Книга Тайна скарабея онлайн - страница 7

8

Недалеко от асуанского вокзала, на улице, ведущей в эль-Дейр, под густой серебристой листвой эвкалиптов прятался небольшой домик. Египтяне называли его «дача»: здесь поселились русские. Кто конкретно живет за высоким решетчатым забором, не знал никто – по крайней мере, никто из жителей Асуана. Над плоской крышей дома были натянуты провода, а торчащая среди деревьев металлическая антенна наводила на мысль, что дом и люди в нем могут иметь отношение к секретной советской службе. Поэтому с ними никто не общался.

В то время по всему Египту работало множество агентов КГБ. Был завербован даже епископ русской православной церкви в Африке – страстный почитатель «Бетховена» и «Пушкина» (не поэта и композитора, конечно, а одноименных марок водки). Были среди агентов КГБ и египтяне, а также греки и французы.

Жак Балое приехал из Тулона. Он был похож на Клода Шаброля. И так же, как у Шаброля, у него изо рта постоянно торчала сигарета. Темные очки в роговой оправе, похоже, хорошо скрывали его внутренний мир. В Абу-Симбел он работал фоторепортером и журналистом, поставляя в газету и информационное агентство материалы о стройке. Раз в неделю Балое ездил в Асуан, чтобы передать снимки и тексты. В лагере он держался особняком, и не только из-за своего нелюдимого характера. Он не знал английского, а об арабском и Речи не было. Его информационное бюро находилось в одном из бараков на Гавернмент-роуд, и его исчезновение никто в Абу-Симбел не заметил.

В Асуане Жак Балое сразу же отправился к дому под эвкалиптами, где ему кто-то невидимый открыл калитку. У вход, ной двери француза встретил русский солдат в серой форме и фуражке с красным околышем. Он бросил взгляд на портфель Балое и проводил его к полковнику Смоличеву. Это был единственный русский, который ему представился, хотя неизвестно, настоящая ли это фамилия. Смоличев был шестидесятилетним мужчиной с седыми волосами и черными как смоль бровями. Он сидел за старым столом, который, казалось, помнил еще нашествие Наполеона, и дымил короткой толстой папиросой. Увидев француза, тут же попытался сделать дружелюбное лицо. Так же повели себя адъютанты и переводчик за столом.

Лоб Смоличева был покрыт крупными каплями пота – утро выдалось жарким и пыльным. Хозяин довольно хмуро поинтересовался:

– Какие новости он привез?

Француз расстегнул сумку, вытащил фотографию и молча положил ее на стол перед русским. В следующий же момент лицо полковника посветлело.

– Хорошо, хорошо, – коротко сказал он и передал снимок подчиненным.

На фото был виден гигантский прорыв у колоссов Рамсеса в Абу-Симбел. Но пока Смоличев с радостным видом рассматривал фотографию, Балое вытащил из сумки следующий снимок и протянул его полковнику. Здесь был показан ликвидированный прорыв. Смоличев, взглянув, передал его дальше и с тем же сияющим видом сказал:

– Понимаю! Было до этого?

Балое замахал руками и попытался объяснить, что последний кадр был сделан всего сорок восемь часов назад.

Когда переводчик передал Смоличеву суть сказанного, тот разбушевался. Он кричал, проклиная резидентуру и всех своих подчиненных, но в конце концов остановился, перевел дух и спросил:

– Как это могло случиться?

Француз молчал: он не знал ответа. Его задача состояла в документировании событий, происходящих в Абу-Симбел, а не в их расследовании. Он и так только сейчас узнал, что русские подкупили египетского рабочего, чтобы устроить аварию в Абу-Симбел.

– Эти черножопые!.. – закричал полковник, что соответствовало американскому слову «нигер». – Черножопые!.. Что случилось?

Один из подчиненных попытался объяснить полковнику, что прорыв был сильным и строительную площадку перед храмом залило водой, но у немцев и шведов отличные инженеры, которые могут справиться с любой проблемой.

– Значит, у великого советского народа, – снова закричал Смоличев, – нет хороших инженеров? Разве не наш летчик, товарищ Гагарин, первым полетел в космос? Разве не советские инженеры запустили первый космический корабль «Восток»? – Полковник явно вошел в раж. – Абу-Симбел – это дело чести. Все остальное – абсолютно второстепенно, товарищи. Нам нет никакого дела до того, что под водой окажется пара камней. Нет, наша задача заключается в том, чтобы сделать Египет ведущей страной арабского мира. У нас повсюду свои люди: среди военных, в редакциях газет, в университетах, даже в партиях. Советские офицеры командуют египетскими войсками, советские инженеры управляют египетскими рабочими. Я считаю совершенно недопустимым, чтобы в этой стране что-то происходило против нашей воли. Несмотря на это, мы проспали Абу-Симбел.

Один из агентов поднял руку, словно хотел что-то сказать, но Смоличев не дал ему и рта раскрыть. Он продолжил, будто возлагая всю вину за случившееся на себя:

– Именно советские люди строят Асуанскую плотину, по масштабам превышающую пирамиды! Но весь мир говорит об Абу-Симбел, где распиливают какой-то храм и переносят его на другое место. И что еще хуже, весь мир говорит об уникальных достижениях западногерманских, итальянских и шведских инженеров! Когда я открываю иностранные газеты, то только и читаю о капиталистических говнюках в Абу-Симбел. И я спрашиваю себя, товарищи, где же хвалебные гимны социалистическим достижениям в Асуане? Где?

Мужчина справа, который и раньше пытался заговорить, наконец перехватил инициативу.

– Это не наша вина, товарищ полковник. Это все из-за него! – И он указал пальцем на Балое. – Это он делает все эти бесконечные репортажи.

– Ерунда! – заорал полковник еще до того, как Балое успел вставить слово в свое оправдание. – Кто мешает ин формационному бюро в Асуане издавать такое же количество репортажей?

– Спрос на репортажи об Абу-Симбел, – осмелился заметить француз, – так высок, что мы, журналисты, уже не успеваем их делать. Это потому, – продолжал он, – что газетчики делают привлекательные проекты, если вы понимаете, о чем я говорю. Плотин по всему миру строится много, а такого, как происходит в Абу-Симбел, мир еще никогда не видел…

Советский полковник уставился в стол. Его густые черные брови нахмурились, вид не предвещал ничего хорошего. Задыхаясь от гнева, он отчеканил:

– Где… товарищ… Антонов?

– Ждет снаружи, – ответил адъютант.

– Пусть войдет!

Через боковую дверь в комнату совещаний вошел русский директор строительства Асуанской плотины Михаил Антонов и приветливо кивнул Смоличеву. Тот сидел напряженно, словно готовясь к прыжку. Возможно, присутствующих не удивило бы, если бы полковник набросился на директора строительства. Но полковник, не глядя собеседнику в лицо, сказал подчеркнуто спокойно:

– Какой идиот так организовал работу прессы на вашей строительной площадке, товарищ Антонов? Назовите фамилии!

Антонов запнулся, и Смоличев заорал:

– Назовите все фамилии!

– Моисеев, Лысенко и товарищ Курянова. Все известные люди, – наконец ответил Антонов.

Полковник Смоличев движением пальца поманил адъютанта и продиктовал:

– Записывайте! Товарищи Моисеев, Лысенко, а также товарищ Курянова предали дело социализма. Они немедленно покидают Египет. Их места после собеседования займут новые люди. А теперь о вас, товарищ Антонов.

Директор строительства, в прошлом неприметный общественник, не особенно боялся полковника КГБ. Своим продвижением по карьерной лестнице он был обязан дружбе с сыном всемогущего Никиты Хрущева. Но ссылался он на это в крайних случаях, когда разумные доводы не действовали или если чувствовал сопротивление со стороны партийных товарищей.

– Товарищ полковник, – начал Антонов, – отдел прессы, который работает под моим началом, ни в чем не виноват. Моисеев и Лысенко работали корреспондентами ТАСС в Каире и Хартуме, заслуженные журналисты. Товарищ Курянова относится…

– Да, может быть… – перебил Смоличев директора строительства. – Вы заступаетесь за людей, и это характеризует вас положительно, только… это вовсе не ваши люди, товарищ.

– Не мои люди? Что это значит?

– Не стройте из себя идиота!

– Я вас не понимаю.

Полковник, улыбнувшись, откинулся на спинку кресла. – Вы никогда не задумывались над тем» кто предоставляет сотрудников для вашего информационного бюро? – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Вы знаете, что все корреспонденты ТАСС – агенты КГБ. Иначе они не были бы корреспондентами ТАСС.

Полковник затрясся от смеха, и его брови превратились! в два черных полумесяца.

Глядя на смеющегося Смоличева, Антонов заявил:

– В этой истории еще не поставлена точка. Сейчас я не буду протестовать, но пожалуюсь в другие инстанции.

– Да делайте что хотите! – ответил полковник с ноткой упрека в голосе. – Жалуйтесь хоть самому первому секретарю КПСС. – Он явно намекал на связи Антонова.

– Зачем, собственно, меня вызвали? – закрыл неприятную тему Антонов. – У меня были переговоры с египетским министром строительства Махером и Якоби из Абу-Симбел…

– Ну не тяните уже, говорите, товарищ. Вы выполнили поручение?

Антонов кивнул.

– Советские люди делают все для победы социализме над капиталистическим Западом…

– И товарищ Якоби поверил?

– Герр Якоби поверил. А что ему еще оставалось делать? Западные немцы сейчас под чудовищным давлением, потому что вода поднимается намного быстрее, чем предполагалось. Они отстают от сроков. По моим расчетам, они должны сдаться или…

– Или?

– Или у капиталистов есть еще козыри в рукаве. В любом случае ситуация очень удачная для того» чтобы толковые инженеры великого Советского Союза принялись за работу в Абу-Симбел.

– Хорошо, хорошо.

Полковник Смоличев постукивал костяшками пальцев по столу. Он думал.

– Вы слышали» товарищ, что наш удар по защитной дамбе в Абу-Симбел не удался?

– Нет, я не в курсе! – удивился Антонов.

– Вот! – Полковник протянул директору строительства фотографии Балое. – Вода уже прорвалась к храму, но капиталистическим говнюкам удалось засыпать прорыв и откачать воду. Я думаю, следует предпринять что-то еще.

Телефон на столе призывно звякнул, Смоличев поднял трубку, сказал «да», после паузы еще раз «да». Положил трубку, поднялся, ударил по столу кулаком и приготовился сообщить что-то важное.

– Товарищи, из Москвы сообщают, что Никита Сергеевич Хрущев снят с должности на заседании Центрального комитета КПСС. На посту председателя Совета Министров его сменил товарищ Косыгин. Первым секретарем ЦК КПСС стал Леонид Ильич Брежнев.

Люди в душной приемной словно приросли к полу. Только француз Балое, казалось, не понял важности сообщения. Он вопросительно смотрел на присутствующих, но никто не решался взглянуть ему в глаза. Антонов стоял мертвенно бледный. Он особенно тяжело переживал это сообщение.

– Как такое могло произойти? – спросил он, повернувшись к Смоличеву. – Вы знали об этом, товарищ полковник?

По хмурому лицу Смоличева скользнула циничная ухмылка. Потом, словно он молниеносно осознал все преимущества и недостатки случившегося, его улыбка переросла в глухой раскатистый хохот, и Смоличев сквозь смех сказал:

– Я пока воздержусь от комментариев. Но глава правительства, который перед всем миром, стоя на трибуне, стучит по ней башмаком, чтобы придать вес словам, явно упустил свой шанс. С тех пор на этого клоуна никто не обращал внимания, даже Запад. Он раструбил всем, что великий Советский Союз отказывается от шпионажа. При этом каждый ребенок знает, что у нас есть свои люди во всех западных правительствах, партиях и исследовательских институтах. Американцы обнаружили на своей подлодке шпиона, Нельсона Драмонда, и осудили его на пожизненное заключение. Шведы так же поступили с Эриком Веннерштремом. Англичане нашли Владимира Соломатина. А товарищ Хрущев утверждает, что советских шпионов нет. Вы, вы и вы… – он ткнул пальцем. – Вас тоже никогда не было и сегодня не существует!

Шутка подняла настроение. Михаил Антонов начал первым:

– Говорил Никита Сергеевич правду или нет, безразлично, товарищ полковник. Важно то, что его высказывание было в интересах Советского Союза.

– А вот как раз наоборот! – выпалил Смоличев.

Он ударил кулаком по столу и закричал:

– Наоборот, товарищ Хрущев навредил этим Советскому Союзу. Он нас, КГБ, сделал посмешищем перед всем миром. До такого человека, как Кеннеди, Хрущев вообще не дорос.

Глядя в потолок, где вентилятор коричневыми лопастями молотил горячий воздух, Антонов думал. Он должен был сдерживаться, чтобы не рассмеяться. Слов Смоличева еще вчера было достаточно, чтобы на всю жизнь упечь полковника в какой-нибудь далекий сибирский лагерь, и это в лучшем случае. Возможно, его сразу бы расстреляли или подстроили автомобильную аварию со смертельным исходом. Он, Антонов, и раньше едва ли мог перечить всемогущему полковнику Смоличеву. А теперь-то и подавно.

Смоличев вытащил из стола бутылку водки. Прислуга принесла поднос с рюмками. Полковник налил их до краев.

– Мы пьем за великий Советский Союз, – сказал Смоличев и выдержал паузу. – За товарища Косыгина и товарища Брежнева!

– За здоровье!

Полковник КГБ поднял бокал.

– Антонов, – сказал он, обратившись к директору строительства, – все останется, как я сказал: товарищи из вашего информационного бюро поедут назад в Советский Союз. Жалобы можете писать позже. Если хотите, прямо в Москву. – И он ядовито улыбнулся.