Книга Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы онлайн - страница 14

Глава 13. Битва под Кадишем

Поодаль от того места, где «молились к смерти» авидронские партикулы, расположился иргамовский лагерь. Он имел обычную «линейную» планировку и занимал площадь несоизмеримо большую, чем стоянка противника. Посередине лагеря возвышалась гигантская статуя Слепой Девы, отлитая из чистого золота, которую по настоянию Хавруша доставили на особой повозке из самого Масилумуса. «Присутствие священной статуи воодушевит наших воинов, – убеждал Верховный военачальник противников перемещения священной реликвии, – а ее близость к месту сражения, несомненно, позволит богине самым решительным образом повлиять на ход событий!»

Перед лагерем был насыпан высокий холм, на котором стояли на узорчатом дорманском ковре Хавруш и Тхарихиб в окружении военачальников, порученцев и телохранителей. В сотне шагов от холма выстроился конный отряд Синещитных – Дворцовая конница. Он состоял из тридцати тысяч отборных воинов, по большей части тяжеловооруженных, одетых и снаряженных, в отличие от многих других иргамовских отрядов, по единому образцу.

– Волноваться нет причин, мой брат! – сказал Хавруш, заметив бледность на лице интола. – Авидронов в три раза меньше, и они, бесспорно, проиграют сражение.

– Что там за крики? – спросил Тхарихиб, вслушиваясь в сильный неразборчивый шум тысяч человеческих голосов, идущий со стороны противника.

– Всё просто, Лучезарный, – отвечал Хавруш, – авидроны «молятся к смерти». Это кстати, ибо в ближайшее время большинству из них действительно придется умереть. Авидронов немного, и их возглавляет какой-то Лигур, который мало чем отличился и не выигрывал больших сражений.

– Твоя уверенность, Хавруш, внушает надежды. Но где же Алеклия? Почему он не принимает участие в этом сражении? Его многие считают талантливым полководцем.

– Алеклия прячется в Грономфе и молит своих Гномов о пощаде. Его партикулы пролили на нашей земле уже столько крови, что ему только и остается, что с ужасом думать о неизбежном возмездии.

Тхарихиб недоверчиво посмотрел на брата. Уж больно всё просто: Алеклия трус, армии авидронов малочисленны, исход предстоящего сражения не вызывает сомнений… Так ли это на самом деле? Интол в очередной раз пожалел, что поддался на уговоры Хидры, которая считала, что в решающий момент он должен быть вместе с армией. Остался бы в Масилумусе, сейчас бы пировал во дворце и в спокойствии и безопасности ожидал сведений с места сражения…

Хавруш выдержал взгляд брата. Пока еще интол не знал о прибытии в авидронский лагерь Алеклии, обо всех многочисленных пополнениях в стане противника. Конечно, этого нельзя было утаить вовсе, но Хавруш медлил до последнего, поскольку справедливо опасался, что Лучезарный, получив плохие новости, совершит какой-нибудь трусливый необдуманный поступок, и это в лучшем случае сильно подорвет боевой дух армии, а в худшем…

Еще только узнав, что Тхарихиб собирается сопровождать армию, он стал дни напролет убеждать его остаться. Но упрямый братец не поддался уговорам. Он сам, его семья и многочисленная свита присоединились к колоннам, выдвигающимся на Кадиш, и неожиданно явились для армии такой необычайной обузой, что Хавруш в отчаянии вырывал из носа волосок за волоском, сдерживая закипающий в сердце гнев. Четыреста дополнительных повозок, четыре тысячи человек, а еще все эти долгие остановки, пиры, бестолковые указы, подменяющие мудрые и своевременные распоряжения Верховного военачальника…

Над холмом, на низкой высоте, широко расправив паруса-крылья, проплывали десятки иргамовских матри-пилог, и интол задрал голову, любуясь этим зрелищем. У Иргамы никогда не было воздушных шаров, но на деньги Фатахиллы удалось создать целую армию «летающих драконов»…

Хавруш что-то еще говорил, но вдруг смолк, заметив, что Тхарихиб не слушает, с щенячьей радостью на лице наблюдая за парением боевых воздушных шаров. Всё многочисленное окружение угодливо разделяло восторг интола.

Хавруш бросил на брата презрительный взгляд. Он в сотый раз подумал о той великой несправедливости, когда Слепая Дева (действительно слепая!) сделала правителем не его, а слабоумного братца.

Отойдя чуть в сторону, Хавруш осматривал поле будущего сражения, которое с высоты насыпного холма было видно, как на ладони. Думая о предстоящей битве, о том, как ее вести, как обмануть авидронов, обрушив на них в самом неожиданном месте всю силу собранного войска, он почему-то вспомнил о Хидре, находившейся в лагере вместе с наследником, Нэтусом…

Измотанный за все эти дни нытьем Тхарихиба, его бесконечными опасениями и претензиями, Хавруш окончательно сходил с ума, когда ему начинала указывать еще и Хидра. Бывшая жрица, известная всему Масилумусу распутная дрянь, инородка низкого происхождения, указывала ему – прямому потомку Тедоусов, Верховному военачальнику великой страны! Безумие! Даже восьмилетний отпрыск монаршей семьи, взбалмошный Нэтус, настроенный матерью соответствующим образом, обращался с ним свысока. Видит Дева, Хавруш давно собственными руками задушил бы маленького ублюдка где-нибудь на окраине лагеря или спящим в шатре, если б не этот подаренный мальчику во время Встречи Солнца здоровый лучник, с которым наследник был неразлучен ни днем, ни ночью.

Вот в такой обстановке, полной интриг, ненависти, подозрительности, он, Хавруш, еще ухитряется командовать невиданной по своим размерам шестисоттысячной армией…

Несколько дней ничего не происходило. Каждое утро противоборствующие армии выстраивались друг против друга, но атаковать первой ни одна из сторон не решалась, и дело заканчивалось мелкими стычками передовых отрядов.

Алеклия оценивал силы иргамов абсолютно точно: шестьсот тысяч человек, из которых четверть составляли союзники и наемники. Это было почти на двести тысяч больше авидронской армии. Инфект понимал, что ему в некоторой степени удалось обмануть иргамов: Тхарихиб и его брат Хавруш вряд ли рассчитывали, что авидронам удастся сосредоточить под Кадишем столько партикул, но всё же превосходство иргамов было очевидным, а значит, атаковать первым очень рискованно.

Со своей стороны, Хавруш осторожничал, выискивая в действиях авидронов подвох. В свое время, обстоятельно изучив военные приемы соседей, он справедливо полагал, что у авидронов всё очевидное – ложно, а правда хранится в глубокой тайне. Он высылал десятки отрядов следопытов и сотни лазутчиков, пытаясь как можно точнее определить реальные силы противника и исследовать все особенности местности, выбранной авидронами для сражения. И медлил. Вскоре он убедился, что армия авидронов не так мала, как предполагалось, и это еще сильнее насторожило его.

Золотая статуя Слепой Девы, стоящая посреди лагеря иргамов, охранялась самым тщательным образом. Пятьдесят копьеносцев день и ночь следили за тем, чтобы к священной статуе никто не приближался. Воин из Дворцовой конницы, пытавшийся лишь прикоснуться к ступне золотой богини, был заколот на месте.

Однажды, ближе к вечеру, внимание стражей привлек черноволосый мальчик в золотой остроконечной шапочке, который с диким визгом подскочил к самой статуе, ошалело огляделся, видимо ожидая нападения, и спрятался за золотой постамент. Копьеносцы тут же признали в нем Нэтуса, сына Тхарихиба. Они успокоились, и умиленные улыбки появились на их смуглых лицах. Вскоре вблизи статуи показался высокий воин в авидронском плаще. Он крался с мечом в руке, свирепо вращая глазами. То был лучник Зваргус. Стражники весело переглянулись и продолжали с любопытством наблюдать за мнимой жертвой и ее разъяренным преследователем.

– Мы отыщем тебя, проклятый мальчишка, где бы ты ни прятался! – громко рычал Зваргус. – Мы зажарим тебя на вертеле и подадим к столу нашему великому Инфекту!

Лучник, демонстративно повернувшись спиной к статуе, добавил еще несколько известных всем авидронских ругательств, но не успел закончить, как Нэтус выскочил из своего укрытия и несколько раз «вонзил» деревянный кинжал ему в спину.

– Умри, презренный авидрон! – воскликнул мальчишка.

– Пощады! – взмолился Зваргус, пав на колени.

– Не будет вам пощады, коротковолосые! – отвечал наследник, яростно «приканчивая» свою жертву.

Наконец лучник, изобразив все муки, которые должен испытывать умирающий от ран «подлый авидрон», растянулся на земле, запрокинув руки, и замер. Нэтус поставил ногу ему на грудь:

– Так будет со всеми авидронами!

В двухстах мерах от золотой статуи Слепой Девы, сидя на пригорке, у большого белого шатра, украшенного цветочными гирляндами, за мальчиком наблюдала его мать – интолья Хидра. Убедившись, что с Нэтусом всё в порядке, она всё же распорядилась приставить к наследнику дополнительную охрану. Потом она отпустила всех служанок, кроме одной, которую оставила у входа, и в одиночестве вернулась в шатер.

– Ты еще здесь? – недовольным тоном спросила она.

Из темного угла выступил мощный светлокудрый мужчина в черном плаще и с шарфом Либерия на плечах.

– Разве я могу уйти, не получив того, чего хочу и чего, как ты говоришь, заслуживаю! – ответил он, как показалось молодой женщине, с легкой усмешкой.

– Сейчас не время, Дэвастас, уже вечер, в любой момент может прийти Тхарихиб! – мягким тоном, почти безвольно отвечала интолья.

– Клянусь Слепой Девой – ты его не увидишь раньше утра! – заверил Либерии, приблизившись к Хидре вплотную. – Он устроил очередную пирушку, на которую потребовал всю свою свиту и всех военачальников. И это накануне сражения! Лучшей помощи авидронам и не придумать!

Дэвастас положил свои огромные руки на бедра женщины и мягко притянул ее к себе.

– Моя радость, моя богиня, приди ж в мои объятия!

Хидра пыталась отстраниться, увернуться от жарких поцелуев, вдруг посыпавшихся на ее шею и лицо, но делала это с такой неохотой, что вскоре очутилась на груди великана. Смелые руки его не знали преград. Убранные на затылок волосы Хидры рассыпались по плечам, а верхняя плава упала к ее ногам.

– Я хочу слизать языком всю твою медовую кожу, – прерывисто шептал он женщине на ухо. – Ты – моя Слепая Дева! Я поклоняюсь только тебе одной! Буду предан тебе до конца дней!

– Мы не можем, не сейчас! – Всё еще пыталась остановить Дэвастаса раскрасневшаяся интолья.

Но Дэвастас не хотел ничего слушать. Не справившись с туникой молодой женщины, он просто надорвал ее и с необычайной горячностью, хотя одновременно и с удивительной для такого силача нежностью набросился на открывшиеся прелести. Наконец сопротивление Хидры угасло, и она в сладком изнеможении запрокинула голову.

Вдруг послышался шелест одежды, и в шатер, низко склонившись, вошла рабыня. В то же мгновение Дэвастас оттолкнул интолью и с неожиданной ловкостью прыгнул в тень.

Хидра не сразу пришла в себя.

– Что тебе? – глухо спросила она служанку.

Не поднимая глаз, рабыня испуганно сообщила:

– Тхарихиб. Сейчас он будет здесь.

– Хорошо. Иди и постарайся его немного задержать.

Рабыня вышла.

Хидра первым делом прикрыла голую грудь и занялась волосами.

– Немедленно уходи! – с отчаянием бросила она Дэвастасу.

– Я уйду, но только при одном условии! – нахально отвечал тот.

– Условии? Каком же? – нетерпеливо спросила интолья.

– Если ты мне пообещаешь, что я тебя увижу сразу после битвы.

– О, Слепая Дева, конечно же, обещаю! Беги!

– Ладно…

Воин оправил на плечах шарф Либерия, поклонился и намеренно медлительно двинулся к выходу.

– О! Да не сюда же! – взмолилась Хидра.

– Ах да! – вспомнил Дэвастас и шагнул в другую сторону – к неприметному потайному выходу в задней стенке шатра.

А в шатер с шумом ввалился Тхарихиб. Хидра не успела ни убрать волосы, ни толком одеться, но интол Иргамы, казалось, не обратил на это никакого внимания.

– Як твоим услугам, Лучезарный! – низко поклонилась молодая женщина.

– Ах, какие услуги! – в отчаянии отмахнулся Тхарихиб. – Зачем, зачем Хавруш всё это затеял?! Что, если мы проиграем битву? В тот же день всё рухнет. Всё!

Интол валился с ног, налитые кровью мутные глаза его были безумны. Он, пошатываясь, подошел к жене, неуклюже обнял ее, обдав пьяным дыханием, и, обессилевший, повис на ее плечах. Интолья едва удержала его обмякшее тело. Она поспешила призвать на помощь рабыню, и через мгновение сильные руки мягко подхватили правителя…

Вскоре Тхарихиб, раздетый и омытый душистой водой, был водружен на ложе Хидры. Он тут же очнулся, почувствовал свежесть благовоний и мягкость подушек и расплылся в блаженной улыбке.

– Разве ты ко мне не присоединишься, моя маленькая жрица? – с намеком спросил он жену.

– Я в твоем распоряжении! – не задумываясь, отвечала молодая женщина.

Она отпустила служанку, быстро избавилась ото всего, что на ней было, и скромно присела у ног властителя. Тхарихиб не замедлил воспользоваться покорностью интольи, но, поскольку был крайне ослаблен, да и не имел привычки геройствовать, после нескольких вялых бесполезных потуг устало распластался и позволил женщине всячески себя ублажать, что она и делала на протяжении долгого времени, с привычным усердием и улыбкой неподдельного удовольствия на лице. Однако все труды оказались напрасными: немощь интола не поддавалась излечению.

Наконец Тхарихиб небрежно отстранил Хидру – хватит! – и потребовал авидронского нектара. Выпив его, он вновь сильно опьянел, насупился и замкнулся в каких-то своих тревожных мыслях. Чтобы немного отвлечь интола, Хидра рассказала ему, как Нэтус играл с лучником возле золотой статуи Слепой Девы. Вдруг Тхарихиб привстал на локте и возбужденно заговорил:

– Слепая Дева? Знаешь ли ты, никчемная прислужница, что значит для меня эта богиня? Она – моя последняя надежда, если случится непоправимое!

– О, как ты прекрасен, Лучезарный, в своей вере! Такой глубокой, такой чистой, такой искренней! – восхитилась Хидра.

– Вера? О чем ты? – возмутился он. – Я говорю о самой статуе!

– Ты имеешь в виду золото, из которого она отлита?

– Золото – лишь скорлупа, глупая женщина, – загадочно ухмыльнулся Тхарихиб. – Внутри статуи есть пустоты, которые до отказа заполнены редчайшими драгоценностями, добытыми в сражениях и завоеваниях моими легендарными предками. Ты даже не можешь представить, сколько крови из-за них пролито, сколько загублено человеческих жизней! Лотус, изумруды, алмазы – все необыкновенной красоты. Отец когда-то говорил, что цена этим сокровищам – не меньше пятисот тысяч берктолей!

«Так вот оно что!» – в изумлении подумала Хидра.

Осознав, что проговорился, Тхарихиб вновь потянулся к кубку. Взгляд его отяжелел.

Вскоре он забылся пьяным беспамятным сном.

Сто третьего года, тридцатого дня шестого месяца, после восьми дней бескровного противостояния, Хавруш отдал военачальникам распоряжение выстроить партикулы для атаки. Но прежде чем бросить отряды в огонь сражения, он собрал своих полководцев, чтобы увериться в крепости их духа.

Еще не кончилась ночь, когда в шатре Верховного собрались первые военачальники. Здесь были Вирибис и Агост – лучшие из лучших, самые беспощадные воины Иргамы. Здесь восседал Твеордан – сторонник железной дисциплины, основанной на жестоких наказаниях. Здесь присутствовал Дзуйх – наемный военачальник из Яриады Южной, хитроумный и удачливый, успевший послужить и у авидронских инфектов. Чуть опоздав, подоспел Дэвастас – начальник самостоятельного конного отряда, недавно произведенный в Либерии. Десятки других воинов, преданных, опытных и бесстрашных, толпились у входа.

Хавруш с удовлетворением оглядел собравшихся. Все они радовались предстоящему сражению и были полны решимости. Кто-то говорил о мести, и глаза его сверкали, кто-то изъявлял готовность умереть. Кто-то заботился более не о сражении, а о последующем преследовании разгромленного противника, будто иначе и быть не могло: «не перепутать бегство противника с ложным отступлением, избежать засад, выделить особые отряды для уничтожения заслонов, преследовать на самые дальние расстояния, ворваться на плечах бегущих в лагерь, а если не получится – полностью окружить его и взять измором». Такая уверенность в победе вселяла надежды. Хавруш и думать забыл о тех тревожных сомнениях, которые не покидали его все предыдущие дни.

Крови! Все жаждали насытить многострадальную иргамовскую землю жирной авидронской кровью.

Смерть авидронам! Смерть! Смерть! Смерть!

А в это время на верхней открытой площадке передвижной башни стоял Инфект Авидронии. Он был облачен в золотые доспехи с инкрустацией, изящные и одновременно очень крепкие. Его плечи прикрывал обычный плащ из беленого тоскана, какой носили воины Белой либеры. На поясе у него висел только боевой кинжал с крестовидной рукоятью. Россыпь мелких бриллиантов на золотых ножнах переливалась цветами радуги.

Из крупных военачальников вместе с Алеклией был только Седермал – Великий Полководец. Десяток эрголиев и либериев стояли у бойниц, вглядываясь в даль, молчаливые, с каменными лицами. Слуги, советники, порученцы, телохранители, трубачи и слухачи, распознающие звуковые сигналы, свои и противника, занимали едва ли не всё оставшееся пространство. В тесноте площадки совсем немного места отвели для Неоридана Авидронского с его юношами-помощниками. Еще никогда ему не приходилось работать в такой давке, впрочем, он и этому был рад: его вообще не хотели допускать, и только личное указание Инфекта открыло ему и его служкам путь на верхний ярус купола.

Посреди площадки, на широком столе, разместился макет местности, где должна была произойти битва. Его сделали из желтой глины.

Река Палисирус была окрашена в синий цвет, земля – в зеленый, кадишская дорога – в цвет светлого известняка, а предгорье, искусно вылепленное, не было раскрашено вовсе. Вокруг макета крутились помощники, расставляя между двух противоборствующих лагерей различные костяные фигурки высотой в палец. Каждая цветная фигурка обозначала отряд определенной численности и в точности повторяла цинита этого отряда, его вооружение и одежду. Если это был всадник, под воином имелась лошадь, если колесница – возница и лучник находились в быстроходной повозке. Метательные механизмы, валилы, слоны и купола вырезали с особой тщательностью.

Из обитых бронзой сундуков бережно извлекались всё новые и новые «отряды» авидронов и иргамов. Недавно вырезанные фигурки воинов Тхарихиба, покрытые яркими эмалевыми красками, выглядели значительно лучше, чем их выцветшие соперники. К тем, кто занимался расстановкой «войск», то и дело подходили следопыты, наблюдатели, слухачи и посыльные. Они сообщали свежие сведения, и отряды, о которых шла речь, тут же перемещались в указанные места.

Рядом с куполом, на вершине которого находился Алеклия, было не протолкнуться. Мимо шли пешие колонны, резво проезжали колесницы, передвигались большие конные отряды, медленно катились валилы и тащились повозки с оружием, дротиками и стрелами.

Неподалеку от башни расположился передвижной почтовый пост. Легковооруженные воины с беспокойством оберегали свое бесценное имущество – почтовых голубей розового оперения, замкнутых в огромные бамбуковые клетки. Недалеко от почтового поста толпились порученцы и посыльные, держа под уздцы своих лошадей. Некоторые из них, получив приказ, взлетали в седло и трогались с места в галоп. Запыленные, на взмыленных животных, подъезжали из разных мест гонцы с устными сообщениями от военачальников.

У самого входа в башню замерли выстроенные в ряд два десятка воинов Белой либеры с копьями в руках. Один из них держал за поводья Анхаса – того самого коня красного окраса, на котором Алеклия объезжал с речью партикулы. Он был убран, как и подобает любимой лошади Инфекта: шелковистую гриву и расчесанный хвост окрасили пурпуром, на бабках пестрели зеленые лоскуты, а на голове красовался короткий золотой султан. Красивую сбрую дополняла попона и богатое седло с высокой передней лукой и задней лукой в виде спинки. К седлу приторочили тяжелый меч с удобной рукоятью и в неброских ножнах. Красавец конь стоял спокойно, хотя его и несколько тяготили сияющие пластинчатые доспехи.

Инфект поднял глаза кверху и долго наблюдал за авидронскими матри-пилогами. Яйцевидные шары, опутанные снастями и снабженные парусами, медленно проплывали над головой, покачивая при маневре или внезапном порыве ветра небольшими корзинами. Все триста девяносто четыре матри-пилоги, которые Алеклии удалось собрать в этой битве, сейчас бросили в бой. Им надлежало уничтожить иргамовские воздушные шары, а затем подняться на безопасную высоту и метать в иргамовские фаланги зангнии, стрелы и камни.

Опустив глаза, Инфект вернулся к глиняному ландшафту. Все фигурки уже расставили. Авидронские партикулы заняли место, которое определил им сам Алеклия со своими советниками, а иргамовские армии располагались согласно тем сообщениям, которые поступили за последнее время. Большая часть фигурок иргамовских воинов стояла в куче за лагерем Тхарихиба. Это значило, что авидронам известно о наличии этих партикул в армии противника, но не ясно, в какое место эти отряды направили.

Прямо на кадишской дороге расположился центр авидронской армии, возглавляемый Лигуром. Он состоял из двух мощных линий, выстроенных в оборонительном порядке, и выдвинувшейся вперед целой армии вспомогательных пеших и конных отрядов. Костяк построений образовали три монолита общей численностью в семьдесят тысяч цинитов: авидронский, корфянский и яриадский.

Справа плотные фаланги Полководца Инфекта упирались в извилистое русло реки Палисирус. За рекой расположились отряды правого фланга, который был вверен сыну Седермала – Карису, стойкому и весьма талантливому военачальнику, воину от рождения. Он имел в своем распоряжении стрелков-метателей, конных лучников, наемные партикулы всадников-корфян и полторы тысячи метательных механизмов. Все эти отряды расположились на берегу Палисируса и должны были помешать противнику перейти реку вброд.

Одна половина левого фланга авидронской армии примыкала к построениям Лигура на равнине, но другая часть располагалась в холмистой местности и труднопроходимом предгорье, где были невозможны активные действия конницы и бой сомкнутым строем. Командовал левым флангом шестидесятисемилетний Полководец Инфекта – Дэс. В его распоряжении находился знаменитый пеший монолит «Черные драконы» и несколько пеших либер, прикрытых двумя сотнями валил. На гористых склонах расположились лучники, вооруженные дальнострельными составными луками.

Алеклию удовлетворяло состояние его флангов, но он считал, что в этой битве они вряд ли будут что-то решать. Центр боевого порядка уже сам по себе был достаточно хорошо прикрыт справа рекой, а слева – холмистой местностью, и «крылья» больше служили резервом или дополнительной опорой и позволяли противодействовать глубоким боковым охватам. Именно в центре, занимавшем едва ли не всё равнинное пространство, состоится главное сражение. Недаром большую часть всех авидронских партикул и наемных отрядов подчинили энергичному Лигуру.

Ближе к лагерю скрывались многочисленные резервы. Среди них были лучшие отряды Авидронии: Белая либера, Вишневые плащи, партикула «Смертники», а также небольшая, но всегда наводящая на противника ужас конница «Небесные воины». Чуть в стороне, заслоняя подступы к стоянке авидронов, разместились циниты партикулы «Неуязвимые». Алеклия в последний момент приказал Лигуру, к его крайнему удивлению и досаде, отвести партикулу в глубокий тыл.

ДозирЭ, впрочем, как и все воины партикулы «Неуязвимые», не имел возможности наблюдать за ходом сражения. Циниты недоумевали: вместо того чтобы расположить прославленный и надежный отряд на передовой линии, людей Эгасса оставили в заграждении, то есть отстранили от участия в сражении. Многие монолитаи связывали это с недавним событием в лагере, которое едва не привело к столкновению с Вишневыми, но закончилось, слава Гномам, лишь словесной перебранкой.

Сам суровый партикулис не привык обсуждать приказы. Если б ему сказали немедленно возвращаться в Авидронию, вскоре партикула уже передвигалась бы на марше. Но на самом деле Эгасс страдал, и страдал всем сердцем. Для того ли он столько сил потратил на воспитание воинов, превратив их в неустрашимых беспощадных гароннов, способных не только умирать, но и выживать в самой тяжелой ситуации, чтобы сейчас, когда настало время решительных действий, они просто охраняли лагерь? Разве можно сравнить способности наемных корфян или яриадцев с военным талантом «неуязвимых»?

ДозирЭ, как и его соратники, сидел на земле и прислушивался к звукам, доносящимся с поля сражения. Кусок за куском он поглощал мясо и запивал его водянистым подслащенным нектаром – перед битвой авидронским цинитам раздали в кожаных флягах нектар и полосы вяленого мяса, чтобы они могли подкрепляться прямо в строю во время сражения. Над головой проплывали матри-пилоги. Сначала в сторону иргамов, потом обратно. Иногда заблудившийся каменный снаряд, выпущенный метательным механизмом, падал недалеко от воинов партикулы, взметая комья земли. Вскоре после начала сражения появились многочисленные повозки лекарей, нагруженные ранеными. Все они направлялись к стоянке: по приказу Алеклии внутри лагеря был разбит целый город из лечебных шатров.

Огромное иргамовское войско наконец выстроилось в боевые порядки и двинулось вперед. Заиграли тысячи иргамовских труб.

Из корзины матри-пилоги «небесные» воины могли наблюдать, как большие ровные фаланги иргамов в окружении вспомогательных отрядов приближались к линии противника. Пройдет совсем немного времени, и произойдет страшное столкновение, в котором насмерть сойдутся тысячи и тысячи воинов. Невиданное зрелище, ужасное зрелище.

На Лигура надвигались сразу три пятидесятитысячных монолита. Перед ними россыпью мчались легковооруженные конники. Подойдя к озеру, фаланги тяжеловооруженных иргамов неловко разомкнулись и обогнули препятствие. Восстановив геометрию строя, они вновь двинулись вперед. Авидроны передней линии наконец различили в пелене пыли, поднятой тысячами ног и копыт, толпы своих врагов, самые отчаянные из которых, лучники и дротометатели из числа легких всадников, уже подъезжали совсем близко и задирали соперника.

Вскоре, однако, иргамовские фаланги остановились. Не успел Лигур опомниться, как перед тяжеловооруженными воинами Тхарихиба выросли многочисленные линии средней конницы.

Ловкий маневр иргамов смутил авидронских военачальников. Трудно было ожидать от прямолинейного, тяжелого на подъем противника столь сложных хитроумных действий. Однако Алеклия незаметно усмехнулся и промолчал, продолжая наблюдать за ходом событий, а Лигур, находящийся во второй линии центра, также на вершине одного из куполов, решил ничего не менять, тем более что времени на это не было. Он лишь выслал на усиление передовых отрядов несколько сот дополнительных заградительных колесниц и легких метательных механизмов на повозках.

Средневооруженные конники иргамов бросились в атаку. Они надвигались молча, всё быстрее и быстрее разгоняя широкогрудых разномастных лошадей.

Со стороны авидронов застучали калатуши. Заиграли лючины, издавая резкие, пронизывающие, невыносимые для слуха звуки. Легковооруженные наемники-эйселлы вдруг разом издали губами странный сильный звук. Лошади иргамов, напуганные этим шумом, умерили пыл. Атака захлебнулась, линия строя сломалась. В тот же момент раздались сигналы раковин, и тысячи стрел, камней и метательных снарядов полетели во всадников. Вспыхнуло синеватым пламенем дорианское масло, которым наполнили желоб в земле. Зангниеметатели подожгли стеклянные шары, раскрутили их и метнули во врага. Один раз, второй, третий. Не отстали от других и пращники, которых в передовых порядках было не менее тысячи. Во всадников полетели свинцовые пули.

Первая шеренга иргамов была уже основательно прорежена и остановилась. Метались напуганные и раненые кони. Всадники, выбитые из седла, пытались подняться с земли. Вскоре, получив команду, иргамы развернули лошадей и отступили…

Авидроны ликовали.

Пока Хавруш прощупывал в центре и на флангах переднюю линию Алеклии, в воздухе началось сражение матри-пилог. Еще никогда в континентальных сражениях не вело бой такое количество воздушных шаров. Сейчас, прямо над головами воинов, развернулась удивительная битва. Весь небесный простор закрыли чудовищных размеров шары с парусами-крыльями. Сходясь на разной высоте, они метали друг в друга стрелы и камни. Заработали авидронские стрелометы, издавая при выстреле характерный громкий щелчок. Сразу же у нескольких иргамовских матри-пилог прохудились оболочки, и они провалились вниз, рухнув между первой и второй линией Лигура. Сотни тысяч авидронов, наблюдавших за этой воздушной схваткой, радостно закричали.

Передвигающиеся иргамовские армии подняли такую пыль, что Тхарихиб и Хавруш не могли видеть со своего холма того, что происходило на земле и в небе.

– Что это? – спросил взволнованно интол своего брата, когда до его слуха докатился восторженный возглас авидронских цинитов.

Хавруш давно испытывал крайнее раздражение от его глупых вопросов: в них всегда звучали испуг и уныние, и теперь, полностью занятый планированием сражения, он только пожал плечами.

– Может быть, на всякий случай мне вернуться в Кадиш? – не унимался Тхарихиб. – Я больше волнуюсь не за себя, а за интолью и за сына. Да и статуя Слепой Девы была бы там в большей безопастности. Ведь мы с тобой знаем истинную ее цену!

«Какой гнусный трус! – подумал Хавруш. – Не успела битва начаться, как он уже думает о поражении. А что ж тогда решит армия, завидев бегство интола? Впрочем…»

– Возможно, ты прав, брат мой. Однако твой отъезд следует сделать незаметным. Я думаю, для этого надо оставить золотую Деву там, где она сейчас находится. И еще: не забирай своих телохранителей – Синещитных. В решающий момент они могут оказать неоценимую услугу нашей армии…

Тхарихиб на мгновение задумался, поморщился, но вскоре молча, только коротким кивком головы, со всем согласился.