Страницы← предыдущаяследующая →
Наше краткое изложение событий имело только одну цель – проследить механизм раскола между китайцами, киданями и тюрками-шато. Но теперь мы можем вернуться к главной линии исследования и посмотреть, как выглядит этот эпизод в подаче китайского историка XX в. Победа киданей, разумеется, приписывается измене полководца, к сожалению, не тюрка-шато, а китайца, который, «бесстыдно обманув солдат, заставил их разоружиться. Скорбные возгласы солдат потрясли всю равнину»[115]. Так, но что же это за армия, которая будто бы хочет воевать, а потом, плача, сдается малочисленному врагу?
Ну хорошо, дальше еще крепче: «Мощное движение народных масс (которые убивали одиноких чиновников. – Л. Г.) породило страх и смятение в душе Елюя Дэгуана, который, обращаясь к свите, сказал: «Я не знал, что будет так трудно подчинить людей Китая!» В панике он бежал на север, угнав с собой большое количество населения и захватив много имущества…» Начать с того, что спутана хронология событий. Сначала Дэгуан уехал домой и умер по дороге, а потом вспыхнуло восстание, и именно тогда, когда киданьских войск осталось мало[116]. Затем, что за «паника», когда победитель возвращается с огромной добычей? Да он только для того и воевал, чтобы ее получить. И наконец, почему он «бежал», когда на самом деле он оставил в Кайфыне наместника? И именно наместника выгнал шатосец Ли Чжи-юань, подлинный спаситель китайского народа, но о нем только сказано: «в это время бывший цзедуши (военный губернатор) Хэдуна провозгласил себя императором в Тайюане». Ну и отплатили же китайцы своему защитнику! Го Вэй, выходец из солдат, ставший генералом, предал и убил сына Ли Чжи-юаня, но о нем сказано, что он «был хорошо знаком со страданиями народа», и дальше панегирик его добродетелям. А то, что он толкнул тюрок-шато в объятия киданей, благодаря чему Китаю пришлось воевать 30 лет, только чтобы вернуть Шаньси, – об этом читатель, может быть, догадается, хотя автором сделано все, чтобы запутать сюжет. А ведь весь текст построен на цитатах из источников. Ну как? Неплохо, не правда ли?
А вот и другая крайность – сухая выжимка сведений из тех же источников. Таковы книги А. Кордье и Р. Груссе{64}. Как справочник они полезны, но для того, чтобы возникла потребность в справках, необходим интерес к предмету, а он тонет в калейдоскопе имен, дат и фактов. Просто читать эти книги так же трудно, как технический справочник Хютте{65}, да и незачем. Эстетического наслаждения не возникает, память бесплодно утомляется и выкидывает сведения, не нанизанные на какой-либо стержень. Но стоит ему появиться – и сведения становятся в красивые ряды.
Под стержнем я понимаю аспект. Историю героического племени шато можно рассматривать под разными углами зрения. История их побед и гибели – это проблема неслияния разных культур в аспекте гуманитарном, проблема вынужденной смены ландшафта этносом и невозможность вторичной адаптации в аспекте исторической географии, проблема метисации при несходстве психического склада в аспекте биологическом и, наконец, проблема регресса в аспекте философии истории. В любом случае это выход к стыку наук. Но есть и чисто исторический аспект – логика самих событий – например, вторжение врага вызывает сопротивление или бегство, угроза жизни наместника – восстание или измену, ограбление народа – нищету государства, покровительство чужим – недовольство своих и т.д. Исследуемые нами здесь события IX–Х вв. были бедствием той разновидности причинной связи, которую в начале XIX в. именовали «силой вещей» (А. С. Пушкин), а теперь предлагают назвать «цепной реакцией» (Б. Ф. Поршнев){66}. Это – закономерность второго порядка. Накладываясь на закономерность первого порядка – развитие производительных сил и производственных отношений – и суммируясь, эти закономерности образуют ту канву событий, которая является исходным пунктом исторического анализа. Ведь на поверхности явления видны только последствия глубоко скрытых причин. Войны и договоры, законы и реформы, сведенные в синхроническую таблицу, позволяют историку путем сложного анализа сначала вскрыть мотивы событий, а затем синтезировать ход процесса, что будет венцом исторического исследования.
Приведенная краткая справка о шато и киданях может показаться лишней, потому что специалисты по истории Дальнего Востока знают и даже просто держат в памяти гораздо большее количество информации, но ведь другие специалисты, историки Ближнего Востока, археологи, тюркологи и даже историки Средней Азии, в отношении истории Дальнего Востока являются, как правило, образованными читателями, и только, как, впрочем, и наоборот. При осмыслении истории Азии и Европы как единого целого полезнее отобрать и привести нужные данные, чем адресовать читателя к редким, толстым книгам, которые он не всегда может найти и прочесть. Равно не следует заставлять его самого делать выборку из калейдоскопа событий, потому что для этого нужны профессиональные навыки, а они у разных специалистов различны. Поэтому хотя краткий очерк образования киданьской империи сам по себе не является исследованием, но в общем плане нашей темы это один из краеугольных камней воздвигаемого здания.
Вторая необходимая опора – это западная граница кочевого мира{67}. Но здесь наша задача проще, ибо читатель будет встречать знакомые имена, привычные места и события, о которых он не мог не слышать с детства. Нам остается только напомнить о них да расположить их в нужном порядке для того, чтобы «белое пятно» истории сузилось до предела. Для начала напомним, что главным врагом кочевников был так называемый «мир ислама», невольным союзником – Византия, а объектом их вторжений – латино-германская Западная Европа, и особое место занимала языческая Русь. Попробуем разобраться в этом калейдоскопе путем применения панорамного метода.
В то время когда Хуан Чао потрясал устои династии Тан, а дансяны, шато и кидани еще робко ютились по границам некогда грозной империи, рухнула мощь Аббасидского халифата. Турецкие гвардейцы в Багдаде меняли халифов по своему произволу, атаман разбойничьей шайки Якуб ибн-Саффар захватил восточные области Ирана и диктовал условия наместнику пророка, в низовьях Междуречья восстали рабы, привезенные с невольничьих базаров Занзибара (зинджи), а греки перешли от обороны к наступлению и отняли у мусульман Малую Азию. Тогда же двинулись из Семиречья на юг карлуки и в 861 г. взяли Кашгар. А на западе развалилась империя Карда Великого, сначала на три королевства: Францию, Лотарингию и Германию, а затем на десять и продолжала дробиться. И на фоне этого распада выросла папская власть, противопоставив себя византийскому императору: папа Николай I отлучил от церкви патриарха Фотия, чем положил начало расколу между Западом и христианским Востоком.
Прошло 20 лет. Империя Тан пала, а восемь киданьских племен объединились. В это время на Ближнем Востоке зинджи были уже перебиты, но против халифата выступили бедуины Бахрейна – карматы, взявшие под свой контроль всю Аравию и Сирию. А в Средней Азии вместо разбойников Саффаридов создалась мощная держава Исмаила Самани, лояльная халифу, но по существу независимая{68}. Она сумела остановить натиск «неверных тюрок» на Среднюю Азию, но этого не смогли сделать европейцы. Мадьяры проникли в Паннонию (895) и вскоре превратили ее в Венгрию. Печенеги, проиграв войну с гузами, пробрались в причерноморские степи (889) и дошли до устьев Дуная (900). Византия героически отражала натиск болгар, а Западная Европа стала объектом набегов норманнов и венгров, причем последние дважды доходили до Испании. Тогда лишены были власти бездарные Каролинги и за дело обороны взялись феодалы, которым показал пример Эд, граф Парижа, отстоявший город от норманнов (886).
А в те годы, когда киданьский Дэгуан создал империю Ляо и посадил на престол Китая своего клеврета (936), на западной окраине степи, вокруг Черного моря, развернулась жестокая война развалившегося халифата и окрепнувшей Византии. Греки вели планомерное наступление на арабов и отобрали у них Самосату, Малатию и западную Армению. Но мусульмане сумели ответить ударом на удар: они обрели новых союзников. Обращенные в ислам волжские болгары{69} (922) и иудейское правительство Хазарии, связанное с Передним Востоком торговыми узами, обеспечили мусульманам приток доходов в виде ценных мехов из лесов Биармии, или Великой Перми. Около 932 г. Хазария вступила в войну, принудив алан отречься от православной веры. В ответ на это византийский император Роман Лекапин начал преследование евреев в Византии, и они массами выселились в ту же Хазарию. Русь, где княжил в 912 г. Игорь, выступила на стороне Византии, но уже в 915 г. хазары натравили на Русь печенегов, а около 940 г. русский воевода Хельгу, пытавшийся захватить крепость Самкерц (Тамань), был принужден капитулировать перед превосходящими силами хазарского правителя Песаха{70}. Русские были отпущены при условии заключения военного союза против греков[117], к этому же хазары принудили и печенегов. Однако в 941 г. поход Игоря на Константинополь кончился полным поражением, а второй, несмотря на печенежскую помощь, захлебнулся.
Можно думать, что на Руси тогда не было единого мнения по поводу внешней политики, потому что одновременно с походами Игоря какая-то русская дружина проникла по Волге через Хазарию и разграбила город Бердаа в Азербайджане. Этот поход тоже не принес русским ни богатства, ни славы. Эпидемии унесли много жертв, а уцелевшие были вытеснены мусульманскими войсками. Однако пройти в Каспий русские могли только с позволения хазар. Поэтому следует признать, что в 40-е годы Х в. гегемония в Восточной Европе принадлежала правительству Хазарии.
Предполагаемая нами интерпретация событий расходится с общепринятой, сформулированной С. М. Соловьевым, опиравшимся на умолчание летописца о столкновениях Хазарского каганата и русского княжества Олега. Чуткий историк обратил на этот пробел в цепи событий специальное внимание, но, не имея достаточно фактических данных, предположил, что печенежская угроза связала силы Хазарии[118]. Теперь, при наличии сводной работы М. И. Артамонова, стало ясно, что первую войну с хазарами русские проиграли[119]. Вот потому-то дружинники Игоря стали жаловаться князю на свою бедность и вынудили его на самоубийственный поход в древлянскую землю в 946 г.
Тяжелое положение молодого Киевского княжества выправилось только к 957 г., когда Ольга восстановила союз с Византией, приняв крещение и став крестницей самого императора Константина Багрянородного. После этого в византийской армии появились русские отряды, сражавшиеся в 960–962 гг. на Крите и в Сирии, а сама Русь собралась с силами для борьбы с Хазарским каганатом. Но удача улыбнулась русским воинам в 60-х годах Х в., а до этого был нелегкий период, о котором летописец предпочитал говорить уклончиво.
Расстановка сил менялась во всем мире. Началось усиление Европы. Германский король Оттон I разбил на Лехе венгров (955), после чего началось наступление европейцев на мир.
А кочевники? Они по-прежнему стремились к окраинам степи, чего бы это им ни стоило, ибо степь иссыхала. Не будучи в силах прорвать оборонительные линии, сооруженные Саманидами в Средней Азии, они начали принимать ислам, чтобы быть допущенными в области, где еще была вода. Сначала это были туркмены-сельджуки, затем карлуки (960) и, наконец, племя ягма (около 1000). Точно так же рвались печенеги к великим рекам Днепру и Дунаю, потому что за их спинами ширилось великое безмолвие пустыни, поглощавшей степные травы и засыпавшей песком ручьи.
Вот почему молчат летописцы Х в. о событиях в центре континента. Там долгое время не происходило событий, а когда они начали совершаться снова, то немедленно попали в хроники и географические трактаты. Но это уже новая эпоха, и о ней речь впереди.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.