Эрих Мария Ремарк цитаты из книг - страница 150

Ах, если бы он открыл рот и закричал! Но он только плачет, отвернувшись к стене. Он не говорит о матери, братьях или сестрах, он вообще ничего не говорит, это для него, как видно, уже позади; теперь он остался наедине со своей коротенькой, девятнадцатилетней жизнью и плачет, потому что она уходит от него.

С полдюжины эсэсовцев надеялись на то, что заключенные дадут им положительную характеристику; кто-то все еще верил в победу Германии, кто-то уже готов был перейти на сторону коммунистов, а кто-то был искренне убежден, что никогда и не был настоящим нацистом. Многие же просто вообще ни о чем не думали, потому что никто их этому никогда не учил. И почти все были уверены в том, что все, что они делали, они делали, выполняя приказ, и поэтому были свободны от какой-либо личной и человеческой вины.

Он непрочь был бы позвонить начальству, чтобы получить указания. Но связи не
было, и он вынужден был делать то, что внушало ему ненависть и страх:
принимать самостоятельные решения.

Что не касается тебя лично, всегда можно осуществлять с безграничным рвением.

Но огонь сильнее, чем все другое. Он выключает сознание, я забиваюсь еще глубже под гроб, — он защитит меня, даже если в нем лежит сама смерть.

Я еще никогда не слыхал, чтобы лошади кричали, и мне что-то не верится. Это стонет сам многострадальный мир, в этих стонах слышатся все муки живой плоти, жгучая, ужасающая боль. Мы побледнели.

Для червей Европы, Азии и Африки наступил золотой век. Мы оставили им целые армии трупов. В легенды червей мы на многие поколения войдем как добрые боги изобилия.

Все, что пережито и прошло, становится приключением.

- Ну, что скажешь? Разве здесь не пахнет предательством?
- А было что предавать?

Знаете, в чем признак настоящего человека? Он отвечает за свои поступки.