Книга Леонардо да Винчи онлайн - страница 18

18

О созерцатель этой нашей машины! Не печалься, что ты познаешь ее благодаря смерти других, но радуйся, что виновник нашего бытия поместил ум в таком превосходном инструменте.

Так в предвидении возможных упреков и обвинении в нечестии утешал себя Леонардо; однако что значат эти тридцать, вскрытые Мастером за долгое время при его анатомиях, сравнительно с жатвою, собираемой безжалостной смертью, когда нападает чума и жители укрываются в своих норах в надежде, что их минует ужаснейший из бичей божьих? Впрочем, некоторые отчаянные нанимаются хоронить мертвецов и зарабатывают хорошие деньги; на брезенте, накрывающем ужасную кладь, можно прочитать надпись «Боже, сжалься над нами»; а лошадям приспосабливают шоры, чтобы, оглядываясь, не видели протянутые из-под покрывала конечности, так как напившиеся вина возницы мало что соображают и грузят небрежно. Также на улицах появляются врачи, соревнующиеся богатством одежды, в масках из левантского сафьяна, с глазами из хрусталя и длинными носами, внутри набитыми благовониями. Редкий прохожий пугается их вида хуже самой смерти, а когда врачи как-то сунулись в Корте Веккио, громаднейший пес медиоланской породы чуть их не загрыз от изумления. Жилец Корте Веккио сказал врачам про этого пса, что ему следует отдавать почести как святому какому-нибудь, поскольку он уберег от болезни и гибели своего хозяина и проживающих с ним учеников и помощников, разогнав и уничтожив крыс, которые разносят заразу.

– Десять городов и пять тысяч домов с тридцатью тысячами жителей, и вы рассеете эту массу людей, в настоящее время жмущихся один к другому как овцы, заполняя все смрадом и распространяя зародыши чумы и смерти. Филарете, – сказал затем Леонардо, имея в виду архитектора, построившего башню с уступами и сочинившего для герцогов Сфорца план идеального города, – когда придумывал свою Сфорцинду, многое предусмотрел, касающееся красоты внешнего вида; но от этого мало пользы, если население будет целиком погублено болезнью. Между тем я имею способ устраивать города, избавленные от подобной опасности.

Тут он изложил докторам медицины замысел, основа которого есть всеобщее разделение, поскольку причиною распространения заразы служит всеобщее смешивание, когда одежда бедняков и странствующих пилигримов соприкасается с ризами священнослужителей и знати; и ведь кто знает, не укрывается ли также болезнь в фуре торговца вместе с его товарами? Иначе говоря, высокопоставленного человека надо сделать таким не только в метафорическом смысле. С этой целью дороги с прилегающими к ним зданиями пусть располагаются не рядом, как это делается обыкновенно, но одни над другими. Внизу пусть передвигаются подрядчики и торговцы, доставляющие материал для строительства; выше пускай дымят очаги бедняков и расхаживают паломники; еще выше – богатые купцы. На самом верху помещается государь и его служащие, которые, когда им понадобится продовольствие и другие припасы, смогут поднимать их через колодцы. В свою очередь, находящихся внизу простых граждан удается предохранить от чумной заразы устройством многочисленных лотков для стока нечистот, а в глубине пусть будут проложены глиняные трубы, доставляющие воду для питья. Так было в Древнем Риме, так устроен и человек, которого природа снабдила несколькими отверстиями: через одни он принимает внутрь необходимое, через другие выбрасывает сделавшееся негодным. Милан с его каналами для этого не приспособлен, поскольку не в состоянии освободить кишечник и мочевой пузырь, распространяющие яды по его телу.

Но это все фантазии, хотя бы и остроумные. Покуда же богатые рыцари и дворяне вместе с правительством покинули город, и с ними вся клика – гадатели, хироманты и поэты, которые в таких обстоятельствах нередко создают наилучшие произведения, как если бы опасная близость смерти, распад и всяческое уничтожение каким-то образом поощряли производительные силы души. Это тем более любопытно, что людям того времени часто приписывают особенное гармоническое мировоззрение. Француз Николай Орезм, касаясь гармонии несходного в трактате «О конфигурации качеств», указывает, что один колокол созвучнее другому не потому, что тот к нему ближе, но потому, что имеется должное соотношение качеств, и приводит в пример дружбу между человеком и псом, когда пес восполняет недостающее человеку качество верности, а человек – недостающую псу сообразительность. Если, придерживаясь самой широкой аналогии, двигаться дальше, возможно заключить, что необходимое зло, укрепляющее согласно мнению Августина силу добра, находится с этим последним в гармоническом соответствии. А отсюда уже получается, что ужасная болезнь и превосходная музыка или пение могут, не оскорбляя слуха, звучать совместно. Этим отчасти оправдываются веселье и всевозможные развлечения, каким предаются отъехавшие из города на время чумы богатые люди.

Находившийся при дворе Теодориха^[14] философ Боэций^[15] рассказывает, как двое из Метимны посредством пения и музыки избавили жителей Лесбоса от тяжелых болезней. «Это неудивительно, – замечает Боэций, ссылаясь на мнение греческого философа Демокрита, – ведь если строение души и тела держится музыкальным согласием, то каково состояние тела, таков и пульс, соответствующий мерности ударов сердца; и когда пульс нарушается, значит, согласия нету и наступает недомогание. Тут музыка и болезнь скорее соперничают – кто кого пересилит».

Такое понимание для Леонардо, одержимого желанием все исправлять, наверное, всего ближе. Было бы по улицам Милана уместно иное движение, а не скрипели одни только похоронные дроги, новый Демокрит не хвастливыми разговорами стал бы демонстрировать медикам свое превосходство, но исправляя нарушенный пульс зачумленных и подстраивая его к равномерным ударам механического барабана, помещенного на двухколесной тележке, так что сооружение в целом напоминает несущую свернутый панцирь улитку. Посреди тележной оси укреплено зубчатое колесо, с нею вместе вращающееся и передающее движение двум другим зубчатым колесам, а те деревянными колками цепляют рычаги, в свою очередь, оттягивающие барабанные палки, которые с силою обрушиваются на воловью кожу, крепко натянутую.

Хотя и кратчайший звук имеет некоторую длительность, удары барабана кажутся отрывистыми и тупыми; такую безобразную тупость можно отчасти преодолеть, помещая поверх натянутой воловьей кожи резонансные струны: их звучание создаст приятнейший фон или звуковое сфумато. Настраивать такой механический барабан – интересное и поучительное занятие, когда при веерообразном расположении палок их можно поворачивать и таким образом закреплять, что они ударяют дальше или ближе от края; от этого зависит высота звучания, как и от того, с какой силой натянуты струны и кожа. Чтобы облегчить эту работу и дать возможность настраивающему уделить больше внимания тонкостям, Леонардо придумал устройство, напоминающее складной стул с крестообразно соединенными ножками.

Исходя из особенного пристрастия Мастера к всяческой слитности, наиболее совершенным музыкальным инструментом из тех, которые он изобрел, правильно будет назвать виолу органиста: тут вместо смычка по струнам скользит бычья жила, растянутая между двумя колесами наподобие приводного ремня. Орудие приводится в действие ногою, как токарный станок, в то время руки свободно справляются с клавиатурой; обтянутые сукном рычаги, когда прикасаются к струнам, благодаря механической передаче первоначального движения пальцем действуют замечательно чисто и отчетливо.

Беспрерывное касание тянущейся ленты-смычка придает звучанию слитность, а сочетанию слитности или звукового сфумато с раздельностью находятся аналогии в других областях. Так, бесконечно разнообразные слитные движения человека осуществляются, что хорошо видно на портрете синьоры Чечилии, раздельными частями или простыми механизмами, в своей совокупности составляющими эту машину. И если кто имеет воображение, тому доступно ее разобрать, проверить исправность и восстановить в прежнем виде, будто бы ничего не происходило.