Книга Последний час надежды онлайн - страница 8

Глава 8. Волшебная записка

Брюс, отель «Мажестик», апартаменты «Жасмин», 23 июня 2010 года, 13:00

Половину дня Ники просидела перед телевизором – смотрела репортажи из городка. Там всё ещё искали тех, кто мог выжить под завалами – и прочёсывали всё окрест, леса и здания. Наверное, туда съехалась вся полиция Галлии – в глазах рябило от мундиров.

Я ходил за Ники тенью, исключая те моменты, когда она запиралась у себя в комнате. Она кому-то звонила – отличная звукоизоляция, не понять, что и кому говорила.

Наконец, мне надоело быть тенью и я, сам не понимая почему, полез в карман пиджака. Там оказался бумажник – мой старый, оставшийся от отца. Бумажник украли лет десять назад – а теперь он вернулся. Я усмехнулся и раскрыл его. Помимо купюр и пластиковых карт, я нашёл там визитки. Свои.

Я дождался, когда Ники в очередной раз покинет номер, и набрал телефон офиса.

– «Бриллианты Деверо», офис в Ле-Тесс, – ответил приятный женский голос. – Чем я могу вам помочь?

– Здравствуйте, мадемуазель, – я изо всех сил старался, чтобы мой голос звучал твёрдо.

– Рада вас слышать, мсье Деверо, – искренняя радость и удивление с той стороны, – вам пришло восемнадцать писем, было три звонка, два из них от мсье Фрейена.

– Я жду его на фабрике завтра в двенадцать, – ответил я. Сам не знаю, почему в двенадцать.

– Я передам ему. Когда вы будете в офисе, мсье Деверо?

– Завтра утром, мадемуазель…

– Марианна Шварц.

– Спасибо, мадемуазель Шварц.

– Когда прислать машину, мсье Деверо?

– К девяти утра, отель «Мажестик».

– Будет сделано, мсье Деверо.

– До свидания, – я повесил трубку. Если откровенно, я был в растерянности. Я понятия не имел, что мне делать в офисе, что делать на этой треклятой фабрике, что вообще делать. Ладно. Хорошо. Я просто спрошу. Пусть смотрят, как на идиота, по-другому мне всё равно не разобраться.

Я задумался, прижав ладони к лицу, а когда отнял их, Ники стояла передо мной. В том самом костюме, в котором вчера сошла с поезда – деловой костюм, вполне современный – чёрный пиджак и брюки, ослепительно-белая блузка, тонкий галстук, чёрные туфли. Никаких высоких каблуков, никакой косметики – или почти никакой. Тонкие золотые серёжки, в каждом по бриллианту. И, конечно, жасмин.

– Всё в порядке, Брюс?

– Не совсем, – я поднялся, отряхнул брюки. – Завтра меня ждут в офисе. Есть одно маленькое затруднение.

– Какое?

Она спрашивала всерьёз, никакой иронии ни в голосе, ни во взгляде.

– Я понятия не имею, что там делать – я не готов управлять всем этим.

Она кивнула.

– Я помогу тебе. Первое время, пока это будет нужно.

Я едва не спросил «Как?» во всем сарказмом, который смог бы собрать. Но не спросил, просто кивнул.

– Ты готов, Брюс? Готов, чтобы я начала рассказывать?

Я кивнул. Я не был уверен, что готов, но оттягивать этот момент просто глупо.

– Идём, – она взяла меня за руку. – Пора обедать. Я жутко проголодалась. Там и начну.

* * *

Мы сидели на террасе, второй этаж отеля – отсюда открывался восхитительный вид на центр Старого Города. Ники просто сидела и любовалась. Чашечка кофе перед ней давно остыла, я свою давно выпил. Сидел и ждал.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы мир сравнивали с картиной, Брюс? – она не повернула голову в мою сторону.

Я пожал плечами.

– Много раз, а что?

– Он и есть картина, Брюс. Представь огромное полотно, где в каждый момент изображён весь наш мир, каждая его деталь, каждая пылинка.

– Большое будет полотно.

– Огромное, настолько, что трудно представить. И каждый миг оно обновляется, меняется, дорисовывается.

Я кивнул.

– Господь бог – художник?

– Бога нет, – она повернула голову ко мне. – Не пугайся. Его нет в том смысле, в котором его представляют. Бог – это полотно, и тот, кто его дорисовывает, одновременно.

Я улыбнулся.

– Слушай внимательно, Брюс. Представь, что ты остановил время и можешь увидеть весь мир сразу – в этот момент. Та часть общей картины, где находишься ты – это ниточка, тоненькая ниточка в общем полотне. Всё, что происходит с тобой, всё, что относится к тебе, всё, что могло бы относиться к тебе – это всё одна ниточка.

Я кивнул.

– Но в каждый момент времени всё могло бы быть чуточку по-другому.

– В смысле?

– Эта чашка могла стоять ближе ко мне, – она указала на чашку с кофе. И… чашка оказалась ближе к ней. Ники не дотрагивалась до неё, чашка просто оказалась в другом месте. Мне показалось, что в глазах двоится – я видел чашку сразу в двух местах, там, где она была и там, где она оказалась. – Я могла давно выпить этот кофе, – чашка оказалась пустой, – я могла разбить её, – и вот уже возле её левой ноги лежат осколки. – Я могла заказать ещё кофе, – чашка оказалась целой, осколков не стало, а рядом появилась ещё одна, дымящаяся.

Я испытывал сильнейшее головокружение, я схватился за виски, чтобы его унять. Ники смотрела на меня, встретилась со мной взглядом, кивнула.

– Это ты? – я не сразу смог издать хоть звук. – Это ты делала?

Она кивнула.

– Такие нити рядом с тобой, Брюс. Рядом со всеми нами. Нити, где всё чуточку по-другому. Или не чуточку. Но большинство людей, – она обвела рукой вокруг себя, – не могут видеть другие нити. Они даже не догадываются, что такое возможно. Они сочтут это забавной выдумкой, фантазией, бредом. Для них есть только одна нить, та, в которой они пребывают здесь и сейчас.

– А другие нити… там же эти самые люди? Нет?

– Нет, – она придвинулась к столику. – Слушай внимательно, Брюс. Нитей очень много, может быть, бесконечно много. Все люди, которые в них есть, каждый из них – это часть чего-то большего. Представь, что ты смотришь на человека, обходя вокруг него. Что у тебя в руке фонарик и ты светишь на человека. Люди, которых ты видишь в разных нитях – это тени от фонарика, тени его подлинной сущности. И каждая такая тень не знает, что она часть чего-то большего, не может ощутить себя чем-то ещё. Неспособна это увидеть.

– А ты?

– Я вижу, – она выделила слово интонацией. – Я вижу много такого, чего не видит почти никто на этой планете. Люди видят только свою нить. Я вижу гораздо больше.

– И можешь… перемещаться между нитями? – догадка пришла в голову неожиданно. Доминик хлопнула в ладоши, улыбнулась.

– Верно, Брюс, молодец. Да, я могу перемещаться между нитями. Но не только перемещаться. Скажи, кто передвинул ту чашку, кто разбил её, кто заказал вторую?

– Ты? Я не видел этого, но больше некому, так?

– Так. Я не только могу видеть другие нити, Брюс. Я могу их создавать.

– Покажи!

– Идём, – она встала, протянула мне руку. – Идём со мной.

* * *

Мы прошли по улице до ближайшего перекрёстка – рядом было кафе. Ники встала среди людского потока. Я встал рядом.

– Смотри, – она протянула руку, указывая на пожилого мужчину – пенсионера? – с тростью, в старомодном костюме и старой выцветшей шляпе. – Вон тот человек оставил дома включённый утюг. Он узнает о пожаре через полтора часа, увидит, что потерял всё, что оставалось и у него случится сердечный приступ.

Мне стало не по себе.

– Откуда ты можешь это знать?!

– Поспорим?

– Нет, – я отказался, сама идея такого пари казалась жуткой.

Она кивнула и подбежала к мужчине. Что-то сказала ему – тот хватил себя по лбу ладонью, что-то ответил Ники, улыбнувшись, развернулся, и торопливо засеменил прочь.

– Пожара не будет, и он сегодня же избавится от старого утюга. И проживёт ещё долго, Брюс, – Ники улыбалась.

– Смотри, – она указала рукой на котёнка, совсем кроху, который топтался вокруг торговца газетами, рядом с переходом. К перекрёстку подошёл молодой человек в спортивной одежде, с наушниками – слушает музыку? Похоже, да – он едва заметно двигал головой – в такт музыке. Сделал шаг вправо, шаг влево…

– Осторожно! – крикнула женщина рядом с ним – котёнок ковылял по тротуару, и парень чуть не наступил на него. Он вздрогнул, посмотрел вниз, отшатнулся, и…

Визг тормозов, удар, крики и вопли.

Я замер, не мог и пошевелиться от ужаса – я никогда ещё не видел, чтобы человек так нелепо попал под машину.

– Брюс, – Ники взяла меня за руку. – Открой глаза. Просто открой.

Головокружение. Я открыл глаза. И…не сразу понял, что вижу – не было катастрофы, не было столпившихся людей. Молодой человек, который только что погиб на моих глазах, подходил к перекрёстку.

– Что это? – я едва услышал свой голос. – Прошлое?! Мы вернулись в прошлое?

Ники кивнула, присела, поманила котёнка ладонью.

– Кис-кис-кис… беги сюда, малыш!

Котёнок, беззвучно раскрывая рот, отважно побежал к ней, спотыкаясь о собственные ноги. Люди улыбались, останавливались, давали ему дорогу. Зелёный свет – и парень, смерть которого я только что видел, спокойно пошёл через дорогу, вместе со всеми.

Котёнок сначала показался мне совсем чёрным, но теперь я видел белое пятнышко на его грудке и белую полоску вдоль живота. Он млел в ладонях Доминик, жмурился и мурлыкал. Совсем недавно прозрел – голубые, с дымкой, глаза. Кто же выбросил его на улицу?

– Тебе нужен хозяин, – Ники оглянулась, помахала рукой какой-то девушке, подбежала к ней, что-то тихо сказала и протянула котёнка. Девушка рассмеялась, кивнула и забрала зверька.

– Я могу менять и создавать нити, – повторила Ники. – Хочешь, чтобы я показала ещё?

– Нет, – довольно с меня было крови. И не нужно было никаких пожаров. – Но пожар… ты умеешь видеть будущее?

Она кивнула.

– В некотором смысле, Брюс.

– И возвращаться в прошлое?

Она улыбнулась и кивнула вновь.

– Ты можешь видеть, – произнёс я медленно. – Я ничего не вижу, Ники. То есть… – я не мог сформулировать мысль. – Я что-то чувствую, иногда.

– Ты и Софи, – подтвердила она. – Вы оба можете видеть. Но пока что не по своему желанию. Но скоро научитесь.

– Даже если бы ты ничего не делала?

Она кивнула.

– С каждым из нас случилось что-то такое, что разбудило. Разбудило наши способности. Брюс, людей, которые видят, очень мало.

– Сколько же их?

Она опустила голову.

– Я думала, что здесь – только я. Но там, в Университете, тем вечером…

Я запустил руку в карман и достал платок. Тот самый, который она когда-то вручила мне.

Она кивнула.

– Ты понимаешь. Ты можешь учиться, узнавать всё сам, Брюс. Но это очень опасно. Скорее всего, ты не сможешь понять, насколько это может быть опасным и погибнешь. Я могу научить тебя, тому, что сама знаю. Тебе решать.

– А если я вообще не хочу ничему учиться, Ники?

– Ты на самом деле не хочешь? Хочешь вернуться в то, что было? Найти себе работу управляющего, жить со своей мамой, вечно слушаться её по каждому поводу и состариться, так ничего и не достигнув?

Я сжал зубы. Она одной фразой выразила то, что я пытался скрыть от самого себя уже много лет.

– Брюс, я не могу сделать так, чтобы ты снова заснул, стал тенью. Может, и могу, но не хочу.

– А когда я должен выбрать?

Она пожала плечами. И я понял, насколько глупым был вопрос.

– Я согласен, – я взял её за руку. – Научи меня, Ники.