Паскаль Киньяр

Паскаль Киньяр, живой классик французской литературы, имеет на своём счету произведения, категорически не похожие друг на друга. Тут и имитация дневника, и бессюжетная коллекция жизненных наблюдений, и бытовая история, и история любви. Как я нынче выяснил, есть у него и что-то вроде притчи о предназначении музыки. Причём написана она также новым для меня языком Киньяра — очень простым и даже скупым.

Роман «Все утра мира», пользовавшийся большим успехом у критики и даже экранизированный, занимает всего 85 малоформатных страничек, и может быть прочитан, ну, скажем, минут за тридцать.

Как мне показалось, основная идея «Всех утр мира» заключается в том, что музыка способна достигать невозможного и даже звучать для тех, кто уже покинул эту юдоль. Её назначение не развлекать сильных света сего в роскошных салонах, а служить проводником человеческих душ в те пространства, куда физическим законам хода нет.

Идея эта проводится через описание жизни французского виолиниста, господина де Сент-Коломба, безутешного вдовца, лишь в музыке находившего выражение своей скорби. Горе в некотором смысле превратило его в сверх-музыканта. Он не писал и не исполнял музыку в привычном понимании этих занятий, а извлекал её из эфира, реагируя на невидимые эманации, словно рамка в руках лозоходца. Он отверг приглашение короля Франции стать его придворным музыкантом, всю жизнь прожив в своём скромном имении с курами, полузатонувшей в пруду лодчонкой и беседкой, в которой он искал и находил музыкальные откровения.

В качестве антагониста выступает молодой музыкант, видевший в музыке лишь средство достижения своих целей: достатка, любви, славы и даже общения с богом. Этот юноша охотно пошёл по придворной стезе и значительно преуспел. Но когда прошло время, он вернулся к угасающему старику, чтобы взять у него урок той музыки, к которой сам так и остался глух.

Паскаль Киньяр сакрализует музыку. Иногда мне казалось, что, делая это, французский писатель формулирует слишком цветисто, может быть, даже высокопарно, но, видимо, он счёл такую манеру подходящей для той формы, которую выбрал для своего романа.

В очередной раз отметил для себя, что европейский писатель, очевидно, не считается европейским писателем, если в его книге в том или ином контексте не упомянуты гениталии и физиологические процессы. Как по мне, так имеющиеся во «Всех утрах мира» сцены мочеиспускания в аккомпанементе глубокомысленных разговоров мочащихся выглядят плохо, противно. Думаю, если бы те же самые слова они произнесли, держа в руках что-нибудь иное, нежели то, что они держали, смысл их слов не умалился.

Должен признаться, что «Все утра мира» понравились мне меньше, чем другие произведения Киньяра.

"Carus, или Тот, кто дорог своим друзьям" - уже пятая книга Паскаля Киньяра, которую я прочёл. Могу считать автора одним из наиболее нравящихся мне французских писателей XX века. Однако его всегда очень трудно не то что анализировать, но даже просто понимать. Если термин "интеллектуальная проза" имеет хоть какой-то смысл для среднего обывателя вроде меня, хоть какое-то право на существование в контексте литературы для "широкого круга читателей", то Киньяр безусловно пишет интеллектуальную прозу.

В оригинале у романа нет двойного названия. Слово carus означает на латыни "дорогой" или "любимый". Но для русского издания было добавлено пояснение "Тот, кто дорог своим друзьям". Всё-таки от латинского языка русский довольно далёк, и так очевидно, как для европейцев, для нас это слово не звучит. Зная, что блистательная Ирина Яковлевна Волевич, переводчик Киньяра на русский, постоянно находилась в контакте с автором, думаю, что расширение названия было с ним согласовано.

"Carus..." - первый роман Киньяра. Будучи уже знакомым с его более поздними работами, я вижу, что в книге присутствуют основные явления, очевидно волнующие француза на протяжении всей его писательской жизни. Это язык, смерть, страх, музыка и чувственность.

Исследование этих тем упаковано в сюжет, где группа французских интеллектуалов, связанных узами дружбы, не всегда безоблачной, пытается помочь одному из своих членов выбраться из состояния глубокой тоски и отчаяния. Мне не очень нравится слово "депрессия", потому что мы привыкли называть им простую хандру и дурное настроение, но, возможно, Carus находился-таки именно в депрессии, пусть и не в крайнем, клиническом её варианте. Во всяком случае, он постоянно говорил о снедающем чувстве грусти, желании смерти и отсутствии целей и ориентиров.

Помощь друзей заключалась преимущественно в ведении с болящим и друг с другом длительных дискуссий на темы, указанные двумя абзацами выше, с приоритетом второй из них. И тут я не могу понять, либо я попросту слишком глуп, чтобы уловить содержательный посыл этих бесед, либо Киньяр смеётся над своим читателем, выдавая малопонятные, до состояния глоссолалии, реплики за интеллектуальные откровения. Стр. 70: "И как ни случайно всё, что было, с течением времени, пережитого им, и в какой бы степени он ни осознавал данную случайность, всё это, вместе взятое, имеет меньший смысл при сложении, нежели, в данном случае, при распределении: эта преемственность сразу получает направление благодаря лишь своей позиции во времени или же в том, что она считает таковым". Если кто-нибудь может вычленить здесь смысловое зерно, помогите мне! Понимаю, что предложение вырвано из контекста, но всё же...

При этом персонажи в романе весьма яркие и запоминающиеся. И, как мне показалось, искренние в желании помочь своему другу. Особенно мне понравился филолог Йерр с его бесконечными замечаниями, исправляющими речевые ошибки друзей, что выводило их из себя. Он даже с женщиной порвал, из-за того, что она сказала "постолько-посколько". И другие члены группы обладают уровнем детализации, удивительным для произведения такой манеры изложения.

Итого: даже если книга заставила меня ощутить катастрофическую нехватку эрудиции и культуры, она всё равно мне понравилась, как замечательный образец писательского мастерства. Это - Паскаль Киньяр!

Интересно работают механизмы славы и репутации. Если бы «Записки на табличках Апронении Авиции» написал какой-нибудь дебютант или малоизвестный автор, то, скорее всего, книга прошла бы незамеченной, а то и вовсе никогда не увидела бы свет. Но её создателем является Паскаль Киньяр — признанный мастер и интеллектуал французской литературы, знаток античного мира, авторитетный писатель. И вот «Записки...» становятся «одним из самых ярких событий в европейской прозе конца XX века», «небывало точно попавшим в атмосферу эпохи»… Я сам тут же нахожу в крохотной книге смыслы между строк и откровения, поддавшись магии имени. Я не к тому, что роман плох — он хорош — я хочу акцентировать внимание на том, что любая оценка относительна.

На самом деле, по количеству знаков, мне кажется, вводная биографическая часть на 37 страничек об Апронении Авиции не уступает всей остальной книге — тем самым запискам этой женщины. Киньяр практически создал настоящего человека в том смысле, что прописал всю её судьбу от рождения до смерти на фоне крайне турбулентного времени для Римской империи. Видимо, стремясь сделать акцент на бытовых и философских гранях жизни своей героини, он несколько раз подчёркивал, что в записках нет даже намёка на те войны, осады и политические коллизии, которые сотрясали Рим в период жизни героини. В биографии Апронении Авиции писатель демонстрирует безупречное владение материалом. Исторические фигуры, реалии той эпохи, а также ссылки на ряд подлинных документов действительно придают роману достоверность.

Апронения Авиция — богатейшая патрицианка, пережившая двух мужей, любовника и близкого друга (это 4 человека, а не 3). У неё есть множество вилл, слуг, рабов и вещей. К закату жизни ей вдруг захотелось вести записки на буксовых табличках. Это не личный дневник, не деловой ежедневник, а просто коллекция напоминалок, списков, отвлечённых размышлений и воспоминаний. Часто эти записки состоят всего из нескольких слов или пары предложений. Реже — из нескольких абзацев. Поэтому роман исключительно мал, и может быть прочтён за час или полтора.

Автор закрепил свою героиню в тексте, как крепят батуты для детей — на две стороны. Во-первых, он привязал её к быту. Бесконечные отметки о поступивших мешочках золота, вазах, которые надо купить, винах, которые нужно заказать, слабительном, которое нужно принять дают возможность понять, чем была занята голова римской матроны, управлявшей огромным хозяйством. Любая женщина, управляй она хоть всего только однокомнатной квартирой, всегда подтвердит, что дело это непростое, отнимающее много сил и времени. Эти короткие записки приземляют героиню, дают возможность сопереживать ей.

Во-вторых, Киньяр привязал Апронению Авицию ко времени. С моей точки зрения, доминирующая эмоциональная нота в «Записках...» — это горечь старения. Апронения Авиция часто вспоминает свои разговоры с мужьями, встречи с любовником, беседы с мудрым другом. Вспоминает, как они уходили, как она провожала их из жизни. Она настолько захвачена воспоминаниями, что, например, упоминаний её семерых детей в записках практически нет. Мы и так знаем, что времени мало и оно безжалостно. Паскаль Киньяр эмоционально усиливает это печальное знание. Чем старше становишься, тем больше становится воспоминаний, и тем большее влияние на тебя они приобретают. Вот это французский писатель отобразил через записки патрицианки просто блестяще.

Миниатюрное бессюжетное произведение Паскаля Киньяра будет любопытно тем, кого не отпугнуло то, что я о нём написал.

Паскаль Киньяр - большой мастер. Констатировать очевидное ни к чему, но хочется лично проговорить этот факт. Из трёх прочитанных мною произведений француза на сегодняшний день, "Американская оккупация" - самое пронзительное. Маленький по объёму роман, тем не менее, поднимает несколько болезненных общечеловеческих проблем.

Первая из них: очень трудно взрослеть. А если в период перемен? А если жизненные ориентиры очень плохо различимы в тумане будущего? Мальчик и девочка, с детства росшие рядом, созревающие близкие друзья, даже больше, чем друзья, потому что отношения мужчины и женщины, если это не отношения коллег, не могут быть беспримесно дружескими, открывают для себя мир, который не совершенен. Многие, наверное, помнят подростковое ощущение, что всё не так, неправильно, должно быть по-другому, честнее, искреннее. Вот только для мальчика и девочки из этой книги всё вокруг неправильно по-разному. И это противоречие разобщает их, отталкивая друг от друга. Отталкивая от друга буквально. Киньяр с наблюдательностью художника фиксирует, как трещинка между ними становится ямой, потом оврагом, а потом и пропастью. И снова, вспомните сами, когда гнёт неправильного становится невыносимым, хочется разрушать. В "Оккупации..." талантливый юноша-пианист разрушает себя алкоголем и наркотиками, героиня - отрицанием действительности, главный герой - отказом от таланта.

Вторая: хрупкость любви. На самом деле, что только любовью не называется, от товарно-денежных отношений до одержимости. Но двое героев книги одарены любовью в первоначальном понимании - близостью душ и познанием друг друга. Их чувство беззащитно перед множеством угроз. В первую очередь, угроз, исходящих от самих влюблённых. Например, они могут вдруг привыкнуть к любви, счесть её чем-то непременным и привычным. Могут устать уступать друг другу. Могут перестать принимать разницу между собой. Наверное, в крушении влюблённых в романе Киньяра есть совокупность этих и других причин. Наблюдать за иссыханием хорошей, честной любви больно.

Третья проблема понятна из названия: это влияние чужой культуры и образа жизни на неготовых к такому влиянию. После окончания войны и до 1959 года во Франции стояло множество американских баз. Возле одной из них и происходит действие "Оккупации...". Взрослеющие дети вынимают из мусорных контейнеров базы пустые бутылки из-под напитков и смятые журналы. Для них - это символ того, что где-то есть мир лучше и ярче, чем во французском захолустье на берегу Луары. Им хочется попасть в этот мир, они вместе мечтают, как убегут туда. Однако более близкое знакомство с американцами показывает, что рая нет и ангелов нет, и надо приспосабливаться. Приспосабливаться унизительно и стыдно. Особенно для девушки.

Четвёртая - отношения родителей и детей. В романе Паскаля Киньяра оба героя сталкиваются с тем, что в определённый момент родители не хотят их слышать и не могут простить. У девушки вообще мать сбежала во время её младенчества, у юноши - холодна до патологии. Так чего удивляться, что в критические моменты, сталкиваясь с конфронтацией вместо понимания, молодые люди идут по пути разрушения, о чём я уже писал выше.

С моей точки зрения, "Американская оккупация" - это несомненный успех Паскаля Киньяра, как тонкого и чуткого писателя, способного зачаровать читателя своей прозой.

Прежде изложения впечатлений о "Тайной жизни" я подчёркиваю, что это именно личные впечатления, которые могут полностью или частично не совпадать с теми смыслами, которые заложил в неё автор.

Книга, впервые вышедшая из типографии в мой день рождения, 14 марта, - это книга-зодиакальная рыба. Она по-рыбьи тяготеет к чувственному, половому, эротическому, то есть составляющим того, что в совокупности иногда называют любовью.

Перед читателем разворачиваются размышления о природе любви, её свойствах, влиянии на человека, общество и мир. В "Тайной жизни" нет сюжета. Есть разрозненные воспоминания писателя, вокруг которых, жемчужиной вокруг песчинки, оборачиваются многослойные мысли Паскаля Киньяра. Эта книга - большое эссе.

Вырастая из основной темы, многочисленные меткие наблюдения о литературе, музыке и живописи, социуме и личности составляют единое целое с исследованием этого до-человеческого до-бытийного феномена соития, то есть пути двух влюблённых вместе.

Киньяр не требует от читателя эрудиции в античной истории и литературе, как европейской, так и восточной, или, например, эрудиции в физиологии, но ожидает накопленный багаж знаний, который позволит ориентироваться в предлагаемом им произведении с авторской помощью.

Форма подачи материала заставила меня предположить, что текст не писался специально для издателя с чётко определённым сроком. Это, скорее, компиляция из десятков записных книжек и блокнотов, в которые Киньяр записывал идеи в тот момент, когда они к нему приходили, чтобы связать их потом необходимыми мостиками. Поэтому есть главы на три строки, есть на тридцать страниц. Текст насыщен многочисленными угловыми скобками. По-видимому, писатель делал купюры в собственном изложении, выбрасывая что-то, на его взгляд, избыточное или не существенное.

В понимании автора, любовь не тождественна страсти и вожделению, враждебна обществу и не годна к браку. Любовь, утверждает Киньяр, вообще не является явлением одного порядка со всеми прочими элементами существования, поскольку выводит обе свои жертвы за пределы мира, где наши жизни протекают без любви. Мне показалась очень интересной мысль, что для любви губительны свет и язык. Не в бытовом, конечно, смысле, а в концептуальном. Первый заставляет увидеть не имеющее визуального образа, а второй задаёт границы не имеющему пределов.

Спроецируйте на себя! И в самом деле, акт любви в темноте, в отсутствии членораздельной речи (какая ирония: член исключает или хотя бы снижает членораздельность!) - это подобие гигантской волны, которая с течением времени вырастает до размеров вселенной, и рушится на влюблённых, готовая оставить после себя лишь руины и мёртвые тела. Но вот она откатилась обратно, волоча краешек липкой пены, и приходит свет, и звучат слова, оказывается, что постель цела, тела невредимы, хотя пребывают в состоянии заворожённости.

Вот этот абзац выше немножко похож на ткань повествования в "Тайной жизни" с поправкой на разницу в интеллекте и таланте излагающих.

"Тайную жизнь" трудно читать быстро и трудно читать помногу. Возможно, её даже не обязательно читать до конца. Но что-то заставляло меня, после каждых 20-25 страниц побродив с полчаса по дому или чем-то позанимавшись, снова брать книгу в руки. Наверное, это была смесь зависти и любопытства.