Книга Без ума от любви онлайн - страница 2

Глава 2

Билл вернулся в спортивный зал, чуть сердясь на Куинн, но скорее забавляясь, поэтому, завидев его, директор школы Роберт Глоум, запарившийся в своем небесно-синем свитере, перестал вытирать лицо фирменным полотенцем от Ральфа Лорена и спросил:

– Ты чего развеселился, Босс?

Из всех забот, свалившихся на плечи Билла, – тут тебе и родители, и юные спортсмены с бурлящими в крови гормонами, и попытки втолковать этим благополучным, беззаботным придуркам, какую роль для многих поколений сыграли такие события, как Великая депрессия, – более всего раздражал Билла его самый преданный почитатель Бобби Глоум, Директор-Мальчишка, Дэ Эм. Билл очень старался даже в мыслях не называть Роберта Бобби либо Дэ Эм, ведь это так непочтительно, а Роберт – трудяга, каких поискать, правда, чуть свихнувшийся на спорте; однако директор был столь юн и бестолков, что прозвища сами просились на язык.

– Куинн подобрала очередную собаку, – ответил Билл, и Бобби закатил глаза, проявляя мужскую солидарность.

– Придется тебе запастись терпением, Босс, – сказал он.

– Куинн – человек практичный, – возразил Билл. – Она сделает все как надо.

Он в последний раз осмотрел зал, хотя в этом не было нужды. Его мальчишки были отлично вышколены, а в отсутствие Билла сюда приходил Дэ Эм, и от его взгляда не укрывалось ни забытое полотенце, ни брошенный где ни попадя «блин» от штанги. Билл питал к этому залу чувства собственника, поскольку лишь месяц назад помещение заново отделали и своим шиком оно поражало воображение – эдакая феерия алого и серого. «Жаль, что в учительской нет такой роскоши», – сказала как-то Куинн, и Билл ответил: «Спортсмены того заслуживают. А кому какая польза от учителей?»

– Хотел бы я, чтобы Грета делала все как положено, – продолжал Бобби. – Да, ей осталось до пенсии всего полтора года, но и это слишком долгий срок, чтобы терпеть дерзкую секретаршу.

Билл, слушая его краем уха, двинулся к выключателю, чтобы погасить свет, отправиться домой и, как всегда по средам, приготовить ужин для Куинн. Куинн… При одной мысли о ней у Билла потеплело на душе.

– Такое ощущение, что порой она нарочно задирает меня, – говорил между тем Бобби.

– Иногда Куинн держится несколько бестактно, – отозвался Билл, – но она чертовски хороший учитель искусств, а это главное.

– Я не о Куинн, а о Грете, – уточнил Бобби. – Хотя Куинн тоже не внушает мне большого доверия.

– А что натворила Грета? – поинтересовался Билл, немного смущенный тем, что отвлекся.

– Возьмем, к примеру, мой кофе, – пояснил Бобби. – Я прошу подать мне кофе, она наливает его в чашку и ставит ее на угол своего стола. И я вынужден просить принести его мне.

– Почему бы тебе самому не наливать себе кофе? – спросил Билл. – Кофейник стоит возле твоей двери. Пожалуй, тебе ближе до него, чем Грете.

– Это вопрос принципа. Какой же я начальник, если сам буду возиться с кофейником?

«Да никакой, и кофе здесь совершенно ни при чем».

– Как бы ты повел себя на моем месте? – спросил Бобби, и Билл, подавив желание сказать: «Сам бы носил себе кофе», – ответил:

– Дал бы Грете ясно и недвусмысленно понять, чего от нее жду. Именно так я поступаю со своими парнями. – На лице Бобби отразилось непонимание, и Билл продолжал: – Я точно и отчетливо говорю, чего хочу от них. Никогда не раздражаюсь, лишь терпеливо жду, когда они сделают все, что им велено. Объясни Грете, чего ты добиваешься, и со временем она поймет.

– Звучит слишком оптимистично.

– Ничего подобного. – Билл погасил свет и направился к двери. – Вот, скажем, эта история с Куинн и собакой. Она знает, что нам нельзя держать дома животных, и я напоминал ей об этом до тех пор, пока Куинн не согласилась отдать собаку Эди.

– Эди – еще один кандидат в мой черный список, – сообщил Бобби. – Пожилые женщины не признают авторитета руководителей.

– Послушай. – Билл уже не сомневался, что его слова падают в пустоту. – Людям нравится, когда о них думают хорошо. Они готовы на все, чтобы внушать окружающим добрые чувства. Дай человеку понять, как он должен поступать, чтобы заслужить твое одобрение, – и он сделает все что нужно, разумеется, если это в его силах. Нельзя требовать от людей того, к чему они не способны.

– Грета вполне способна подавать мне кофе, – ответил Бобби.

– А Куинн способна найти собаке хорошего хозяина. – Билл распахнул дверь, и в зал просочились лучи предзакатного солнца. – Все, что нужно, – это немного терпения.

– А ты молодец, Босс, – похвалил его Бобби. – Настоящий инженер человеческих душ.

Билл ехал домой умиротворенный. Какая славная мысль – отдать собаку Эди! Это так похоже на Куинн – спасти Эди от одиночества и вместе с тем найти собаке хорошего хозяина. Два добрых дела одновременно. Пару раз, в промежутках между интрижками, Биллу случалось жить одному. Он ненавидел одиночество и был уверен, что Эди оно тоже не по вкусу. Познакомившись с Куинн, Билл сразу понял, что она – та самая женщина. Он осознал это благодаря практичности Куинн и ее способности уладить любую неурядицу. В присутствии Куинн стихали волны, она умела обуздывать бури. Целый год Билл убеждал Куинн, чтобы она позволила ему переехать к ней. Еще шесть месяцев Билл уговаривал ее перебраться в более просторную квартиру, которую он подыскал для них, но в конце концов она согласилась, и с тех пор его жизнь превратилась в рай.

В июне он сделает ей предложение, а на Рождество они поженятся. Билл спланировал все так, чтобы свадьба не помешала ни школьным занятиям, ни спортивным соревнованиям, и теперь, паркуя машину у дома, живо представлял свое будущее с Куинн. Разумеется, у них будут дети. Всякий раз, встречая в магазинах матерей, кричащих на своих детей, Билл вспоминал округлое безмятежное лицо Куинн, похожее на лик Мадонны, и думал о том, что эта женщина никогда не повысит голоса на его детей. Куинн окружит мужа теплом и заботой, станет надежным оплотом его жизни.

Кроме Куинн ему не нужен никто.

В четверть седьмого Куинн появилась в квартире с собакой, и Билл произнес спокойным тоном, давая понять, что возражения бесполезны:

– Куинн, эта собака отправится к Эди.

Куинн вздернула подбородок, сжала челюсти, и ее лицо внезапно утратило округлость. Волосы скользнули за спину, на щеках вспыхнули два ярких пятна. Она выглядела ужасно; еще хуже была собака, злобная и дикая. Можно подумать, что она укусила и заразила Куинн.

– Нет, – отрезала Куинн.

– Привет, – сказала Дарла Максу, входя в мрачное, захламленное помещение конторы, отделанное в стиле, названном Куинн «раннемануфактурным». – Чья это «тойота» стоит в гараже?

– Барбары Нидмейер, – отозвался Макс, не поднимая головы от счета. – И мы не возьмем еще одну собаку, даже не надейся.

Посмотрев на затылок мужа, Дарла улыбнулась и подумала, как сексуально выглядит изгиб его шеи, уходящей в вырез футболки. За семнадцать лет, минувших с той поры, когда они заканчивали школу, Макс набрал немного лишнего веса и его темные волосы чуть поредели. Однако Дарла по-прежнему видела в нем самого красивого парня в старших классах, пригласившего ее первую поехать с ним в кинотеатр под открытым небом на машине, которую он отремонтировал собственными руками. Они смотрели фильм «Империя наносит ответный удар» – во всяком случае, большую его часть. И теперь, глядя на Макса, Дарла испытывала нестерпимое желание запрыгнуть на него. Не так плохо для брака, продлившегося семнадцать лет.

Она заглянула в ремонтный бокс.

– А где Ник?

– Наверху. – Макс отодвинул кресло от стола. – Я серьезно – никаких собак.

Дарла присела на краешек стола и легонько подтолкнула бедро Макса своим.

– Даже если я очень хорошо попрошу?

– Даже и тогда. – Макс уловил интимные нотки в ее голосе; Дарла поняла это по блеску его глаз. – Впрочем, можешь попытаться уговорить меня.

Дарла обхватила ногами колени Макса и положила ладони на подлокотники его кресла.

– Так вот, мне очень хочется заполучить эту собаку. Что я должна для этого сделать?

– Когда приду домой, почешешь мне спину, – сказал Макс. – И сделаешь еще кое-что. Но признаюсь честно: ты все равно не получишь собаку.

Он пытался говорить строго, но Дарла лишь рассмеялась и подалась к нему еще ближе.

– Не надо дома, – шепнула она. – Там полно детей. Давай прямо здесь, милый. Ты и я. – Макс нахмурился, и Дарла поцеловала его. Муж поцеловал ее в ответ их старым крепким поцелуем, словно говорящим: «Как я рад, что у меня есть ты». Однако сегодня кровь вскипела в жилах Дарлы, потому что они находились не дома, а в кабинете с распахнутыми окнами, горящим светом и вновь вели себя словно одуревшие юнцы. Дарле нравилось заниматься любовью с Максом, но она не всегда успевала возбудиться, а в последнее время это происходило все реже.

Но сейчас ее сердце едва не выпрыгивало из груди.

– Подожди минутку. – Макс перевел дыхание, и Дарла, скользнув ему на колени, оседлала бедра Макса, но не так крепко, как ей хотелось бы.

– Иди ко мне, – шепнула она.

– Черт возьми, мы на виду у всего города.

– Что ж, пусть зеваки кое-чему поучатся, – проговорила Дарла, но Макс уже поднимался на ноги и на какое-то короткое, но сладостное мгновение крепко прижался к жене, усаживая ее на стол.

– Идем домой, – попросил он. – К одиннадцати вечера дети будут в постели. Тогда мы останемся вдвоем.

Дарла почувствовала, как ее вожделение утихает.

– До одиннадцати еще пять часов.

Макс усмехнулся:

– Как-нибудь вытерпим. Идем. Надо выбраться отсюда, пока кто-нибудь не заметил, как мы тискаемся.

– Да, это было бы скверно. – Дарла последовала за мужем к двери. В ярком свете гаража поблескивала белая «тойота». – Так чья, ты сказал, это машина?

– Барбары Нидмейер, – ответил Макс.

– Она только что ушла от Мэтью, – сообщила Дарла и замерла. О Господи, она охотится за Ником!

– Может, ей всего лишь почудилось, будто с ее машиной что-то не в порядке, – заметил Макс. – Скажи, ведь на самом деле ты не хочешь эту собаку?

– Нет. К тому же Куинн решила оставить ее себе. – Дарла прокручивала в мозгу различные варианты, позабыв о собственном разочаровании. – Послушай меня: если эта «тойота» вернется сюда менее чем через неделю, это будет означать, что Барбара положила глаз на Ника. – Она повернулась и посмотрела на мужа. – Не попытаться ли нам спасти его?

– Ник не нуждается в том, чтобы его спасали от кого бы то ни было. – Лицо Макса выразило такое смущение, что Дарла решила оставить этот разговор. Макс и Ник очень близки, но не вмешиваются в дела друг друга. Эти отношения выработались между братьями за те тридцать пять лет, что они прожили на свете. Нет никакой необходимости что-то в них менять.

– Ладно, – сказала Дарла.

– Значит, Куинн решила оставить собаку себе? – удивился Макс. – Это на нее не похоже.

Дарла вышла за ним в хмурые мартовские сумерки, шлепая по мокрому снегу и представляя, как рассмеялась бы Куинн, узнав о том, что Барбара охотится за Ником. Дарле не хотелось думать, что она собиралась заняться любовью в конторе, позволить себе небольшую эскападу впервые за семнадцать лет.

– Может, ей нужны перемены, – проговорила она.

– Кому, Куинн? Вряд ли. – Макс распахнул водительскую дверцу пикапа и забрался в кабину. – У Куинн замечательная жизнь, и если ей не изменит удача, это продлится вечно. Зачем испытывать судьбу?

Дарла стояла на площадке. С неба падали снежинки, и внезапно она почувствовала, что промерзла до костей.

– Затем, что порой человеку нужно нечто новое: только тогда он ощутит себя живым. Того, что было раньше, ему уже не хватает.

– О чем ты? – Макс нагнулся и открыл пассажирскую дверцу. – Впервые слышу подобную чушь. Влезай, пока не замерзла.

Дарла опустилась на сиденье пикапа. Она сама толком не понимала, что означают эти слова, но чувства, охватившие ее, были вполне отчетливыми.

И если Макс рассчитывает сегодня вечером, когда лягут дети, затащить жену в постель, то, по-видимому, он совсем не знает ее.

Макс потрепал Дарлу по колену.

– Как только закончатся новости, милая, – сказал он. – Ты и я.

Уверенное, твердое «нет», произнесенное Куинн, ударило ей в голову, как дешевое вино. Голова закружилась и стала легкой. Она взглянула на Билла, увидела, что он поджал губы, и ее чуть замутило.

– Не глупи. – Его лицо превратилось в маску Капитана Вселенной, снискавшую Биллу уважение всего города. «Истинный повелитель», – сказал отец Куинн, когда она впервые привела Билла в дом. Именно потому в эту минуту Куинн предпочла бы отделаться от него. Пускай повелевает другими.

Она опустила Кэти на пол и, выпрямившись, посмотрела на духовку, где шипели горшки. Ее лицо вспыхнуло от раздражения.

– Ты опять занимался стряпней. Сколько можно повторять – по средам я ужинаю с Дарлой!

– Ты ела уже давно, – возразил Билл. – А пицца – дурная пища. Тебе нужно хорошо питаться. – Он открыл буфет и вынул тарелку.

Куинн хотела заверить его, что пицца удовлетворяет все потребности организма, но решила отступиться. Куда проще сесть за стол, чем спорить. Она подошла к тумбочке, стоявшей под раковиной, и порылась внутри. Кэти неотступно следовала за ней, стуча коготками по плиткам пола.

– Где собачья миска, оставшаяся с последнего раза?

– У задней стенки, – невозмутимо ответил Билл, и Куинн, приподняв голову, заметила его хмурый взгляд, обращенный на Кэти.

Куинн вновь полезла в тумбочку и выудила оттуда собачью миску. Теперь Билл стоял спиной к ней, заправляя макароны соусом.

– Условия найма запрещают нам держать в квартире животных. – Билл поставил тарелку на стол и скрестил руки на груди – эдакий суровый, непреклонный гигант.

Куинн наполнила миску и опустила ее на пол.

– Иди сюда, малышка. Ешь.

Кэти обнюхала угощение и начала осторожно есть. Куинн налила в другую миску воды и придвинула к первой. Собака ела, наклонив голову, и в эту минуту она выглядела так мило, что Куинн не удержалась и погладила ее.

Кэти присела и помочилась.

– Куинн! – взревел Билл, и собака испуганно съежилась.

– Я вытру. – Куинн вытащила из-под раковины рулончик бумажных полотенец. Кэти выглядела испуганной и смущенной. Куинн, пробормотав что-то в утешение, промокнула лужицу и достала из буфета бутыль дезинфицирующего средства. – Кэти писается от испуга, – объяснила она Биллу, надраивая пол. – Я знаю это, потому что весь день держала ее на руках. Она начинает нервничать, когда ее гладят, и…

– Ты сама видишь – ее нельзя оставлять в доме, – с торжеством в голосе проговорил Билл. – На ночь мы постелим ей в ванной бумагу, но утром собаке придется покинуть квартиру.

Куинн молча кончила вытирать пол. Когда она вымыла руки, Билл сделал попытку к примирению:

– Твой бефстроганов остывает.

Она уселась в кресло и взяла вилку.

Билл одобрительно улыбнулся ей.

– Теперь, когда у Эди появится собака…

– Я оставлю ее у себя. – Куинн отложила вилку.

– Это невозможно, – заявил Билл. – Она испортит ковры, и нам придется оплачивать ущерб. Вдобавок ты весь день в школе. Кто будет заботиться о собаке? – Он покачал головой, ничуть не сомневаясь в своей правоте. – Ты отдашь ее Эди.

– Нет.

– Тогда это сделаю я. – Билл взялся за еду.

Куинн похолодела.

– Это шутка?

– Ты ведешь себя неразумно. Эта собака в самое короткое время свела тебя с ума. Ты только посмотри на нее. Она только и делает, что трясется. И гадит на пол.

– Кэти замерзла, – объяснила Куинн, но Билл лишь покачал головой, продолжая есть. – Ты меня слушаешь? – спросила она, чувствуя, как в ней поднимается гнев.

– Да, слушаю, – ответил Билл. – Я избавлю тебя от хлопот и сам отвезу собаку Эди.

От ярости у Куинн на мгновение помутилось в голове, но она овладела собой, поскольку поднять шум означало бы создать ситуацию, которую ей же и пришлось бы улаживать.

– Так будет разумнее всего, – продолжал Билл. – Ешь.

Глядя на его самоуверенное лицо, Куинн поняла, что собственными руками сотворила чудовище. Билл считает, что она поднимет кверху лапки, поскольку всегда уступала ему, так чего же еще от нее ожидать? Куинн воспитала в нем самоуверенность. Она осмотрелась. Даже эта квартира принадлежит не ей. Билл снял квартиру и привез сюда Куинн, а когда она сказала: «Тут все бежевое», – ответил: «Зато отсюда пять минут до школы». Его слова прозвучали столь убедительно, что Куинн уступила. Потом Билл купил модную мебель из сосны, и Куинн сказала: «Мне не нравится эта мебель. Она холодная и слишком модерновая». Но Билл возразил: «Я заплатил за нее, и она уже здесь. Потерпи немножко, и если через два месяца она все еще будет тебя раздражать, мы купим что-нибудь по твоему вкусу». И Куинн согласилась – ведь это всего лишь мебель, из-за которой не стоит воевать.

Кэти прислонилась к ее ноге, ерзая задом по половику. Вот из-за Кэти стоит воевать.

А может, и из-за мебели тоже стоило, и из-за дурацких бежевых ковров?

Билл улыбался ей из-за стола, такой же бежевый.

Вообще-то в эту минуту Куинн была готова скандалить из-за чего угодно.

– Я ненавижу эту мебель, – заявила она, поднимаясь, и протянула руку к пальто.

– Куинн? – Казалось, Билл ошарашен. – О чем ты говоришь?

– Обо всем. – Куинн надела пальто. – Мне нравится старинная обстановка. Теплая. Терпеть не могу эту квартиру. И бежевые ковры.

– Куинн!

Она повернулась к нему спиной и взяла на руки Кэти.

– А в данный момент я и от тебя не в восторге.

Последнее, что она услышала, выходя, были слова Билла:

– Куинн, ты ведешь себя как ребенок!

Ник едва успел углубиться в последнюю книгу Карла Хаасена, когда кто-то постучал в дверь. Ник вернулся домой лишь час назад; ледяные кубики во втором за сегодня бокале мартини даже не начали таять, и вот тебе – кого-то принесла нелегкая. Одним из многих преимуществ холостяцкой жизни Ник считал возможность подолгу оставаться наедине с собой в тихом, спокойном месте. Поэтому он отложил книгу и поднялся с потертой кожаной кушетки, твердо решив спровадить нежданного гостя.

Ник рывком распахнул дверь. За ней стояла Куинн, уткнувшись носом в толстый пушистый голубой шарф. Ее золотисто-каштановые волосы сияли в свете лампочки. Ник ни за что не захлопнул бы дверь перед Куинн. Она держала в руках тощую собачонку, и та глядела на Ника умоляющими сиротским глазами.

– Мне не нужна собака, – заявил Ник, однако посторонился, пропуская Куинн.

Она вошла и опустила собаку на пол, а Ник запер дверь. Куинн слегка оттянула шарф и сказала:

– И очень хорошо, потому что я все равно не отдала бы ее тебе. – Она улыбнулась, глядя на собаку, которая настороженно изучала помещение, и вновь повернулась к Нику, сияя глазами, волосами и румянцем, покрывавшим щеки ее округлого девичьего лица. – Я оставлю ее у себя.

– Ну и глупо, – отозвался Ник, впрочем, без особого нажима. Он улыбнулся Куинн по привычке и потому, что был рад ее видеть. – Хочешь выпить?

– Не откажусь. – Куинн размотала шарф и бросила его на пол у кромки старого плетеного половичка, некогда принадлежавшего ее матери. Собака немедленно зарылась мордой в шарф, глядя на Ника с таким видом, будто собиралась остаться здесь навсегда.

«Ну уж нет. Забудь об этом, псина».

– Ох и денек выдался, – протянула Куинн.

– Что ж, рассказывай. – Ник отправился в крохотную кухоньку. Куинн вошла следом за ним и, пока он скалывал лед с лотка своего дряхлого холодильника, вынула бокал из соснового ящика, прибитого над раковиной.

– Даже не знаю, с чего начать, – заговорила она.

В кухне было слишком тесно даже для двоих, но к нему пожаловала Куинн, а она в счет не шла. Девушка прижала бокал к груди, потому что не могла вытянуть руку: Ник стоял слишком близко. Он положил в бокал лед, протиснулся к полке и взял остатки мартини, безотчетно наслаждаясь тем, что Куинн рядом.

– Начни с худшего, – посоветовал Ник, плеснув спиртное на самое дно бокала. Куинн еще ехать домой, больше она не могла бы себе позволить. – Тогда наш разговор завершится на приподнятой ноте.

Куинн улыбнулась и сказала:

– Спасибо. Не нальешь ли мне еще?

– Нет. – Ник отставил бутылку и бедром подтолкнул Куинн в гостиную. – Ты слишком молода, чтобы пить.

– Мне тридцать пять лет. – Она опустилась на половик рядом с собакой – длинноногая и медноволосая, в джинсах и заляпанном краской свитере. – Имею право делать все, что хочу. – Куинн умолкла, будто испугавшись, что сказала лишнее, потом пожала плечами. – Так вот, хуже всего то, что я поссорилась с Биллом.

Ник на секунду залюбовался сочетанием цветов – медью волос Куинн на фоне коричневых досок дубового пола, мягкой голубизной ее свитера и выцветшей зеленью половика, но более всего – самой женщиной, всем, что составляло ее сущность, излучающую тепло. Потом слова Куинн достигли его сознания.

– Что?

– Я разругалась с Биллом. По крайней мере мне так кажется. Очень трудно сказать наверняка, потому что он никогда не теряет голову. Я заявила, что оставляю собаку у себя, а Билл сказал «нет». Назвал меня ребенком или чем-то вроде этого.

Ее широко распахнутые ореховые глаза выражали такое волнение, что Ник рассмеялся.

– Ты и впрямь порой ведешь себя как ребенок. Ты ведь живешь в квартире. Где же собираешься держать собаку?

Куинн покачала головой, и ее медные шелковистые волосы заметались из стороны в сторону.

– Не в том дело. Главное, что я захотела взять собаку, а он запретил.

– Значит, не хочет. – Ник откинулся на спинку кресла. Он не собирался ввязываться в скандал, спровоцированный Куинн, и не испытывал от этого ни малейших угрызений совести. Уж лучше не вмешиваться в ее личную жизнь. Однако лишаться общества Куинн Нику не хотелось. – Билл не обязан жить с собакой, если не хочет этого. – Собака бросила на Ника укоризненный взгляд, но он оставил его без внимания.

– Ну а я не хочу жить без нее.

– Стало быть, одному из вас придется уступить, – отозвался Ник. – Не беда, что-нибудь придумаешь. – Заметив, как приподнимается подбородок Куинн, он подумал: «Ник, ты только что стал любителем собак». Ник знал Куинн с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет, и понимал, что если она уперлась, уже ничто не сдвинет ее с места.

– Я уже придумала, – сказала Куинн. – Решила оставить Кэти у себя.

– Кого?

– Кэти. Так ее зовут.

Куинн посадила собаку к себе на колени и погладила по загривку. Ник присмотрелся к собаке, стараясь понять, что в ней нашла Куинн. Тощая и костлявая, она более всего напоминала крысу на ходулях, а взгляд ее больших темных глаз внушал Нику беспокойство. Казалось, собака говорит: «Спаси меня, помоги мне. Я твоя навеки».

Ник покачал головой.

– Неужели не нашлось менее оригинального имени?

– Когда у тебя появится собственная собака, можешь величать ее как угодно, хоть Убийцей. А эта собака принадлежит мне, и ее зовут Кэти. – Куинн серьезно посмотрела на Ника. – А знаешь, тебе не помешала бы собака.

– Еще чего. – Ник еще глубже опустился в кресло. – В квартире нет места для домашних животных. К тому же я не хочу взваливать на себя дополнительную ответственность.

Куинн бросила на него взгляд, выражавший одновременно нежность и пренебрежение.

– Не дополнительную, а единственную. Других у тебя нет. Взяв собаку, ты проявил бы свою зрелость.

– Мне и без того хватает признаков зрелости, – проворчал Ник. – У меня уже начинает пробиваться седина.

– Знаю, но пока только на висках. Это очень привлекательно, но, похоже, отпугивает тех малявок, с которыми ты якшаешься.

– Я не знаюсь с девчонками! – Ник вперил в Куинн сердитый взгляд. Нет, он не встречается с малолетками. В конце концов, у него тоже есть понятие о морали.

– Неужели? А сколько годков твоей Лиз? Двенадцать?

– Двадцать два, – ответил Ник. – Я так думаю.

– Соплячка двадцати двух лет от роду, – бросила Куинн. – А тебе вот-вот стукнет сорок.

– Тридцать девять. – Ник хотел сказать, что не видел Лиз с Рождества, но передумал. Это означало бы завести совсем иной разговор, не нужный ему. Куинн уже не раз упрекала его за то, что он встречается со слишком молодыми женщинами. Так оно и было, но зачем же это обсуждать? – Что новенького? – спросил Ник, меняя тему. – Я за весь день не видел ни одной души. Работал до шести часов. У «шевроле» Баки Манчестера сломался глушитель.

– Ничего, не обеднеет, – отозвалась Куинн. – Мама говорит, что Баки в своем агентстве недвижимости гребет деньги лопатой. – Она поднесла к губам бокал и разом отпила половину.

– И это хорошо, потому что нам с Максом денег всегда не хватает. – Ник наставил на нее палец. – Смотри не напейся. Тебе еще ехать.

– Всего лишь домой, к Биллу. – Куинн пригубила мартини, вновь ощутив напряжение. – Знаешь, если он не позволит мне взять эту собаку, я брошу его.

– Это нужно хорошенько обдумать, – сказал Ник, не проявляя ни малейшего интереса к Биллу. – Как дела в школе?

– По-прежнему. Эди опять взялась за театральную постановку, из-за которой Бобби успел изрядно потрепать ей нервы. Все, кроме спорта, ему до лампочки. Эди предложила мне заняться декорациями и костюмами, но я отказалась. Лишняя головная боль мне ни к чему. А еще Бобби наседает на Грету, но все деньги в ее распоряжении, ведь она всю жизнь была школьным секретарем, а Бобби новичок. Ему не справиться со школой без Греты.

– Ты зовешь его Бобби в лицо?

– Нет, его не зовут так даже в учительской. В ноябре, когда он принял школу, Эди начала дразнить Бобби Директором-Мальчишкой, и теперь все называют его Дэ Эм. Думаю, это одна из причин его неприязни к Эди.

– Оно и понятно, – отозвался Ник, только чтобы поддержать разговор. Куинн выражала свои мысли всеми возможными способами – руками, глазами, плечами, губами, – разыгрывая настоящее представление, и Ник зачастую спорил с ней, желая посмотреть, как она краснеет и жестикулирует.

– И не только это, – весело продолжала Куинн. – Подозреваю, что однажды, после того как Эди в очередной раз заткнула Бобби рот, он подслушал, как она сказала… – Куинн заговорила, имитируя журчащее сопрано Эди с едва заметным южным акцентом, но в голосе ее слышалось торжество: – «Знаете, любить Роберта куда проще, когда его нет в здании». – Ник усмехнулся, и Куинн закончила: – Вот ты смеешься, а Бобби это совсем не развеселило.

– У него нет чувства юмора, – заметил Ник.

– Не юмора, а мозгов, – уточнила Куинн. – Он считает себя самым умным. Маленький самоуверенный простофиля. Прежде я злилась на Харви, но когда его сменил Дэ Эм, осознала, как было хорошо, когда директор не мешал Грете управляться со школой. Бобби одержим манией перемен, крушит все направо и налево и будто не слышит, когда мы говорим ему, что он совершает ошибки. Единственный человек, к которому он хотя бы прислушивается, – это Билл. Билл для Бобби – что солнце в небе. Все эти чемпионаты… если нынешней весной Билл выиграет бейсбольный кубок, Бобби, глядишь, попросит, чтобы он усыновил его. На мой взгляд, они стоят друг друга.

На ее лицо вновь набежала тень, и Ника охватило беспокойство.

– Послушай, Билл не так туп, он не рискнет потерять тебя из-за собаки. – Ему хотелось немного успокоить Куинн. – Увидев, как много значит для тебя эта собака, Билл отступится.

– Ну, не знаю, – ответила Куинн. – Иногда мне кажется, что Билл меня не замечает. Понимаешь, он видит во мне того человека, которого хочет видеть. Ту, с кем можно ужиться. А у меня ведь трудный и взбалмошный характер.

Ник покачал головой. Билл не настолько глуп, чтобы не видеть, кто такая Куинн, и не понимать, что она для него значит. Она между тем подалась вперед, чтобы погладить собаку, и ее медные шелковистые волосы разметались. В свете ламп их цвет казался особенно насыщенным на фоне ее бледно-золотистой кожи.

Только безнадежный тупица мог не понимать Куинн.

– Расскажи, откуда у тебя эта крыса, – попросил Ник, только чтобы увидеть, как вспыхнут ее глаза. И когда Куинн вскинула голову и вперила в него взгляд, он рассмеялся.

Милая, добрая, безвредная и такая предсказуемая Куинн.

На следующее утро, перевернувшись на другой бок, Билл обнаружил Кэти, которая растянулась на простынях между ним и Куинн. Проклятая тварь провела всю ночь с ними в постели, вместо того чтобы спать на газетах в ванной, как он настаивал. Но Куинн сказала «нет», положила у кровати одеяло, и, конечно же, ночью собака запрыгнула на постель. Просто чудо, что она не обмочила белье. Билла охватил гнев, но он унял его так, как делал это всегда – несколько раз глубоко вздохнул, заставляя себя мыслить ясно и отчетливо. Куинн попросту растерялась. Она вернулась домой поздней ночью, и в ответ на попытки Билла разговорить ее лишь качала головой. Куинн отказалась от бефстроганова, разогретого им для нее. Наконец, она взяла собаку с собой в спальню. Куинн вела себя как ребенок, но Билл привык управляться с детьми. Он ведь учитель. А в этом деле главное – терпение.

Ночью, как только Куинн уснула, Билл попытался понять, что же произошло, и решил: она держится так напряженно оттого, что, как и он сам, мечтает вступить в брак и завести детей. Разумеется, Билл еще всегда успеет завести детей, но Куинн уже тридцать пять, а со временем человек отнюдь не молодеет. Какого же дурака он свалял, отложив свадьбу до окончания бейсбольного сезона! Иными словами, ему оставалось лишь избавиться от собаки и побыстрее сделать предложение. Потом они поженятся, у них появятся дети, о которых мечтает Куинн, а Билл, просыпаясь, будет обнаруживать Билла-младшего, сопящего между ними. Эта мысль согрела его. Мальчишка унаследует ум, честь и силу отца и доброту Куинн. Все, что нужно, – это сохранять терпение, отделаться от собаки, и тогда дела пойдут на лад.

Собака потянулась и свернулась клубочком, прижавшись к спине Куинн.

– Пошла вон! – потребовал Билл самым суровым тоном, на который мог отважиться, не рискуя разбудить Куинн.

Собака открыла глаза и злобно посмотрела на него.

Билл ладонью отпихнул ее.

– Пошла вон!

Собака ощерилась и зарычала, предъявляя свои права на Куинн; Билл убрал руку.

– Что ты делаешь? – сонно пробормотала Куинн через плечо.

– Твоя собака рычит на меня.

– Наверное, ты разбудил ее. – Куинн зевнула и похлопала рукой по постели. – Перебирайся сюда, Кэти.

Собака неторопливо приподнялась, лениво потянулась, перепрыгнула через бедро Куинн и мирно свернулась у ее живота. Куинн легонько поглаживала собаку, пока та вновь не задремала.

Билл еще несколько раз глубоко втянул в себя воздух и вдруг чихнул. Наверное, у него аллергия на собачью шерсть.

Впрочем, эта собака, считай, уже в прошлом.

– Макс здесь?

Ник вынырнул из-под капота дряхлого «сивика» Мэри Гэлбрайт, крикнув: «Кто там?» Однако он узнал этот голос еще до того, как увидел стройную блондинку в зеленовато-голубом костюме. Прозвище Барби из Первого Национального, которое дала Барбаре Дарла, звучало куда мягче того, каким наградила ее Луиза Фергюсон. Барбара и в самом деле напоминала пластмассовую куколку, поэтому как-то не верилось, что она охотится за Максом, хотя это была чистая правда.

– Привет, Барбара. Макса сейчас здесь нет. Надеюсь, твоя машина в порядке.

– Да, он хорошо потрудился. – У Барбары был несколько смущенный вид: казалось, ей не место в закопченном гараже. Впрочем, она выглядела чужой повсюду, кроме банка. От ее внешности Ника бросало в дрожь, но он понимал, что несправедлив к Барбаре. Все же она замечательный специалист. Пока Барбара на своем посту, люди могут не беспокоиться за свои вклады.

Барбара застыла в нерешительности, и Ник сказал:

– Не знаю, когда он вернется.

– Я принесла ему вот это. – Барбара робко протянула Нику жестяную банку, и его охватили жалость к ней и тревога за Макса. Банка была перевязана зеленой ленточкой, из-под которой виднелась белая карточка с надписью «Спасибо!». – Это печенье, – пояснила Барбара. – Принесла ему за хорошую работу.

– Ладно. – «На кой черт Максу эти сласти?» – Может быть, отнесешь печенье в контору? Я передам Максу, что это от тебя.

– Спасибо. Так будет лучше всего. – Безупречно одетая, Барбара вновь застыла в каком-то ступоре.

– Вон туда, в контору. – Нику хотелось приободрить ее.

Барбара глубоко вздохнула:

– Макс хорошо разбирается в машинах, не правда ли?

– Лучше всех. Контора вон там, за той дверью.

– Моя машина ездит гораздо лучше, чем прежде. Макс исправил даже печку.

– Там подгорел контакт. – Ник умолчал о том, что чинил машину он сам. – Макс отлично умеет вылавливать подобные штуки.

– Я так и подумала. – Барбара приблизилась на шаг, и Ник увидел, что в ней произошли какие-то перемены. Она будто потускнела. То ли волосы потемнели, то ли изменилось что-то еще. – Полагаю, внимание к мелочам – это очень важно?

– Ага. – Ник оставил попытки припомнить, какого цвета волосы были у нее прежде. Какая разница? – Итак, можешь оставить печенье в конторе.

– Он и в доме все ремонтирует? – поинтересовалась Барбара, и Ник решил, что у нее поехала крыша.

– Управляется неплохо, – ответил он. – Дарла не жалуется. – Ник подумал, не добавить ли что-нибудь еще, но промолчал, не видя смысла ввязываться в чужие дела.

– Я знаю. Дарла делает отличные прически. – Барбара была сама невинность. – Как же ей повезло с Максом.

– Туда, в контору, – сказал Ник. – Найди там местечко и оставь печенье.

– Ты занят. – Барбара отступила на шаг. – Наверное, это так приятно – работать с Максом.

– Не жалуюсь, – отозвался Ник.

– Полагаю, ты и сам отличный механик, – дипломатично заметила Барбара.

– Так себе.

– Я оставлю печенье в конторе.

– Оставь. Найди там местечко. – Ник сунул голову под капот «хонды» и подумал: «Макс, тебе придется что-то с этим делать».

И сосредоточил все внимание на автомобиле. Ни Макс, ни Барбара его не интересовали.

Куинн вернулась домой вскоре после трех, раньше обычного – так ей не терпелось увидеть Кэти. Собаке захочется погулять, и она выведет ее на зады дома, как сегодня утром, посмотрит, как Кэти скачет по замерзшей земле и бегом возвращается обратно, и в душе снова поднимется теплое чувство оттого, что есть кто-то, кто ее любит, ничего не требуя взамен. Куинн возьмет Кэти на руки, и та заскребет лапами по ее пальто, подрагивая от желания вновь оказаться в тепле, и вновь положит голову на плечо хозяйки. Это так славно – иметь собственную собаку! Куинн улыбнулась, отперла дверь и крикнула: «Кэти!» – ожидая услышать этот новый восхитительный звук – скрип коготков по плиткам кухонного пола.

В квартире царила тишина.

– Кэти?

Снова ни звука. Куинн захлопнула дверь и, взволнованная, начала все осматривать, желая убедиться в том, что Кэти не заперта в ванной и не уснула на сосновой кровати. Квартира была столь мала, что на поиски хватило двух минут. Кэти здесь не оказалось.

Куинн испугалась, заподозрив, что собака каким-то образом ухитрилась выбраться на улицу, однако, отправившись посмотреть, сколько осталось еды в собачьей миске, обнаружила, что обе миски исчезли. Она нашла их в мусорном баке.

Билл всегда отличался аккуратностью.

Кровь бросилась ей в лицо, раздражение и недовольство быстро сменились яростью.

Он забрал ее собаку!

Он украл ее собаку!

Путь до школы длиной в милю занял совсем немного времени.