Страницы← предыдущаяследующая →
Советник Фусю ожидал просителя. Наконец фусуме слегка скрипнула и отъехала в сторону – перед ним появился начальник дворцовой стражи Мунихира Нагаи. Он вошёл в покои и почтительно поклонился.
Советник сидел на коленях, вокруг него было разбросано множество свитков. Он жестом указал просителю занять место напротив.
– Слушаю вас, господин Мунихира.
– Господин Фусю, вы же знаете, что у меня есть сын. Недавно ему исполнилось восемнадцать лет…
– Да, – кивнул советник, – припоминаю. Красивый юноша.
– Благодарю вас, господин Фусю. Так вот он влюблён в дочь господина Агинэ, что из законодательного собрания. Род Агинэ считается одним из древних в Киото и поэтому…
– Господин Агинэ не хочет выдавать свою дочь за вашего сына. Я правильно вас понял?
Начальник дворцовой стражи закивал.
– Да, да, господин Фусю – не хочет! Прошу вашего содействия. Вот примите от меня в знак признательности и уважения, – проситель извлёк из-за пазухи небольшую бархатную коробочку и открыл её. Перед взором советника предстал массивный золотой перстень с бриллиантом, не менее, чем на восемь карат.
– Прекрасная китайская работа, – безошибочно определил советник.
– Вы как всегда правы, господин Фусю. Это действительно – тончайшая китайская работа. Перстень мне привезли на днях из самого Пекина. Прошу вас, примерьте. Если он не подойдёт вам, то я перезакажу другой…
Фусю, искренне тронутый подобным вниманием, взял перстень и надел его на средний палец левой руки, тот пришёлся как раз впору.
– О, господин советник! Перстень сделан на вашу руку как на заказ! – воскликнул Мунихира.
– Просто удивительно… Красивая вещь, бриллиант чистейшей воды…
– Можете не сомневаться! – с горячностью воскликнул Мунихира.
– Хорошо, я понял суть вашей просьбы. Я постараюсь повлиять на господина Агинэ. Надеюсь, ваш сын вскоре насладиться юной красавицей.
Фусю поклонился, тем самым показав, что время визита Мунихиры истекло. Действительно, за фусуме послышался шелест кимоно – пришёл ещё один проситель.
Мунихира покинул покои советника. Пройдя по дворцовым коридорам, он почувствовал слабость в ногах… Несомненно пятьсот рё за подобную услугу – достойная плата от сёгуна, но сейчас начальнику дворцовой охраны так не казалось. Он боялся, что хитрый, умудрённый опытом Фусю тот час же после его ухода снимет смертоносный перстень.
Мунихиру охватил страх…
Наконец поток просителей иссяк. Фусю мог перевести дух и немного расслабиться. Он позвонил в колокольчик: появилась служанка с подносом, на котором стояла небольшая икебана и чайные принадлежности.
Женщина наполнила горячим напитком чашку, советник махнул ей рукой. Служанка поняла, что может удалиться.
Советник развернул длинный свиток из плотной бумаги. Здесь были отмечены все денежные средства, поступившие в императорскую казну за последние полгода из княжества Нобунаги. Фусю посмотрел на итоговую сумму в самом конце свитка, которая несомненно производила впечатление – почти пять тысяч рё. Таких финансовых вливаний хватит с лихвой, дабы воплотить его давний план: создать личную императорскую гвардию, причём не из японских самураев, а из китайских наёмников, которые снискали славу воинов, безгранично преданных своему сюзерену.
Фусю хотел обезопасить императорскую власть, как и обещал покойному государю. К сожалению, отношения между императорскими институтами власти и всё более набирающим силу сёгунатом, были напряжёнными и порой весьма не простыми, разобраться в которых было под силу только опытному политику.
Советник понимал, если не принять радикальных мер, то государство вернётся к тому периоду, когда император считался фигурой чисто формальной, не принимавшей ни малейшего участия в управлении Поднебесной. Сёгун же сосредоточит в своих руках всю власть, фактически став единовластным правителем. Кто знает, что захочет предпринять Тоётоми? – возможно избавиться от Гендзи-тенно и самому сесть на трон Аматэрасу?..
Фусю сделал глоток чая, по телу распространилось живительное тепло. Он почувствовал, как снова заныли ноги, поэтому встал и прошёлся по комнате. На столе лежали подарки просителей, его слабость к драгоценностям хорошо известна при дворе. Советник скользнул по ним взглядом и чего только не увидел: и коробочки с сапфирами, изящное женское ожерелье для жены, и различные перстни, и мужские броши.
Но более всего советнику пришёлся по душе перстень с бриллиантом, преподнесённый Мунихирой.
Слух госпожи Аояги услаждала мелодия, которую наигрывал на бива придворный поэт-музыкант. Молодой человек был хорош собой, а вдовствующая императрица ещё свежа и красива. После смерти императора прошло почти четыре года, Аояги достойно соблюдала траур и не предавалась светским увеселениям.
Теперь же её охватила жажда жизни и любви… Она томно любовалась юношей.
Наконец сие занятие наскучило вдовствующей императрице, она приказала принести кисточку и тушечницу, дабы написать письмо Нобунаге. После её последней встречи с даймё минул почти год. Госпожа Аояги часто вспоминала о Нобунаге, а ещё более о годах молодости, когда бесстрашный самурай любил её…
Женщина обмакнула кисточку в тушь и вывела на рисовой бумаге:
«Господин Нобунага» …
Затем она задумалась: и что же потом? – как передать даймё свои чувства? – возможно он давно забыл о их прошлой любви… Ведь это было так давно…
Аояги закрыла глаза, молодой Нобунага предстал перед ней как наяву – сильный, смелый, умевший добиваться поставленной цели. Возможно, поэтому покойный император и приблизил его к себе. Расчёт был простым: Нобунага происходил, отнюдь, не из знатного рода Оды, чего весьма стыдился. И как всякий человек его положения старался во что бы то ни стало подняться по социальной лестнице. Император Огимати ловко использовал желание молодого самурая добиться богатства и положения в обществе. Он приблизил к себе молодого даймё, осыпав милостями, взамен же получив, безграничную преданность.
Иногда Аояги думала, что её любовная связь с Нобунагой входила в планы императора. Её покойный супруг не был ревнив, да и потом помимо Августейшей особы из внутренних покоев[29], у императора было пять наложниц. И на увлечения своей супруги Огимати Митихито смотрел снисходительно, рассудив, что любовь императрицы и верного вассала никому не принесёт вреда.
Аояги снова обмакнула кисть в тушечницу и продолжила письмо:
«Господин Нобунага!
Давно ли вы утоляли жажду из реки Томину и ступали по древним следам на горе Асака[30]? После смерти императора мне необычайно грустно, что не с кем разделить сии приятные занятия.
Я знаю о вашей постоянной занятости делами княжества, да и потом ни для кого не секрет, что ваши отряды самураев постоянно пребывают в боевой готовности. Занятие – достойное. Но помимо повседневных дел государственной важности, есть и другие…
С нетерпением жду вас с визитом, ибо собираюсь вскоре совершить паломничество на священную гору Хиэй[31]…»
Госпожа Аояги исповедовала буддизм, также как все императоры Поднебесной в течение почти трёхсот лет. Вдова давно не посещала храм Энракудзи, после смерти императора она была там всего лишь один раз, дабы попросить Будду отправить её супруга на Чистую Землю[32].
С тех пор минуло несколько лет. Госпожа Аояги не отличалась особенной набожностью, история Поднебесной знавала и более преданное служение Будде императрицами, ей просто хотелось покинуть опостылевший дворец с его вечными формальностями и предрассудками. Предстоящее паломничество было для неё своего рода отдушиной, каплей свежего воздуха, а в сопровождении Нобунаги – ещё и приятным времяпрепровождением. В конце концов, даймё был вдовцом…
Аояги запечатала свиток личной печатью-айдзури[33] и протянула служанке.
– Для господина Нобунаги в замок Адзути…
– Да, госпожа…
– И как можно быстрее!
Хитоми и Юрико играли в го под сенью деревьев, поочерёдно передвигая отполированные фишки.
– Отчего ты грустишь, Юрико?
– Оттого что не хочу выходить замуж за Токинобу Такуми.
– Но свадьба состоится только на следующий год, – попыталась возразить Хитоми. – Тебе уже исполнится шестнадцать. Разве не ты мечтала выйти замуж?
– Да, конечно, мечтала, но – не за сына чиновника.
Хитоми пожала плечами и передвинула фишку.
– Но Такуми очень образован…
– На этом его достоинства заканчиваются, – неожиданно отрезала Юрико.
Хитоми удивительно вскинула брови.
– Откуда ты знаешь? Ты…
– Что тебя так удивило? Ведь наша свадьба – дело решённое…
– Да, прости меня. Просто отец ничего ещё не говорил о даймё Хадано, помнишь, что сидел напротив меня на чайной церемонии?
– Помню. Его мать постоянно молчала, словно рыба. Поверь мне: от такой жди беды.
– Юрико… – робко начала Хитоми, – а когда это случилось?
– Пять лун[34] назад, когда отец отправил меня в Киото за покупками для приданного. Я остановилась в доме Токинобу… Всё произошло как и положено.
Хитоми округлила глаза.
– Ты про это так говоришь, словно…тебе безразлично.
– Совершенно. В постели с Такуми мне не понравилось. Его ласки не привели моё тело в трепет…
Хитоми издала возглас удивления.
– Но ничего нельзя изменить!
– Увы, – подтвердила Юрико. – Хотя впереди ещё целый год.
– Но… что может измениться за год? – недоумевало Юрико.
– Как знать… А тебе всё еще нравится Моронобу?
Хитоми опустила глаза.
– Да…
– Он, наверное, и понятия об этом не имеет, – констатировала Юрико.
– Зачем ты говоришь так?! Что изменится, если я открою чувства простому самураю?!
– По крайней мере, перед тем как возлечь на брачное ложе с господином Хадано, ты познаешь настоящую любовь.
– Может быть, отец передумал и не желает выдавать меня за Хадано?!
– Не за него, так – за другого. Мы нужны им, чтобы рожать детей. А дарить любовь наши мужья будут наложницам, – со знанием дела высказалась Юрико.
– Я не хочу так…
Хитоми насупилась, из её глаз потекли слёзы.
– Хитоми, ты просто – ребёнок. Нельзя всё принимать так близко к сердцу!
– А как можно?
– Не знаю, – призналась Юрико. – Мы с тобой – всего лишь разменная монета среди родственных клановых связей.
Хитоми, расстроенная словами сестры, удалилась в свои покои. Она открыла заветную шкатулку, доставшуюся от матери, и наугад достала свиток Кодзики.
«На остров Боги спустились с небес, воздвигли небесный столб, возвели просторные покои. Тут и спросил Идзанаги богиню Идзанами-но, свою младшую сестру:
– Как устроено твоё тело?
– Моё тело росло-росло, а есть одно место, что так и не выросло, – ответила она.
Тут Бог Идзанаги произнёс:
– Моё тело росло-росло, а есть одно место, что слишком выросло. Потому, думаю я, то место, что у меня на теле слишком выросло, вставить в то место, что у тебя не выросло, и родить страну. Ну, как родим?
Когда так произнёс, богиня Идзанами-но ответила:
– Это будет хорошо»[35].
Прочитав сии строки, девушка была потрясена: уж слишком они соответствовали её душевному состоянию и тайным мыслям. Она задумалась: как признаться Моронобу в своих чувствах? – но в тоже время: что будет, если отец узнает об их связи?
Хитоми свернула пергамент, убрала свиток и закрыла шкатулку. Она положила перед собой чистый лист бумаги, обмакнула перо в тушечницу и быстро, фонетическим[36] письмом написала:
Смотрю я в воду,
Моё отражение
Тени подобно.
В плену иллюзий Луны
Оно долго страдает…
Она свернула своё послание и перевязала тоненькой шёлковой лентой: но как же его передать? Поручить это служанке: значит, сообщить всему замку Адзути!
«Нет, я сама отдам письмо Моронобу…» – решила Хитоми.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.