Джеффри Евгенидис рецензии на книги - страница 3
Для меня, в первую очередь, этот роман о взрослении, значительную часть которого занимает осознание того факта, что окружающий мир не подвластен силе твоего сознания.
Начинается все как университетский роман с тремя действующими лицами – Мадлен, Леонардом и Митчеллом. Мадлен пишет работу о брачном сюжете в литературе и потихоньку накапливает опыт в отношениях. Митчелл изучает религию и попутно надеется завоевать любовь Мадлен. Леонард занят биологией, но больше тем, что расточает волны своей несколько мрачноватой, небритой привлекательности. Кажется, что это жизнь, но это – только репетиция, полуосознанная игра во «взрослость», те самые ошибки и безумства молодости, совершаемые в преддверии чего-то более реального и печального.
Мадлен. Действия и мотивы Мадлен мне яснее прочих, оттого и судятся строже. Влюбившись в Леонарда, она вознамерилась развить этот сюжет до конца с поистине детской (женской?) уверенностью в том, что спасет Леонарда силой своей близости и любви. Тема до того стара, что и объяснять нечего. Беда Мадлен в том, что она не смогла отступить, устоять перед соблазном ожидаемого завершения того самого брачного сюжета, расценивая разрыв отношений как поражение, тогда как настоящей ошибкой было их продолжение. Выйти замуж за насквозь проблемного парня не было стыдно. Стыдно было быть брошенной этим парнем, когда ты уже всем растрепала, что после окончания учебы вы поселитесь вместе.
Леонард. Классический случай несколько брутального мужчины, притягательного своей тайной. Так и чудится, что нужно только подобрать ключ – и проникнешь за завесу, где он старательно прячет от грубых лап дивные сокровища своего внутреннего мира. Не то чтобы за этой завесой совсем ничего не было – кое-что есть, только ничего хорошего. Вот и Мадлен понадобилось изрядное количество времени, чтобы понять: это не сложность натуры, это болезнь. Но что винить Мадлен, если и сам Леонард не сразу это осознал. С детской, опять же, самоуверенностью, он заигрывал с болезнью, до последнего полагая, что вполне ее контролирует. Пожалуй, взросление Леонарда выразилось именно в том, что он принял болезнь всерьез, осознал, что даже лучшая, искрометная, остроумная, блестящая его часть – тоже не вполне он сам.
Митчелл. Самый симпатичный из троицы, самый многообещающий в плане перехода во взрослую жизнь и избавления от наивных юношеских представлений о себе самом. Митчелл, похоже, благополучно переживет и собственные подвижнические иллюзии, и влюбленность в Мадлен. Страдая в некотором роде тем же комплексом матери Терезы, что и Мадлен, он попробовал себя на этом поприще в самом прямом смысле, ухаживая за безнадежно больными людьми в Индии. Это помогло. В первую очередь – быть честным с самим собой.
Прекрасный, насыщенный, сложный роман о постижении жизни и себя самого, об ошибках и последствиях, пробах и неудачах, об опыте. И, конечно, о том, что классический брачный сюжет, в котором все заканчивается свадьбой, остался в прошлом – на самом деле с нее все только начинается.
Книге присуще какое-то томное очарование. Ее нужно читать душными летними вечерами, свесив ноги из гамака на даче, лениво почесывая искусанные комарами коленки...
Атмосфера романа, как жар летних сумерек, - дремотная, давящая, загадочная.
Это не триллер, как могло показаться по описанию. И даже не трагическая история созревания. Это - отражение эпохи и тайна, которая не нуждается в разгадке.
Пять сестер Лисбон - в фокусе наблюдения. Автор показывает их только со стороны, под пристальным взглядом юных рассказчиков. Молодые герои одержимы девушками, словно наваждением. И это не может не исказить оценку происходящего.
Почему же чаровницам не хватило воздуха? Что их терзало и заботило? О чем думали и что чувствовали юные девы? На все эти вопросы читатель должен отыскать ответы самостоятельно.
Характеры и психологизм персонажей отражаются в мелочах, их окружающих. В тонких деталях, неясно рисующих сложную картину. Интерпретировать эти черточки можно совершенно по-разному. Будто картинки калейдоскопа - в причудливые узоры складываются сексуальность Люкс, интерес Терезы к растениям, браслеты Сесилии, мокрые подошвы туфелек Бонни, спрятанная косметика Мэри...
Как чуткие ищейки, рассказчики-мальчишки идут по следу ускользающих нимф, принюхиваются к еле заметным запахам, стелющимся за девушками... И всегда отстают на много шагов.
Неуловимая прелесть ускользающей юности - вот о чем эта книга. Гибель невинности, детских грез и восхитительное увядание красоты - предмет любования автора.
Листья и лепестки, облетающие в конце лета от невыносимого жара вокруг - это они, "девственницы-самоубийцы".
Странна книга. Один из тех случаев, когда и не знаешь понравилось тебе или нет.
Как уже говорилось в описании, это история о 5 сёстрах Лисбон, которые регили покончить жизнь самоубийством. В роли рассказчика выступает их одноклассник, который шаг за шагом рассказывает, как он с товарищами пытался сблилиться с девочками до трагических событий, и как потом они пытались понять, что толкнуло сестёр на этот поступок.
В начале книги автор сразу говорит, что их "расследование" длилось очень много лет, но так ни к чему и не привело. Мотив сестёр остался неизвестным. Однако всю книгу так хотелось верить в чудо! Постоянно ждёшь, что вот сейчас они поймут, в чём дело. Или намекнут, чтоб сам смог догадаться... Но увы. Эту тайну девочки унесли с собой в могилу.
В общем, ждала я от этой книги чего-то абсолютно другого. Толи крови и кишок суицидниц, толи посвящение в мотивы их поступка, толи чего-то еще, а получила недоумение... Это как детектив, в котором так и не говорят, кто убийца. Или романтический фильм, где главный герой всё же бежит на вокзал за любимой, они останавливаются на перроне друг напротив друга, и начинаются титры.
Затруднялась выставить оценку этой книге, что бывает редко. Роман оказался не таков, каким его можно было представить по описаниям.
Это действительно история гермафродита. Однако в ней нет никакой скабрезности, да и интимные (в плане глубины, а не в плане полового опыта) переживания героя не выпячиваются.
Конечно, любопытно - не описывает ли автор самого себя в образе Калли.
Ощущение правды происходящего создается сдержанным, без надрыва стилем Джеффри Евгенидиса. Именно тогда начинаешь верить писателю - когда он рассказывает о самых страшных, шокирующих и сокровенных вещах просто, даже слегка обыденно. Именно в этом - настоящее.
Скупые слова трогают гораздо сильнее, чем бурное описание соплей.
В романе переплетаются 2 основные линии: взросление Калли, организм которой отличается от общепринятой нормы, и жизнь греческих эмигрантов, сбежавших от войны в США.
Социально-исторический сюжет даже чаще выступает на первый план, чем история своеобразной личности. Но придать страницам особый, национальный колорит автору не очень-то удалось. Я не увидела за всем этим Грека. Историю бегства от турецкого "Минотавра" он описывает совершенно по-американски.
И это очередной пример популизма и даже неких политических мотивов в литературной премии (на мой взгляд). Американцы трепетно любят произведения, посвященные угнетенным меньшинствам: этническим, расовым, даже биологическим. А тут Евгенидис поднимает сразу 3 острых соцвопроса: эмигранты в Америке, беженцы перед лицом геноцида и особый гендерный статус героя.
При таких-то данных Пулитцеровскую премию просто нельзя было не дать.
Книга не шедевр. И проблемы, которые описывает автор, меня мало тронули.
Не сомневаюсь, что гермафродитам в жизни нелегко приходится. Но так ли уж значимо именно их положение? Или интерсексуалов можно приравнять к людям с разнообразными половыми аномалиями вообще?
Думается мне, что проблема гермафродитизма не настолько уникальна (на фоне множества других девиаций) - чтобы книга, посвященная этому, стала новым словом в искусстве.
И это еще раз убедило меня в том, что для Евгенидиса описанный случай основан на собственных переживаниях. У него не получилось создать обобщенный образ "Другого", но получилось вжиться в уникальную психику Калли - как в свою собственную.
Теперь я возлагаю надежды на "Девственниц-самоубийц". Судя по фильму, эта книга должна быть интереснее.
Затруднялась выставить оценку этой книге, что бывает редко. Роман оказался не таков, каким его можно было представить по описаниям.
Это действительно история гермафродита. Однако в ней нет никакой скабрезности, да и интимные (в плане глубины, а не в плане полового опыта) переживания героя не выпячиваются.
Конечно, любопытно - не описывает ли автор самого себя в образе Калли.
Ощущение правды происходящего создается сдержанным, без надрыва стилем Джеффри Евгенидиса. Именно тогда начинаешь верить писателю - когда он рассказывает о самых страшных, шокирующих и сокровенных вещах просто, даже слегка обыденно. Именно в этом - настоящее.
Скупые слова трогают гораздо сильнее, чем бурное описание соплей.
В романе переплетаются 2 основные линии: взросление Калли, организм которой отличается от общепринятой нормы, и жизнь греческих эмигрантов, сбежавших от войны в США.
Социально-исторический сюжет даже чаще выступает на первый план, чем история своеобразной личности. Но придать страницам особый, национальный колорит автору не очень-то удалось. Я не увидела за всем этим Грека. Историю бегства от турецкого "Минотавра" он описывает совершенно по-американски.
И это очередной пример популизма и даже неких политических мотивов в литературной премии (на мой взгляд). Американцы трепетно любят произведения, посвященные угнетенным меньшинствам: этническим, расовым, даже биологическим. А тут Евгенидис поднимает сразу 3 острых соцвопроса: эмигранты в Америке, беженцы перед лицом геноцида и особый гендерный статус героя.
При таких-то данных Пулитцеровскую премию просто нельзя было не дать.
Книга не шедевр. И проблемы, которые описывает автор, меня мало тронули.
Не сомневаюсь, что гермафродитам в жизни нелегко приходится. Но так ли уж значимо именно их положение? Или интерсексуалов можно приравнять к людям с разнообразными половыми аномалиями вообще?
Думается мне, что проблема гермафродитизма не настолько уникальна (на фоне множества других девиаций) - чтобы книга, посвященная этому, стала новым словом в искусстве.
И это еще раз убедило меня в том, что для Евгенидиса описанный случай основан на собственных переживаниях. У него не получилось создать обобщенный образ "Другого", но получилось вжиться в уникальную психику Калли - как в свою собственную.
Теперь я возлагаю надежды на "Девственниц-самоубийц". Судя по фильму, эта книга должна быть интереснее.
То веселы были,
То смущены,
А порою очень грустны. (с)
Для меня Джеффри Евгенидис - это любовь навсегда. Сердце мое от него всегда бьется в миллиард раз чаще нормы. "А порою очень грустны" - это 544 страницы медленного и печального повествования о том, как люди изо всех сил пытаются быть счастливыми. Извечный безысходный треугольник: интеллектуал, брутальный парень с маниакально-депрессивным психозом (на самом деле тоже интеллектуал, кстати), и девушка "ни рыба, ни мясо". На протяжении всего романа героев хочется встряхнуть и прокричать "Господь всемогущий, какого ж черта вы все делаете?!". (Ну, и параллельно, как водится - мысли "Слава богу, мне уже не 20, слава богу, все это давно позади"). Начало 80-х, ребята заканчивают не особо престижный американский колледж, веселые беззаботные времена остались позади и настала пора хлебнуть взрослой жизни. А она, конечно, совсем не такая, как им представлялось. You can't always get what you want и всё такое.
Не судите о книге по обложке.
Джеффри Евгенидис гениален. По крайней мере, я убедилась в этом после прочтения книги "Средний пол".
Я долго ходила вдоль да около этого произведения. Открывала посвященные ему страницы на книжных сайтах и вновь закрывала их. Мне везде мерещились цитаты из этого романа, которые, без сомнения, были прекрасными и многообещающими. В конце концов, я неоднократно слышала одобрительные отзывы о книге из уст читателей с отличным литературным вкусом. Я знала, что творчество автора было отмечено Пулитцеровской премией. Тем не менее, если быть честной, взяться за произведение мне мешала ярко поднятая в нем тема гермафродитизма. Я могу показаться предубежденной в этом отношении, однако это не так. Я просто-напросто боялась оказаться не готовой к погружению в данную историю. Глупое было опасение, ведь из-за него я так долго откладывала знакомство с Евгенидисом.
У него есть буквально все. Немного мемуаров, раскидистые ветви генеалогического древа семьи Стефанидисов, психология необычного подростка, любовная линия, а также необходимая толика медицинской теории смешались в романе воедино. Особенно хорошо здесь показан психологический аспект, а именно душевное состояние четырнадцатилетней девушки, переживающей период полового созревания. Калл/Каллиопа - один из наиболее хорошо прописанных персонажей, которых я когда-либо встречала. Поражает то, что поборов страх и неуверенность в себе, он (она?) остается верным своей сущности и пытается жить самостоятельно, не давая даже близким людям решать судьбу за него.
На первый взгляд, автор долго впрягает... и так же едет. Рассказ начинается со знакомства с дедушкой и бабушкой Калла/Каллиопы, что сперва кажется абсолютно неуместным. Однако с каждой страницей приходит понимание, что длинное вступление вполне гармонично вплетается в канву событий, являясь неотъемлемой ее частью. История постепенно переходит к родителям персонажа, затем непосредственно к Каллу.
Есть в "Среднем поле" эпизоды, посвященные описанию далеко не самых приятных сцен, но такая смелость писателя - несомненный признак его мастерства. Бывают случаи, когда автор словно боится полностью рассказать о той или иной теме, в результате чего произведение получается скомканным, скучным. Случается и наоборот - писатель может превратить раскрытие интимного, но важного предмета лишь в вульгарное и пошлое подобие качественной прозы. Евгенидис же умело придерживается золотой середины, не стесняясь правды, какой бы она ни была.
"Я ложусь и, не нуждаясь в подсказках, поднимаю ноги и устанавливаю их на скобы. Вокруг воцаряется зловещая тишина. Врачи подходят ко мне и начинают напоминать Троицу. Люс задергивает занавеску.
Они наклоняются все больше, вглядываясь в мои гениталии, а Люс исполняет роль экскурсовода. Я не понимаю значения большинства слов, но уже могу повторить их наизусть. «Мышечный хабитус… отсутствие гинекомастии… гипоспадия… урогенитальный синус… замкнутый вагинальный мешок…» Вот что составляет мою славу. И тем не менее я не чувствую себя знаменитым. Более того, находясь за занавеской, я вообще не ощущаю своего присутствия."
Что мне еще понравилось в книге, так это подробное описание общественной жизни в конкретный исторический период на отдельно взятой территории - сперва 20-е, затем 60-е годы в Детройте. Если в начале двадцатого века этот город на севера США был одним из главных центров машиностроения, то ближе к середине столетия он пришел в полный упадок. Целый районы оказались оставлены жителями, о чем Евгенидис рассказывает во всех деталях. Линия жизни Стефанидисов время от времени разбавляется историческими справками, без которых картина целого семейства была бы неполной.
"В двадцатых годах были возведены почти все знаменитые здания Детройта: здание Пенобскота и второе здание Буля с его разноцветным дизайном, напоминающим индейский пояс, здание Нового трастового фонда и башня Кадиллака. Моим деду и бабке Детройт казался одним большим Коза-Ханом в сезон продажи коконов. Вот чего они не видели, так это спящих на улицах бездомных рабочих и тридцатиквартального гетто на востоке, кишащего афроамериканцами, которым было запрещено жить в других местах. Короче, им были не видны семена разрушения этого города, поскольку они сами являлись частью тех, кто хлынул сюда, привлеченный обещаниями Генри Форда платить по пять долларов в день наличными."
Одним словом, не повторяйте мою ошибку. Читайте без лишних раздумий.
Страницы← предыдущая следующая →
