, чего б было!

– Щиты, – выдавил из себя Иван-Гуг.

– Чего еще за щиты?

– Я не успел поставить щиты Вритры, защитное психополе, – Иван-Гуг окончательно пришел в себя, ноне все ему было ясно. – Кто-то пытался завладеть моим мозгом.

– Хе-хе, пыта-ался! – Кеша скривил губы в улыбке. – Ты был на веревочке, Гуг! Ты был абсолютно безмозглым, хуже червяка на удочке!

Иван не стал спорить. Он говорил вслух.

– Это был психозондаж глубинного подсознания с подавлением воли, памяти, мыслительных процессов да плюс ко всему мощнейший зомбирующий импульс. Я не ждал… как я мог ожидать? Там никого не было кроме этой рыбины, безмозглой тупой твари, да их на Земле у любого богатея в гидрариуме найдешь, мода сейчас на этих клыкастых гиргейских тварей! Глаза! Чего-то тут не так, это были страшные глаза…

Кеша прервал его, махнул плазмометом в сторону выхода:

– Гуг, надо сматываться! Сучары идут по следам. После будем разбираться!

– Ты прав. Мочила. Пойдем!

В вентиляционной шахте пришлись включать инфравизоры – темень была глухая. Андронды и так все прекрасно видели, они шли позади, прикрывали отход – бомбометы, трехпудовые махины они несли как соломинки.

Гул пламени ревел уже совсем рядом. Иван прикинул – если они будут прохлаждаться, самым страшным их преследователем останет огонь.

Движки кара в наклонном стволе долго не включались. Но Кеша не нервничал, он туго знал свое дело. Кар сорвался с места, когда за спиной, в трехстах метрах, разрывая занавес тьмы, из-за поворота полыхнуло стеной пламени. Иван-Гуг прикрыл щиток шлема, включил подачу дыхательной смеси, иначе легкие просто полопались бы, он терпел до последнего.

Гонд-кар молнией несся по сверкающей рельсине и не было ничего на свете мягче электромагнитной подушки, которая удерживала его на весу.

– Интересно, видят ли они нас сейчас? – раздумывал вслух Кеша.

Ивана этот вопрос не интересовал – мало видеть, надо достать. Ни один из боевиков-карателей не станет рисковать впустую, не полезет в пламя. Они просто выведут – и пойдут все прочесывать. Или по их сигналу выйдут навстречу с соседней, кольцевой зоны. Ловушка будет все время сжиматься. И надо просто успеть почерней ниточке выбраться из нее, выйти из-под «флажков». Черт побери, надо еще добраться до этой черной ниточки!

Над ухом глухо долбарул сигма-бомбомет. Иван скосил глаз – андроид сидел с самым невозмутимым видом, глядел вверх. Откуда-то из-под высоченных сводов, цепляясь многосуставчатыми перешибленными, искалеченными лапами, падал изуродованный до невоможности стеноход – надежная и вместительная машина, предназначавшаяся не только для внутренних шахтовых работ, но и для боевых действий.

– Два человека и шесть киборгов уничтожены, – доложил андроид.

– Они держали нас на мушке?

– Выстрел упрежден в последнюю секунду, – ответил андроид, – сигмазаряд попал в гранату, выходящую из раструба.

– Молодец, малыш, – похвалил андроида Кеша, – медаль бы тебе за геройство, да, сам знаешь, ни хрена нету!

Андроид промолчал.

Больше нападений не было. К развилке подошли тихо, все перепроверив дважды. Ошибиться никак нельзя было.

– Опять кабина? – поинтеросовался Кеша, наглухо задраивая шлем.

– Нет, – ответил Иван-Гуг, – здесь тупик, люк сброса…

– Мусорка, короче, отстойник?

– Вроде того.

Они быстрым шагом двинулись к решетке, закрывавшей провал.

– Бей! – приказал Иван-Гуг андроиду.

Тот с недоверием поглазел на вожака. Потом шарахнул из своего бомбомета самой малой. Восемнадцать перекрещивающихся слоев решетки прожгло насквозь. Путь был открыт.

– Наверху поставь заряд, пускай привалит маленько, – велел Кеша другому андроиду. – Живей!

Андроид поглядел на каторжника с явным презрением. Но заряд поставил. Вернулся.

– Трос, лебедку. Кеша первым. Вы, ребятки, прикрываете тылы. Ясно? – Иван проверил крепление микролебедки.

Трос – тончайшая нить, выдержит хомозавра, локтевое кольцо-захват скафа, чего еще надо… у андроидов – шаромагнитные пряжки на поясах, руки с оружием свободны.

Пора. – Пошел!

Кеша мелко перекрестился и сиганул в черную дыру.

Иван выждал пять секунд и спрыгнул за ним – тросом его немного развернуло, не беда. Он отсчитывал: один, два, три, четыре… сто метров, двести, восемьсот, полторы тысячи, две триста… троса в лебедке было всего на десять миль, лебедка обычная, не десантная, семь сто… наверху шарахнуло, заряды обрушили свод на решетки, на провал, завалили грудой базальтовых плит все… андроиды ползут в вышине… девять восемьсот… внизу матерится Кеша… дернуло! еще раз! это Кеша отцепился… Иван ослабил захват, упал, ударился коленями так, что лязгнули зубы.

– Эй, Гуг, ты жив там? – просипело слева. И тут же Кеша разразился отборным земным матом – это сверзившийся сверху андроид чуть не сбил его с ног. – Получай, падла! – Он долбанул кулаком в широченную грудь. Андроид упал. Но тут же поднялся. Отвечать не стал, ему не положено было отвечать на тумаки и подзатыльники человеческие, допускалось временами подгонять поднадзорных-каторжан, но карлик всем урезал программу, и теперь биокадавр не мог ответить даже на самую обидную зуботычину – а обижаться андроиды умели, и зло держать они умели. Иван поглядел на Кешу укоризненно, если только инфрафизор мог передавать столь тонкие оттенки человеческих чувств.

– Тихо! – предупредил Иван. – С этой минуты ни слова.

– Все ясно, Гуг, – согласился Кеша, ему ничего не надо было объяснять.

Они шли бесконечно долго, проваливаясь в грудах мусора, отходов, всевозможной гниющей и разлагающейся дряни – ведь в каждой второй зоне помимо ридориума добывали и океанскую живность: моллюсков-гнилоедов, панцирных червей, трубчатых скорпионов, светящихся циклопоидов – все шло в пищу заключенным, андроидам и киборгам, добывали змееводоросли, убей-траву, хрящеглавые цветы-рыбоеды и все прочее, что шло на сильнодействующие препараты. Работа шла полным ходом, из Гиргеи высасывали все соки, почти все.

– Проклятье! – не выдержал Кеша. Он прошептал это еле слышно, но Ивану будто ударило молотом в шлемофоны. – Я, понимаешь, думал на зоне хреново, не-е-ет, тута хреновитее!

Он хотел еще чего-то добавить, но не успел. Провалился.

Иван облегченно вздохнул, ему уже казалось, что они прошли мимо. Нет! Полный порядок! Он направился к тому самому месту, где исчез Кеша. Кольцо! Это именно кольцо – место входа, лазейка. Надо уйти в эту гниль с головой. Ему неожиданно вспомнилась Система, а потом Пристанище – фильтры, везде были фильтры! И они всегда напоминали поганое вязкое болото. Все во Вселенной повторяется, но вечно одно: нормальные, обычные люди всегда ходят по гладенькой проверенной поверхности, а всякие сумасброды, ищущие для нормальных новые мир, все время вязнут в каком-то дерьме, бродят по кошмарным лабиринтам, перебираясь из одной трубы в другую, из большего чрева в меньшее, и наоборот. Стоки, шахты, каналы, уровни, ярусы, шлюзы, переходы, трубы, лазы, люки, дыры-без конца и края, дьявольское подповерхностное нагромождение непонятных и неизвестно кем, для чего прорытых бесконечных нор. Кеша прав, именно – проклятье!!!

Стоит только сойти с «поверхности», углубиться под нее, подняться над ней – и все: начинаются странные вещи, все не так, все иначе, все страшнее и непонятнее. Так зачем уходить?! Зачем?! Лицо батюшки, сельского священника, убиенного неизвестными отца Алексия встало перед внутренним Ивановым взором. Человеку не надо уходить с поверхности! У него своя экологическая полочка, своя ниша обитания, зачем ему лезть в чужие миры, не для него созданные, не ему предназначенные – незачем! Горе горькое по свету шлялося… горе горькое – удел шляющихся по миру, блуждающих по Пространству, странствующих во Вселенной. Но и к нему привыкают.

Иван встал в кольцо. И его повлекло вниз. Да он не падал, он спускался, какая-то площадочка удерживала скаф.

Внизу было светло – еле мерцающий свет после мрака и инфропризраков во мраке казался чуть ли не слепящим. Кеша Мочила сидел на металлическом полу, глядел вверх, как спускаются андроиды. Верх был таким же металлическим как и низ. Труба. Три метра диаметром. Дыра затянулась на глазах – металлопокрытие обладало памятью по крайней мере, в зоне кольца. Это хорошо. Никаких следов. Но ежели их вели, то ничто не поможет – преследователи выйдут на черную ниточку, на лазейку Синдиката. И Синдикат не будет связываться с администрацией гиргейской промзоны из-за таких мелочей. Синдикат проложит новую «ниточку». Эх, Кеша, Кеша! Была ж команда помалкивать!

Иван не стал никого упрекать.

– Пошли, – сказал он тихо.

Где здесь искать Д-статор он не имея ни малейшего представления. Могло быть и так, что группа карлика Цая подойдет к статору раньше, поочередно каждый из головорезов сиганет куда-подальше от Гиргеи, угробят заряд… а они уткнутся носом в бесполезный гипертороид, на этом вся эпопея и закончится, придется сесть и ждать, пока придут каратели. Нет! Лива не допустит этого, она будет ожидать его… Иван оборвал себя, поежился, вовсе не его она будет ждать, а Гуга Хлодрика Буйного, своего пылкого возлюбленного. Ну и пусть, суть не меняется.

– Чего это? – спросил вдруг Кеша.

Он замедлил шаг, подогнул колени.

Вдалеке что-то позвякивало, пощелкивало, гудело.

– Прикрой сзади! – скомандовал Иван-Гуг.

И быстро пошел вперед.

Однако далеко ему продвинуться не удалось. Труба оборвалась металлокерамической заглушкой. Этого еще не хватало! Но не успел Иван расстроиться, как заглушка уползла вверх, открывая вход в шарообразное помещение с покатым дном. В помещении никого не было, мерцал тусклый свет – но он явно включился на подходе, сработала автоматика. Зато гул, грохот, шаги или какие-то удары становились все громче. Кто-то шел им навстречу. Боевики? Каратели?! Отряд из соседней кольцевой зоны?!

– К бою! – приказал Иван-Гуг. И вывернул из заплечного клапана-колчана боевой десантный лучемет – оружие легкое, надежное и всесокрушающее.

Андроиды вскинули свои четырехствольные пушки. Но Кеша их тут же осек.

– Вы, ребятки, нас всех подорвете, убрать, матерь вашу протоплазму! Ну чего, повторить?!

Бежать назад не было смысла. Настигнут, расстреляют в спины. Лучше уж с музыкой, в лицо! Лучше сразу! Кеша все понял.

Иван поймал себя на мысли: грохота ведь нет никакого, это нервы! ведь там, за переборками топот, шаги – явные шаги, но тихие, это страх и напряжение усиливают их, у страха глаза велики, да и уши огромны!

Реакция не подведет. Первых он положит с ходу. Знать бы только, откуда воявятся каратели, где соскользнет заглушка? Иван осматривап сферическую серую поверхность сантиметр за сантиметром… Шаги приближались.

– У-у-у, суки! Всех кончу! – шипел себе под нос Кеша.

Огромный бревнообразный плазмомет подрагивал в его руках. – Ну, давай! Иди на меня, давай! Задешево не возьмете, гады! Всех положу!

Андроиды помалкивали. Но и они были живыми, и они не хотели умирать.

Все произошло неожиданно, в мгновение ока. Стена напротив ушла вниз. Ударил вверх сиреневый луч, прошил металл, дым заполнил помещение… ствол лучемета, смотревший Ивану в лицо, медленно опускался. У карлика Цая была отменная реакция, он успел сделать шаг в сторону, иначе бы лежать ему оплавленным куском металла.

– Вот… – Кеша грязно и витиевато выругался, – чуть друг дружку не перебили!

В проеме стояли шестеро: карлик Цай, Кипа Дерьмо, киборг с задранным вверх стволом лучемета – он успел вскинуть его, признав Гуга, стояла Лива в сверкающем серебристом скафе, стоял Халдей, державший за черный пояс заложника в полускафе внутренней охраны. За этими шестерыми толпились и остальные – семь каторжников и еще один несчастный заложник.

– Это все? – спросил Иван-Гуг.

– Все, – коротко ответил карлик Цай.

– Гуг, любимый мой! – Лива не выдержала и бросилась Ивану на шею – лязгнули два соприкоснувшихся скафа, ударился щиток о щиток.

– Не время, – выговорил через силу Иван-Гуг, отстранил мулатку и шепнул еле слышно: – Ливочка, это же пошло – объятия двух железных кукол. Погоди, выберемся, сбросим доспехи…

– Ты веришь в это?

– Верю! – Иван был тверд как никогда. Но сейчас он больше надеялся на карлика Цая, отпрыска императорской фамилии с преступным прошлым, темным будущим и неопределенным настоящим. – Они нас видят? – спросил он, полуобернувшись к ван Дау.

– Нет! – ответил тот без промедления. – Они потеряли нас… и вас. Нам надо спускаться. И как можно быстрее!

– Куда? – робко вставил Кеша.

– Туда! – карлик Цай опустил глаза долу. – Этот шарик, в котором мы находимся – капсула. Он уже ползет по трубе вниз.

Хьюго Халдей расхохотался в полный голос.

– А на хрена нам тогда эти ублюдки? – спросил он сквозь смех. – Мы ушли! Ушли от гадов! Теперь надо придавить этих красавчиков… Уж они из меня кровушки попили, уж я им за слезки свои сотворю щя-я!

– Заткнись! – оборвал его Кеша. – Опосля придавишь. А будешь возникать, я тебя сам придавлю.

Иван ощутил, что капсула и впрямь движется – она чуть подрагивала, стенки гудели тихо, натужно.

– Где киборги? Где люди? – спросил Иван-Гуг, заранее зная ответ.

– Ясно дело, где! – выдохнул Кеша.

Карлик Цай поглядел выразительно, промолчал. Лива всхлипнула. Двенадцать заключенных, три заложника, два андроида… нет, Иван поправил себя, четырнадцать с Кешей, а с ним – пятнадцать. Выбивают по одному, на переходах. На перемычках. Они обречены. Все! Будь он на месте преследователей, давно бы дал отбой – к чему тратить силы, энергию, рисковать людьми и роботами, все равно банда беглецов не выживет в этих подземно-подводных дебрях.

Рано ли поздно все перемрут – от голода, жажды, страха. В любом тупике, в любой лазейке им смерть. Выход был один – наверх, на поверхность, потом на орбиту – капсула, болтающаяся сейчас на сложной кодированной орбите, по его сигналу подобрала бы всех, сняла с поверхности угрюмого океана… Да уж, так и жди, сняла бы. Ее разнесет в щепки поверхностная защита как и любой другой, не откликнувшийся на запрос корабль. Ловушка. Они сидят в стеклянной банке, под колпаком. Никакие толщи базальта их не спасут. Только Д-статор!

А чтобы случилось, узнай сейчас эта банда про своего вожака и главаря всю правду? – пронеслось в голове у Ивана. – Подняли бы на ножи? Нет! Ведь обличием-то он натуральный Гуг Хлодрик, авторитет, вор в законе и тому подобное… Ну, а все же? Он пристально взглянул на карлика Цая. Тот отвернулся. В глазах у Цая стояла обреченность.

Удар был неожиданным и сильным – двое упали на пол, Лива взвизгнула, Кипа Дерьмо выронил свою железяку. Приехали!

– Ну и где же мы теперича? – поинтересовался Кеша, сверля стальным взглядом Цая ван Дау. Кеша явно не доверял отпрыску инопланетной царственной фамилии.

– Сто девяносто семь миль под уровнем океана, седьмой слой внутренней мантии… хотя какая к дьяволу на этой изъеденной планетенке мантия! – Цай начинал нервничать. Он что-то предчувствовал, но пока молчал.

– Что здесь есть? – хрипло спросил Иван-Гуг.

– Сбросовая зона, отстойники, два централа, хранилища руды, три отделения дисбата…

– Вертухаи и сидят отдельно, суки! – вставил Хьюго Халдей.

И тут же получил короткую, сильную затрещину от Кеши.

– Заткнись, падаль! – прошипел Мочила.

Халдей все сразу понял, поднял щиток, утер из-под носа кровь, сгорбился.

– …а еще на этом уровне сорок четыре турбопроходчика, два гровера и два ската в нижние лабиринты.

Иван-Гуг не выдержал. Так дела не делаются!

– Где статор, черт побери! – взревел он носорогом.

Цай посмотрел на него как на умалишенного.

– Статоры не ставят где попало. Это секрет, понимаете? Их надо искать.

– Нас здесь всех перебьют, пока искать будем! – зарычал Кипа.

– Вперед с голодухи сдохнем! – влез Соня Обелбаум, убийца-тихоня, не привыкший высовываться из-за чужих спин, но все же не выдержавший. – Надо разбегаться! По одному!

– Он дело говорит, – робко вставил Халдей. – Всех не возьмут. А тут, в подземельях можно жить, с голодухи не сдохнешь, в отстойниках полно жратвы…

– Не жратвы, а падали и гнидья! – сказала Лива, она поглядывала на спорящих мужланов свысока. Но вот не выдержала.

– Кому падаль, а кому конфетка, – ухмыльнулся Кипа Дерьмо. И вдруг решительно заявил: – Мы с Халдеем уходим!

Все молчали, уходить пока было некуда. Шаровая капсула-кабина была наглухо задраена. И открыть люки никто кроме умного карлика не мог.

– Я вам, сукам, всем пасти порву вот этими руками! – начал тихо, но очень выразительно Кета Мочила. – Я вам ваши поганые помела выдерну и в задницы вобью, усекли?! Я щас мочить начну шустрых…

Карлик Цай поднял руку – три скрюченных подагрических пальца, будто прирощенных к узкой морщинистой ладони, даже в полупрозрачной гермоперчатке они оставались высохшими, карликовыми.

– Не надо никого мочить, – попросил с плаксивостью в голосе, почти не разжимая безгубого рта, – пускай идут.

– И пойдем! – заявил решительно Халдей, со злобой взглянув на Кешу.

Карлик подошел к стене. Никто ничего не понял, но заслонка сдвинулась ровно настолько, чтобы можно было протиснуться одному человеку в скафе.

– Идите!

Иван увидел, как у Кипы Дерьма затряслись коленки. Он уже хотел остановить головореза, осадить. Но карлик Цай обжег бельмастым резким взглядом.

– Ну, чего встал, куча дерьмовая?! – Халдей подтолкнул Кипу. Потом вдруг обернулся к остальным, прогнусавил: – Гуг, старина, давай по-честному, а?

– Чего надо? – грубо выдавил Иван-Гуг.

– Пускай киборг с нами топает.

– Андроид, ты хочешь сказать?

– Один хрен!

Иван-Гуг качнул головой – и гора мышц, стоявшая слева от него с бомбометом в руках, сдвинулась, пошла к дыре.

– Стоять! – скомандовал карлик Цай. – Ко мне!

Андроид послушно повернулся, сделал шаг к карлику, замер. Кипа Дерьмо и Халдей выжидали. Они не решались вылезать из шара. Но терять ради этих подонков робота-защитника… Иван оборвал мысль, они такие же подонки, как и все прочие, не лучше и не хуже, они тоже имеют кое на что право. Тем временем карлик Цай безотрывно глядел в глаза андроиду. Дает установку, психокоманду, Иван сразу понял. Крутой орешек этот ван Дау!

– Иди! – процедил карлик.

Андроид первым высунул в дыру свое оружие, потом голову, потом исчез и сам. За ним, выждав полминуты, вылез Кипа. Последним из шара вышел Хьюго Халдей.

Иван ничего не понимал, он поймал взгляд андроида, выбиравшегося из капсулы, это был взгляд идущего на смерть, но не имеющего ни сил, ни воли свернуть. Что была за установка? Откуда такой ужас в почти человеческих глазах?!

Заслонка вернулась на свое место, осталась крохотная щель.

– Им надо пройти двенадцать метров по шлюзу. Они не спешат по понятной причине, – комментирвал карлик Цай. – В случае чего…

Истерический визг ударил одновременно во все шлемофоны, орал Халдей, орал по-звериному, дико. Только после, мгновение спустя грохот разрывов, треск динамегов и гулкое уханье сигма-бомбомета ворвались в шар-капсулу.

– Суки-и, продали-и… – предсмертным сипом просипело в шлемофонах. Это где-то там, снаружи, издыхал убийца и насильник, каторжник-смертник Кипа Дерьмо.

Но бомбомет не стихал. Андроид продолжал битву с засадой. Продолжал, обреченный на гибель, теперь было все ясно. Иван еле сдерживался, его тянуло туда, наружу, он должен был ввязаться в бой, он обязан.

– Всем стоять на месте! – прорычал карлик Цай. – Это западня! Мы можем уйти только наверх, чуть выше, а пока стоять!

Он медленно, невероятно медленно подошел к заложнику с длинными волосами, содрал с него шлем-маску полускафа. Трехпалая лапа в перчатке вцепилась в нижнюю челюсть, два пальца втиснулись в рот несчастному, кровь заструилась меж ними. В выпученных глазах заложника застыло безумие, это были глаза жертвы, обреченной на заклание.

– Не надо! – рявкнул Иван-Гуг.

Но карлик Цай уже рванул на себя – он вырвал челюсть с мясом, хрящами, жилами, вырвал и выбросил ее в отверстие. Только после этого заложник упал, ударился лбом о железный пол. Он бился в агонии, хрипел, обливался кровью.

– Не сметь… – Ивана начало трясти. Он опоздал, теперь поздно кулаками размахивать. Он просто шептал: – Не сметь… нельзя… что ты делаешь?!



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт