Книга Гуарани онлайн - страница 2

II. ВЕРНОСТЬ

Дом, который мы описали, принадлежал Антонио де Марису⁷, знатному португальскому фидалго, одному из основателей города Рио-де-Жанейро.

Это был военачальник, особенно отличившийся в победоносных войнах как с вторгшимися в Бразилию французами⁸, так и с индейцами, которые не раз нападали на конкистадоров.

В 1567 году он сопровождал Мена де Са⁹ в Рио-де-Жанейро и после победы, одержанной португальцами, помог губернатору заложить город и упрочить власть Португалии в этой капитании¹⁰.

В 1578 году он принял участие в знаменитом походе доктора Антонио де Салема¹¹ против французов, которые основали свои фактории в Кабо-Фрио, чтобы вывозить оттуда контрабандою красный сандал.

Он был тогда управляющим королевской фазендой, а впоследствии и таможней в Рио-де-Жанейро; на всех этих должностях фидалго ревностно исполнял возложенные на него обязанности и сумел доказать свою преданность королю.

Мужественный, опытный в сражениях, деятельный, привыкший к войне с индейцами, он оказал большие услуги в исследованиях глубин областей Минас-Жераис и Эспирито-Санто. В благодарность губернатор Мен де Са наградил его земельным наделом в сертане¹², который дон Антонио де Марис поначалу стал было разрабатывать, а потом надолго забросил.

Поражение при Алкасаркивире¹³ и последовавшее за этим господство испанцев повлекли за собою перемены в жизни фидалго.

Португалец старого закала, дон Антонио де Марис, как истый верноподданный, продолжал считать себя слугою португальского короля; ему он принес присягу и считал себя обязанным почитать его одного. Когда впоследствии, в 1582 году, преемником португальского монарха был провозглашен Филипп Второй, фидалго вложил шпагу в ножны и ушел в отставку.

В течение нескольких лет он еще возлагал какие-то надежды на поход Педро да Кунья¹⁴, рассчитывавшего перенести в Бразилию португальскую корону, которая в то время должна была венчать голову законного наследника престола, дона Антонио, приора Мальтийского ордена в Крато¹⁵.

Но потом, видя, что этот поход не удался и что ни отвага его, ни сила не могут пригодиться королю Португалии, он поклялся быть верным ему до гроба. Он перенес в Бразилию свои пенаты, свой герб, свое оружие, перевез семью и обосновался в поместье, которое когда-то подарил ему Мен де Са. Стоя на возвышенности, где он собирался заложить свой дом, и окинув гордым взглядом расстилавшиеся вокруг просторы, дон Антонио де Марис сказал:

– Вот где я чувствую себя португальцем! Вот где может вольно дышать тот, кто хранит в сердце своем верность и кто никогда не нарушит священной присяги. На этой земле, завоеванной мною и подаренной мне моим королем, на этой свободной земле ты будешь царить, Португалия, ты будешь жить в душах твоих сыновей. Клянусь тебе в этом!

Обнажив голову, он преклонил колено и простер правую руку над пропастью, где дремотное эхо все еще повторяло последние слова этой клятвы, данной перед алтарем природы в лучах заходящего солнца.

Это было в апреле 1593 года. На следующий же день приступили к постройке маленького домика, который и – сделался временным прибежищем семьи – до тех пор, пока приехавшие из Португалии мастера не построили и не отделали тот дом, который мы уже знаем.

В первые годы своей скитальческой жизни дон Антонио приобрел немалое состояние. И не только прихоти знатного вельможи, но и забота о собственной семье побудили фидалго, построив этот дом посреди сертана, сделать его удобным для жизни и украсить с изысканной роскошью.

Во время своих поездок в Рио-де-Жанейро, откуда он привозил различные португальские товары, выменивая их на продукты своего хозяйства, он сумел выписать из Португалии работников, и те помогли ему использовать дары этой столь щедрой природы для того, чтобы семья его не испытывала ни в чем недостатка.

Таким образом, дом этот сделался настоящим замком португальского фидалго, где не хватало только зубчатых стен и бойниц, – их заменили стоящие стеною отвесные скалы, которые служили ему естественною защитой и делали его неприступным.

В том положении, в котором оказался фидалго, это было необходимо: хотя туземные племена и уходили обычно подальше от мест, где поселялись завоеватели, и забирались в глубь лесов, они совершали время от времени набеги на белых.

На целую лигу в окружности было только несколько хижин; там жили авентурейро, иначе говоря – наемные солдаты, люди без всякого состояния, которые всемерно старались побыстрее разбогатеть. Они селились группами по десять – двадцать человек – так им удобнее было заниматься контрабандной торговлей золотом и драгоценными камнями, которые они продавали на побережье.

Невзирая на то, что и сами они принимали необходимые предосторожности против враждебных действий индейцев, сооружая укрепления и объединяясь, чтобы лучше защищаться от врага, – все эти поселенцы, как только им грозила опасность, неизменно приходили искать убежища в доме дона Антонио де Мариса, как в некой средневековой феодальной твердыне.

Фидалго принимал их как истый сюзерен, который чувствует себя обязанным помогать своим вассалам, предоставляя им приют, удовлетворяя их нужды, и люди, селившиеся в этих местах, уважали его и чтили.

Вместе с тем положение было таково, что, в случае нападения индейцев, обитатели дома на берегу Пакекера могли рассчитывать лишь на свои силы, и дон Антонио, будучи человеком предусмотрительным и практичным, заручался союзниками.

Как и у всех военачальников времен колонизации, у него тоже был свой собственный отряд авентурейро, которых он использовал в походах и вооруженных набегах; все это были смелые, бесстрашные воины, сочетавшие в себе качества людей цивилизованных с упорством и ловкостью, которым они научились от индейцев, – качества европейских солдат и аборигенов.

Хорошо зная нравы своих подчиненных, дон Антонио де Марис ввел военную дисциплину, суровую, но справедливую. Воля фидалго была для них законом. Обязанностью их было безропотно повиноваться, а правом – получать равные доли добычи. В самых крайних случаях решение выносилось советом четырех, во главе которого стоял сам фидалго. И решение это должно было выполняться незамедлительно и беспрекословно.

В силу обстоятельств дон Антонио вынужден был сделать себя неограниченным властелином: он творил в своих владениях суд и сам учинял расправу. Но надо признать, что ему очень редко приходилось прибегать к крайним мерам: строгость бывала ему нужна разве только для того, чтобы употреблять ее во благо: поддерживать вокруг порядок, дисциплину, спокойствие,

Когда наставало время продавать урожай – а бывало это всегда перед тем, как отплывала лиссабонская флотилия, – половина отряда авентурейро отправлялась торговать в Рио-де-Жанейро. Они выменивали там необходимые товары, а по возвращении отчитывались в своей поездке.

Часть доходов доставалась самому фидалго как главе отряда, остальное распределялось равномерно между четырьмя десятками авентурейро, которые получали свою долю либо деньгами, либо необходимыми товарами.

Так жила, окруженная безлюдьем сертана, эта никому не ведомая община, у которой были свои порядки, свои обычаи и законы. Обитателей ее объединяла жажда наживы, а к фидалго их привязывали уважение, привычка повиноваться и сознание его нравственного превосходства над ними, ибо люди в массе своей обычно покоряются уму и отваге.

Как для дона Антонио, так и для его сподвижников, которых он сумел сделать такими послушными, этот надел бразильской земли, этот клочок сертана был частицей свободной Португалии, истинной родины нашего фидалго. Это было единственное место, где королем признавали герцога Браганского¹⁶, законного наследника престола. И всякий раз, когда в зале раздвигалась портьера, взглядам собравшихся там людей представали пять щитов португальского герба, и все склоняли перед ним головы.

Дон Антонио сдержал свою клятву быть верным слугой короля. Сознание исполненного долга придавало ему силы. Он испытывал то чувство удовлетворения, какое дает человеку власть, даже если эта власть распространяется на пустыню. Окруженный сподвижниками, которых он почитал друзьями, и семьей, он был счастлив.

Семья его состояла из четырех человек.

Жена, дона Лауриана, родом из Сан-Пауло, женщина, воспитанная на аристократических предрассудках и религиозных суевериях своего времени, но при всем том отзывчивая и, невзирая на известную долю эгоизма, способная даже на самозабвенную любовь.

Сын, дон Диего де Марис; ему предстояло продолжить дело отца и унаследовать все его титулы и привилегии; в те времена он был еще совсем юн и увлекался верховой ездой и охотой.

Дочь, Сесилия, восемнадцатилетняя девушка; она была как бы божеством этого маленького мирка, озаряя его своей улыбкой и радуя задором и непринужденным весельем.

Племянница Изабелл – по убеждению всех домочадцев, которого они, однако, никогда не высказывали вслух, – дитя любви дона Антонио к индианке, плененной им во время одного из походов.

Мне понадобилось сейчас описать обстановку и вкратце рассказать о главных персонажах этой драмы, дабы читатель лучше мог понять события, которые вслед за тем разыгрались.

Все остальные действующие лица расскажут о себе сами.