Книга Яд любви онлайн

Глава 1

Что можно сказать о двадцатипятилетней девушке, которая умерла?

Что она была красивой. И умной. Что любила Моцарта и Баха. И «Битлз». И меня. Однажды, когда она окончательно замучила меня, рассказывая о своих музыкальных привязанностях, я спросил: «Ну и кто за кем?» – «По алфавиту», – смеясь, ответила она. Я тоже улыбнулся. Тогда. Но теперь сижу и думаю: ведь если в этот список вставить мое имя, то я всего-навсего плетусь в хвосте у Моцарта, а вот если фамилию – тогда мне удается втиснуться между Бахом и «Битлз». Но в любом случае я не первый, и это, неизвестно почему, чертовски угнетает меня. С самого детства я привык во всем быть первым. Впрочем, это у нас фамильное.

Той осенью, когда я учился на последнем курсе, у меня вошло в привычку ходить в библиотеку Рэдклиффа. И не только для того, чтобы поглазеть на сексапильных студенточек, хотя надо сознаться, что и для этого тоже. К тому же в этом тихом местечке можно было получить любую книгу. До экзамена по истории оставался всего лишь день, а я даже еще не заглядывал в список рекомендованной литературы – типичная гарвардская болезнь. Я неторопливо приблизился к столу, где принимали заказы на книги. Мне нужен был заветный том, с помощью которого я собирался выкарабкаться на завтрашнем экзамене. Там сидели две девушки. Одна из них – здоровенное теннисное нечто, а вторая – из породы очкастых мышей. Я остановил свой выбор на Минни-Четырехглазке.

– У вас есть «Конец средневековья»?

Она быстро взглянула на меня и спросила:

– А у вас есть собственная библиотека?

– Послушай, Гарвард имеет право пользоваться библиотекой Рэдклиффа.

– Я с тобой говорю не о правах, Преппи^[1], я сейчас говорю об этике. У вас, ребята, пять миллионов томов. У нас – какие-то вшивые тысячи.

Боже мой, и эта тоже воображает себя высшим существом! И тоже, наверное, думает, что если соотношение между Рэдклиффом и Гарвардом 5:1, то и девицы соответственно в пять раз умнее. Я с такими экземплярами обычно не церемонюсь, но тогда мне жутко была нужна эта чертова книга!

– Послушай, мне нужна эта чертова книга!

– Будь любезен, выбирай выражения, Преппи!

– А с чего ты взяла, что я ходил в подготовительную школу?

– Сразу видно, что ты тупой и богатый, – сказала она, снимая очки.

– А вот и нет, – запротестовал я. – На самом деле я умный и бедный.

– Нет уж, Преппи. Это я умная и бедная. Она посмотрела на меня. Глаза у нее были карие. О'кэй. Возможно, я и вправду похож на богатого, но я не позволю какой-то там клиффи – даже если у нее красивые глаза – обзывать меня болваном.

– А почему, черт возьми, ты считаешь себя такой умной? – спросил я.

– А потому, что я никогда бы не пошла выпить с тобой кофе, – ответила она.

– А я бы тебя и не пригласил.

– Вот-вот, – сказала она. – Именно поэтому-то я и считаю тебя тупым.

Теперь нужно объяснить, почему я все-таки пригласил ее выпить кофе. Предусмотрительно капитулировав в решающий момент – иначе говоря, изобразив внезапное желание пригласить ее в кафе, – я получил вожделенный фолиант. А поскольку она должна была дежурить до закрытия библиотеки, я располагал кучей времени, чтобы вобрать в себя несколько многозначительных фраз о том, как в конце одиннадцатого века королевская власть, все более опираясь на законников, постепенно избавлялась от клерикальной зависимости. На экзамене я получил "A" с минусом^[2] – между прочим, эта отметка совпала с той, которую я мысленно поставил Дженни за ее ноги в тот момент, когда она первый раз вышла из-за стола. Впрочем, то, как она была одета, я оценил не столь высоко – чересчур богемно на мой вкус. Особенно отвратительной мне показалась та индейская штуковина, которую она использовала в качестве дамской сумочки. Но я не стал высказывать свое мнение и правильно сделал, потому что, как выяснилось позже, это было ее собственное изделие.

Мы решили посидеть в «Лилипуте» – это одно местечко поблизости, где можно съесть пару сандвичей, и ходят туда, вопреки названию, люди нормального роста. Я заказал два кофе и шоколадное мороженое (для нее).

– Меня зовут Дженнифер Кавиллери, – сказала она, – я американка итальянского происхождения. Ну, конечно, сам бы я не догадался.

– Я занимаюсь музыкой, – добавила она.

– Меня зовут Оливер, – представился я.

– Это имя или фамилия? – спросила она.

– Имя, – ответил я и признался, что мое полное имя Оливер Бэрретт (ну, почти полное).

– О-о, – произнесла она, – тебя зовут Бэрретт, как поэтессу?

Последовала пауза, во время которой я тихо радовался, что она не задала такой привычный и такой мучительный для меня вопрос: «Тебя зовут Бэрретт, как Бэрретт Холл?»

Должен признаться, что я действительно родственник того парня, который построил Бэрретт Холл – самое большое и уродливое сооружение в Гарварде, колоссальный памятник деньгам, тщеславию и чудовищному гарвардизму моей семьи.

Потом Дженнифер довольно долго молчала. Неужели нам не о чем говорить? Может быть, я разочаровал ее тем, что не имею никакого отношения к поэзии? В чем же дело? Она просто сидела, чуть-чуть улыбаясь мне. Чтобы хоть чем-то заняться, я начал просматривать ее тетрадки. Почерк у нее был любопытный – маленькие остренькие буковки и ни одной заглавной (может быть, девочка вообразила себя э. э. каммингсом^[3]?). А занималась она чем-то умопомрачительным: «Сравнит. лит. 105, Музыка 150, Музыка 201…»

– Музыка 201? Это ведь курс для выпускников? Она кивнула с плохо скрываемой гордостью:

– Полифония Ренессанса.

– А что такое «полифония»?

– Ничего сексуального, Преппи! Почему я все это терплю? Может быть, она вообще не читает «Кримзон»^[4] и не знает, кто я такой?

– Эй, ты что, не знаешь, кто я такой?

– Знаю, – ответила она с пренебрежением. – Ты тот самый парень, которому принадлежит Бэрретт Холл.

Она действительно не знала, кто перед ней.

– Бэрретт Холл не принадлежит мне, – заюлил я. – Просто мой прадедушка подарил его Гарварду.

– Для того чтобы его занюханного правнука наверняка приняли в Гарвард.

– Дженни, если я, по-твоему, законченный дебил, то тогда зачем ты потащилась со мной пить кофе? Она подняла глаза и улыбнулась:

– Мне нравится твое тело.

Одно из главных качеств настоящего победителя – это умение красиво проигрывать. И здесь нет никакого парадокса. Истинный гарвардец способен превратить в победу любое поражение…

И, провожая Дженни до общежития, я все еще надеялся взять верх над этой рэдклиффской паршивкой.

– Послушай, паршивка, в пятницу вечером будет хоккейный матч. Играет Дартмут.

– Ну и?

– Ну и я хочу, чтобы ты пришла. Она ответила с характерным для Рэдклиффа уважением к спорту:

– А какого черта я должна идти на этот вшивый хоккейный матч?

Мне удалось ответить небрежно:

– Потому что играю я.

– За какую команду? – спросила она.