Книга Пожилые записки онлайн - страница 5

Как академик говорю…

23 ноября 2006 г.,15:21

Это я про себя.

Академия имеется в виду литературная, та, что распоряжается премией «Большая книга». Нас, академиков, там почти 100 человек, большая часть – необычайно солидные люди. И вот в среду, 22 ноября, мы, собственно, и раздали литературные премии. Мне приятно вам напомнить, что первая премия – 3 миллиона хоть и рублей, но тем не менее. Вторая – 1,5 миллиона, третья – 1 миллион.

Между прочим, на премию скинулся и журнал «Медведь», который я в компании с Альфредом Кохом и Александром Воробьевым когда-то имел удовольствие издавать.

Что вам сказать после всего? Наша премия – самая богатая в стране. Круче только Нобелевская. И собственно, ничего не остается, как двигать русскую литературу. При помощи такой немаловажной материи, как деньги.

Все это, конечно, лестно. Я этим на полном серьезе хвастаю. Не раз уже я восклицал в сердцах посреди дебатов: «Ты как с академиком разговариваешь?»

И совершенно тут невинно и простительно выглядят лирические заходы типа: «Думала ли ты, что будешь жить с академиком?» Я даже беру на себя смелость иногда заявлять: «Я тебе как академик говорю: эта книжка – полное говно. Понятно?» Это все риторические вопросы. Но есть и другие, такие, где готовых ответов нету.

А как делить эти деньги? Как они реально делятся? Может, надо своим ребятам их раздать? Или кому-то заслуженному? Что касается меня, то я свой голос отдал честно и простодушно за качество литературного материала. Не в последнюю, может, очередь потому, что в литературной тусовке я человек чужой. Я прислушиваюсь иногда к дебатам, которые ведут профи (вспоминая при этом чьи-то смешные строчки: «жена литературоведа, сама литературовед»), и они на меня нагоняют тоску. Типа «а кроме хороших текстов, нужен еще стаж». Объявись, значит, новый гений, так его замотают, печатать не будут? Пушкин-лицеист ждал бы до пенсии своего успеха… Или такое: «А почему среди номинантов не представлены все течения вплоть до постмодернизма или там философской прозы?» Нет, ребята. Книжки надо награждать только хорошие – и все тут. Прочие настроения мы будем выжигать каленым железом. Это я вам как академик говорю.

На этот раз в основном (не буду о временных трудностях и отдельных недостатках) все удалось. Хотя я готов был ко всему. Особенно драматическим был момент перед вручением первой премии – после того как уже наградили швейцарского нашего эмигранта Михаила Шишкина, из своего беспечного далека ностальгически обсасывающего язвы покинутой родины, вместо того чтоб наподобие Аввакума обличать пороки из какой-нибудь Овсянки, и ветерана пророческой прозы Александра Кабакова, который гениально предсказал московские бои 1993 года и секс в американском Белом доме.

Ну и кому ж дадут? Я ожидал худшего. Я мрачно осматривал зал, многие восторги которого мне страшно чужды. И готовился к неприятным расспросам, придумывал заранее оправдания, почему с первой премией получилась чистая лажа.

И в этот самый момент объявили Диму Быкова.

Как, этого толстяка, который ходит по городу в шортах (ну, кроме случаев особых холодов), который ругается матом, так неинтеллигентно хохочет, ведет себя так простецки, будто он у себя на дачном участке? Который вообще кто такой? Он слишком молод к тому же, 1967 г.р., а пусть еще послужит! Пусть надует щеки, добавит пафоса, напустит глубокомысленности! Пускай станет солидным и обязательным! Пусть возьмет себя в руки и остепенится, пусть избавится от вредных привычек и пагубных повадок, которые… ну ладно, в другой раз про это.

Сегодня мне не до шуток. Потому что я могу со спокойной совестью сказать: «Да, мы выбрали реально Большую книгу». Кавычки можно убрать. Это я вручил первую премию. Это я быковского «Пастернака» из серии ЖЗЛ читал старинным, почти напрочь забытым уже способом «взахлеб». Этого уже вполне достаточно. Но я могу добавить аргументов. Кроме того, что книжка просто хорошо написана, на тему, от которой у автора слюни текут, о поэте, перед которым он снимает шляпу, там же еще столько фактуры собрано! Причем непредвзято! Пастернак там всяким видится, таким, каким ни в жизнь бы не показался сам! Очень тонко и то, что я в Борисе Леонидыче, скажем так, разочаровался: сперва в тысяча девятьсот семьдесят каком-то году прочел «Живаго», слепо напечатанного на листках фотобумаги, тайком, проникся и возненавидел гонителей великого автора, а после, когда все стало дозволено, перечитал и оценил реакцию Ахматовой, которая только очень близким по секрету призналась, что роман слабоват… Быков это все помнит лучше меня, но вот кинулся безрассудно реабилитировать любимого человека и в этом преуспел.

Прекрасно также поданы в быковской книге подлости советской эпохи, о них еще помалкивают, дожидаясь, видно, пока перемрут злодеи. Какой-нибудь Калинин ходит и улыбается начальству, после того как его жену посадили ни за что, – вот, типа, героизм! Жалкая ситуация, настоящая, советская, подлая, на фоне строек, и энтузиазма, и людоедства в Поволжье…

Второй серьезный вопрос: а можно ли большими деньгами спасти литературу? Ответ: да. На премию тот же Быков может, бросив все свои семь или восемь работ, это не считая радиостанций и Украины, сесть и написать несколько замечательных документальных книг, повторяя успех блестящего Радзинского. Это было бы прекрасно. Но скорей всего он меня не послушает и кинется писать стихи и недокументальную прозу. Он меня не слушает никогда и на моих глазах совершает невыгодные поступки. Он непредсказуем и нерасчетлив, он живет и действует по наитию, следуя, видно, движениям души. Как и положено настоящему писателю и поэту. Деньги всего лишь порадуют Быкова и его близких, а писать он вряд ли станет лучше… Какой ему толк от нашей премии? Ему – ладно, никакого. Но сотни и тысячи молодых ребят, которые сейчас сочиняют всякую ерунду – речи там для политиков, рекламу прокладок и сценарии убогих сериалов, – почешут репу и задумаются…

Теперь есть о чем.