Страницы← предыдущаяследующая →
Один за другим, точно кегли, президенты США выбиваются ГАНГСТЕРАМИ из игры.
Нью-Йорк таймс
– Леди и джентльмены!
Даже сейчас, когда я говорю с вами, зловещие ГАНГСТЕРЫ продолжают сеять повсюду ужас и смерть.
В Лондоне, Париже, в Токио, Ленинграде и в Кейп-Кук, Мериленд, ГАНГСТЕРЫ грабят, насилуют и мародерствуют.
Леди и джентльмены!
ГАНГСТЕРЫ жестоки, беспощадны, совершенно чужды понятиям логики и человечности, и ничто не доставляет им большей радости, чем раскрасить мир кровью, ставя свою печать смерти по земному шару.
Леди и джентльмены!
Горжусь, что мне предоставлена возможность и оказана честь объявить об этом во всеуслышание.
Я, Джон Смит Младший, президент Соединенных Штатов, делаю следующее заявление, адресованное всем миролюбивым гражданам Америки, а также людям планеты.
Мы сотрем ГАНГСТЕРОВ с лица земли, скоро и бесследно, искореним их, изведем эту заразу и нечисть, не оставив в живых ни одного из них.
Врагам мира не победить никогда.
Мы не допустим ни единой слабости и промашки в исполнении столь высокой и благородной миссии.
Во имя закона, правопорядка и Господа Бога.
Аминь(Бурные аплодисменты.)
Джон Смит Младший был седьмым по счету президентом США в этом году и по краткости срока пребывания у власти оказался вторым.
Шестьдесят шестой президент США Уильям Смит погиб во время инаугурации, когда, положив руку на Библию во время президентской присяги, был ужален скрывавшейся там ядовитой змеей. Все это было подстроено гангстерами.
Шестьдесят девятый президент Джон Смит Младший скончался вскоре после произнесения исторической речи, в которой призывал к искоренению гангстеризма. В момент взрыва он был окружен охраной из сотни секретных работников спецслужб.
Генри Смит III, один из спецработников, присутствовавший при покушении на жизнь президента и находившийся совсем рядом, свидетельствует о последних мгновениях жизни главы государства, описывая происходящее следующим образом:
«Президент, спускаясь по ступеням с трибуны, сунул правую руку в карман пальто. Он пошарил там, что-то нащупывая.
– В чем дело, господин президент? Что-то не так?
– Да я никак не могу найти своих…
Я моментально понял, что именно президент не может отыскать.
Он был заядлым поклонником „Набиско Баббл-Гам", жевательной резинки в виде шариков. Все время, свободное от речей и выступлений по телевидению, он отдавал жеванию любимых шариков и выдуванию из них пузырей.
– О ужас! У меня же еще оставалось!..
Наконец президент извлек пару жвачек „Набиско Баббл-Гам" из заднего кармана брюк.
– Не желаете, Генри? – предложил он. – Здорово помогают снять напряжение.
– Нет, сэр. Секретным работникам спецслужб не позволяется жевать на рабочем месте.
Глава государства сорвал обертку с любимой жвачки и бросил ее в рот, после чего принялся разворачивать следующую.
Вот тогда все произошло.
Мне показалось, что шеф чихнул. Во всяком случае, именно так это прозвучало.
Миг спустя после того, как он жевнул резинку, на его плечах появилось пустое пространство – голова отсутствовала напрочь.
Я завопил:
– Господин президент! – и бросился подхватить обезглавленное тело главы государства. Оно еще продолжало разворачивать обертку жвачки номер два».
Когда-то в былые времена всякий имел свое имя. И все имена, говорят, раздавались родителями.
Я прочел об этом в книге.
Может, когда-то, давным-давно, так оно на самом деле и было.
Имена были точно как у персонажей знаменитых романов, вроде Петра Верховенского и Оливера Твиста или героев «манги» Джека Осинуми.
Классные были прозвища.
– Привет, дорогой Адриан Леверкюн, скажи мне, куда направляешься?
– Так, просто гуляю, Мори Ринтаро.
Сейчас едва ли встретишь подобные имена. Разве что у актрис да политиков.
Со временем все стали сами выбирать себе прозвища. Припоминаю лишь некоторые.
Люди сходили с ума, придумывая себе имена. Все с именами, данными родителями, тут же устремились в Ратушу, чтобы обменять их на те, которые выдумали сами.
В Ратушу выстроилась огромная очередь.
Очередь была настолько длинной, что если, став в конец хвоста, двое заводили любовный роман, то «скорая» за новорожденным приезжала в тот момент, когда Ратуша показывалась вдали и открывался вид на начало очереди.
Чиновники сбрасывали тонны старых имен в реку за Ратушей.
Миллионы старых имен всплывали на поверхность. Под ними исчезала река. Медленно и лениво ползли они вниз по течению.
Каждый день шпана из моей банды собиралась на берегу и забавы ради швыряла в них камни с воплями и улюлюканьем.
– Э-эй!
– Вы-ы!
– Простофили!
– Э-э-эй!
– Вы-ы-ы!
– Обноски!
Выстроившись вдоль берега, мы осыпали бранью побитые, изувеченные старые имена, похожие на потерпевших космическое кораблекрушение инопланетян с выпученными глазами на стеблях. После чего дружно расстегивали штаны:
– Готовься! Прицельным… Мы напрягались.
– Пли!
Погрустневшие старые имена корчились в агонии под внезапным залпом, бессильно барахтаясь, неспособные ничем ответить.
А мы оскорбляли и поносили их на чем свет стоит.
Стараясь еще больше вывести нас из себя, старые имена нарочито неторопливо перетекали в море.
Часто люди выбирали себе довольно необычные прозвища вместо прежних.
Да, там было немало странных кличек.
Человек, выбравший себе имя, находился в постоянном противоборстве; иногда это приводило к тому, что имя и человек убивали друг друга.
Тогда мы привыкли к слову «смерть».
Мы надевали ранцы, совали ноги в калоши и бежали в школу по улицам по щиколотку в крови людей и имен.
День за днем караваны восьмитонных грузовиков, забитых трупами людей и их имен, тянулись по автомагистралям.
Когда я был в третьем классе, один из моих однокашников принял имя без ведома родителей.
– Так нельзя, – сказал я ему. – Ты не должен был этого делать.
– Поверь мне, я знаю, что делаю, – ответил товарищ.
– У меня клевое имя, – не уставал повторять он. Но это «клевое имя» в конце концов убило его. Это была жуткая и жестокая смерть.
Настолько чудовищная, что никто не мог поверить, что когда-то эти останки были человеком.
В какой-то момент все стали переименовывать себя. Всем захотелось новых имен.
Двое великосветских любовников были первыми, кто стал называть себя по-новому. К сожалению, их имена до нас не дошли.
У мужчины не было имени. Совсем никакого. Он не хотел, чтобы родители называли его хоть как-то вообще, и не хотел выбирать себе имя самостоятельно. И еще: он устал от всех этих убийств и кровопусканий. Он решил, что прекрасно проживет и без него.
Женщина думала примерно так же.
Был, однако же, во всем этом один существенный изъян.
Мужчина целовал женщину: он лобызал ее тонкие ключицы, шею, затылок. Затем стал шептать на ухо возлюбленной:
– Моя дорогая… – И тут он остановился. Что-то здесь было не так.
Прервав ласки, мужчина натянул нижнее белье и присел на край кровати.
Прикрыв грудь руками, женщина потерлась щекой о партнера, который хмуро уставился в потолок.
– В чем дело, милый? – спросила она – Я тебе больше не нравлюсь?
– Нет, дело не в этом, – ответил мужчина – Просто, когда я начал говорить «О, моя дорогая…», что-то произошло. Прямо мурашки по коже. Все это, видишь ли, так абстрактно, что, по-моему, я закончу импотенцией.
– О, дорогой, ты так чувствителен!
Женщина привстала в постели на четвереньки, дожидаясь, пока мужчина примет верное решение.
– Это жутко неудобно – жить без имени, – сказал он наконец.
– Да Но ведь прежде в этом не было ничего неудобного, не так ли? – откликнулась женщина.
Вовсе в этом не было ничего неудобного. Оба они трахались так, будто это был последний день Помпеи, позабыв про все печали.
Они с нежностью разглядывали тела друг друга. Прежде они были так заняты поцелуями, жмурясь в любовной истоме, что могли только мельком бросать ласковые взгляды.
«Как хрупко тело человеческое», – думал мужчина.
– Господи, до чего же я похотлив! – вырвалось у него. – Я употребил твое тело ради собственной страсти, потакая своему распутству.
Отчего-то в этот момент ему показалось, что он произнес это вслух.
– Да! Да! Да! Употребил, и много-много-много раз! – воодушевленно отозвалась женщина, чмокнув его в щеку.
– Боюсь, я должен просить у тебя прощения.
– О, не стоит беспокоиться. Посмотри, ты же красавчик!
Согласно Уильяму Оккаму, все человеческие души обладают одинаковой конструкцией сферы, внутри которой пустота. Когда архангел Гавриил касается их пальцем и чертит знак креста, человек трепещет и заводит: «Славься, Имя Господне!» Эта пара понимала, что тела, в отличие от душ, устроены гораздо сложнее и не поддаются столь простым манипуляциям, требуя более тонкой настройки, если уж их сравнивать с какими-либо инструментами.
Теперь мужчина понял, что любовникам необходимы имена Не те, что выбираются родителями, и не те, на которых останавливаются по собственному произволу; должен существовать особый метод подбора имен для любовников, вот что подумал мужчина.
– Давай попробуем так, – начал он. – Ты придумаешь подходящее имя для меня, а я дам имя тебе – то, которое, на мой взгляд, тебе соответствует. И это будут имена только между нами – ими будем пользоваться только мы, и больше их не узнает никто. Как тебе такой вариант?
– О да, это замечательно! Ты просто великолепен! Итак, они назвали друг друга.
Любовники хранили имена в секрете, и нам они остались неизвестны.
Мужчина называл женщину по имени.
Женщина называла по имени мужчину.
– Видишь, никакой неопределенности – и в то же время никакого конформизма. Лучше ничего и быть не может – для твоего тела, – сказал мужчина, срывая с себя белье.
Женщина перекатила звук его имени во рту, точно леденец, завороженно внимая музыке фонем.
– А теперь, – воскликнула она, – поехали!
Так мы начали называть друг друга по именам.
Мы просили желанного нам человека дать нам имя.
Таков был ритуал знакомства.
Я множество раз давал и терял имена. И долгое время скитался без имени, пока не встретил Книгу Песен.
Постепенно, минуя многие переименования, мы становились осмотрительнее.
– Как здорово, что ты дала мне имя, – сказал я женщине.
– Все в порядке, – довольно мурлыкнула она.
И затем:
– Ты ведь тоже дал мне имя, – добавила женщина.
«Генрих IV» допил свой коктейль «милк энд водка» и очень скоро заснул в своей корзинке.
Мы впервые занимались любовью и под конец прикорнули друг у друга в объятиях.
Я встал, подошел к столу и записал имя женщины на листе бумаги.
Женщина перекатилась на бок, спиной ко мне.
Она записала мое имя в миниатюрном блокнотике.
Я созерцал ее обнаженный тыл.
Никогда не думал, что женская спина может быть столь привлекательна.
Женщина взяла бумажку, на которой я начертал ее имя, и прочла.
– Благодарю тебя, – сказала женщина.
Много поэтов писало на японском в конце двадцатого столетия.
Мы называем этот период «Веком Трех Великих Поэтов».
Творения всех, кроме этих трех великолепных, забыты.
Таникава Сунтаро, автор «Наблюдений за ее игрой в воде», – один из них.
Тамура Рюити, автор «С розовыми щечками», – второй.
И Накадзима Миюки, создательница «Если ты должен плыть, плыви в сентябре», – третья. Эта баллада появилась на второй стороне ее седьмого альбома.
Я всегда надеялся, что книга стихов, которую я когда-нибудь напишу, будет столь же великолепна, как сборник «Книги Песен Накадзимы Миюки».
«Книга Песен Накадзимы Миюки».
Таково было прозвище женщины.
Я прочитал то, что написала Книга Песен.
– Благодарю тебя, – сказал я.
– Вообще-то я раньше была гангстером, – сказала Книга Песен.
– Но теперь я уже не гангстер.
И не буду гангстером никогда, – добавила Книга Песен.
Так что «Сайонара, Гангстеры» – это мое, не ее имя.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.