Рецензия на книгу В дороге от AnnaOpredelenno
Добровольно, но совершенно неожиданно я ввязалась в изматывающее путешествие вместе с Керуаком. С первой трети этого путешествия мне уже не терпелось куда-то приехать. С половины я изрядно устала, заскучала и совсем вяло плелась вперед. В конце мне так опостылела эта дорога и компания, которой снабдил меня Керуак, что я мчалась к финалу на максимальном газу. И вот, кончено. И, внезапно, немого жаль. Я даже буду скучать.
Дорога эта пролегала по Америке сороковых годов двадцатого века. С сороковыми у нас вполне определенные ассоциации, но там не про то. Честно говоря, сначала даты меня шокировали: я ждала от книги отвяза и отрыва, а тут такое грозное время. Но нет. Война, депрессия, голод – что там еще? Это совершенно не тронуло путешественников. Зато отвяза и отрыва я получила по горло, но он был мрачный, экзальтированный, потный, грязный и больной.
Я вообще не поняла, что это за странные люди – герои этой книги. Сал, рассказчик – вроде бы, писатель. Ну, такая себе голозадая богема. Писал ли он что-то – я не поняла. Зато скитался чисто от нечего делать, прикрываясь необходимостью получать опыт, а в перерывах жил у тетки. Дин Мориарти – вообще пугающий асоциальный тип. У него бешеные глаза, он вечно потеет, орет, пьет, гоняет на тачках, не прочь вываляться в любом дерьме, приговаривая «Да-да, чувак! Врубись в это как следует!». Положим, понятно, почему писатель прилип к фрику – из любопытства же. Но почему к нему липли его многочисленные впоследствии брошенные жены? Откуда брались люди, готовые давать ему деньги, срываться вместе с ним с места в какое-то непонятное путешествие, глотать дрянь и внимать его воплям («Да! Врубись в это! Хи-хи-хи-хи»)? Чем-то он притягивал к себе заблудшие души.
Дин в компании прилипших к нему разных людей носился по стране. Он внезапно врывался в дома к друзьям, наводил там сумбур, съедал всю еду, занимал денег, хватал всех, кто плохо держится за домашнее кресло и мчался вперед. На поездах, на попутках, пешком, автобусами, на машине – да как угодно! Сидеть на месте он, практически, не мог. Его несло и несло. Он лез в негритянские бары слушать блюз, лез под каждую юбку, до которой доставали его руки, лез в каждый дом, из которого его не вышвыривали. И постоянно орал «Да-да! Я врубаюсь в это!». А потом говорил и говорил перед своими друзьями. Как пророк. А они его слушали. Как пророка. Но о чем он говорил? Я не могу этого понять. Сплошное «врубись!» и «хииии». Просто рассказывал все, что успел увидеть в ошалелой гонке по злачным местам. Почему его слушали, почему благоговели перед томиком Пруста, что он всюду таскал с собой?
Сначала весь этот гам изрядно ошеломляет. Цепляет настроением бунта и бродяжничества, такого непосредственного восприятия жизни во всех ее проявлениях. Пьянит. Но очень скоро приходит похмелье. И возникают вопросы. Правда ли надо вываляться в самой вонючей сточной канаве, чтобы непосредственно воспринимать жизнь? Правда ли надо мотаться по всей стране, бросая жен и детей, чтобы найти свой путь? Действительно ли так необходимо ходить в грязной одежде на давно не мытом теле, чтобы слиться с природой? Становится тошно, мутит уже от этих воплей «да-да-да! Врубись в это, чувак! По-настоящему врубись!». Казалось бы, книга не кричит, но даже будучи напечатанными, эти слова давили мне на барабанные перепонки. Мне хотелось накрыть Дина подушкой, лишь бы он не орал. Я от него чертовски устала. А он все орал. И орал. И мотался повсюду. Пил, совокуплялся, плясал, гонял и слушал музыку. При всей неожиданности и занимательности языка и метафор (иногда – весьма высокопарных метафор) автора, хочется сделать монтаж, выкусив из книги середину. Да-да. Я уже врубилась. Хватит орать. Что дальше?
А дальше Дин и Сал поехали в Мексику. Предались там диким оргиям, посмотрели на бедную страну, поболели, поплясали, послушали мамбу… Короче, врубились как следует во все это. И вдруг бах – и конец. Наконец-то. Драная Мексика. Драная Америка. Но это было впечатляюще. Не могу сказать, что я многое поняла о быте и жизни тех годов, увидела какие-то слепки эпохи и все такое – уж слишком специфичны были глаза смотрящего. Но настроение чертовых бичей, какую-то собственную романтику и философию этого дна почуять удалось.
Что же такое – этот Дин? Навесить на него ярлыки было бы слишком просто. Он болен? Да без сомнения. Ну и что? Он, вероятно, действительно был адски жаден до жизни, изнывал от желания слиться со всем на свете, прочувствовать каждой клеткой кожи любое, что угодно. Но какой же он пророк? Что он мог привнести людям в души, ну что? Он даже не мог поделиться теми откровениями, что, вероятно, на него снисходили. Может, не мог сформулировать? Или просто мысли не держались в его воспаленном мозгу? Он просто фонтанировал диким восторгом, заражая этим людей вокруг, заставляя их жаждать «такой же травы» - пройти через то, что даст им такое же блаженство. Но только дело было не в том, через что проходил Дин. Дело было в нем самом. И глядя на эту буйную и вредную для здоровья пляску жизни, я думаю, что он так жаждал слиться со всем на свете, что стремился к саморазрушению. Распасться на атомы и слиться в экстазе с каждой пылинкой – не хотела бы я попасть под гипноз такого пророка и такого учения.
PS: Мерзкая деталь. Постоянное повторение «попробовать ее» в отношении женщин. Дегустаторы, черт возьми, немытые.
