Книга Охота на медведя онлайн - страница 14

Глава 15

Поздний вечер. Олег устало застыл перед включенным монитором, закрыл глаза, и строки из «Бусидо сосинсю» пришли на память сами собой: «Тот, кто забывает о смерти, становится невнимательным, неосмотрительным и беспечным, ибо корень всех бед кроется в невнимании, изъяны и несовершенства завладевают воином, и тогда он беззащитен».

Гринев встряхнул головой и снова посмотрел на график‑кривую на экране компьютера. Все нормально. А что тогда плохо? Что?

Телевизор был включен. Диктор считывал с суфлера текст хорошо поставленным баритоном:

«Беспрецедентное за последнее время падение курса акций российских предприятий на фондовом рынке не только вызвало озабоченность в деловых кругах, но и всколыхнуло общество. Мы взяли интервью у ряда известных политиков и парламентариев. Вот как прокомментировал происходящее член фракции „Новые регионы“ Василий Надыбин».

На экране – мясистое бритое лицо, кустистые брови: «говорящая голова», выдающая заданно‑запрограммированные блоки раз и навсегда затверженных фраз.

«Американский империализьм все теснее затягивает удавку на шее трудового народа, а его прихвостни, демократы и банкиры, продолжают геноцид русских людей, чтобы завладеть нашим богатсвом. Мировые сионистские круги...»

Борис Михайлович Чернов даже не вошел, он буквально ворвался в кабинет. Он был взбешен. Взглянул на развалившегося в кресле Гринева, процедил сквозь зубы:

– Может, ты объяснишь мне, что происходит? Или – мне тебе объяснить?

– Игра. «Гусарская рулетка, опасная игра...» – напел Олег, добавил спокойно:

– Все идет по плану, Борис.

– По плану? По чьему плану?!

Гринев взвился с кресла, развернул монитор к Чернову:

– Да смотри же, Борис! Узнаешь фигуру? Это же «голова‑плечи», перевернутая! Все будет вот так. – Олег жалом перьевой ручки показал завершение фигуры: ручка взлетела вверх, за край монитора.

– «Голова‑плечи», говоришь? – Чернов едва сдерживал бешенство. Рука его прочерчивает неровную кривую вниз:

– Вот что будет дальше, Медведь! Ты понял?

Это – «собака Баскервилей»

, и она нас сожрет! – Закончил он жестко и твердо:

– Ты упал. Нужно вынимать деньги.

– Мы уже вломились на пять лимонов зелени. Есть смысл идти дальше.

– Я не самоубийца! А если тебе нравится играть в русскую рулетку, то это можно сделать проще и эффективнее! – Чернов приставил указательный палец к виску и щелкнул пальцами. Сел, прикрыл набрякшие веки, помассировал их подушечками пальцев, заговорил снова – холодно и спокойно:

– Ты не чувствуешь реальных финансовых потоков. Как ты говорил? «Мы слегка продавим рынок». Ты его не продавил. Ты его обрушил.

Олег сел за стол, произнес медленно и монотонно, глядя в глаза Чернову:

– Да. Обрушил. И сделал я это намеренно.

– Что?! – В лице Чернова смешались гнев, непонимание, недоумение, обида...

– Что ты сказал?

– Я убил рынок. Он будет падать еще дней пять. Ниже дна. Потом – станет подниматься. И тут мы ему должны помочь.

Чернов закрыл лицо руками:

– Ты хоть понимаешь, что ты нас слил? Себя, меня, контору? То, что ты кинул всех, – это бизнес; то, что ты кинул меня, – это что?

– Я тебя не кинул, Борис. Если я и ошибся в расчетах, то лишь в меньшую сторону. Когда мы подберем рынок, мы заработаем тысячу процентов.

Чернов смотрел теперь на Олега чуть склонив голову, с каким‑то новым интересом. Продекламировал медленно, с расстановкой:

– Маленький мальчик нашел пулемет. Больше в деревне никто не живет. – Лицо его сделалось жестким, непроницаемым.

– Договорим завтра, партнер. Сегодня я слишком устал. Да и утро вечера мудренее.

Чернов остался в своем кабинет один. Некоторое время он невидяще смотрел на монитор, уголки рта опустились, как у обиженного ребенка. Чернов взял трубку телефона, набрал номер:

– Хакер у себя? Он мне нужен. Сейчас...

Автомобиль с Гриневым отъехал от конторы. Чернов увидел это из припаркованного недалеко от входа автомобиля с тонированными стеклами. За рулем был он сам. Рядом с ним сидел длинноволосый молодой человек в кожаной куртке. В ухе у него – подобие слухового аппарата.

– Он поехал к какой‑то Марине. Думаю, задержится.

Чернов скривил губы:

– Может, задержится, а может... Нам следует спешить.

Длинноволосый пожал плечами, взялся за ручку дверцы.

– Я сказал – спешить, а не суетиться. Протокольные десять минут. – Хозяин – барин.

* * *

...Комнату Марины теперь укутывал вечерний свет: мягкий, теплый. Горели свечи. Олег принес огромный букет, Марина опустила его в вазу, полюбовалась, чуть отстранившись. Посмотрела на Гринева:

– А ты изменился. Или – это свет такой?

– Наверное, свет. В этом мире мало что меняется по существу.

– Нет, ты точно изменился.

– Дело делаю.

– Свое?

– Надеюсь.

Марина вдруг пригорюнилась, тряхнула волосами:

– Просто... ночью все другое. Или – кажется другим.

– Завтра переменится?

– Не знаю. Что может знать ветреная женщина про завтра?

– Ты – ветреная?

– Сегодня – да. Слово «ветер» прекрасно само по себе – в нем есть энергия, движение, воля. То, чего мне так не хватает в жизни. – Марина улыбнулась печально:

– Сегодня я ветреная. А ты... ты словно сияешь. И даже букет принес сиятельный, словно я – княжна. Глупость, а приятно.

Марина подошла к стереосистеме, поставила диск, закрыла глаза:

– Танцевать хочу. Жестокое танго. Танго с огнем. Музыка была огненной.

Страстной. Марина танцевала отрешенно, чуть склонив голову, ресницы – полуопущены. На скатерть упало несколько лепестков... Сквозь янтарную винную влагу мерцал огонек свечи... Мелодия лилась томно и влажно, словно в дальней амазонской ночи... А тени на стенах комнаты исполняли свой причудливый танец...

Все это Олег даже не замечал – чувствовал... Когда он засыпал, музыка еще продолжала звучать и комната была наполнена теплым светом догорающих свечей.

Девушка встала, прошла на кухню, закурила. Ее лицо то проявлялось в ночном черном стекле вместе с мерцающей оранжевой точкой, то – меркло.

– Если бы кто знал... – тихо произнесла Марина. – Если бы знал...

Лицо ее сделалось жалким, вымученная улыбка скривила губы. Марина встряхнула волосами, налила себе в большой фужер до краев водки, выпила единым духом, улыбка стала горькой. Марина подмигнула собственному мутному отражению:

– И кто поможет бедной девушке понять эту жизнь? Никто.