Книга Нострадамус онлайн - страница 2



II. Доносчица

– Мадемуазель, – повторяла встревоженная дама Бертранда. – Да куда же вы идете? Вот же где ваш дом!

Рено, в последний раз сжав в объятиях свою возлюбленную, только что удалился. Мари, все еще очень бледная, пересекла площадь, повернулась спиной к роскошному зданию, на которое ей указывала дуэнья, и внезапно спросила:

– Дама Бертранда, а где живет та женщина, которая смотрит в прошлое и в будущее?

– Господи! Неужели вы и впрямь хотите пойти к колдунье?

– А кому мне довериться? – печально вздохнула девушка. – Ведь у меня нет матери. И я до сих пор не знаю, решусь ли завтра признаться Рено… Боже мой, эти проклятия со всех сторон, которые я сейчас слышала… А какая обжигающая ненависть сверкала в его взгляде! Дама Бертранда, мне необходимо повидаться с этой женщиной. Разве не ты сама говорила, что она дает бесценные советы тем, кто к ней обращается?

– Да, конечно. И она помогла своими советами многим горожанам, и она так милосердна к бедным людям, которые прозвали ее за это Добрым Гением… Но если эту женщину выдадут, ее, разумеется, сожгут вот на этом костре… Что же до того, где она живет, так мы совсем рядом…

Мари, не дослушав, толкнула дверь, та отворилась.

Девушка вошла в дом, хозяйка которого при ее появлении встала, помогла трепещущей от волнения гостье усесться, потом протянула ей руку и сказала нежным печальным голосом:

– Успокойтесь, дитя мое, и расскажите мне, что вас так мучает. Если я смогу помочь вам или хотя бы утешить, я сделаю это от чистого сердца.

– Да, правда, – прошептала Мари, – вы действительно великая утешительница, и вот что странно: ваш голос успокаивает и убаюкивает меня в точности как тот, другой, который так дорог мне… Сейчас я расскажу вам, что меня тревожит: имя, которое я ношу, ненавидимо всеми. Когда кто-то произносит это имя, вокруг слышатся проклятия. Но это еще не все. Главное, он ненавидит это имя, понимаете: он! Тот, кого я люблю, всей душой ненавидит это имя, и ненависть его беспощадна! А я, – продолжала девушка, уже не сдерживая слез, – я обожаю моего жениха, но я люблю и отца. Люблю всем сердцем и почитаю, как должно почитать человека, которому обязана своим появлением на свет. Вот в чем моя беда, вот какое горе раздирает мою душу. Если я назову любимому свое имя, которого он еще не знает, но которое так ненавидит, если я завтра ему его назову, как обещала, он ведь может отвернуться от меня! Сделает он это или нет – вот что я хочу узнать.

Дама с седыми волосами с минуту смотрела исполненным нежности и сочувствия взглядом на свою юную гостью, по щекам которой одна за другой катились слезы.

– Так вы любите своего отца? – наконец вымолвила она.

– Я отдам жизнь, если понадобится, только бы ничто не причиняло ему горя! Чем чаще люди приходят в ужас от его имени, чем больше боятся его самого, тем сильнее мне хочется заставить его забыть об этих проклятиях, о всеобщей ненависти, создающей ту страшную губительную атмосферу, в которой ему приходится жить.

– Ну, хорошо, дитя мое… Но прежде всего вам придется назвать мне имя вашего отца.

Мари покраснела, потом побледнела. Она колебалась, опасливо оглядываясь и не решаясь произнести фамилию вслух. Но вдруг решилась и, склонившись к уху дамы, на одном дыхании пробормотала имя – то самое грозное имя, которое всегда сопровождалось ужасными проклятиями. Потрясенная хозяйка дома на шаг отступила от девушки. Тоже побледнела. И бросила на Мари взгляд, в котором светилось страшное подозрение.

Но очень скоро она взяла себя в руки, и на черты ее прекрасного лица вновь легло выражение светлой печали.

– Нет, – прошептала дама, покачав головой. – Нет, не может быть, чтобы эта чистая девочка явилась ко мне, желая выследить и выдать меня палачам. Дитя мое, – сказала она громче, взяв Мари за руку, – я ведь тоже пострадала по вине того человека, которого вы называете вашим отцом. Однажды… в один ужасный день… мне пришлось предстать перед ним, и я выкрикнула ему в лицо родившееся в самом моем сердце проклятие… Я предсказала ему несчастье… Да, и на самом деле, я понимаю, как это ужасно для вас – быть дочерью поставщика палачей. Смерть идет бок о бок с этим человеком!

Девушка протянула руки к хозяйке дома, умоляя сжалиться над ней.

– Сам Господь прислал вас ко мне, – торжественно продолжила дама. – Сама не понимаю, что привлекает меня в вас, но, может быть, если вы действительно любите вашего отца, он и будет спасен…

– Спасен? – удивилась девушка.

– Да, дитя мое. Но теперь мне надо знать имя того, кого вы любите.

– Сейчас скажу, – дрожа от страха, прошептала гостья. – Но прежде… прежде скажите вы мне: какая опасность угрожает моему отцу? Смилуйтесь! О, господи, я чувствую, что вы увидели в будущем моего отца какую-то страшную угрозу!

– Это верно: страшную, чудовищную угрозу.

– Спасите же его! – воскликнула Мари, безумно взволнованная тоном женщины, которая, вполне возможно, была колдуньей.

Дама задумалась. На ее лице появилось выражение неукротимой силы, прекрасные черные глаза сверкнули пламенем, при виде которого хотелось зажмуриться.

– Спасти его? – спросила она, помолчав. – Хорошо. Когда вы увидите вашего отца, дитя мое, скажите ему, чтобы он три дня не выходил на улицу. Иначе он погибнет.

Мари вскочила, не удержав вырвавшегося из груди слабого крика.

– Скажите ему, – добавила колдунья, – что в течение этих трех дней ему необходимо отказаться от возложенных на него обязанностей… Но главное: пусть остается дома, пусть не появляется среди людей – его разорвут на части… Как собачья свора – оленя…

Мари не стала слушать дальше. Она бегом устремилась к двери. О боже, надо поскорее предупредить отца! Прежде всего – отец! А с любовью можно и подождать… Она вернется позже, чтобы узнать, что же ей следует сказать Рено. Дама не успела и пальцем пошевелить, удерживая девушку, а та уже была за дверью.

– До чего же поспешно она ушла… – прошептала колдунья, которую охватило ужасное подозрение. – Нет, не ушла, это было похоже на бегство… Неужели она все-таки шпионка? Как знать? Этот человек способен на любую хитрость, как и на любое злодейство. Он – сама Смерть, и он – сама Ложь. Нам необходимо завтра же уехать из Парижа…

Мари, не глядя по сторонам, пробежала через площадь и пулей ворвалась в заполненный людьми двор роскошного здания. Здесь были стражники, офицеры, воины, вооруженные луками и алебардами, – словом, не меньше солдат, чем в какой-нибудь королевской крепости. Вся дрожа от волнения, девушка приблизилась к высокому широкоплечему всаднику с суровым лицом. Он в это время как раз поставил ногу на землю, спускаясь с седла.

– Мари? – нахмурив брови, удивленно спросил человек с суровым лицом. – Почему вы так поздно возвращаетесь с мессы? Что могло произойти?

– Батюшка, мне непременно нужно поговорить с вами! – задыхаясь, сказала Мари. – Речь идет о вашей жизни!

– Моя жизнь! Ее прекрасно охраняют, и никакой другой защиты не требуется. Горе тому, кто осмелится… Ну, хорошо: идите и подождите меня на моей половине.

Мари удалилась, а он, сделав несколько шагов, остановился и, вздрогнув, произнес:

– Впрочем… Та женщина с седыми волосами прокляла меня… Она предсказала, что меня разорвут в клочья, как раздирает оленя свора собак… О господи! Надо сейчас же найти эту женщину! Стража! Пусть запрут ворота, пусть удвоят караулы!

Отдав приказ, важный сеньор двинулся к лестнице, ведущей в его комнаты.

Дом, где происходили все эти события, принадлежал главному превотальному судье. Этому самому сеньору, этому человеку, одно только имя которого вызывало проклятия со всех сторон. Мари, бедная Мари! Она была дочерью барона де Жерфо, сеньора де Круамара!

Войдя к себе и оказавшись в комнате, обставленной с поистине королевским великолепием, Круамар увидел свою дочь коленопреклоненной перед небольшим алтарем в молельне. Минуту он молча смотрел на девушку, потом, сжав кулаки, прошептал:

– Что станется с ней, если меня убьют? Та женщина кричала, что я буду проклят и в потомстве!

Он яростно тряхнул головой, подошел ближе к алтарю, тронул дочь за плечо. Мари поднялась с колен, такая бледная, что суровый сеньор разволновался:

– Что с вами, дочь моя?

– Отец, умоляю вас, никуда не выходите из дома трое суток! – попросила Мари, молитвенно сложив руки у груди. – Обещайте мне не выходить три дня!

– Что еще за капризы? Я слишком избаловал вас, Мари… Холил, лелеял… Правда, у меня больше нет никого на свете, кроме тебя, дочка… Да, только ты… и моя страсть к порядку в обществе… Но всю мою нежность я отдал одной тебе. Зато все мое отвращение, вся неприязнь – к тем, кто нарушает этот порядок: к еретикам, к колдунам…

– Батюшка, – снова взмолилась Мари с искаженным от ужаса лицом. – Батюшка, вам сегодня же нужно отказаться от ваших обязанностей главного судьи превотства!

Грозный барон расхохотался.

– Сегодня же! – повторил он, и зловещие огоньки блеснули в его глазах. – Отказаться! Да вы обезумели, дитя мое!

Мари по-прежнему дрожала, но эта дрожь уже и впрямь напоминала припадок.

– Отец! Отец! Если вы сегодня выйдете на улицу, вас растерзают, вас разорвут на куски!

Лицо Жерфо побагровело, потом кровь отлила от него, и судья стал смертельно бледным. Растерзают! Разорвут на куски! Слова той женщины, которая его прокляла!

– Отец! Отец! Я в этом уверена! – рыдала Мари, бросившись на колени перед бароном, как только что перед алтарем. – Женщина, которая мне об этом сказала, знает все! Она читает будущее как открытую книгу! Она никогда не ошибается!

На этот раз барон почувствовал, как ледяная струя ужаса пробежала по его позвоночнику. Но он не позволил себе поддаться страху. Его охватило холодное бешенство. Он наклонился к дочери. Взгляд его сверкал коварством.

– Ах так, – сказал он, – если женщина, которая тебе это сказала, и на самом деле знает все…

– Да-да, это так! – захлебываясь слезами, кричала Мари. – Она знает!

– Тогда совсем другое дело. Я подумаю о том, чтобы подать в отставку. И с сегодняшнего дня не выхожу из дома.

Мари, радостно вскрикнув, поднялась и обвила руками шею отца.

– Какое счастье, батюшка! Вы спасены!

– Да, – отвечал тот. – Но то, что ты сказала, очень серьезно. Мне нужно самому порасспросить эту женщину, да к тому же она заслуживает вознаграждения. Пожалуй, пошлю за ней даму Бертранду. Где она живет?

– Вот там! – подбежав к окну, показала Мари.

– Там? Вот в том доме на углу площади?

– Да, батюшка. Да, пожалуйста, вознаградите ее, ведь она спасла вам жизнь!

Реакция грозного барона на слова дочери оказалась неожиданной. Он оттолкнул дочь, которая от удивления и растерянности не могла вымолвить ни слова, выпрямился во весь свой могучий рост, большими шагами подошел к двери, распахнул ее и прокричал громовым голосом:

– Эй, пажи, мой шлем! Мою кирасу! Мой меч! Офицер, соберите двадцать крепких солдат: мы идем арестовывать женщину, обвиняемую в колдовстве. Пусть предупредят палача, чтобы он немедленно приготовил костер на Гревской площади. Я поймал ее! – проворчал он с ужасающим вздохом облегчения. – Она у меня в руках – эта старуха, которая осмелилась проклинать меня перед всеми! Что ж, посмотрим, буду ли я растерзан и разорван в клочья, как олень сворой собак!

Мари была потрясена, она едва не теряла сознание от ужаса, но, собрав последние силы, чтобы не упасть без чувств, подошла к отцу и сказала твердо:

– Сударь, вы этого не сделаете! Не вынуждайте меня стать предательницей, доносчицей! Меня – поставщицей живого товара для палача! Вы затеяли гнусное дело, отец. Сжальтесь хотя бы над собственной дочерью: подумайте о ее чести, о ее покое! Несчастная женщина! Она пожалела меня, она так старалась меня утешить! О боже, как чудовищно то, что вы задумали! Нет, это невозможно! Вы не сделаете этого! Вы…

– Хватит! – прервал девушку отец.

Он резким движением оттолкнул цеплявшуюся за него Мари и вышел в коридор. Дверь захлопнулась. Девушка кинулась к ней, попыталась открыть, но та уже была заперта на ключ. Вне себя от стыда и отчаяния, Мари металась по комнате и не могла найти себе места. Глаза ее затуманились, голова закружилась.

– Боже мой, что я сказала! – горячо шептала она. – Что я наделала! Несчастная! Что подумает, что скажет Рено, когда узнает, как я послала на костер невинного человека! Дочь Круамара! Предательница! Доносчица! И это я! Дочь, достойная своего отца! Рено, Рено, ради всего святого, только не бросай меня, не отказывайся от меня!

Девушка с белокурыми косами снова бросилась на колени перед распятием и начала исступленно молиться. И только тогда в душе этого полуребенка поднялась волна чувства, до тех пор Мари незнакомого. До сегодняшнего дня она обожала отца. Теперь она его ненавидела. Теперь и она проклинала имя Круамара. Она проклинала собственное имя! Нет, больше она не станет его носить! Нет, не станет, никогда не станет!



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт