Рецензия на книгу Чрево Парижа от reiden_coldflame

_________________
Venter deus meus erit
_______________________
В третьем романе своей натуралистической саги Эмиль Золя в качестве главного персонажа выводит не представителя рода Ругонов-Маккаров, а человека со стороны - Флорана, случайно схваченного во время беспорядков 2 декабря 1851 года и сосланного на каторгу. После восьми лет во Французской Гвиане Флоран совершает побег и, голодный и полумёртвый, тайно возвращается в Париж, «откормленный, великолепный, заваленный пищей в предрассветном мраке», и тут же оказывается на Центральном продовольственном рынке, месте, которое теперь является своеобразным символом этого занятого пищеварением города и, шире, Второй империи.
Скрупулёзность натуралистического метода Золя, как и прежде, проявляется в тщательной подготовке:
«…он исследовал ларьки, погреба, кладовые, отмечая форму кровель и расположение различных секторов: мясные, рыбные, зеленные, сырные лавки, справлялся о полицейских предписаниях, налогах и пошлинах, вычерчивал план квартала, подробно описывая каждую улицу со всеми её особенностями, раздувал ноздри, жадно втягивая мощные и крепкие запахи, исходившие от этого чудовищного скопления пищи» (Труайя).
Рынок и есть подлинный герой романа, и весь стилистический талант автора направлен на живописание его особенностей. Оттого все персонажи кажутся функциями, которые тем или иным образом с ним соотносятся. Рынок с его атмосферой «злого, завистливого, жадного, болтливого» мещанства - это сытый, ханжеский мир «порядочных» людей, сплетников, интриганов, предателей и прочих порядочных сволочей.
Ключевой в этом отношении сценой является «симфония сыров»: местные старухи-сплетницы обсуждают секрет Флорана среди вони изысканных и не очень сыров - «И при этом казалось, что так нестерпимо смердят не сыры, а подлые речи г-жи Лекер и мадемуазель Саже». Все персонажи так или иначе перевариваются Чревом Парижа, постепенно склоняясь «к блаженной подлости устойчивого пищеварительного счастья, царившего в этой заплывшей салом среде…».
Собственно, исследуемый автором род в данном романе представляет Лиза - дочь Антуана Маккара, вышедшая за колбасника Кеню. Автор с её помощью изображает типические черты обывателей, с их эгоизмом и показной и поверхностной честностью, за которой скрывается «бездна трусости и жестокости»:
«Ну и сволочи же эти «порядочные» люди!».
Отдельным лейтмотивом звучит в романе тема «детей Рынка». Это, прежде всего, сироты Майоран и Кадина, «счастливые, предоставленные инстинкту зверьки», а также Мюш, сын торговки Лизы, живо впитывающий местный колорит:
« - Хочу немного пошкварить себе копыта, понял? Холод чертовский, разрази его гром».
Сюда же можно отнести юную Полину Кеню (её история ждёт нас в романе «Радость жизни»): она не только играет важную роль в сюжете, но и служит для реализации контраста, главного приёма Золя, - в атмосфере «благополучного, блаженного пищеварения» Флоран рассказывает ей о своих злоключениях в изгнании («рис с червями и вонючее мясо»).
Важнейшим персонажем другого идейно-художественного полюса является Клод Лантье, юный художник, чьё жизнеописание случится ещё нескоро - в романе «Творчество». Клод выполняет в «Чреве Парижа» функцию резонёра (иначе - античного хора), иронически настроенного стороннего наблюдателя, посредством которого Золя проводит некоторые обобщающие замечания касательно происходящего, в частности, задаёт главный конфликт:
« - А знаете ли вы «Войну толстых и тощих»?».
Речь идёт о двух гравюрах Питера Брейгеля Старшего - «Кухня тучных» и «Кухня тощих» (иногда - «Пиршество»). На первой из них группа весьма корпулентных граждан предаётся чревоугодию; в левом верхнем углу изображён забредший на огонёк «тощий», которого с негодованием выталкивают. Эту аллегорию и будет живописать Эмиль Золя в своём романе: «Перед вами мечутся целые ряды картин, не уступающих в мастерстве живописным изображением фламандских мастеров» (Боборыкин, «Реалистический роман во Франции»).
В 1873-м году роман был переведён и опубликован в России - одновременно в шести (!) журналах; в том же году появились два отдельных книжных издания. Таким образом, общий тираж романа в России был больше, чем во Франции (родная публика всерьёз обратит внимание на Золя только по выходе седьмого романа серии).
_________________
«Чрево Парижа» - литературный натюрморт, сюжетная непритязательность которого (аллегория поражения идеалистов под напором «откормленных буржуа и разжиревших лавочников») с лихвой компенсируется мастерством живописания среды.