Страницы← предыдущаяследующая →
Когда-то я делил этот кабинет вместе с Берхом. Потом я остался в нем один. Шеф решил, что для меня он слишком просторен и велел перенести сюда часть аппаратуры из Яниной коморки. Яна выиграла два квадратных метра, я потерял десять. Время, проведенное за первой рабочей чашкой кофе, я посвящаю разгадыванию этого явления. Сегодня мне пришлось нарушить традицию и подумать над новой загадкой. Ее уже нельзя было связать с нарушением пространственной метрики – если и произошло какое-то нарушение, то искать его нужно было в моей голове. С другой стороны, еще вчера она работала, как часы в Фаонской службе галактического времени. Почему же теперь по потолку моего кабинета шагают разноцветные сапиенсы? Мало того, сапиенсы размахивали плакатами с оскорбительными для меня лозунгами. «Федтр, mon amor, айда к нам на забор!». Почему «на забор», когда они на потолке?
В надежде, что это все-таки не галлюцинация, я бросился на поиски проекционной аппаратуры. В кабинете ее не было. Можно ли за ночь превратить потолок в экран? Вопрос технический и за ответом следует обратиться к Ларсону, тем более что и ошибка с французской рифмой и скрупулезно проставленное ударение явно указывали на его авторство.
Ларсон быстро сдался.
– Телепикт, – сказал он, – жидкость наподобие лака, последнее достижение нано-красочной промышленности. Обработанная телепиктом поверхность становится экраном. Изображение можно передавать с любого расстояния, оно ограничено лишь мощностью передатчика. Для ретрансляции сигнала подойдет стандартная ретрансляционная сеть, но, как мне кажется, пострадает качество изображения.
– А как обрабатывать? – спросил я. – Три раза крыть, сутки сохнуть?
– Намного проще. Смотри.
Эксперт взял со стеллажа неприметный баллончик с распылителем и побрызгал из него на стену. Через несколько секунд по стене запрыгали сапиенсы. Я поинтересовался:
– От них можно как-нибудь избавиться?
– В два счета. – И он провел по стене рукой. Головы сапиенсовов побледнели, зато на его ладони появились какие-то размытые, цветные пятна. – Смывается пятипроцентным спиртовым раствором, – пояснил он, – или даже обычным мылом.
– И что, распылять можно на любой поверхности?
– Желательно, чтобы она была гладкой. На шершавой поверхности картинка будет размытой. Впрочем, если картинка статична, то подойдет и шкура вапролока.
– Вапролоки будут против. Слушай, а звук…
– Нет, – улыбнулся он, – до этого наука пока еще не дошла.
– Ладно, скажешь роботу-уборщику, чтобы вымыл мне потолок.
– Не уверен, входит ли мытье потолков в его обязанности.
– И чьи это проблемы?
Озадачив Ларсона, я пошел проверять, не обвалился ли потолок от сапиенских похождений.
На утреннем докладе Яна выступала первой.
– Моцарт, Вольфганг Амадей, композитор, родился в тысяча семьсот пятьдесят шестом году христианского летоисчисления в городе Зальцбург, Австрия, Земля… – она подняла глаза на Шефа, так как предполагала, что он остановит ее уже на дате.
С угрюмым видом Шеф скручивал из проволоки наручники. Наручники, изготовленные из куска медной проволоки длиною тридцать восемь сантиметров, налезут только на Янины хрупкие запястья. Смекнув это, она продолжила:
– …в общем, вам это известно. Далее, Моцарт, Сигизмунд. Пятьдесят шесть лет. Старший оператор цеха вторичной переработки. Мусорщик, короче говоря. Проживает по адресу: Центральный округ, квартал Р-тринадцать, дом пять, квартира девяносто восемь. Дом планируется под реконструкцию либо снос. Женат. Живет с супругой, Рогнедой Моцарт. Ей пятьдесят один, работает в торговой компании, развозит продукты по промышленным поселкам. Десятого декабря во время борьбы с тараканами Моцарт обнаружил в вентиляционном окне подслушивающий и подсматривающий жучок. Сначала он принял его за мутировавшего таракана и отнес в эпидемиологическую лабораторию для исследования. Там выяснилось, что неизвестное насекомое является продуктом развития шпионских технологий, но далеко не самым совершенным. Для установления его родословной Моцарт обратился в полицию. Дело Моцарта было принято к рассмотрению, но никаких результатов пока нет. Это все, что касается четы Моцартов.
Яна ждала, чтo Шеф скрутит из проволоки теперь, после такого исчерпывающего доклада.
– Неплохо для мусорщика, – сказал он. – На кой черт кому-то понадобилось за ним следить?
– Неизвестно. Ни Моцарту, ни полиции.
– Ладно. Есть только один вариант, при котором это может нас касаться. Но доказательств в его пользу у нас нет. Не думаю, что хотел бы их найти. Портрет ЧГ проверила?
– Да. Имеется отдаленное сходство с неким Феликсом Парависино, год рождения уточняю, но, Шеф, вы, конечно, извините… – она сделала паузу.
– Извинил. Продолжай.
– Не позднее тысяча шестисот девятого года, когда Эль-Греко писал его портрет. Кроме того, он был монахом.
Шеф перевел взгляд на меня.
– Твоя Вельяминова, она в своем уме?
– Она просто очень впечатлительная девушка. Образование таким во вред.
Все почему-то посмотрели на Яну.
– Да, Шеф, – сказала она, – я не уверена, но портрет Парависино мог находиться в той книге, которую Лия рассматривала, когда повстречала Человека с Гвоздем. Это надо уточнить у Лии. Собственно, из-за этого монаха я и начала с того, настоящего, Моцарта. Думала, мало ли…
– Мало думать, надо еще и работать. Из ОИБ есть новости? – спросил Шеф у меня.
По пути в Отдел я заскочил к коллегам со второго этажа. За ночь они кое-что раскопали.
– Мобильный номер был приобретен концерном «Роботроникс», на кого – неизвестно. Они взяли себе двести номеров, отличающихся от номера с камня последними тремя цифрами. Оптовый заказ. Трафик оплатили на год вперед. Наши уломали кое-кого сделать несколько звонков с одновременным пеленгом. Сигнал шел из квартала Б-4 Северо-восточного округа. Определить более точные координаты невозможно, там все экранирует, как в комнате смеха. Сегодня они готовы продолжить, но для этого требуются более серьезные санкции. Их человек в «Информканале» не хочет рисковать.
– «Роботроникс», – пробормотал Шеф задумчиво, – они, кажется, выпускают роботов?
– Да. Бытовых. На самом деле, это дочернее предприятие. Сборочный цех и небольшое конструкторское бюро. Головная контора находится на Земле. К слову, мы на них никогда не работали.
– А против? – полюбопытствовала Яна. Она у нас сравнительно недавно, поэтому могла быть не в курсе.
– И против не работали. Поэтому досье пусто.
– Начать собирать?
– Собери то, что есть в открытом доступе. – Шеф специально сделал ударение на слове «открытом», чтобы Яна, в трудовом порыве, не полезла вскрывать их текущий баланс. – Хью, что у тебя с голосами?
Минуту назад Ларсон перестал ерзать от нетерпения в кресле. Теперь он встал, почесал небритый подбородок и, наконец, выдал:
– Шеф, я отказываюсь от всего, что собирался вам доложить. Дайте мне еще три часа.
Шеф хмыкнул.
– Бери, если найдешь.
Ларсон прошествовал на выход и тихонько притворил за собой дверь.
– A la recherche du temps perdu, – грассируя где надо, пропела Яна.
– В каком смысле «пердю»? – спросил я.
– В поисках утраченного времени. Это я про Ларсона, но относится к нам ко всем. Это наш девиз, но для внутреннего употребления. Не для клиентов.
– Вот именно, – сказал Шеф, – хорошо бы форсировать…
И он раздал задания на сегодня.
Вдоль стены тянулся длинный узкий стол с экранами. Увидев меня, Лия сдернула очки и, прикрыв их ладонями, спрятала на груди. Она сидела перед одним из экранов. Античная статуя с крыльями поворачивалась то так, то сяк. Статуя была без головы. Я хотел спросить, куда девалась голова, но потом подумал, что, наверное, все так спрашивают. Поэтому, произнеся «привет», я несколько мгновений не знал, что сказать.
– Вы ко мне? – Лия, вероятно, забыла, что только что по ее просьбе меня пропустили в технический отдел Фаонской Планетарной Библиотеки. Я – репортер из «Сектора Фаониссимо» и должен ей в чем-то там помочь.
– Усеченка? – кивнул я на экран.
– Нет, – возразила она, хотя готов поклясться, что Лия слышала это слово впервые. – Библиотека планирует заказать две-три копии античных статуй для нового зала изобразительных искусств. Мне поручили выбрать кандидатов.
– Понятно. Уберите ее пока. Сейчас мы будем производить опознание. – Я подал ей кассету с кристаллозаписью. – Загрузите и откройте файл…
Я запнулся: Яна назвала файл «ботаничка». Пока Лия настраивала очки, я быстро усек «ботаничку» до «бот». Второй файл – «Дело о покушении на губернатора» – я стирал медленно, чтобы Лия успела прочитать название. Этот пустой файл предназначен для возбуждения клиентов. Фигурируя под разными номерами, файлы с делами о покушении расплодились по кассетам в таком количестве, словно наш губернатор заговоренный.
– Жмите, – сказал я остолбеневшей девушке.
– Почему «бот»?
– Сейчас увидите.
Среди пяти снимков, первым слева был протрет Микеле Марулло Боттичелли.
– Вот вам и «бот», – сказал я.
За Боттичелли, слева направо шли Джулио Кловио кисти Эль-Греко и Филлип Меланштон Гольбейна. В нижнем ряду находился тот монах того же Эль-Греко и портрет академика Лиувилля местного производства, оставшийся у нас с предыдущего дела. Понятно, что все имена и названия были закрыты, как на билетах мгновенной лотереи.
– Не бойтесь, они вас не видят.
Безбоязненно Лия рассматривала эту портретную галерею.
– Последнего не знаю, – призналась она, правильно отгадав остальные четыре портрета.
– Мы ищем Человека с Гвоздем, – напомнил я.
У Лии округлились глаза.
– Ой, – сказала она, и ее пальчик потянулся к монаху. – Вы его имели в виду?
– Лия, – произнес я внушительно, – мы по определению ничего не можем иметь в виду. Мы хотим установить, кого имели в виду ВЫ.
– Его. Но глаза были другими. Здесь перед вами сидит хитрый инквизитор, а у него… как бы вам сказать… нет, вы лучше посмотрите…
Она затеребила клавиши. Нежно коснувшись ее запястья, я остановил расширенный поиск фаюмских портретов.
– Лия, вы готовы дать гарантию, что, когда мы найдем ЧГ, он не окажется низеньким лысым блондином?
– Лысым блондином?
– Я хотел сказать, толстым.
– Готова, – ответила она твердо, и я, наконец, допер.
– Тогда, в кафе, вы сняли очки, потому что вообразили себе, будто они вас портят.
– Меня ничем уже не испортишь. – Всхлипнув, она сняла очки и закрыла лицо руками. – Ничем.
Я ждал, когда она успокоится. Как это ускорить, я не имел ни малейшего понятия.
– Понимаете, – говорила она чуть слышно, – художник видит в живых лицах свои будущие картины, а искусствовед – чужие и прошлые. Избыток знаний провоцирует ассоциации и гасит воображение. Зашоренность сознания, поэтому… поэтому так получилось…
– А как вы рассмотрели гвоздь и монетки?
– Когда он отвернулся к бармену, я смотрела через очки. И все видела – и монетки, и гвоздь, и часы, которые были у него на руке. Честное слово!
Я почесал в затылке
– Примут ли это в суде…
– В каком суде? – испугалась она.
– Нет, это я так… Опишите мне его часы.
Лия положила перед собой чистый лист бумаги и принялась делать набросок. Я же решил, что живописи с нас хватит.
– Нет, – сказал я, – давайте моим методом.
Карандаш замер в ее руках.
– Каким?
– Опознание.
Мы просмотрели несколько локусов, торговавших часами дорогих марок. Лия с уверенностью опознала «Омегу» в одну пятую цены моего флаера.
– Мне такие не нравятся, – прибавила она, как будто я советовался насчет подарка для Шефа.
– Вы завели себе БК?
– Нет, не успела. Вы же только вчера мне о нем сказали.
Браслет-коммуникатор я на всякий случай захватил с собой.
– Держите. С нами связывайтесь только с него. По номеру, полученному от ЧГ, больше не звонить. Все понятно?
Она не понимала. Но вдаваться в подробности я не стал. Возможно, все еще обойдется. Попросил не провожать.
С ночной смены Сигизмунд Моцарт вернулся в девять утра и сразу завалился спать. Во время смены ему удалось выкроить для сна часа два. Сейчас половина третьего. Итого: семь с половиной. Дам ему еще полчаса, подумал я и заскочил в «Мак-Дональдс» выпить чашку горячего шоколада.
Он опять был с зубной щеткой.
– Вы хоть когда-нибудь с нею расстаетесь? – поинтересовался я.
На распознание моего образа у него ушло девять секунд.
– А вы когда-нибудь перестанете путать двери? – отбил он, вытащив изо рта щетку. Мусорщикам палец в рот не клади, надо это запомнить. Он продолжил:
– Инспектор… как бишь его… показывал мне ваш снимок. Велел гнать вас с порога, если объявитесь.
– Объяснил почему?
– Нет.
– Хорошо, объясняю…
Дело обстояло так. В городе объявился маньяк, устанавливающий в частных квартирах подсматривающие жучки. Изображение качают в Канал и затем транслируют на Землю. Земляне над нами потешаются, программа идет по рейтингу второй, заменив прежде популярное ток-шоу «Есть ли жизнь на Фаоне». Вы любите землян?
«Да так, не очень».
Вы желаете нашего позора?
«Метеорит им в кратер!»
Полиция бессильна. Я из частного детективного агентства «Пиркентон». Вот вам карточка. Так и думал, что вы о нас где-то слышали. Читали? Тем лучше. Мы проводим независимое расследование. Лично для вас – бесплатно. Я пришел выяснить, наш ли маньяк поработал в его квартире, или тут завелся какой-то персональный жучок-маньячок.
– Снимите ботинки, – вымолвил Моцарт и полез в шкаф за тапочками. Это были хирургические бахилы, но не одноразовые.
Ботинки он переставил на резиновый коврик. Сбегал в ванную, принес обыкновенную половую тряпку и протер пол. Снова скрылся в ванной. Там зашумела вода. Вернулся ко мне, вытирая руки тряпочным (не бумажным!) полотенцем.
Комната-студия была вылизана до… впрочем, блестеть тут было нечему. Обстановка старенькая, бог знает с какой свалки, но чистая. Пол – линолеумный, когда-то серый, но теперь затертый до белизны. На столе у кухонной стойки лежала скатерть, и черт меня подери, если бумажная. На скатерти – стеклянная бутылка с молоком. Он убрал ее в холодильник. Как я успел заметить, в холодильнике не было ни одного полиэтиленового пакета. В крайнем случае – бумажные, но, в основном, всё в кастрюлях и стеклянных банках. Что он делает с пакетами? Найдя ответ, я испытал настоящий шок. Он их мыл и вывернутыми сушил на батарее у окна. Безотходное производство! Хотел бы я взглянуть на его туалетную бумагу.
– Не хотите перегружать свои мощности? – Я показал на сохнувшие пакеты.
– Беседуя с людьми на эту тему, – проговорил он удрученно, – я пришел к одному неутешительному выводу. Подсознательно все почему-то убеждены, что после того как отходы попадают в мусоросборник, они словно бы исчезают. Визуально, так оно и есть. Люди ведь не видят, что потом происходит с мусором. Они не подозревают, чем в дальнейшем предстанут перед ними их бывшие пакеты, тарелки и сменные лезвия.
Он бреется опасной бритвой, сообразил я. Нет, еще бывают электрические, – вспомнил я не сразу, потому что никогда ими не пользовался.
– Я читал, – продолжил он, – что когда-то не было одноразовых упаковок. Люди, стало быть, жили в энтропийной гармонии. А теперь ученые подсчитали, что на долю отходов, не утилизируемых природой, приходится восемьдесят процентов от массы всего, к чему человек приложил руку, хиросферы, так сказать. Вы представляете себе эту цифру?
Я представил в уме цифру восемьдесят. Ничего особенного. Не триллион же.
– Нет, – сказал я и вспомнил, как вчера вечером выбросил тридцатилитровый пакет на восемьдесят процентов заполненный пластиковой тарой из-под еды и кофеиновой шипучки. В какой упаковке с тянучками я обнаружу их переработанные останки? Меня покоробило. Я попросил его выдать мне эту тайну.
– Не хочу вас расстраивать, – ухмыльнулся он. – Но так жить нельзя!
Конечно же, я согласился. Потом переменил тему:
– Вам поздравления от наших экспертов. Они поражены, как вы быстро нашли жучок. Не всякому спецу это по силам. У вас ведь не было специальных приборов?
– Нужны мне ваши приборы! От них тараканы мутируют.
– От приборов?!
– От излучения. А мне не верят. Я положил в вентиляционное окно липучку, чтобы набрать несколько штук и отнести в лабораторию для генетического анализа. Среди тараканов на липучке оказался этот жучок. Я отдал его в полицию.
– Когда вы положили липучку?
– Накануне того дня, когда нашел жучка.
Я оглядел студию в поисках вентиляционного окна. Рядом с навесным кухонным шкафом сверкала никелированная решетка.
– Там? – спросил я и получил утвердительный ответ.
Для того, чтобы дотянуться до решетки, мне не хватало десяти – пятнадцати сантиметров. Я попросил стул, встал на него и, сняв решетку, заглянул в вентиляцию. Внутри лежала свежая липучка. Тараканов что-то не было видно.
С высоты стула я заметил, что в студии есть еще одна дверь.
– У вас еще, кажется, спальня… – я не был уверен, что правильно ее интерпретировал. – Вы там проверили?
– Полиция проверила. Сказала, что чисто.
– А комлог, компьютер?
– Комлог я ношу с собой. Я проверил компьютер на наличие вирусов. Остались только те, что всегда там были.
– Почему вы их не выведите? – изумился я.
– Мне говорят, что их нет. Наверное, считают меня психом. Они все заодно – и хакеры, и генетики, и полиция.
Похоже, у бедняги было много врагов. Я спросил, кого он подозревает в первую очередь. Моцарт недоверчиво нахмурился.
– Вы же сказали, что жучок установили для трансляции…
– Надо исключить ваших персональных недоброжелателей. Ведь они у вас есть?
– А у кого их нет? Вот, чиновники из окружного управления не хотят приводить дом в порядок. Теперь приходится искать другую квартиру. Кстати, у вас нет ничего на примете? Недорого чтобы.
Мне нечего было ему предложить. Я сказал, что, по моему мнению, все сходится на маньяке-телелюбителе. Попросил быть бдительней, не давать спуску чиновникам, и если что, сообщить мне тотчас. Выходя из подъезда, забыл про замерзшую лужу.
Из флаера я позвонил Шефу, обрисовал ситуацию. Тот заметил:
– Если он продает недостатки нашей очистной системы межпланетному экологическому контролю, то за ним могли следить, например, спецслужбы.
– Не думаю. Между делом я проверил его на лояльность. Похоже, он умеренный патриот: семь баллов по девятибалльной шкале.
– Как это?
– Тест Фрумкина. В кратер, а не в задницу.
Шеф поморщился. Неужели он ожидал от меня чего-то другого?
– А жена? – спросил он.
– Она через день в разъездах. Нет смысла следить только за квартирой. С другой стороны, она могла нанять частного детектива, чтобы следить за мужем.
– Ладно, женой пусть занимается полиция. Сейчас давай к Виттенгеру, он обещал дать тебе взглянуть на жучка.
– А как же Вельяминова?
– Ты взял у нее ключи?
– Нет.
– Ладно, лезь без ключей, – сказал он и выключил связь.
Что-то он слишком уж задается. Чтобы влезть в комнату к одинокой девушке, не требуется разрешение босса. Те же из мужчин, кто еще не потерял уважения к себе, спрашивают разрешение у хозяйки. Я позвонил Лии.
– Ой, это вы? – сказала она.
– Проверка связи. БК нормально работает?
– Нормально… да.
– Лия, мне срочно требуется проверить ваш домашний видеофон. Вы не против, если я сделаю это без вас?
– Как без меня? – искренне изумилась она.
– Это долго объяснять. Я вам потом расскажу. Так да или нет?
– Но у вас же нет ключа.
– Кажется, вы забыли запереть дверь.
Пауза.
– Я ее заперла.
– Не будем спорить. Свойство запертости у дверей весьма относительно. Лия, повторяю, это очень важно.
– У меня там беспорядок.
– То есть, вчера у вас там был порядок…
– Хорошо, – вздохнула она, – только…
– По шкафам не лазить, я понял. Меня волнует только видеофон.
И вентиляционная решетка, добавил я уже мысленно.
Получив официальный допуск, я вернулся в дом.
Мне показалось, что универсальный сканер-ключ даже не стал ничего вычислять. Он просто толкнул дверь вместо меня. Я прошел в комнату, выбрал коробку, в которой не могло оказаться личных вещей, и стал ее усиленно потрошить. Если за мной наблюдают, то у наблюдателя должно сложиться впечатление, что я пришел устраивать обыск. Через три минуты я убрал книги и кассеты обратно в коробку и позвонил с Лииного видеофона в бар «Дикий птероркус». Сказал «здесь пусто» и положил трубку до того, как бармен успел ответить, что я, видимо, ошибся номером. После этого я быстро покинул квартиру.
Сканер комлога засек только один посторонний сигнал. Он шел из видеофона. Похоже, камеру наблюдения здесь не установили. Решили сэкономить, наверное.
Итак, наши предположения оказались верны. Некто отследил звонок и установил адрес, по которому числился видеофон. Тому, кто устанавливал жучок в квартире Моцарта, сообщили только адрес, иначе он заподозрил бы ошибку. Стало быть, побывавший у Моцарта человек – назовем его Х – не полностью в курсе дела. Ошибку он потом исправил, но к тому времени смышленый мусорщик, который нутром чует жучков и тараканов, уже нашел подсматривающее устройство. Что это было за устройство? Скорее всего, так называемого мобильного типа. Стационарные жучки практически не различимы взглядом, и с тараканами их не спутаешь. Как мобильный жучок оказался за вентиляционной решеткой? Залетел? Вряд ли. Обзор оттуда плохой и ничего не слышно, кроме воя ветра. Значит, это была начальная позиция. С другой стороны, Х побывал в квартире Лии. Следовательно, можно предположить, что он побывал и у Моцарта. Жучок прибыл в квартиру у него в кармане. Х сунул его за решетку. Чтобы сделать это, ему понадобился бы стул. Но тогда он не поленился бы снять решетку и посмотреть, что творится внутри. Он увидел бы липучку и выбрал бы для жучка более подходящее место. Однако он этого не сделал. Может, он был высокого роста и поэтому сунул устройство, не глядя? Мысль о росте персонажа Х не пришла бы мне в голову, если бы я не был знаком с Диком Филби, частным детективом, работающим «в темную». Лицензию у него отобрали лет пять назад, а за десять лет до этого его выгнали из баскетбольной команды – насколько мне известно, из-за пристрастия к кукурузному виски. В полиции не знают, что и лишившись лицензии Филби продолжает заниматься прежним делом. Работает он анонимно, с клиентами не встречается, поэтому выйти на него у Виттенгера нет никаких шансов.
Разумеется, Виттенгер сделал вид, что ни о каком жучке они с Шефом не договаривались. Капитан Ньютроп и неизвестный мне молодой парень стояли рядом и с интересом ждали, как я буду вымаливать право взглянуть на моцартов жучок.
– Инспектор, – сказал я, – ходят слухи, что вас опять заманивают в Галактическую Полицию. Если вы не положите им конец, вам никогда не стать начальником полиции Фаона.
Виттенгер побагровел. Упомянутые слухи имели под собою почву. На самом деле это были не слухи, а большой-большой секрет, и говорить о нем в присутствии подчиненных было с моей стороны вопиющей бестактностью.
– Васин, – сказал он молодому парню, – забери этого комика, а то я за себя не ручаюсь.
Васин хмыкнул и попросил следовать за ним. Когда мы вышли из Департамента Тяжких Преступлений, он, оживившись, стал расспрашивать меня о работе частного детектива. Он учился на техническом факультете полицейской академии, а в ДТП его прислали на практику. Его интересовала наша, так сказать, техническая оснащенность и наши методы работы со спецтехникой. Я отделывался общими фразами, пока мы не дошли до лаборатории. Ремонт сюда еще не добрался, и вряд ли когда-нибудь доберется. Всем известно, как эксперты ненавидят маляров. Ларсон – тот даже уборщицу к себе не пускает, не говоря уж о роботе-уборщике. Полицейская лаборатория представляла собой длинную темную конуру, загроможденную стеллажами с аппаратурой. Аппаратура была по большей части разобранной, под толстым слоем пыли, пепла и окурков.
– Сюда, – Васин подвел меня к брезентовому чехлу, натянутому на раму в форме лежащей на боку метровой пирамиды. Он велел мне встать со стороны вершины и приподнял край. Оценив зрелище, я решил, что кое-какими «методами» надо с полицией поделиться, иначе Фаон утонет в преступности – как минимум, в высокотехнологичной.
– М-да, – сказал я.
Двенадцатимиллиметровый «лампирид» лежал на перевернутой пепельнице и смотрел в компьютерный экран. В центр экрана была выведена 188-ая статья Уголовного кодекса: «Незаконное вмешательство в частную жизнь». Вверху слева – статья о частичном освобождении от ответственности за явку с повинной. Внизу справа – «Программа защиты свидетелей».
– Стены экранируют сигнал. Преступник ничего не видит.
– Все предусмотрено, – возразил Васин, – мы наладили отдельный передающий канал. Сигнал идет без искажений.
– И чья это идея?
– Да это, собственно, и не идея. Идея была раньше, но ею не воспользовались. Я загрузил УК, чтобы «лампирид» не простаивал.
– А что за идея-то была?
– Телегипноз. Видели, наверное, таких придурков на телевидении: «Освобождаю, заряжаю, погружаю, выгружаю…»
– «Снимаю похмелье», – вставил я, – видел, конечно. И вы думаете, что удалось бы загипнотизировать преступника?
– Почему бы не попробовать? Мы бы ничего не потеряли. Но старший инспектор наотрез отказался. Он не верит в телегипноз.
– Инспектор агностик, – отмахнулся я, – надо было обращаться напрямую к прокурору. Он бы санкционировал.
– Теперь уже поздно, – вздохнул Васин.
– Жучок не летает?
– По идее, должен. Правда, ни разу не пытался. На всякий случай мы его приклеили к пепельнице.
Я попросил его принести лупу. На проходной у меня забрали не только комлог, но и блокнот с ручкой. «Лампирид» – самая дешевая модель мобильного следящего устройства. В любом магазине спецтехники их продают по центу за горсть. Для своих нужд ими не пользуются – только для клиентов, которые не знают, на кого потом жаловаться. Прежде чем сделать для меня несколько снимков жучка, Васин проконсультировался с Виттенгером. Тот дал добро. Я забрал снимки и направился в Отдел.
– Ты как раз вовремя, – сказала мне Яна, – Ларсон сделал, по его словам, умопомрачительное открытие. Сейчас явится Шеф, и вместе с ним мы станем внимать голосу разума, заткнувшего за пояс мою интуицию.
– Помнится, голосу разума дали всего три часа. Разве они не истекли?
– Шеф отсутствовал по уважительно причине. Посему ты не опоздал к открытию.
По внутренней связи Шеф объявил, что у него очень мало времени. В коридоре послышался топот Ларсона. Топот стих у двери в шефов кабинет. Мы с Яной направились туда.
– Слушаю, – пропыхтел Шеф, – и давай, покороче. – Указание отнюдь не лишнее, когда Ларсон готов озвучить открытие, сделанное до установленного срока. Но флажок упал восемь часов назад, и Ларсон решил поберечь красноречие до более подходящего случая.
– Спектр акустических частот автоответчика эн-эн-а совпал со спектром голосовых симуляторов, применяемых в робототехнике. В частности, этот спектр характерен для бытовых роботов, выпускаемых компанией «Роботроникс». Нам известно, что эн-эн-а зарегистрирован на «Роботроникс». Это позволяет с уверенностью утверждать, что госпожа Вельяминова разговаривала не с автоответчиком, а с роботом… – У Ларсона кончился воздух.
– Отдышись, – посоветовал ему Шеф, – затем скажи, что означает «эн-эн-а».
Ларсон отдышался и продолжил:
– …Номер неопознанного абонента… Современные модели роботов снабжены встроенным телефоном, дабы хозяева могли управлять роботом на расстоянии. Отдел Информационной Безопасности установил местонахождение робота: квартал Б-4 Северо-восточного округа. По моим прикидкам, в этом районе постоянно находится до тысячи бытовых роботов, и, по крайней мере, половина из них оборудована мобильной связью. Задачу поиска упрощает тот факт, что бытовые роботы малоподвижны, их редко выпускают за пределы квартиры, дома или офиса…
– Или крыши, – подсказал я.
– Да, – не моргнув и глазом, согласился Ларсон, – или подвала… Тьфу, Федр, ты меня сбил…
Он яростно наморщил лоб. Шеф попробовал подсказать:
– Ты, наверное, хотел объяснить нам, за каким чертом мы должны его искать.
– Нет, не то… – продолжая хмурится, пробормотал Ларсон.
– Если это правда «роботроникс», – сказала Яна с ехидством, – то один шанс из двух, что он в ремонте с диагнозом кибермаразм.
У нее были на то основания: ее Чумку уже трижды госпитализировали с жалобой (хозяйки) на «непроходимую тупость при мытье посуды». Вспомнив Чумку, которую я лично помогал отвозить в ремонт, я не мог не вспомнить еще кое-что:
– Мастерская, шеф, – сказал я со значением.
– Яснее! – потребовал он.
– Мы играем в слова? – осведомилась Яна. – Хью, тебе на «е».
– На «у»! – не выдержал я, – «убийство». Совпадение или нет, но позавчера вечером в том квартале произошло убийство. Убили владельца мастерской по ремонту бытовых роботов. Яна, ты Чумку не туда отвозила?
– Чумкиного мастера уже схоронили, – сквозь зубы ответила она. – Не туда.
– Я за то, чтобы это не было совпадением, – сказал Шеф. – Виттенгер, после того как застукал тебя у квартиры Моцарта, со дня на день ждет трупа. А тут уже есть труп, что значительно снижает вероятность появиться новому.
– Примерно на шестьдесят пять процентов, – пробормотал Ларсон, все еще хмурясь о чем-то своем. Шеф вспомнил об эксперте:
– Что помешало тебе доложить нам о роботе еще утром?
– Всю ночь я исследовал голоса автоответчиков – те голоса, что по умолчанию записываются на заводе. О роботах, честно говоря, даже не подумал. Кстати, они представляются, когда им звонишь. Хотите, проверим?
– Кому будем звонить? – спросил Шеф.
– Чумке, раз уж зашла о ней речь…
– Звони, – пожала плечами Яна, – номер ты знаешь.
Ларсон его действительно знал, потому что однажды пытался вылечить Чумку по телефону. Он набрал номер и включил громкую связь.
«Ларсон, не занимай линию», – сварливо ответила роботиха.
Эксперт покраснел и бросил трубку.
– Она тебя по дыханию узнает, – пояснила Яна. – Лучше бы она посуду мыть научилась.
Шеф поднялся с кресла.
– Всё, мне пора идти. Федр, завтра же найдешь робота и его хозяев, спросишь у них о ЧГ, ответ передашь Вельяминовой, засим дело будет считаться закрытым… Да, возьмешь с нее за услуги… ладно, пусть она бесплатно запишет тебя в библиотеку. Может, хоть читать, наконец, начнешь что-нибудь… – Так, бурча, он подходил к двери.
– Шеф, постойте, вы забыли о жучке в ее видеофоне. За Вельяминовой следят. Что, если ей угрожает опасность?
– Разве тебе недостаточно одних суток, чтобы снять любую угрозу?
Пока я думал над ответом, Шеф покинул Отдел.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.