Книга Охота на красавиц онлайн - страница 3

Перспективы современной биологии

– Сегодня мы поговорим о тех перспективах, которые открывает перед нами современная биология.

Ольга не обратила особого внимания на невысокую женщину в очках, севшую на пустое место в среднем ряду. На Ольгины уроки приходили часто, иногда даже без предупреждения, и она давно уже этому не удивлялась.

Она собиралась провести урок, посвященный современным проблемам биологии. Ольга говорила о бурном развитии генетики и ее ответвления, генной инженерии, о тех горизонтах, которые сейчас еще только приоткрылись перед человечеством, упомянула и о несколько ином понимании эволюции в современной науке.

– Приходится пересматривать многие положения теории Дарвина, и, по существу, она до сих пор остается фактически не стопроцентно доказанной гипотезой, – говорила Ольга.

Она и не смотрела в сторону дамы в очках, которая, услышав о критике Дарвина, то ли поморщилась, то ли иронично улыбнулась.

Ольга же перешла к генной инженерии, к клонированию, и спросила класс, каким, по их мнению, может стать мир в ближайшем будущем.

– Не будет наследственных болезней, плохой ген будут выбивать еще у зародышей, – сказал Володя Грушин. – Все будут здоровыми.

– По отношению к людям обычно говорят не зародыш, а эмбрион, – заметила Ольга. – Еще какие будут мнения?

– А по-моему, нельзя вмешиваться в генетический код человека, да и животных тоже, – запротестовала Даша Пославская. – Это может привести неизвестно к каким последствиям. Этого нельзя делать, и такие эксперименты надо запретить, причем в масштабах всей планеты!

– Ты рассуждаешь, как средневековые фанатики, – ответил Володя. – Может быть, тех, кто занимается генетикой, на кострах сжигать, чтобы другим неповадно было?

– Ты додумай, к чему это может привести? – закричал кто-то в колонке у окна.

– Так убирать будут только плохие гены, – отстаивал свою точку зрения Володя. – Ген диабета, например.

– А я слышала, что есть ген преступности, – сказала Ася Кораблева. – Если его убрать, то и преступников не станет.

– Гениев тогда, может быть, тоже не станет.

– Лучше без гениев, чем с преступниками!

– Тогда вообще весь прогресс остановится!

– А куда еще прогрессировать? Хватит с нас техники! Все уже отравили!

– Ретроград!

– Прогресс остановить невозможно!

– И все-таки она вертится!

Давно уже кричали все, кроме тетки в очках, которая только качала головой, насмешливо поджав губы.

Диспут перерос в нестройный ор, а ему не место в школе. Ольга подняла руку. К сожалению, наведение моментального порядка не было ее сильной стороной. Минут пять, если не все десять, ей пришлось перекрикивать ребят, но наконец порядок был восстановлен.

– Разумеется, попытка изменить генный код человека может привести к непредсказуемым последствиям, – сказала Ольга. – И ученые, которые занимаются подобными исследованиями, просто обязаны понимать, какую огромную моральную ответственность они несут. В то же время мы понимаем, что остановить прогресс в науке невозможно, и уж тем более запретительными методами. В нашей стране как раз был проделан такой опыт. Вы знаете, что генетика, как, кстати, и кибернетика, из которой вышла наша компьютерная техника, была объявлена в СССР буржуазной лженаукой и всякие исследования по этой тематике были категорически запрещены. Что, разумеется, отбросило нашу науку назад настолько, что мы до сих пор отстаем. И тем не менее даже в условиях строжайших запретов люди работали. Тайно, рискуя подчас жизнью. Научные исследования для настоящих ученых – это не работа, которая делается за зарплату, это необходимость.

– Наркотик, – заметил Володя Грушин.

– Я не стала бы сравнивать научную одержимость с наркотической зависимостью.

– Это если широко понимать, – улыбнулся Володя. Дальше урок пошел своим чередом, но под конец кто-то, кажется, Даша Пославская, спросил:

– А вот, Ольга Васильевна, скажите, правда, что генетика опровергла Дарвина? Что на самом деле нет никакого приспособления видов, потому что генетический код не может измениться из-за внешних условий.

Ольга улыбнулась. Ей нравилось, когда ученики мыслили.

– Ну, естественный отбор все-таки в определенных рамках может иметь место. Выживают некие особи, наиболее подходящие к данным условиям, и передают дальше свои гены. В результате происходит и генетический отбор. Сложнее с образованием совершенно новых видов. Как именно предки кита утратили конечности, пока не вполне понятно. Также не все ясно и в эволюции «хомо сапиенс», человека разумного. У нас с шимпанзе девяносто шесть процентов общих генов. Разница – всего четыре процента; просто поразительно, насколько это все меняет.

– Но скажите, Ольга Васильевна, разве это не странно? – настаивала Даша. – Вот вам самой это не удивительно?

– «Странно», «удивительно» – таких слов в науке нет. Можно сказать «недостаточно изучено» или «не доказано», – ответила Ольга.

– А вдруг не было никакой эволюции?

– И все виды созданы Богом? – с улыбкой поинтересовалась Ольга.

– Ну, не таким вот Богом, как его представляют: старик с белой бородой на облачке сидит, – сказала Даша, – а просто действовала какая-то разумная сила извне.

– Этот вопрос также недостаточно изучен и наукой не доказан, – снова улыбнулась Ольга. – Многие подобные гипотезы оказались на поверку ложными. Еще есть вопросы?

В этот миг прозвенел звонок, а так как острых вопросов не нашлось, то все повскакали с мест, покидали книги в сумки и бросились из класса. В этом отношении естественно-научная гимназия ничем не отличалась от любой самой простецкой школы.

В классе осталась только невзрачная женщина в очках. Когда последний ученик покинул класс, она встала со своего места и подошла к учительскому столу.

– Здравствуйте, Ольга Васильевна, – сказала она, и Ольге почудилось в ее улыбке что-то зловещее (или это она придумала впоследствии?). – Давайте познакомимся. Нина Евгеньевна Кредина, старший методист РОНО.

Учреждение, ведающее образованием, уже несколько лет, как сменило название на что-то длинное, но все по привычке его по-прежнему звали РОНО. Даже сама Нина Евгеньевна.

У Ольги от этого сообщения упало сердце. Как у злостного хулигана, столкнувшегося с директором. Он вроде ничего и не сделал, но душа все равно уходит в пятки.

– Очень приятно, – выдавила она из себя. Сердце уже бешено стучало, а в голову полезли самые страшные мысли. Сейчас эта мымра в очках велит поставить двойку Володе Грушину или Даше Пославской, заставит преподавать по доисторическим программам, выгонит Ольгу или вообще закроет гимназию. Возможные злодейства нарастали, как снежный ком, и так же росла Ольгина паника.

Это была вечная Ольгина беда. Она легко поддавалась панике и из-за этого иной раз делала и говорила совсем не то, что нужно. Потом она всегда ругала себя, но обычно было уже поздно. Вот и сейчас, вместо того чтобы спокойно сказать: «Очень приятно, Нина Евгеньевна. Я давно хотела к вам зайти в РОНО, да все было некогда. Очень хорошо, что вы пришли сами», – вместо этого она выпалила:

– У нас единственная в городе, даже, насколько мне известно, в стране естественно-научная гимназия! У нас свои программы, и…

– Вы хотите сказать, что вы не подчиняетесь РОНО? – Тонкие губы Нины Евгеньевны размотались в хитрую улыбку.

– Нет, – попыталась исправить ситуацию Ольга. – Я… просто… хотела сказать, что мы учим так, как считаем нужным!

– Ах вот как? – покачала головой Нина Евгеньевна. – Но дело в том, что Закон о всеобщем среднем образовании Российской Федерации предполагает, что все без исключения учебные заведения должны давать учащимся определенный набор знаний. Больше – пожалуйста, но не меньше. Иначе выдаваемый этими учебными заведениями аттестат не может считаться действительным.

– Вы хотите сказать, что мы даем меньше знаний, чем школа деревни Пупки? – взвилась Ольга.

– Я бы не стала принижать уровень образования в сельских школах, – посуровела Нина Евгеньевна. – Речь идет о том, чтобы давать определенный уровень знаний. Вы, насколько я поняла, учите чему угодно, тому, чему вы считаете нужным, как вы сами выразились, но при этом не даете устойчивой базы.

– Как это? – Лицо Ольги стало покрываться красными пятнами. Если бы сейчас в классе очутились ее сыновья, девятнадцатилетний Петруша и четырнадцатилетний Павлуша, они бы сразу сказали: «Быть беде».

– Это мы не даем базы? Да знания моих учеников находятся на уровне знаний студентов третьего курса.

– Некоторые ваши идеи наукой трудно назвать. – Нина Евгеньевна начала сердиться. Это был еще один Ольгин минус: она непостижимым образом передавала свое состояние собеседнику, вызывая его на скандал, когда можно было бы ограничиться вежливым обменом мнениями. – То, что я слышала на вашем уроке, раньше назвали бы мракобесием.

– Вы имеете в виду генетику?

– Я имею в виду практически все, что говорилось в этих стенах, но в особенности попытки в очередной раз развенчать учение великого Чарльза Дарвина.

– Дарвин работал сто пятьдесят лет назад! – воскликнула Ольга, – Никто не отрицает важности его работ и принципиальную правильность его теории, но в том виде, в каком она была изложена, ее нельзя принять! Да вы оглянитесь вокруг! Уже клонировали овцу, теперь вторую! Вот чем надо заниматься!

– Может быть, вы предполагаете ввести в программу клонирование овцы прямо в классе, на глазах учеников? – с издевкой спросила старший методист РОНО.

– Я боюсь, это не столь простой процесс, – ответила Ольга и добавила:

– Как может показаться неспециалисту.

Этого также не следовало говорить. Нина Евгеньевна усмехнулась:

– Разумеется, я неспециалист. Два высших образования ничего не значат, а потому все, что мне кажется, в принципе неверно. Зато вы обо всем имеете самое правильное представление. Например, о том, как правильно учить детей. Хотя специального педагогического образования у вас, насколько мне известно, нет. И тем не менее вы считаете вправе менять школьную программу, заменять дарвинизм… – она многозначительно запнулась, – неизвестно чем. Академия педагогических наук, профессора и членкоры считают одно, а Ольга Васильевна Журавлева думает по-другому, и, разумеется, именно ее мнение единственно правильное.

– Но поймите, программа по биологии составлялась десятки лет назад. Я в свое время учила в школе практически то же самое, что сейчас должна преподавать. Но наука-то ушла вперед! Втискивать сейчас биологию в старую программу – это все равно что физику ограничить одной механикой. Подумайте, ведь в генетике практически каждый день совершается открытие!

– Очень хорошо, – сухо сказала Кредина. – Программа, по-вашему, недостаточно современна. Тем не менее именно эта программа утверждена Министерством образования, и отступать от нее нельзя. То есть можно, – зловеще сказала она. – Но тогда ваша школа лишится лицензии на выдачу аттестатов зрелости. Если ваш директор не возражает, пожалуйста, учите всему, чему хотите, хоть заменяйте учение Дарвина Законом Божьим. Вам это будет несложно, вы уже сделали шаг в этом направлении.

– Но вы все не так поняли! – Ольга была готова расплакаться. Опять, опять она не смогла сдержаться, наговорила лишнего и все только испортила! И надо же было этой мымре прийти на урок именно к ней!

Ольга давно перестала обращать внимание на посторонних, приходивших на ее уроки. Это случалось не так уж редко, поскольку Ольга Васильевна Журавлева уже превратилась в знаменитость в узких кругах преподавателей естественно-научных дисциплин. Именно поэтому она совершенно не обратила внимания на Нину Евгеньевну, хотя, по-честному, одного взгляда было достаточно, чтобы распознать в ней районного методиста.

Знала ли Нина Евгеньевна заранее, что урок будет посвящен горизонтам, которые открывает современная биология, или нет, но она пришла в самый неподходящий момент. Что ей стоило появиться в шестом классе на ботанике? А тут эволюция, естественный отбор, генная инженерия…

– Вы не совсем правильно меня поняли! – Ольга спохватилась и попыталась исправить положение, но было уже поздно.

– Я все поняла прекрасно! – отрезала Нина Евгеньевна. – Пора покончить с самодеятельностью в толковании школьной программы. Программа едина для всех школ. Генетика генетикой, но дарвинизм должен занять на ваших уроках подобающее ему место.

И тут Ольга сделала еще один ложный шаг.

– Вы еще Лысенко вспомните, – излишне резко сказала она. – Давайте отменим генетику и заменим ее мичуринством. Вы к этому призываете?

– Если это будет одобрено Министерством образования, – сухо ответила Нина Евгеньевна. – К тому же я не вижу ничего страшного в том, что дети познакомятся с достижениями наших русских ученых. Я за весь урок не услышала ни одной русской фамилии.

– Ну, знаете! – не выдержала Ольга. – Кстати, если уж вам не хватает патриотичности, то не могу не заметить, что именно генетику очень успешно развивали наши ученые, пока им не объяснили, что генетика и кибернетика – продажные девки империализма. Да о чем мы спорим, двадцать первый век на дворе. Вы оглянитесь вокруг!

– Я оглядываюсь, – хмыкнула Нина Евгеньевна, – и вижу засилье американизма. Новое поколение выбирает пепси! – сказала она с откровенной злобой. – И это происходит благодаря таким учителям, как вы, которые не считают нужным прививать ученикам любовь к Родине, патриотизм.

– Вы считаете, что патриотично объяснять детям, что Россия – родина слонов? – спросила Ольга.

– Закончим, – поставила точку Нина Евгеньевна. – Мне кажется, что мы ведем совершенно бессодержательный спор. Я лишь хотела поставить вам на вид, что вы не можете произвольно менять утвержденную программу. И об этом же я непременно поставлю в известность директора вашей школы, а также РОНО и ГУНО. Вы поняли меня, Ольга Васильевна?

– Поняла, – кратко ответила Ольга.

– Вот и прекрасно. До свидания.

Методист покинула пустой класс, а Ольга тяжело опустилась на стул. Ей не хотелось верить собственным ушам. Неужели все это возможно? Неужели в нашей стране ничего не меняется? Это был какой-то забытый, но воскресший кошмар.

Ольга подошла к окну. Вот Нина Евгеньевна бодрой походкой выходит из школы. Идет не в сторону трамвайной остановки. Разумеется, она ходит пешком. Ольгу пронзила острая неприязнь к этой женщине. Что же теперь будет? Вдруг она действительно сумеет напакостить?

Известно, что как относятся к учителю, так относятся и к предмету. В школе № 275, носившей громкое название «Естественно-научная гимназия», у большинства учеников любимым предметом была биология, из чего можно сделать соответствующий вывод. Собственно, Ольга Васильевна Журавлева, тогда еще вовсе не учительница, а научный сотрудник Института защиты растений, была одним из основателей этого принципиально нового учебного заведения.

В то благословенное время, когда магазины поражали тотальным отсутствием каких-либо товаров, а цены грозили вот-вот отпустить, стало возможным очень многое. Чиновники потеряли ориентиры и на миг утратили бдительность. В этот самый миг Ольга Журавлева с несколькими единомышленниками решили основать школу, где естественно-научные дисциплины изучались бы не просто углубленно, а шли практически в ногу с мировой наукой.

«Хватит ограничиваться пестиками и тычинками!» – говорила тогда Ольга. – Биология фактически – это наука будущего, а в наших школах она заканчивается теорией эволюции. Генетика, можно считать, не изучается. Хватит делать из того же Дарвина истину в последней инстанции. В биологии открытия происходят каждый день".

Практически то же самое говорили физики, химики, компьютерщики.

Предполагалось также, что эти науки будут изучаться комплексно, ведь основные открытия сейчас происходят именно в смежных областях.

Поэтому одновременно с растущими как грибы школами с гуманитарным уклоном была основана единственная в своем роде естественно-научная гимназия имени академика Вернадского. Директором стал Леня (он же Леонид Яковлевич) Казанцев, ушедший в школу из Физтеха.

Первые года два никто не вмешивался в учебный процесс, однако вскоре начальство спохватилось и стало потихоньку вмешиваться. Приходилось писать необходимые отчеты, ввести требуемые «науки» вроде «обеспечения жизнедеятельности», за которым скрывался старый как мир «гроб», то есть гражданская оборона. Все это естественно-научная гимназия проделывала, понимая, что единственный способ выжить в данных условиях – это принимать правила игры. Так что до поры до времени удавалось отделаться «гробом» и необходимыми бумажками. На суть гимназии никто не посягал, и всем казалось, что эта педагогическая лафа продлится вечно.

Но вот РОНО решило взяться за школьное образование и провести самую строгую проверку всяких новоиспеченных школ. Не напрасно ли им выданы лицензии на выдачу аттестатов зрелости. Первая же проверка выявила серьезные нарушения в преподавании биологии. РОНО немедленно отреагировал и через три дня поставил условие естественно-научной гимназии: директор должен быть назначен самим ГУНО, иначе школа перестанет финансироваться из бюджета. Кроме того, всем учителям гимназии предлагалось скорректировать свои программы в соответствии с утвержденными, в противном случае гимназия лишится права выдачи своим ученикам аттестатов зрелости установленного образца.

Это прозвучало как гром среди ясного неба. Звонок исходил от главы ГУНО, но получасом позже в гимназию самолично явилась Нина Евгеньевна. Все преподаватели были собраны в учительской (для чего пришлось отменить их уроки, но это меньше всего волновало главного методиста). Госпожа Кредина (хотя, по существу, она была, разумеется, «товарищ Кредина») объявила присутствующим о решении, которое принял Городской отдел народного образования, и добавила:

– Вы понимаете, я надеюсь, – она обвела взглядом учителей, чуть дольше других задержавшись на Ольге, – что в прежнем качестве ваша гимназия больше не может существовать.

Нина Евгеньевна произнесла свою сакраментальную фразу и удалилась, оставив коллектив учителей в позе героев гоголевского «Ревизора».

Когда все пришли в себя, Алик Поливанов, он же Александр Ильич, учитель информатики, сказал:

– Богу – Богово, кесарю – кесарево. Я не вижу выхода из сложившейся ситуации, который в равной степени удовлетворил бы все стороны.

– Это немыслимо! Просто бред! Какой-то кретин из РОНО будет мне указывать, как преподавать мой предмет! – кричал Леня Казанцев, еще пять минут назад считавший себя директором. – Я над собой никакого кретина из РОНО не потерплю.

– И что ты предлагаешь? – спросила Ольга, у которой начало панически биться сердце.

– Отказаться.

– Ты понимаешь, что тогда нас перестанут финансировать из бюджета и нам придется вводить плату за обучение? – сказала учительница английского языка.

– Размеры каковой будут очень неутешительны для большинства учеников, – добавил Алик.

– Тогда с лучшими из них придется расстаться, – сказала Ольга с дрожью в голосе.

– А набирать новых будем уже по признаку родительских возможностей. И то, если мы изменим программы, иначе мы не сможем выдавать аттестаты.

– Но если мы не сможем выдавать аттестат, кто вообще пойдет к нам учиться?!

Естественно-научная, или, как ее называли для простоты, естественная, гимназия гордилась тем, что с самого ее основания ученики набирались в пятый класс исключительно по результатам анонимного тестирования. С гордостью рассказывалось о том, как не приняли сына депутата мэрии, советника по культуре, который мог быть для гимназии очень полезным (сын, впрочем, доступил на следующий год и оказался довольно толковым).

Но теперь вольнице приходил конец.

– Либо назад в социализм в лице славного РОНО, – коротко сформулировал возможные пути Алик, – либо вперед к капитализму без человеческого лица. В первом случае мы учим кого хотим, но не так, как хотим. Во втором случае – обратная ситуация. Возвращение в исходную позицию, когда мы учили кого и как хотели, по-видимому, невозможно, и мы можем лишь успокаивать себя тем, что еще не сложилось положение, при котором мы учим не того, кого хотим, не тому и не так. Это вводное.

– А меня это не устраивает! – сказал Леня Казанцев, он же теперь уже бывший директор Леонид Яковлевич. – Я не желаю так работать. Для чего тогда было огород городить? Шли бы работать в простые школы, с уклоном, стали бы учителями-новаторами. Фигня все это!

– Леонид Яковлевич, вы в школе!

– Учеников нет, Алла Александровна, и не стройте из себя кисейную барышню! Вы сейчас превращаетесь в советскую училку. Если вам это нравится, пожалуйста, но мне не надо. Это меня не устраивает, понимаете? Я не затем сюда пришел.

– Умение идти на компромиссы при работе в группе входит в подготовку специалистов в Америке, – заметила «англичанка» Алла Александровна.

– Ну и ехала бы к себе в Америку.

– Мне там скучно, там нечего делать, – ответила Алла.

– Небось в Америке не навязывают школам тупых директоров, – засмеялся математик Виктор Викторович.

– Там есть свои тараканы, уж поверь мне, – ответила Аллочка, которая была из «возвращенцев» и вернулась, прожив в США два года. – Но если тут все рухнет, придется возвращаться. Спасибо вам, Леонид Яковлевич.

– Но, ребята, как же мы… Так ведь нельзя… Куда же пойдут наши дети? Мы не можем их взять и бросить! – крикнула Ольга.

– Эх, Ольга Васильевна, что после драки кулаками махать? – сказал молчавший до сих пор историк Петр Иванович, в миру Петя Сосновский. – Что ж вы не распознали в скромном методисте классового врага, который теперь ополчится на нас со всей своей классовой ненавистью, а классовая, извините за повторение, ненависть – она страшнее пистолета, как говаривал еще Александр Сергеич Грибоедов.

Все посмотрели на Ольгу, и она покраснела, как будто была действительно в чем-то виновата. Да пришла бы эта Нина Евгеньевна на урок к тому же Лене Казанцеву, который рассказывает о возможной обратимости времени, о физической непротиворечивости существования параллельных миров, о черных дырах и еще о многом таком, что не у всякого фантаста прочтешь! Результат был бы тот же. Но она почему-то выбрала Ольгу, и теперь получается, что именно она накликала на гимназию эту беду.

– Вы хотите сказать, что это я во всем виновата? – Лицо Ольги, как это бывало в минуты сильного волнения, покрылось красными пятнами.

– Да нет, конечно, – сказал Алик. – Ты просто попала в случайную выборку. Кроме того, это все равно случилось бы рано или поздно. Все к тому шло.

– Не знаю, шло или нет, но я бы предпочел, чтобы это случилось позднее, – сурово заметил Леня.

Все остальные пожали плечами, но Ольга все равно чувствовала себя как оплеванная. К горлу подкатил горький комок. Ольга поняла, что еще секунда – и она расплачется.

– Так вот, Ольга Васильевна, – повернулся к ней Леня Казанцев, – подвели вы нас. Ольгу затрясло.

– Если бы пришли на урок к вам, Леонид Яковлевич, было бы то же самое, если не хуже, – сказала она и добавила уже совсем лишнее:

– Вам просто очень не хочется оставлять директорское место, как мне кажется.

– Что?! – крикнул Леня. – Да как вы смеете!? Вы, вы, из-за которой мы сейчас сидим здесь и ломаем голову, как выбраться из этой ямы, куда вы нас затащили! Вы еще обвиняете в чем-то меня!

– Я? Это я вас затащила?! – начиналась истерика. Ольга изо всех сил старалась сдержаться. Еще не хватало, чтобы в учительскую зашел кто-нибудь из учеников. Ольга по опыту знала, что в таких случаях лучший способ успокоиться – это выкурить пару сигарет. Она никогда всерьез не курила, только по молодости и в компаниях, теперь же это было средство на самый крайний случай.

– Извините, – сказала она коллегам. – Я сейчас приду.