Книга Олений заповедник онлайн - страница 7



Часть вторая

Глава 7

С началом сезона пошли дожди – не обильные, но достаточные для того, чтобы в пустыне расцвели цветы. И люди потянулись из киностолицы. Кинодеятели заполнили отели, а домовладельцы, приезжающие на сезон, открыли двери своих особняков. На улице появились кинозвезды, а также игроки, преступники из светских кругов, манекенщицы, эстрадники, спортсмены, самолетостроители, даже один-два художника. Они приехали на самых разных машинах: на «кадиллаках», на красных машинах с открывающимся верхом и золотисто-желтых машинах с открывающимся верхом, на маленьких иностранных машинах и на больших иностранных машинах. Я же, когда начался сезон, полюбил стену вокруг моего дома, которая всегда обеспечивала приватность, и порой думал, какое неверное представление о городе складывается, наверно, у приезжающего на день туриста, который объезжает улицу за улицей и узнает о курорте столько же, сколько человек, прошедший по коридорам учреждения, знает о том, какие там кабинеты.

Айтелу претило это нашествие. Он стал предпочитать одиночество, и его редко можно было увидеть в отеле. Однажды, когда я заехал к Айтелу, в его спальне зазвонил телефон. В кабинете слышно было, как он разговаривал. Кто-то, только что поселившийся в «Яхт-клубе», приглашал его заехать, и после того, как Айтел повесил трубку, я почувствовал, что этот звонок взволновал его.

– Хотелось бы тебе познакомиться с пиратом? – спросил он со смешком.

– А кто это?

– Продюсер Колли Муншин.

– Почему вы называете его пиратом? – спросил я.

– Сам увидишь, когда с ним познакомишься.

Однако Айтел не мог поставить на этом точку. Мне кажется, он был раздосадован тем, что приглашение доставило ему такое удовольствие.

Муншин – зять Германа Тепписа, пояснил мне Айтел, а Теппис является главой «Сьюприм пикчерс». Муншин женился на дочери Тепписа и благодаря этому стал одним из самых крупных продюсеров киностолицы.

– Нельзя сказать, что он в любом случае не достиг бы такого положения, – добавил Айтел. – Колли невозможно остановить.

Он, как я выяснил, чем только не занимался: понемногу был торговцем, газетчиком, диктором на маленькой радиостанции, консультантом по общению с прессой, агентом актеров, помощником продюсера и, наконец, продюсером.

– Одно время, – продолжал Айтел, – он, по сути-, был посыльным при мне. Я раскусил Колли. Это человек, лишенный стыда. А человека, которому никогда не было за себя стыдно, не остановишь.

Айтел стал переодевать рубашку. По тому, как тщательно он выбирал галстук, я понял, что он относится к этому визиту не так небрежно, как ему хотелось бы.

– Не пойму, зачем ему надо видеть меня, – произнес он. – Наверное, хочет украсть идейку.

– Ну и что? – сказал я. – Нет ничего дешевле идей.

– Такая уж у него манера. Его вдруг начинает интересовать какая-то история. Собственно, ничего такого, к чему можно было бы приклеить ярлык. Некая туманная идея. И он приглашает безработного писателя на обед. Выслушивает соображения писателя, и они обговаривают сюжет. На следующий день он приглашает на обед другого человека. Поговорив с полудюжиной писателей, он получает готовый сюжет и сажает одного из своих пеонов под замок писать в какой-нибудь дыре. А когда сценарий готов, он может продать его студии под своим именем. О, это умный, цепкий, коварный человек… – Айтел исчерпал запас эпитетов.

– А что мешает ему возглавить студию? – спросил я.

– Ничего, – сказал Айтел, надевая пиджак. – Когда-нибудь он возглавит весь мир. – И добавил с улыбкой: – Только сначала ему надо научиться править мной. Иногда я могу задвинуть его. – Уже закрывая за нами дверь, Айтел произнес: – Есть еще одно обстоятельство, которое может остановить его взлет. Женщины.

– Он что, крутит сразу с несколькими?

Айтел посмотрел на меня так, словно мне надо было еще многому учиться, чтобы понять психологию знаменитостей киностолицы.

– Да нет, – сказал он, – Колли приходится отменять слишком много решений, а это задерживает продвижение, верно? Кроме того, не так просто держать гарем, когда твоя жена – дочь Германа Тепписа. Даже содержать изысканную штучку нельзя. Вот он и держит девчонку в крошечной квартирке, и у него уже были из-за нее неприятности с Г.Т. Какая-то дешевенькая танцовщица. Он с ней уже несколько лет. Я никогда ее не видел, но Колли сам расскажет тебе, сколько у него из-за нее неприятностей. Ситуация стандартная. Она хочет, чтобы он развелся с женой и женился на ней, и Колли дурит ей голову, что так и будет. Бедный малый, ему невыносимо с чем-либо расстаться. – Айтел хмыкнул. – Девчонка, конечно, заставляет его расплачиваться. Когда Колли нет рядом, его кисонька гуляет вовсю. Пара работавших у меня актеров побаловались с ней. Они мне рассказывали, что она необыкновенно хороша в постели.

– И это не тяжело Колли?

– Не знаю, – сказал Айтел, – в Колли много всего намешано. Ему нравится страдать.

– Мне он представляется грустным человеком.

– Нет человека, который не знает грусти, если прямо на это посмотреть. Колли совсем не плохо живется. Просто помни: такого, как он, на всем белом свете не сыщешь.

Мы подошли к бунгало Муншина, и Айтел постучал молоточком по розовой двери. Мы немного подождали, затем я услышал быстрые шаги, дверь распахнулась, и я успел увидеть лишь спину толстого мужчины в халате, помчавшегося от нас к телефону; полы халата хлопали его по икрам, а он крикнул через плечо:

– Входите. Буду с вами через минуту, ребята.

Голос у него был высокий, и он неторопливо разговаривал с кем-то в Нью-Йорке, держа трубку в левой руке, а правой ловко смешивал нам коктейли; не прерывая делового разговора, он умудрился широко улыбнуться мне, когда я был представлен. Немного ниже среднего роста, с коротким вздернутым носом, он походил на клоуна: у него была большая круглая голова, шарообразное тело, шея отсутствовала.

Приготовив напитки, он подмигнул и вручил их нам и освободившейся правой рукой стал крутить свои редкие волосы, образовалась лысина, и он тотчас снова разгладил волосы, закрывая ее; покончив с головой, он стал щупать живот, проверяя, нет ли больного места. Это был человек, безусловно, обладавший большим запасом энергии, – я подумал, что он редко занят чем-то одним.

Айтел сидел со скучающим видом и с улыбкой смотрел на выкрутасы продюсера. А Муншин, закончив разговор, вскочил на ноги и, улыбаясь, двинулся к Айтелу с протянутой рукой.

– Чарли! – воскликнул он так, словно Айтел только что вошел в комнату и он удивлен его появлением. – Отлично выглядишь. Как жизнь? – спросил Муншин, накрывая своей рукой руку Айтела. – Про тебя такое рассказывают.

– Прекрати, Колли! – со смехом произнес Айтел. – Тебе нечего у меня украсть.

– Украсть? Лапочка, я хочу украсть только твое общество, – и он по-медвежьи обхватил Айтела за шею. – Отлично выглядишь, – повторил он. – Я слышал замечательные отзывы о твоем сценарии. Хочу прочесть его, когда он будет готов.

– Зачем?

– Хочу его купить. – Он произнес это так, будто ничто не мешало ему купить что угодно у Айтела.

– Я разрешу тебе купить его только вслепую.

– Покупаю вслепую. Твой сценарий, Чарли, я куплю вслепую.

– Да ты Шекспира вслепую не купишь.

– Ты думаешь, я шучу, – огорченно произнес Муншин.

– Прекрати, Колли, – снова сказал Айтел.

Во время этого диалога Муншин то щипал Айтела за локоть, то похлопывал по плечу, то пихал в бок.

– Чарли, никому не показывай сценарий. Просто продолжай над ним работать. И не волнуйся по поводу своей ситуации.

– Убери от меня свои алчные рученьки. Ты же понимаешь: я буду сам снимать свою картину.

– Это, Чарли, в твоем духе, – сказал с глубоким поклоном Муншин. – Ты всегда должен работать только так.

Он рассказал нам анекдот, сообщил несколько сплетен и никак не мог оставить в покое Айтела – общупывал его будто толстяк детектив при каком-нибудь заведении, обыскивающий пьянчугу. Айтел наконец отодвинулся от него, мы все расселись по креслам и уставились друг на друга. После небольшого молчания Муншин объявил:

– Я решил снять великий фильм.

– О чем же? – поинтересовался я, а Айтел лишь скорчил гримасу.

Продюсер назвал известный французский роман.

– Этот автор все знает про секс, – сказал Муншин. – Мне, например, никогда уже не придет в голову, что я могу влюбиться.

– Почему бы тебе не снять фильм о маркизе де Саде? – произнес Айтел, растягивая слова.

– Ты думаешь, я не снял бы, если бы нашел интересный поворот?

– Колли, – сказал Айтел, – посиди на месте и расскажи, что у тебя на самом деле в загашнике.

– Да нет у меня ни черта. Жду предложений. Надоело мне снимать одно и то же. В нашем деле у каждого есть желание создать что-то художественное.

– У этого человека начисто отсутствует совесть, – сказал Айтел.

Колли осклабился. Он склонил голову к плечу и стал похож на пса, слушающего, как его ругают.

– Ты прирожденный преувеличиватель, – сказал Муншин.

– Колли невозможно остановить.

– Люблю я тебя.

Муншин снова наполнил наши стаканы. На верхней губе у него, как у младенца, появились капельки пота.

– Так как же все-таки дела? – спросил он.

– Отлично, Колли. А у тебя как? – ровным тоном спросил Айтел. Я достаточно хорошо знал его и понимал, что он настороже.

– Плохи мои личные дела, Чарли.

– С женой?

Муншин уставился в пространство, только маленькие жесткие глазки были чем-то твердым среди этой горы жира.

– Ну, между нами все по-прежнему.

– Так в чем же теперь дело, Колли?

– Я решил порвать с моей девочкой.

Айтел рассмеялся.

– Давно пора.

– Не смейся, Чарли. Это для меня важно.

Меня поразило то, как откровенно говорил Муншин. Мы познакомились меньше четверти часа тому назад, и однако говорл он так, будто был наедине с Айтелом. Мне еще предстояло узнать, что Муншин, как и многие обитатели киностолицы, мог открыто говорить о своей личной жизни и оставаться мечтой для шпионов в делах.

– Но ты же на самом деле не расстаешься с ней? – снисходительно спросил Айтел. – Так в чем же дело – Теппис издал закон?

– Чарли! – произнес Муншин. – Это же трагедия для меня.

– Ты, видно, влюблен в девчонку.

– Нет, сейчас я бы так не сказал. В общем, трудно объяснить.

– Вот в этом я уверен, Колли.

– Меня очень беспокоит ее будущее, – сказал Муншин, снова принявшись щупать свой живот.

– Судя по тому, что я о ней слышал, она не потонет.

– А что ты слышал? – спросил Муншин.

– Лишь то, что в период знакомства с тобой она не гнушалась развлечениями на стороне.

На погрустневшем лице Муншина появилось терпеливое выражение.

– Мы живем в мире скандалов, – сказал он.

– Избавь меня от этого, – пробормотал Айтел.

Муншин поднялся с кресла.

– Ты не понимаешь эту девочку, – прогрохотал он. Я при этом был сброшен со счета. – Она еще ребенок. Красивый, теплый, простодушный ребенок.

– А ты – красивый, теплый, простодушный папаша.

– Я защищал тебя, Чарли, – сказал Муншин. – Я защищал тебя, когда про тебя рассказывали такое, что даже ты не стал бы слушать. Но я начинаю думать, что был не прав. Я начинаю думать, что ты вконец прогнивший, испорченный тип.

– Испорченный, но честный. Я вовсе не разыгрываю из себя святого.

– Я тоже не утверждаю, что я святой, – снова прогремел Муншин. – Но у меня есть чувства. – Он повернулся в мою сторону. – Что ты видишь, когда смотришь на такого, как я? – спросил он. – Ты видишь перед собой толстяка, который любит разыгрывать из себя клоуна. Значит ли это, что у меня нет человеческих чувств?

В этот момент передо мной был далеко не клоун. Его мягкий высокий голос звучал громче и на октаву ниже. Возвышаясь над нами, – а он стоял, тогда как мы сидели, – он производил впечатление физически сильного человека.

– Ладно, Чарли, – сказал он, – я знаю, какого ты обо мне мнения, но я вот что тебе скажу. Возможно, я делец, а ты. возможно, художник, и я глубоко уважаю твой талант, глубоко уважаю, но ты человек холодный, а я – эмоциональный, и поэтому ты не в состоянии понять меня.

Пока он произносил эту тираду, Айтел курил. А теперь небрежным жестом потушил сигарету.

– Зачем ты меня пригласил, Колли?

– Из дружеских чувств. Тебе такое не понять? Я хотел послушать о твоих бедах и рассказать тебе о моих.

Айтел пригнулся, сложив пополам крупное тело.

– Никаких бед у меня нет, – с улыбкой произнес он. – Послушаем про твои.

Муншин поуспокоился.

– В этой истории есть свои плюсы и свои минусы. Легко ехидничать над девочкой, – сказал он. – Я сам над ней ехидничал. Когда я только взял ее на содержание, я думал: «Еще одна танцовщица из ночного клуба. Горячая итальянка с горячей кровью латинянки». В общем, это целая история, Чарли. Возможно, она не блещет умом, и она явно из бедной семьи. – Он бросил взгляд в мою сторону. – Я всегда был очень щепетилен в выборе женщин, – покаянно произнес Муншин. – Понимаешь, я хотел иметь классных девчонок, которые умеют держаться с достоинством, и, признаюсь, до сих пор ставлю это в минус Илене. Она не соответствует людям, с которыми я знаюсь. Но это не мешает ей быть очень хорошим человеком.

– И тем не менее ты даешь ей отставку, – сказал Айтел. – Ты даешь отставку очень хорошему человеку.

–. У нас с ней нет будущего. Я признаю это, видишь, я признаю свои ошибки. Я трус и боюсь общественного порицания, как все в нашем деле.

– Значит, подобно всем трусам, тебе надоело отклонять ее предложения о браке.

– Илена не интриганка, – решительно заявил Муншин. – Хочешь, я тебе кое-что скажу? Всего пару дней назад я попытался дать ей тысячу долларов. Так она их не взяла. И ни разу не просила, чтобы я на ней женился. Она не из тех, кто занимается угрозами. Просто мне невыносима мысль, что у нее нет со мной будущего.

– Герману Теппису эта мысль тоже невыносима.

Муншин пропустил это мимо ушей.

– Дай мне рассказать тебе про нее. В этой девчонке намешано столько всего: обиды и эмоции, грязь и исполненная радости любовь, – произнес он категорическим тоном адвоката в уголовном суде, жаждущего привлечь на сторону своего подопечного всех присяжных без исключения. – Я попросил моего психоаналитика направить ее к своему приятелю, но из этого ничего не вышло. Ее эго недостаточно для этого развито. Вот насколько серьезна проблема. – Муншин поднял вверх увесистую ладонь, словно требуя нашего внимания. – Начать с того, как я с ней познакомился. Она танцевала вместо кого-то в устроенном мной благотворительном шоу. Я увидел ее за кулисами, уже одетую, готовую к выходу. Это была настоящая Кармен. Только эта Кармен тряслась от страха, – сказал Муншин и поглядел на нас. – Она так вцепилась в руку своего партнера, что нуть не оторвала ее. «Этому человечку плохо, – подумал я, – дикая девчонка и чувствительная, как зверек». Однако стоило ей выйти на сцену, и все было в порядке. Она хорошо танцевала фламенко. С оговорками, но талантливо. После выступления мы с ней разговорились, и она сказала, что не может съесть даже кусочек хлеба в день выступления. Я сказал, что, думается, могу помочь ей справиться с некоторыми проблемами ее жизни, и она была благодарна мне как ребенок. Так все и началось. – Голос у Муншина сел от волнения. – Ты, Айтел, полагаю, назвал бы это интриганством с ее стороны, а я называю уязвимостью, разочарованностью в жизни и следствием различных болячек. Эта девчонка вся в болячках. Муншин продолжал говорить, а я подумал, что он описывает ее, как мог бы описывать героиню фильма на совещании по сценарию, – совещании, где сюжет выглядел более интересным, чем фильм, который будет по нему снят.

– Учтите, что она – итальянка, – продолжал вещать Муншин. – Не стану рассказывать все, что я узнал, все тонкости психики, а ведь я искренний либерал. Например, если ее обслуживает официант-негр, ей всегда кажется, что он держится с ней чересчур свободно. Я говорил с ней о подобных проблемах. Объяснял, что нельзя относиться к неграм с предубеждением, и она меня поняла.

– Вот так – взяла и поняла, – сказал Айтел, щелкнув пальцами.

– Прекрати, Чарли, – сказал Муншин, подскочив в кресле. – Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Она устыдилась своего предубеждения. Илена ненавидит в себе все мелкое. Она сгорает от страстного желания обрести себя как личность, понимаешь, сгорает! – И он потряс кулаком.

– Колли, я действительно думаю, что ты не в себе.

– Возьмем ее распущенность, – продолжал Муншин, будто и не слышал реплики Айтела. – Она из тех, кто хотел бы иметь мужа и детишек, приличные здоровые отношения между зрелыми людьми. Думаешь, меня не волнует то, что она встречается с другими мужчинами? Но я знаю, что сам в этом виноват. Меня надо за это винить, и я это добровольно признаю. Что я могу ей предложить?

– А что другие ей предлагают? – перебил его Айтел.

– Отлично, отлично. Просто замечательно слышать такое от тебя. Вот что я скажу тебе, Чарли: я не сторонник двойного кодекса морали. Женщина имеет такое же право на свободу в своих поступках, как и мужчина.

– Почему бы нам не открыть такой клуб? – с издевкой произнес Айтел.

– Я заступался за тебя, Айтел. Я уговаривал Г.Т. не отстранять тебя от работы после «Гей, облака». Неужели ты такой неблагодарный, что мне надо напоминать, сколько раз я помогал тебе снимать картины, какие ты только хотел?

– А потом кромсал их, разрезал на ленточки.

– Мы с тобой не во всем были согласны, Чарли, но я всегда считал тебя другом. Я не обращаю внимания на то, что промелькнуло жемчужинами сегодня, это не повлияет на мое отношение к тебе.

Айтел усмехнулся.

– Я человек любопытный. – Муншин положил руки на колени. – Что ты думаешь об Илене после того, как я описал тебе ее?

– По-моему, она лучше того, что ты заслуживаешь.

– Я рад, что ты так сказал, Чарли. Я имею в виду: значит, я сумел передать ее достоинства. – Муншин помолчал и ослабил узел на кушаке халата. – Видишь ли, около часа назад я сказал Илене, что нашим отношениям пришел конец.

– Около часа назад!

Муншин кивнул.

– Ты хочешь сказать, что она здесь? – спросил Айтел. – Здесь, в нашем городке?

– Да.

– И ты привез ее сюда, чтобы дать ей отставку?

Муншин заходил из угла в угол.

– Я этого не планировал. Я часто беру ее с собой в поездки.

– И поселяешь в другом отеле?

– Ну я же объяснил ситуацию.

– А твоя жена когда должна приехать?

– Она будет здесь завтра. – Муншин высморкался. – Я понятия не имел, что все так произойдет. Я уже много месяцев понимал, что не могу продолжать отношения с Иленой, но не ожидал, что это произойдет сегодня.

Айтел покачал головой.

– А от меня ты чего хочешь? Чтобы я подержал ее за руку?

– Нет, я думал… – Вид у Муншина был несчастный. – Чарли, она ведь не знает здесь ни души.

– Так пусть едет назад в город.

– Мне невыносима мысль, что она одна. Она может что угодно выкинуть. Чарли, я просто с ума схожу. – Муншин уставился на носовой платок, который сжимал в кулаке. – Это ведь Илена сказала, что мы должны расстаться. Но я-то знаю, каково ей это. Всю вину она взвалит на себя. Будет считать, что недостаточно хороша для меня.

– А ведь это так, верно? – сказал Айтел. – Ты тоже так считаешь.

– Ну хорошо, прогнивший – это я. Никчемный – тоже я. – Муншин остановился перед Айтелом. – Чарли, я помню твои слова, воспроизвожу их в точности. Ты сказал мне, что, когда был мальчишкой, только и думал о том, как добыть себе женщину, а теперь не знаешь, как от нее избавляются.

– Я тогда просто занимался болтологией.

– Неужели ты не способен посочувствовать человеку?

– Тебе?

– Не мог бы ты зайти к ней?

– Я же с ней не знаком, – возразил Айтел.

– Можешь представиться как мой друг.

Айтел выпрямился в кресле.

– Скажи, Колли, ты поэтому одолжил мне деньги две недели назад?

– Какие деньги? – сказал Муншин.

– Не волнуйся по поводу того, что Серджиус присутствует при нашем разговоре, – сказал Айтел и рассмеялся. – Мне стыдно за тебя. Две тысячи долларов – немалая для Карлайла Муншина сумма для расплаты с безработным режиссером, который избавит его от девчонки.

– Чарли, ты испорченный человек, – громко произнес Муншин. – Я одолжил тебе деньги, потому что считаю тебя своим другом, и мне не следовало бы говорить тебе, что надо проявлять такт. Если об этом пойдет слух, мне каюк. – И продюсер провел пальцем по горлу. – Сейчас же я думаю прежде всего об Илене. Пусть этот мальчик будет свидетелем. Если с ней что-то случится, виноват в этом отчасти будешь ты.

–. С тобой не соскучишься, Колли, – начал было Айтел, но Муншин прервал его.

– Чарли, я не шучу: эту девочку нельзя оставлять одну. Разве я говорю, что я прав? Чего ты хочешь – моей крови? Предложи по крайней мерс какое-нибудь решение.

– Перебрось ее Мэриону Фэю.

– Ты просто камень, – сказал Муншин. – Человек страдает, а ты говоришь такие вещи.

– Я схожу к ней, – вдруг вырвалось у меня.

– Ты отличный малый, – усмехнулся Муншин, – но эта работа не для тебя.

– Не встревай, – рявкнул на меня Айтел.

– Даже мальчик готов к ней пойти, – сказал Муншин. – Скажи мне, Чарли, у тебя совсем вырезали сердце? Ни капельки не оставили? Или ты стал слишком стар, чтобы справиться с настоящей женщиной?

Айтел развалился в кресле, раскинув ноги, и уставился в потолок.

– О'кей, Колли, – медленно произнес он, – О'кей. Всякое одолжение требует встречного. Напьюсь с твоей девчонкой.

– Ты просто золото, Чарли, – прохрипел Муншин.

– А что, если произойдет сам знаешь что? – проронил Айтел.

– Ты что, садист? – спросил Муншин. – Я даже не думаю о таких вещах.

– А о чем ты думаешь?

– Что тебе понравится Илена и ты ей понравишься. Ей будет приятно, что человек твоей репутации и такой внушительной внешности любуется ею.

– О Господи, – вздохнул Айтел.

Зазвонил телефон.

Муншин хотел сказать что-то еще, словно боялся, что Айтел может передумать, но телефон звонил, и это отвлекало. По прихоти телефонистки он умолкнет, наступит тишина, потом он снова зазвонит.

– Да ответь же, – раздраженно бросил Айтел.

Муншин прижал трубку щекой. Он готовил нам новый коктейль, но услышанное заставило его прекратить всякую деятельность. До нас донеслись рыдания, а потом смех женщины – страх волнами катился по комнате. В ее голосе был такой ужас и такая боль, что, потрясенный, я уставился в пол. Затем она вскрикнула, так громко в своем одиночестве – слышать это было невыносимо.

– Откуда ты звонишь, Илена? – резко произнес Муншин в трубку.

Кульминационная точка была пройдена. Теперь слышались тихие всхлипывания.

– Я сейчас приеду, – сказал Муншин. – А ты никуда не двигайся. Никуда не двигайся, поняла, Илена? – Не успев положить трубку на рычаг, он уже натягивал брюки, застегивал пуговицы на рубашке.

Кровь отлила от лица Айтела.

– Колли, – сделав над собой усилие, сказал он и приподнялся, – ты хочешь, чтобы я с тобой поехал?

– Она у себя в номере, – сказал Муншин уже с порога. – Я позвоню тебе позже.

Айтел кивнул и снова сел. После того как Муншин ушел, мы какое-то время молчали. Через несколько минут Айтел поднялся и стал готовить нам коктейль.

– Какой кошмар, – пробормотал он.

– Как можно быть близким с женщиной, которая так… – сказал я. – Пренеприятная история.

Айтел поднял на меня глаза.

– Немножко сострадания, Серджиус, – сказал он. – Ты думаешь, мы выбираем себе подруг? – И насупясь, отхлебнул из стакана. – Интересно, узнаю ли я когда-нибудь ответ на этот вопрос? – произнес он еле слышно.

Время шло, мы продолжали поглощать напитки Карлайла Муншина. День медленно подходил к концу. Сидеть здесь было бесцельно, как бесцельно было и уходить. За стенами дома нас ждало лишь солнце пустыни.

– Настроение у меня – швах, – произнес Айтел с широкой улыбкой, опустошив с полдюжины стаканов. У меня было такое впечатление, что лицо у него окаменело; он медленно, с удовольствием разглаживал на лысине волосы. – Интересно, как там Колли? – заметил он после небольшой паузы.

Словно в ответ раздался стук в дверь. Я пошел открывать, и пожилой мужчина, отстранив меня, прошел в гостиную.

– А где Карлайл? – спросил он, ни к кому не обращаясь. Я шел за ним.

– А-а, мистер Теппис, – сказал Айтел, поднимаясь с кресла.

Теппис мрачно на него посмотрел. Он был высокий, плотный, седой, с красным лицом и даже в белом летнем костюме с вручную расписанным галстуком выглядел далеко не привлекательным. Загорелое лицо было некрасиво: под маленькими глазками – мешки, приплюснутый нос и подбородок, утопленный в складках шеи. Он был очень похож на лягушку-быка. А голос у него оказался писклявым и хриплым.

– Ну ладно, – сказал он, – ты-то что тут делаешь?

– Знаешь, а ты задал хороший вопрос, – сказал Айтел.

– Колли что-то задумал, – объявил Теппис. – Не знаю, зачем ты ему понадобился. Я, например, не хочу даже дышать одним воздухом с подрывным элементом. Ты хоть знаешь, во что ты мне обошелся со своими «Облаками»?

– Ты забываешь, сколько денег я принес тебе… Герман.

– Ха, теперь он вспомнил, что у меня есть имя, – сказал Теппис. – Они бросают меня и уходят в широкий мир. Айтел, я предостерегал Лулу насчет тебя. Женился на отличной молодой американской актрисе, слишком хорошей для тебя девчонке, и вымазал ее имя в навозе, грязи и мерзости. Мне стало бы стыдно, если б кто-то увидел, что я разговариваю с тобой.

– A тебе и должно быть стыдно, – сказал Айтел. – Лулу была отличной американской девчонкой, а ты позволил мне превратить ее в обычную шлюху. – Голос его звучал ровно, но я чувствовал, что ему нелегко говорить с Тепписом.

– У тебя грязный язык, – сказал Герман Теппис, – и ничего больше.

– Не говори так со мной. Я больше у тебя не работаю.

Теппис закачался с пятки на носок и обратно, словно набирая силу.

– Мне стыдно, что я делал деньги на твоих картинах. Пять лет назад я пригласил тебя к себе в кабинет и предупредил «Айтел, – сказал я, – всякий, кто пытается облить грязью нашу страну, кончает в свинарнике». Вот что я тогда тебе сказал, но разве ты меня послушал? – Он помахал пальцем. – Знаешь, что говорят на студии? Говорят, что ты собираешься вернуться на экран. Как же – вернешься. Да ты и дня не проработаешь без помощи студии. Я так всем и заявил.

– Пошли, Серджиус, – сказал Айтел.

– Эй ты, стой! – обратился ко мне Теппис. – Как тебя зовут?

Я назвался, придав своей фамилии ирландское звучание.

– Серджиус О'Шонесси? Что за имя для молодого человека с такими правильными чертами лица? Тебе надо это изменить. Джон Ярд. Вот какое тебе нужно имя. – Он внимательно оглядел меня с головы до ног, будто покупал штуку материи. – Ты, собственно, кто? – спросил Теппис. – Чем занимаешься? Надеюсь, не лоботряс.

Если ему хотелось разозлить меня, то он вполне преуспел.

– Я служил в авиации, – сказал я ему.

Глаза у Тепписа загорелись.

– Летчик?

Стоявший уже в дверях Айтел решил позабавиться.

– Ты хочешь сказать, что никогда не слышал об этом мальчике, Г.Т.?

Теппис насторожился.

– Не могу же я за всем уследить, – сказал он.

– Серджиус – герой, – создавая легенду, сказал Айтел. – Он в один день сбил четыре самолета.

Мне не удалось в это вмешаться, так как Теппис заулыбался с таким видом, словно ему сообщили очень ценную информацию:

– Твоя мать и твой отец, должно быть, чрезвычайно гордятся тобой, – сказал он.

– Вот этого мне не дано знать. Я вырос в сиротском доме. – Голос у меня, по всей вероятности, задрожал, и по тому, как изменилось лицо Айтела, я понял, что он знает: я говорю правду. А мне стало противно, что я настолько легко раскрываюсь. Но со мной всегда так. Годами держишь в себе какой-нибудь секрет, а потом выплескиваешь его как кофе из чашки. Но, возможно, Теппис побудил меня все выплеснуть.

– Сирота, значит, – произнес он. – Я потрясен. А знаешь, ты замечательный молодой человек! – Он по-доброму улыбнулся и посмотрел на Айтела. – Возвращайся к нам, Чарли, – сказал он своим хриплым голосом. – Ну что ты раскипятился? Я ведь и раньше так с тобой разговаривал.

– Ты грубый человек, Герман, – сказал Айтел, уже стоя в дверях.

– Грубый? – Теппис по-отечески положил руку мне на плечо. – Да я не бываю грубым даже с моим швейцаром. – Он рассмеялся и закашлялся. – Айтел, – сказал он, – что произошло с Карлайлом? Куда он девался?

– Он мне не сказал.

– Я перестал понимать людей. Вот ты человек молодой, Джонни, – сказал он, тыча в меня пальцем, будто я неодушевленный предмет, – скажи мне, что происходит? – Но прежде чем я мог бы ему ответить, он снова заговорил: – В мое время, если мужчина женился, он мог быть счастлив в своем выборе или ему могло не повезти, но он оставался женатым. Я тридцать два года был мужем – да покоится в мире моя жена. Ее фото стоит у меня на письменном столе. А ты можешь сказать то же самое, Айтел? Что у тебя стоит на столе? Фото красоток из журналов. Я не знаю людей, которые все еще уважали бы общество. Я разговаривал с Карлайлом. И что? Он и в ус не дует. И за такого человека моя дочь пожелала выйти замуж. За идиота, который путается втихую с дешевой танцовщицей.

– У каждого из нас свои странности, Герман, – сказал Айтел.

Теппис взорвался.

– Айтел! – рявкнул он. – Я тебя не люблю, и ты не любишь меня, но я стараюсь ладить со всеми. – И чтобы успокоиться, принялся очень внимательно меня разглядывать. – Чем ты все-таки занимаешься? – снова спросил он, словно и не слышал моего ответа. – Ты актер?

– Нет.

– Я так и знал. Среди актеров нынче нет красивых ребят с правильными чертами лица. Одни уроды. Лица как у букашек. – Он издал нечто вроде лая, прочищая горло. – Слушай, Джонни, – продолжал он, – ты мне нравишься, и я сделаю тебе приятное предложение. Завтра вечером у нас будет небольшой прием. Я устраиваю его для своих. Считай себя приглашенным.

Стоило мне это услышать, как я понял, что хочу быть на его приеме. Последние несколько дней все в Дезер-д'Ор только и говорили о нем, и это было первое крупное светское событие на курорте, на которое я получил приглашение. В то же время я разозлился на себя за то, что, забыв про Айтела, готов был сказать: «Хорошо». Я решил идти ва-банк: если Теппис хочет меня пригласить, хотя я и не знаю почему, я заставлю его пригласить и Айтела.

– Не уверен, что мне охота идти одному, – сказал я Теппису, довольный тем, что голос у меня звучит ровно.

– Можешь прихватить с собой девочку, – предложил Теппис. – У тебя есть подружка?

– Нелегко найти подходящую, – сказал я. – Слишком много я потерял времени, водя самолеты в небе.

Все-таки правильно я раскусил Германа Тепписа. Он понимающе кивнул.

– Связь мне понятна, – сказал он.

– Я думаю, Чарли Айтел мог бы помочь мне подобрать на приеме девушку, – добавил я.

На секунду я подумал, что проиграл и Теппис сейчас взорвется. Он метнул на нас обоих гневный взгляд.

– А кто приглашал Айтела? – со злостью спросил он.

– Вы его не приглашали? – сказал я. – А я считал, что пригласили.

Сделав над собой усилие, Теппис милостиво улыбнулся.

– Ты очень верный друг, Джонни. И мужества тебе не занимать. – И практически не переводя дыхания, спросил Айтела: – Скажи мне как на духу, Чарли, ты красный?

Айтел ответил не сразу.

– Ты же все знаешь, Герман, – наконец тихо произнес он. – Зачем спрашивать?

– Да, знаю! – рявкнул Теппис. – Я все про тебя знаю. И никогда не пойму, зачем ты разыграл такой спектакль. – Он выбросил вверх руки. – Ну ладно, ладно, я знаю, что, по сути, ты чист. Приходи на мой прием. – Теппис покачал головой. – Только сделай одолжение, Чарли: не говори, что это я тебя пригласил. Скажи, что тебя пригласил Мак Бэррентайн.

– Ничего себе приглашение, – сказал Айтел.

– Ты так считаешь, что ж, но дареному коню в зубы не смотрят, ты меня понимаешь? Выбери время и очистись перед американским правительством, тогда я, может, стану работать с тобой. Я не возражаю делать деньги на людях, которые мне не нравятся. Это мое мотто, жизненное кредо. – Он взял мою руку и крепко ее пожал. – Согласен со мной, Джонни? Это мой лозунг. Завтра вечером увидимся с вами обоими, ребята.

В хорошем настроении ехал я назад в дом Айтела. Теппис мне понравился. Я был даже сверхвозбужден. И снова и снова рассказывал Айтелу, что я чувствовал, когда впервые солировал. Внезапно до меня дошло, что чем больше я говорю, тем больше он мрачнеет, и, решив переменить тему, сказал:

– Как вы смотрите на то, что нас пригласили? Возможно, при виде вас на лицах появится несколько недоуменное выражение. – И засмеялся.

Айтел покачал головой.

– По всей вероятности, они скажут себе, что я беседовал с комиссией при закрытых дверях, иначе чем объяснить, что Теппис меня пригласил? – И он горько усмехнулся. – Дружище, – произнес он, копируя меня, – неужели недостаточно быть хорошим человеком, чтоб выйти победителем из этой истории? – Но эта фраза наводила на серьезные размышления, и ни один из нас не сказал больше ни слова, пока мы не свернули в гараж Айтела. Тут он резко остановил машину. – Серджиус, я не пойду на этот прием, – сказал он.

– Ну, если вы не передумаете… – А мне хотелось пойти на прием – я считал, что созрел для этого, – но без Айтела мне будет там трудновато. Я же никого не знаю.

– Ты сегодня весьма преуспел, – сказал он. – Вот и иди. Тебе это понравится. А я не могу пойти. Слишком много лет я был мальчиком на побегушках при Тепписе.

Мы вошли в дом, и Айтел сразу сел в кресло и сжал ладонями лоб. Сценарий лежал на столике рядом с ним. Он взял его, пролистал и бросил на пол.

– Никому, Серджиус, не говори, – сказал он, – но от этой рукописи идет вонь.

– Вы уверены?

– Не знаю. Я не в силах достаточно долго отстраненно смотреть на нее. – Он вздохнул. – Если я когда-нибудь ее представлю, напомни мне об этом разговоре, хорошо? Понимаешь, я пытаюсь вспомнить, бывало ли так, что я находился в депрессии, а работал хорошо.

– Я напомню, – заверил я его.

Немного позже Айтелу позвонил Муншин. Илена в порядке, сообщил он. Сейчас она спит. Сегодня он с ней побудет. Но завтра он просит Айтела хорошо провести с ней время.

Айтел сказал: будет исполнено. Когда он окончил разговор, глаза у него так и плясали.

– Знаешь, – сказал он, – я едва ли смогу обвинить себя в том, что бегаю за Тепписом, если пойду на прием с девчонкой Колли.

– Ну а девчонка?

– Лучшего способа забыть мистера Муншина быть не может Она увидит, что незнакомый человек за один вечер сделал для нее больше, чем он за три года.

– Что вы затеваете? – спросил я.

– Да, возьму ее на прием, – сказал Айтел.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт