Страницы← предыдущаяследующая →
Доктрина направлена на противодействие злоупотреблениям со стороны налогоплательщиков правами, предоставляемыми гражданским и налоговым законодательством, с целью минимизации налогов путем осуществления ряда взаимосвязанных операций (сделок), каждая из которых в отдельности формально соответствует законодательству, но конечная цель которых – занижение налогов. Данная доктрина перекликается с доктриной «существо над формой», цель которой, как мы уже говорили, – выявление сущности отношений, сложившихся между компаниями, и соответствующий перерасчет налоговых обязательств в случае, если форма сделки не соответствует ее содержанию.
Доктрина «сделка по шагам» позволяет налоговикам и судам анализировать взаимосвязанные сделки налогоплательщиков, выявлять деловую цель как каждой операции в отдельности, так и группы взаимосвязанных операций (сделок) и в конечном счете сделать вывод о том, является ли полученная налоговая выгода обоснованной или нет.
На практике доктрина применяется довольно часто. Из последних громких примеров, который мы подробно будем обсуждать ниже, – «дело "МИАНа"». Анализируя вексельную схему группы взаимозависимых лиц, входящих в холдинг, суд посчитал, что цель промежуточных сделок (покупатели квартир, вместо того чтобы напрямую приобрести собственно квартиру (имущественные права на нее), вынуждены были приобретать сначала векселя третьих лиц) – уклонение от уплаты налогов, а деловые мотивы в действиях компании отсутствуют[17]. Аналогичные выводы суды делают при анализе взаимосвязанных посреднических сделок, в которых участвуют «белые» и «серые» посредники, однодневки и офшоры.
Вывод: если выстраивается некая налоговая схема, то мотивировать наличие деловой цели необходимо для всех промежуточных звеньев схемы, а не только для компании – конечного интересанта.
Заканчивая описывать судебные доктрины налогового права, упомянем также доктрину «соразмерность налоговых льгот и инвестиции», которую выделяют некоторые специалисты[18]. Доктрина презюмирует, что если компания использует льготы на территории субъекта РФ, то сумма таких льгот должна быть соразмерна инвестициям, которые она вкладывает в экономику региона. Если инвестиции несоразмерно меньше полученных льгот, компания может быть признана недобросовестным налогоплательщиком, а применение ею налоговых льгот – незаконным.
Как и ряд предыдущих описанных нами доктрин, данная была опробована в «деле "ЮКОСа"» в 2004 г., однако до настоящего времени не получила сколь-нибудь значимого распространения. Вероятно, ввиду постепенного отхода судебной практики от концепции недобросовестности налогоплательщика и замещение ее концепцией необоснованной налоговой выгоды, принцип «соразмерности налоговых льгот и инвестиций» так и не станет широко распространенной судебной доктриной. Отметим также, что данная доктрина явно и недвусмысленно вводит не основанный на законе запрет на применение налоговых льгот, что является недопустимым.
Говоря о судебных доктринах, нельзя не упомянуть и о таких концепциях в налоговом праве, как «добросовестный налогоплательщик» и «необоснованная налоговая выгода».
Являются ли данные правовые конструкции судебными доктринами? Некоторые специалисты по налоговому планированию относят их к доктринам, некоторые – нет, что по большому счету непринципиально.
С нашей точки зрения, данные концепции не относятся к судебным доктринам: применение в конкретном налоговом споре соответствующих судебных доктрин как раз и нацелено на то, чтобы установить, является ли налогоплательщик добросовестным или получил ли он (или нет) необоснованную налоговую выгоду.
Иначе говоря, установление факта добросовестности или обоснованности/необоснованности налоговой выгоды – это одна из целей судебного разбирательства, доктрины же являются тем средством, с помощью которых суды оценивают деятельность налогоплательщика, имеющуюся совокупность доказательств по конкретному делу.
О постановлении ВАС № 53 и необоснованной налоговой выгоде мы говорили выше, поэтому скажем несколько слов о концепции «добросовестность налогоплательщика». В постановлении от 12 октября 1998 г. № 24-П КС впервые разделил налогоплательщиков на добросовестных и недобросовестных, указав, что «повторное взыскание с добросовестного налогоплательщика не поступивших в бюджет налогов нарушает конституционные гарантии частной собственности.
Взыскиваемые денежные суммы в таком случае не являются недоимкой, поскольку конституционная обязанность по уплате налогов считается исполненной в тот момент, когда изъятие части имущества добросовестного налогоплательщика в рамках публично-правовых отношений фактически произошло. Следовательно, бесспорное списание этих средств путем выставления на инкассо платежных поручений противоречит конституционному положению о недопустимости лишения кого-либо его имущества иначе как по решению суда (ст. 35, ч. 3 Конституции Российской Федерации)».
Напомним, что после дефолта и банковского кризиса 1998 г. у многих предприятий в проблемных банках оставались денежные средства, которыми они не могли воспользоваться: рассчитаться со своими поставщиками, вернуть кредиты и т. д. Вместе с тем в соответствии с п. 3 ст. 11 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. «Об основах налоговой системы в Российской Федерации», с учетом сложившейся правоприменительной практики обязанность юридического лица по уплате налога прекращается уплатой им налога со дня списания кредитным учреждением платежа с расчетного счета.
Аналогичная норма была впоследствии прямо закреплена и в НК: подп. 1 п. 3 ст. 45 устанавливает, что обязанность по уплате налога считается исполненной с момента предъявления в банк поручения на перечисление на соответствующий счет денежных средств при наличии на нем достаточного денежного остатка. Налогоплательщики не преминули воспользоваться этим положением и начали открывать в проблемных банках счета по различным фиктивным основаниям (с помощью вексельных и других схем), переводя на них деньги. Впоследствии с этих счетов осуществлялись налоговые платежи, тем более что КС постановлением 24-П запретил повторно взыскивать «уплаченные» со счетов в проблемных банках налоги.
Разумеется, подобное положение вещей не могло устроить ФНС, и они запросили КС на предмет разъяснения постановления 24-П, которое и было им дано в определении от 25 июля 2001 г. № 138-О. Суд указал, что «по смыслу положения, содержащегося в п. 7 ст. 3 Налогового кодекса Российской Федерации, в сфере налоговых отношений действует презумпция добросовестности налогоплательщиков.
Исходя из этой презумпции в п. 3 мотивировочной части постановления 24-П специально подчеркивается, что конституционные гарантии частной собственности нарушаются повторным списанием налогов в бюджет с расчетного счета только добросовестного налогоплательщика. Следовательно, на недобросовестных налогоплательщиков не распространяются те выводы, которые содержатся в его мотивировочной и резолютивной частях, и принудительное взыскание в установленном законом порядке с недобросовестных налогоплательщиков не поступивших в бюджет налогов не нарушает конституционные гарантии права частной собственности…
Из признания… банков и налогоплательщиков недобросовестными вытекает, что на них не распространяется правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, в соответствии с которой конституционная обязанность каждого налогоплательщика считается исполненной в момент списания банком с расчетного счета налогоплательщика средств в уплату налога, поскольку, по существу, они от исполнения данной обязанности уклонились».
К сожалению, несмотря на то, что указанные выше постановление и определение КС относятся к узкой проблеме – налоговых платежей со счетов в проблемных банках, – концепция добросовестности/недобросовестности налогоплательщика впоследствии была фактически универсализирована и стала широко применяться арбитражными судами при анализе хозяйственной деятельности предприятий, налоговых схем и т. д. КС пытался этому воспрепятствовать, выпустив определение от 16 октября 2003 г. № 329-О, в котором подчеркнул, что «по смыслу положения, содержащегося в п. 7 ст. 3 Налогового кодекса Российской Федерации, в сфере налоговых отношений действует презумпция добросовестности. Правоприменительные органы не могут истолковывать понятие "добросовестные налогоплательщики" как возлагающее на налогоплательщиков дополнительные обязанности, не предусмотренные законодательством».
Однако джинн «недобросовестности» уже был выпущен из бутылки, и суды принялись оценивать добросовестность хозяйственной практики компаний, что называется, и в хвост и в гриву (о «ЮКОСе» и решении Арбитражного суда г. Москвы, который привлек нефтяную компанию к налоговой ответственности за пределами срока давности «в связи с обнаружившейся недобросовестностью налогоплательщика», мы подробно говорить не будем – на этот счет уже все написано).
Как мы уже отмечали, сейчас происходит отход от концепции добросовестности налогоплательщика в пользу концепции оценки налоговой выгоды с точки зрения ее обоснованности. Но, с одной стороны, судебные акты Конституционного суда, которые ввели в оборот понятие и правовые последствия добросовестности/недобросовестности налогоплательщика, никто не отменял. С другой стороны, непосредственной надзорной инстанцией, которая следит за единообразием судебной практики, является для арбитражных судов ВАС, а не КС. И именно ВАС отменяет судебные акты нижестоящих судов в случае, если эти акты противоречат постановлениям пленумов или нарушают принцип единообразия судебной практики.
Разумеется, такое положение дел не могло не вызвать у некоторых судей желание следовать сразу двум концепциям (и ВАС, и КС): оценивать хозяйственную деятельность предприятий и уплату ими налогов как с точки зрения добросовестности, так и с точки зрения обоснованности получаемой налоговой выгоды. Особенно в делах, когда «требуется» принять решение в пользу налоговых органов. Поэтому и приходится довольно часто сталкиваться с налоговыми спорами, в которых «до кучи» присутствуют одновременно и оценки добросовестности налогоплательщика, и оценки получения им необоснованной налоговой выгоды.
В качестве примера приведем дело, которое было предметом рассмотрения ФАС Северо-Кавказского округа (постановление от 19 марта 2007 г. № Ф08-1221/2007-511А).
Суд установил, что единственным поставщиком налогоплательщика – ООО «Волшебный край» в отношении всей реализованной на экспорт продукции (зерно) является ООО «Торговый Дом "Астон"». Продукция хранилась на элеваторе ООО «Агро-индустриальная корпорация "Астон"». В соответствии с договорами общее количество зерна переписывалось с карточки ответственного хранения ООО «Торговый Дом "Астон"» на карточку ответственного хранения ООО «Волшебный край» с составлением удостоверяющего этот факт документа. Суд установил, что доставка товара от ООО «Торговый Дом "Астон"» обществу фактически не осуществлялась, и обоснованно указал на отсутствие экономической целесообразности сделки по поставке сельхозпродукции, заключенной между ООО «Торговый Дом "Астон"» и ООО «Волшебный край».
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.