Игоша

Я не бил своих игрушек
И ботинок я не крал.
Рвать не думал я подушек,
Чай на стол не проливал.

И в углу стоял я смирно,
О плохом не помышлял.
Это кто-то очень сильный
В комнату меня толкал,

Строил рожи, бедокурил,
Улыбаясь во весь рот,
Мелкий, странный, некрасивый,
Взглянешь - ну как есть урод!

Нет ни ручек, нет и ножек.
Скачет головой вертя.
А зовут его Игошей,
Некрещёное дитя.

Мне запоры не помогут,
Не спасут окно и дверь.
Мёртвый он, преград не знает.
Не избавиться теперь.

Одна из самых страшных сказок моего детства. Игоши я ужасно боялась. Не только потому, что это мёртвый ребёнок, а потому, что у него не было ни ног, ни рук. Успокоила меня бабушка. "Некрещёным умер, вот и беснуется, - объяснила она. - А ты крещёная, тебя не тронет!"

Сейчас конечно же не страшно. Только думаешь, а что если и не было никакого Игоши, а был только один хулиганистый мальчишка, не признающий своих проступков?

#школа_хэллоуин

#флешмоб_Ужасный

Когда-то, давно, в пятом классе, знакомили нас на примере двух рассказов Одоевского со "страшными повестями". И "Игоша" меня не напугал тогда, но заставил поёжиться.

Сюжет прост - маленькому мальчику является некий друг, Игоша, ломает игрушки, выпрашивает вещи, а в конце концов уходит. Заковыка в том, что этот дружок - не человек.

Игоша - творчески переработанный образ домового. Фольклорные мотивы здесь везде - и в выкидывании для Игоши в окошко рукавиц и ботинок (есть такой обычай одаривания домового), и в "ломкости" голоса Игоши - то писклявый голосок, то бас, и в его хозяйничаньи в доме. И даже в уходе к доктору-немцу и в обвинениях в неблагодарности (домовой обидчив).

Но есть одно "но". Вы представляете себе домового? Вот представьте. А теперь Игошу представьте - маленький мальчик, без рук и без ног, скачущий всем телом разом, довольно резво скачущий и активно устраивающий неприятности, например, может скатерть зубами стащить со стола. Игошу видит только мальчик, с него Игоша и требует себе рукавички и ботинки.

Но ёжилась я, кстати, вовсе не от Игоши. А от того, что кроме ребёнка его никто не видит, и все выходки приписывают бедному мальчику. Недоумевают, что сталось, и даже вызывают врача. А сам мальчик чувствует себя игрушкой Игоши, не боясь его, но не в силах ни освободиться, ни попросить помощи. Может быть, Игоша - и вовсе плод его воображения, порождённый услышанными страшными сказками, но в любом случае помощи он не находит. Именно одиночество это меня и огорчало.

А мальчика, кстати, нет. Он Игоши не пугается, недоумевает только его выходкам, а вообще, кажется, в одиночестве своём друга в нём видит и даже грустит, когда уходит Игоша.