Одних людей горе наполняет бережным светом, прибавив облику жертвенности и тихой печали, а над другими откровенно глумится, обездушивая и иссушая черты
Я навсегда запомнила тот июнь, и густое ночное небо над Адлером, и шумные его улочки, и дни, когда мы все были вместе и ни одному нормальному человеку не было дела до того, грузин ты, русский, еврей, украинец или армянин, и казалось, что так будет всегда и этой дружбе нет конца и края.
Воздух в горах был вкусный и нестерпимо прозрачный, он не давил и не утомлял, он мягко обволакивал и успокаивал. Становилось звонко и легко от беззаботности своего существования, да, становилось звонко и легко.
Эту внезапную боль, словно тёмную страшную жижу, нужно нести в себе тихо-тихо и под ноги обязательно смотреть, чтобы не оступиться. Потому что откуда-то ты знаешь — боль эту расплескивать нельзя. И ты бредёшь слепым котёночком сквозь темноту, потом останавливаешься, прислушиваешься к себе — болит? Болит, отзывается душа. И ты тихонечко идёшь дальше.
Услышав в первый раз это выражение, мы дружно решили, что климакс — плохая погода, и каждый раз, когда Ба так говорила, выглядывали в окна в надежде увидеть природный катаклизм.