Книга Список семи онлайн - страница 7



Глава 7
ГОСПОЖА БЛАВАТСКАЯ

Два часа спустя Дойл сидел среди немногочисленных членов Общества трансценденталистов в Грейндж-холле и слушал лекцию Е. П. Блаватской. Никаких заметок, предварительных тезисов у нее не было. Лекция Блаватской была свободной импровизацией. Несмотря на то что иногда смысл сказанного ускользал от слушателя и вообще следить за ходом мысли лектора было нелегко, впечатление Блаватская производила неизгладимое.

– В истории человечества не было духовного лидера, который бы изобрел новую религию. Да, появились новые версии, новые интерпретации старого, но истины, на которых зиждились новации, были древнее, чем само человечество. Пророки, по их собственному признанию, ничего нового никогда не открывали и предпочитали называть себя носителями. Ни Конфуций, ни Зороастр, ни Иисус, ни Магомет никогда не говорили: "Это я создал". Все они неизменно повторяли одно: "Это мне было дано, и это я передаю вам". То же самое происходит и сегодня.

Блаватская говорила с большим воодушевлением, ее глаза сияли. Невысокая и полная, она, казалось, стала выше и стройнее. Сбивчивая и неточная английская речь, в которой в начале лекции слышался сильный акцент, теперь лилась плавно и уверенно, словно это был ее родной язык.

– В мире продолжает существовать мудрость, перед которой меркнут все наши ничтожные представления об истории человечества. Я, конечно, имею в виду мудрость, заключенную в древнейших фолиантах, огромное их количество неизвестно на Западе. Только у буддистов в Северном Тибете насчитывается триста двадцать пять томов, а это значит, что в них содержится информации в пятьдесят-шестьдесят раз больше, чем в Библии, повествующей лишь о двухстах тысячах лет человеческой истории. Повторяю: всего лишь о двухстах тысячах лет зафиксированной истории человечества. "Но это же дохристианский период! Что за белиберда! Да она просто сумасшедшая! Она должна замолчать!" У меня в ушах прямо-таки звенит голос какого-нибудь возмущенного архиепископа из Кентербери, жаждущего заткнуть мне рот.

И для наглядности Блаватская приставила ладонь к уху, что не могло не вызвать смех в аудитории. Оглядев зал, Дойл заметил, что индуска, ехавшая с ним в поезде, сидит впереди него через ряд и одобрительно покачивает головой.

– А теперь скажите, каким был самый сокрушительный удар, который христианство нанесло своим предшественникам? Что положило начало фанатичному и безжалостному уничтожению Древнего Познания? Я вам отвечу. Введение григорианского календаря. Да-да, вот так просто. Новое летосчисление. Потому что в христианстве время начинается с рождения Назаретянина, хотя и до этого происходили кое-какие "незначительные" события. И заметьте, до этой даты время вело обратный отсчет, словно убегая от Высшего Момента в пучину ничего не значащей неизведанности. Мы-де, верховные жрецы Истинной Церкви, решаем, с чего начать отсчет времени. Так доказывается, что инструмент познания истины важнее самой истины. Не ясно ли, сколь сокрушительной и одновременно тривиальной оказалась такая постановка вопроса по отношению ко всей предшествующей истории человечества? Этот акт не имеет отношения к традиционному христианскому благочестию, он рожден исключительно страхом перед истиной, перед правдой, противоречащей интересам властей предержащих, и лишает человечество самых мощных духовных источников, которые когда-либо были ему доступны.

Смелая речь, если учесть, что произносится она в стране консервативной и традиционно христианской. Да, лектор мыслит весьма неординарно, но сказанное не лишено здравого смысла. Госпожа Блаватская – не мистик и не сумасшедшая, которая ловит журавлей в небе, это совершенно ясно.

– Они знали, чего хотят, – продолжала Блаватская. – Я имею в виду ранних христиан. Это были люди весьма напористые и цепкие. Они отлично поработали и лишили Запад книг, излагавших Тайную Доктрину. Они почти полностью уничтожили эти книги. Библиотека в Александрии, огромнейшим хранилищем которой пользовались как в дохристианскую эпоху, так и после, сгорела дотла. И вы полагаете, что этот акт духовного вандализма был простой случайностью? Нет, конечно, – немного выждав, ответила Блаватская на свой вопрос. – Вот почему в ходе наших работ, работ теософистов, мы, как правило, обращаем взор на Восток. Ибо там сокрыто Знание. И именно оттуда оно во все века распространялось по миру. К счастью, у адептов Восточного Знания хватило исторического чутья, чтобы спрятать бесценный источник мудрости от мародеров с Запада – "святых" крестоносцев. Их намерения не имели никакого отношения к подлинным чаяниям человека, к его духовной эволюции. Это и определило их незавидную судьбу. Вы можете спросить, почему же Тайное Знание до сих пор остается сокрытым от Западного мира? Разве не в интересах самих Облеченных Знанием просвещать цивилизованные народы? Позвольте, в свою очередь, спросить вас: дали бы вы горящую свечу ребенку, находясь в пороховом погребе? Непостижимые для простых смертных истины с незапамятных времен передавались от одного духовного лидера другому. И до сих пор они хранятся в тайне, ибо в них объяснение всех загадок жизни. И поэтому они – Власть! И горе нам всем, если Тайное Знание попадет в неправедные руки.

Дойл поймал на себе мимолетный взгляд Блаватской, продолжавшей говорить все с той же страстностью.

– Такова наша печальная участь. И даже если мы станем трудиться не покладая рук, стремясь донести хотя бы малую часть этой правды до широкой публики, не стоит надеяться, что наши усилия будут приняты с благодарностью и признательностью. Наоборот. Мы должны быть готовы к тому, что сказанное нами станут отвергать, высмеивать, втаптывать в грязь. Ни один солидный ученый или исследователь не решится отнестись к нашим усилиям хоть сколько-нибудь серьезно. Итак, наша задача – приоткрыть дверь к Знанию, пусть всего вот настолько. – Блаватская показала на пальцах мизерное расстояние. – А следующему поколению ищущих истину, может быть, удастся приоткрыть ее пошире.

Дойлу показалось, что Блаватская обращается к нему одному. Ее взгляд прожигал насквозь, притягивая к себе и завораживая.

– "А как это сделать?" – спросите вы. Представьте себе, что вы отправились в путешествие в хорошо известную вам страну. Все в этой стране вам знакомо: дороги, реки, города, люди, их нравы и обычаи. В этой стране собрано все, что вы знаете о мире, и, естественно, вы начинаете думать, что это знание и есть суть всего сущего. Но однажды, странствуя по знакомой вам вдоль и поперек земле, вы, к своему изумлению, натыкаетесь на границу с какой-то другой неведомой страной. Этой страны нет ни на одной карте. И самое ужасное, что она со всех сторон окружена неприступными горами, поэтому вы даже не можете увидеть, что там находится. Однако вы полны решимости проникнуть в эту страну. Вы полны энергии и храбры. В общем… как бы это попроще сказать… вы уверены в своих силах. И что вы тогда делаете?

"Взбираюсь на гору", – мысленно ответил Дойл.

Блаватская, будто соглашаясь с ним, кивнула.

– Но помните, – проговорила она, – если тропа вдруг покажется вам непроходимой, или если вас оставят силы, или если смерть покажется неминуемой, не останавливайтесь. Ибо иного пути у вас нет и вы должны покорить вершину. И только тогда, именно тогда вы откроете для себя Новую Страну.

На этой высокой ноте Блаватская закончила свою лекцию. Аплодисменты были редкими – казалось, хлопали из вежливости. Блаватская едва заметно кивнула в знак признательности, не без иронии улыбнувшись, что могло означать следующее: "Эти аплодисменты не в мой адрес. То, о чем я говорила, принадлежит не мне. Я ценю вашу солидарность и храбрость. Вместе с вами я недоумеваю по поводу той странно парадоксальной и в чем-то комической ситуации, в которую завели нас налги духовные устремления…"

Публика расходилась, большинство удовлетворенные проведенным вечером. Одни загадочно улыбались; на лицах других было написано выражение радостного самодовольства от ощущения собственной открытости миру; третьи выходили из зала, погруженные в размышления; вероятно, этим они будут заняты весь вечер, пока прохладная постель разом не остудит их пыл.

Поджидая Блаватскую, Дойл стоял в стороне, наблюдая за группой экзальтированных слушателей, жаждущих увидеть заезжую знаменитость поближе и обступивших ее плотным кольцом. Помощник Блаватской, молодой человек лет двадцати, раскладывал на столе ее сочинения; их цена была вполне приемлемой для публики.

Вопросы задавали каверзные, хотя и предсказуемые. Ответы Блаватской были остроумны и полны иронии, граничащей с бесцеремонностью. Дойл подумал, что она явно не относится к числу "проповедников", стремящихся к духовному и финансовому закабалению своих последователей. Блаватской, похоже, не очень нравится быть в центре внимания, и внешний блеск роли учителя, наставляющего своих учеников на путь истинный, оставляет ее совершенно равнодушной. Завидное качество! Она знает, чего хочет, и ее не волнует, как истолковывают ее слова.

– Что вы можете сказать о различных религиях? – прозвучал первый вопрос.

– Ничего. Никаких религий, в сущности, нет. Существует высшая истина.

– Почему вы уверены, что адепты других религий боятся того, о чем вы говорите в своих лекциях?

– Потому что эти люди – фанатичные материалисты.

– Вы считаете, что Иисус не был Сыном Божьим?

– Да, не был. Ибо все мы – сыновья и дочери Бога.

– Можно ли из ваших слов сделать вывод, что Иисус не был святым?

– Как раз наоборот. Следующий вопрос.

– Что вы можете сказать о франкмасонах?

– Как только начинают задавать подобные вопросы, я всегда бываю вынуждена распрощаться. Читайте мои книги. Спасибо, до свидания.

С этими словами Блаватская покинула сцену, пройдя за кулисы. Публика разошлась. В этот момент перед Дойлом возникла невысокая, нарядно одетая дама:

– Доктор Дойл?

– Да.

– Меня зовут Дион Форчун. Елена Петровна хотела бы поговорить с вами. Следуйте за мной.

Дойл молча повиновался. Имя женщины было ему знакомо, она была одним из учредителей лондонской ветви Теософского общества, а также автором нескольких статей по проблемам изотерии. Проходя мимо сцены, Дойл обратил внимание, что примелькавшаяся ему индуска рассматривает книги.

Рукопожатие Блаватской было крепким и дружеским. Она посмотрела на Дойла с тревогой и пониманием:

– Я очень рада встрече с вами, доктор Дойл.

Представив Дойла, Дион Форчун расположилась на стуле у двери. Они находились в тесной гримерной по соседству с котельной, из которой доносился непрерывный гул. Внушительных размеров баул, потертый во время бесчисленных переездов, лежал на столе. В нем заключался весь багаж Блаватской в ее вояжах по свету, ничего лишнего, вещи сугубо необходимые.

После приветствия Дойл подумал, что нужно немедленно сообщить Блаватской о том, что произошло в Лондоне.

– Петрович убили, – выпалил он без всяких предисловий.

Лицо Блаватской заметно напряглось. Опустив глаза, она попросила поведать о случившемся во всех подробностях. Пересказав все в деталях и не удержавшись от собственного комментария, Дойл выложил на стол перед Блаватской коробочку с ядовитыми пилюлями. Внимательно осмотрев и понюхав пилюли, Блаватская покачала головой. Потом предложила:

– Доктор, не хотите выпить? – и достала из баула бутылку. – Это водка, – сказала она.

– А я почему-то думал, что ваше учение запрещает употреблять крепкие напитки, – с улыбкой заметил Дойл.

– По большей части все духовные проповеди – чушь собачья. Нам приходится выживать в этом мире такими, какими мы родились на свет. Я – человек русский и неприхотливый. Водка меня иногда очень выручает. Ваше здоровье, доктор.

Опрокинув рюмку, Блаватская наполнила ее снова. Дойл пил водку маленькими глотками. Дион Форчун к ним не присоединилась.

Блаватская села на стул и достала сигару.

– Вы хотите рассказать мне еще что-то, правда? – спросила она, закуривая.

Дойл благодарно кивнул, признательный за глоток горячительного, который придал ему сил, и заговорил. Блаватская слушала его не прерывая. Лишь однажды она попросила описать как можно подробнее то, как были разложены внутренние органы несчастной проститутки.

– Вы не могли бы нарисовать все это? – попросила она. Дион Форчун подала Дойлу карандаш и листок бумаги.

Дойл, как умел, сделал рисунок и протянул его Блаватской. Она изучала его несколько минут, а потом, удовлетворенно хмыкнув, сложила его пополам и сунула в баул.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказала она.

И Дойл рассказал о своей поездке в Кембридж и о столкновении бог знает с кем в зале египетских древностей и под конец извлек из сумки книгу, которую он захватил из своей разгромленной квартиры.

– Что это такое? – спросил он, протягивая покореженную книгу.

– Эктоплазматическая детонация. Нечто врывающееся в этот мир из потустороннего. Вероятно, это и хотела показать мне Петрович. Ужасно. Когда я сообразила, что они расправятся с ней… хотя она представляла для них второстепенный интерес. Благодарите судьбу, доктор, что вас не было дома. Продолжайте, прошу вас.

В голове у Дойла царила полная неразбериха.

– Госпожа Блаватская, – неожиданно выпалил он, – а что вы можете сказать о Темном братстве?

Услышав вопрос, дамы переглянулись.

– Это силы зла. Материалисты, отвергающие Дух Святой. Вам бы следовало почитать мою книгу.

– Я читал вашу книгу, – со значением ответил Дойл. – И очень внимательно. Мне необходимо знать, действительно ли вы верите в то, что Темное братство реально существует?

Блаватская похлопала ладонью по столу:

– Этот стол, по-вашему, реально существует? Или эта рюмка?

– Вроде бы да, – ответил Дойл.

– Вот вам и ответ.

– Но разве эти существа – люди? Я хочу спросить, могут ли они существовать в человеческом облике? Или пребывают в эфире, оставаясь невидимыми?

– Это духи, которые стремятся обрести человеческий облик. Они жаждут заполучить его и неустанно бьются в поисках входа в этот мир.

– Но для этого, как явствует из вашей книги, им требуется помощь живущих людей, так? – пытался уточнить Дойл.

– Да, им требуется помощь и жертвоприношение. Поэтому здесь, на земле, совершаются различные ритуалы и тому подобное, – пояснила Блаватская. – Не могли бы вы еще раз описать вашего спасителя, профессора Сэкера?

– Разумеется. Высокий худощавый мужчина с орлиным профилем, с удивительно светлыми глазами. Взгляд – пронзительный и умный, красивые руки с длинными тонкими пальцами. Сложения профессор атлетического.

Дамы снова переглянулись.

– Что-то не так? – запнулся Дойл.

– Нет-нет. Сегодня вечером я ужинаю с профессором Сэкером, – сказала Блаватская.

– Так значит, вы знакомы? – воскликнул Дойл.

– Да, и много лет.

– Тогда вы должны хорошо его знать.

– Еще как. Кажется, это его шаги слышны в коридоре…

И в самом деле, послышался негромкий стук. Дверь отворилась, и вошел помощник Блаватской:

– К вам профессор Сэкер, госпожа.

– Пригласите, – откликнулась Блаватская.

Дойл встал. Дверь широко распахнулась, и на пороге появился Сэкер. Блаватская и Сэкер расцеловались.

– Мне приятно видеть вас снова, – произнесла она с улыбкой.

– Я тоже рад вас видеть, дорогая. Очень рад, – громко провозгласил Сэкер.

Дион Форчун приветливо поздоровалась с профессором и представила ему Дойла. Изумленный Дойл пожал трясущуюся руку седовласого восьмидесятилетнего старца.

– Извините, не расслышал, – проговорил тот трескучим голосом. – Как ваше имя?

– Дойл.

– Бойл? – переспросил старикан.

– Дойл, сэр. Артур Дойл.

– Отлично. Вы тоже обедаете с нами, Ойл?

– Нет, сэр. Я не уверен, сэр.

– Профессор, отправляйтесь в ресторан с Дион, я буду вслед за вами, – сказала Блаватская, не повышая голоса.

Дион Форчун и профессор Сэкер вышли из комнаты. Блаватская обернулась к Дойлу, лицо которого выражало полную растерянность.

– Послушайте меня внимательно, доктор, – произнесла она. – Завтра рано утром я уезжаю в Ливерпуль, а оттуда через пару дней отплываю в Америку. Постарайтесь запомнить все, что я вам сейчас скажу, – это, я полагаю, будет совсем не трудно.

– Я постараюсь, но нельзя ли… Блаватская жестом остановила его.

– Прошу вас, не задавайте пока никаких вопросов. Они меня только раздражают. Вы горите от нетерпения… Я нисколько не сомневаюсь, что все рассказанное вами – правда. Однако уверяю вас, сейчас крайне опасно действовать необдуманно. Я не могу, к сожалению, постоянно помогать вам советом. Мое присутствие требуется сразу во многих местах. Я не надеюсь, что вы поймете меня, просто примите мои слова к сведению, и, возможно, вы извлечете из них некоторую пользу.

– У меня нет выбора…

– Ну и хорошо. Руководствуйтесь всегда здравым смыслом.

Блаватская затушила сигару.

– Как известно, в оккультных науках роль мистического чрезвычайно велика; в поисках магического эту роль берут на себя колдуны. Магическое – это Левосторонняя Тропа к Знанию, самый короткий путь к Просвещению, которого мы все жаждем. Мне кажется, что человек, назвавшийся профессором Сэкером, во многом прав. Вы действительно стали мишенью для тех, кто отправился в путешествие по Левосторонней Тропе.

– И кто эти люди?

– Трудно сказать…

– Темное братство?

– У этих потерянных душ много имен. Их рука видна в совершаемых злодеяниях повсюду в мире – не надо путать эти злодеяния с безобидной деятельностью различных лож. Они наши самые страшные конкуренты в познании запредельного. Они движимы стремлением к безграничной власти на земле. Эти люди невероятно жестоки и, не дрогнув, покончат с вами, как покончили с бедной Петрович. Она, кстати, была очень знающим адептом, внимательно наблюдавшим за вашим продвижением…

– Моим продвижением? – изумился Дойл.

Блаватская жестом велела ему замолчать, гипнотизируя взглядом, исполненным внутреннего огня.

– Ваш выбор должен быть окончательным. Это станет вашим преимуществом. Вы должны победить страх, ибо они используют любую вашу слабость. Я никогда не слышала о деталях, упомянутых в вашем рассказе, например, о голубой нитке, которой был зашит рот мертвеца, или жидкости, размазанной по вашей комнате… Но вы должны твердо запомнить, что все это – спекуляция на внешних эффектах и на самом деле абсолютно ничего не значит.

– Правда?

– Ну… в общем… Однако относиться к этому нужно так, как я говорю. Иначе это плохо кончится для вас. Кстати, позвольте мне взглянуть на мою книгу из вашей комнаты. Любопытно, как они это сделали. Похоже, изменена молекулярная структура бумаги. Если это так, то ничего хорошего ждать не приходится.

Дойл протянул книгу, едва сдержавшись, чтобы вновь не спросить почему.

Блаватская рассмотрела книгу со всех сторон, потом сунула ее в баул и обернулась к Дойлу:

– Иногда кажется, что хуже уже быть не может, и в этот момент на помощь приходит неожиданный друг…

– Профессор Сэкер?

– Профессор Сэкер, с которым вы познакомились сегодня, занимается историей древнейших культов, связанных с магией и колдовством. Он наш давний друг и помощник, правда, он не совсем понимает, в какое жалкое положение мы все попали. То, что человек, спасший вам жизнь, назвался его именем, – хороший знак, и на вашем месте я бы постаралась узнать, почему он так сделал.

– Что же вы мне посоветуете?

– Что я вам посоветую? Бесподобный вопрос, – произнесла Блаватская с самым серьезным видом. – А как вы сами считаете, что вам нужно делать?

Секунду помедлив, Дойл сказал:

– Думаю, мне надо поехать в имение леди Николсон. В Топпинг.

– Здравая мысль. Я надеюсь, что наши пути когда-нибудь пересекутся снова. У вас есть все мои книги?

– Были, но во время нападения…

– Обратитесь к моему помощнику. Он покажет вам новые издания. Уверена, они вам помогут.

Блаватская уже складывала вещи в баул, когда Дойл вспомнил о талисмане.

– Извините, госпожа Блаватская, что вы думаете вот об этом?

Дойл протянул Блаватской серебряный талисман, который дал ему некто, назвавшийся профессором Сэкером.

Внимательно рассмотрев вещицу, она попыталась согнуть ее, затем попробовала на зуб. На металлической штуке не осталось никаких следов; это, похоже, понравилось Блаватской.

– Прекрасно. На вашем месте я бы повесила его себе на шею, – сказала она, возвращая талисман.

– Но в чем его смысл?

– Это символ.

– Символ чего? – не унимался Дойл.

– Слишком долго объяснять, а мне нужно торопиться. Я бы с удовольствием пригласила вас на обед, но мне не хочется без причины волновать нашего профессора. Здоровье у него не ахти какое, а мы заинтересованы в том, чтобы он закончил свои исследования прежде, чем перейдет в мир иной.

– Исследования?

– Ну-ну, доктор. "Есть многое на свете, друг Горацио…" Шекспир был, безусловно, чрезвычайно продвинутым адептом. Вы, конечно, хорошо знаете его произведения?

– Конечно.

– Да, английское образование… Ну, давайте попрощаемся, и да благословит вас Бог, доктор. До свидания.

Накинув шаль, Блаватская вышла из комнаты. Дойл увидел на полу возле стола забытую книгу, поднял ее и бросился вдогонку за Блаватской.

Но ее нигде не было. Как и ее помощника. Стопка книг по-прежнему стояла на столе в пустом Грейндж-холле. Дойл прочитал название книги, лежавшей сверху:

Е. П. Блаватская. "Психологическая самозащита".



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт