Обретенное время

Ну что ж, мое трехлетнее путешествие с Прустом закончилось. Больше всего мне понравились первые три книги цикла, а первая так и остается самой проникновенной и эмоциональной для меня. Ответ на главный вопрос, что есть «Обретенное время», я для себя нашла, хотя вполне вероятно, Пруст имел в виду другое. Такая возможность, кстати, вполне в духе романа и ничуть бы не огорчила писателя, ведь он сам говорит, что его «книга — лишь что-то вроде увеличительного стекла», благодаря которому читатель откроет «средство чтения в своей душе».

Примерную схему завершающей части цикла Пруст набросал еще в начале работы над ним, и наверное поэтому «Обретенное время» так близко по духу первым трем томам «Поисков». Книга осталась незавершенной, и здесь еще больше, чем в «Беглянке», это бросается в глаза. Куски выверенного и плавного текста местами перемежаются вкраплениями эпизодов, не связанных логикой со сказанным ранее. Некоторые сцены повторяются дважды с незначительными вариациями. Определенно, складывается впечатление, что это рабочий текст писателя, где он пробует на вкус те или иные фразы или раздумывает над возможностями развития какой-нибудь сюжетной линии.

То, что роман не доработан, более всего заметно по появлению в седьмом томе персонажей, которые благополучно скончались в предыдущих. В «Пленнице», например, был ярчайший эпизод со смертью писателя Берготта перед картиной «Вид Делфта» Вермеера, а в «Обретенном времени» Берготт вдруг оживает. То же происходит и с Котаром. И певица Берма приглашает гостей на чай, успев умереть ранее в шестом томе. Вердюрен умирает уже здесь, но через несколько страниц спустя мы узнаем, что он умрет «некоторое время спустя».

Подобных несостыковок много, и мне было очень интересно наблюдать за ними в том смысле, что такие вещи отражают кухню труда литератора. Мы никогда не узнаем, каким бы мог стать этот роман, если бы Пруст успел его закончить. Что бы он в нем оставил, что бы убрал. Но даже в таком виде «Обретенное время» закрывает все сюжетные линии и подводит итог поискам рассказчика.

События этого тома значительно отдалены по времени от Комбре и Бальбека. Начало тома приходится на время Первой Мировой войны, а финальная часть - на 1918-20 годы по ощущениям. Очень хороши описания Парижа и его жителей времен войны, а также чувства солдат-отпускников при виде заполненных ресторанов. Самым ярким эпизодом этого периода является, пожалуй, случайное посещение Марселем подпольного заведения, где он становится свидетелем феерических мазохистских утех барона де Шарлюса. В этом контексте продолжается также тема содомии, начатая в четвертом томе, которая обрастает все новыми вовлеченными в нее персонажами.

Озарение героя, упорядочивание его мыслей и обретение времени происходит через несколько лет в доме Германтов. Пережив нечто вроде шока от встречи с состарившимися посетителями светских салонов, которых он давно не видел, Марсель ощущает в себе, наконец, готовность приступить к своему писательскому замыслу. «Мысль о Времени, только что проясненная мною, указывала, что пора приняться за работу. Было самое время, и это оправдывало тревогу, охватившую меня, когда я вошел в гостиную и загримированные лица показали мне, сколько прошло лет; но достаточно ли его еще, времени, да и я — в силах ли я еще?»

Все предшествовавшее этому моменту время, которое, как могло показаться, рассказчик попросту терял, откладывая написание книги со дня на день (и так лет двадцать), на деле оказывается не потраченным впустую. Оно было необходимо для вызревания внутри будущего писателя его замысла, для накопления наблюдений, приобретения жизненного опыта, переживания любви, горечи и утрат - то есть без этих лет внешнего бездействия не смогла бы родиться именно такая книга, которую он задумал. Марсель обретает утраченное время в литературном труде, как способе консервации времени в вечности, и приступает к написанию книги.

«Я не знал, станет ли это церковью, где верующие мало-помалу приобщаются к истинам, гармониям и большому общему плану, или же это останется, как друидический монумент на горе какого-нибудь острова, сооружением, куда никто не ходит».

Худшие прогнозы Марселя не оправдались - в его храм ходят, и довольно активно, и по прошествии ста лет. Обязательно буду перечитывать время от времени, и очень надеюсь, что Елене Баевской хватит времени на перевод оставшихся книг цикла. Кстати, издательство на своей страничке в Инстаграм обещает уже этой осенью отдать в печать «Содом и Гоморру», и довольно уверенно заявляет, что «всего будет семь томов». Скрестим пальцы!

#Радогощь (главный герой - мужчина)