Страницы← предыдущаяследующая →
– Проснитесь И Пойте, Мистер Губфиг. Начинается Ваш Второй День Почтмейстера!
Мокрист приоткрыл один глаз и взглянул на голема.
– О, да вы еще и будильник? – сказал он. – О-о-ох, мой язык. Его как будто в мышеловке защемило.
Он наполовину сполз, наполовину скатился со своего ложа из писем и умудрился подняться на ноги за дверью кабинета.
– Мне нужна новая одежда, – сказал он. – И еда. И зубная щетка. Я отправляюсь в город, мистер Помпа. Вы остаетесь здесь. Займитесь чем-нибудь. Приберитесь здесь. Сотрите граффити со стен, ладно? По крайней мере, мы можем навести в Почтамте чистоту.
– Все Что Прикажете, Мистер Губфиг.
– Отлично! – сказал Мокрист и зашагал прочь, вернее, сделал один шаг прочь, а потом охнул.
– Берегите Колено, Мистер Губфиг, – сказал мистер Помпа.
– И еще кое-что! – сказал Мокрист, балансируя на одной ноге. – Как вам удается выследить меня? Откуда вы знаете, где я?
– Кармическая Подпись, Мистер Губфиг, – сказал голем.
– И что это значит, если конкретнее? – требовательно спросил Мокрист.
– Это Значит, Что Мне Известно Ваше Конкретное Местонахождение, Мистер Губфиг.
Глиняное лицо абсолютно ничего не выражало. Мокрист сдался.
Он прохромал наружу, в то, что для этого города считалось свежим ранним утром. Ночью был легкий заморозок, как раз достаточный, чтобы придать воздуху особый привкус, который пробудил в Мокристе аппетит. Нога все еще болела, но по крайней мере ему сегодня был не нужен костыль.
И вот Мокрист фон Губвиг шел по городу. Он никогда не делал этого раньше. Это делал усопший Альберт Блестер, и Мандо Смит, и Эдвин Стрип, и полдюжины других личин, которые он брал, а потом сбрасывал, как карты. О, внутри он все равно был Мокристом (что за имечко, господи, он слышал каждую из возможных шуток), но они были снаружи, между ним и окружающим миром.
Эдвин Стрип вообще был произведением искусства. Он был недостаточно-ловким-шулером, и просто нуждался в том, чтобы его шулерство было заметно. Он был настолько явно, очевидно неумелым, когда мухлевал в Найди Даму и другие уличные игры, что люди просто-таки строились в очередь, чтобы обмануть тупого обманщика, а потом уходили прочь, улыбаясь… вплоть до того момента, пока не пытались расплатиться столь легко доставшимися им монетами.
Это был секрет искусства мошенника, и Мокрист раскрыл его: в спешке или в возбуждении, люди сами дополняли обман собственной жадностью. Они так жаждали вытянуть денежки из очевидного идиота, что их собственные глаза дополняли мелкими недостающими деталями чеканку монет, которые они так поспешно рассовывали по карманам. Все, что оставалась сделать Мокристу, – это дать им небольшой намек.
Но это было только для начала. Некоторые клиенты так никогда и не узнали, что положили в кошелек фальшивые монеты, потому что это действие открывало некомпетентному шулеру Стрипу, в каком кармане у них кошелек. Позже они обнаруживали, что хотя Стрип очень неумело обращается с колодой карт, это более чем компенсируется его высочайшим мастерством карманника.
Но сейчас Мокрист ощущал себя, как креветка без панциря. Как будто он голый. И тем не менее, до сих пор никто не обратил на него внимания. Не было криков «Эй, ты!» или восклицаний «Это он!» Он был просто лицом в толпе. Что за странное новое ощущение. Он раньше никогда не был самим собой.
Он отметил это событие, купив у Гильдии Торговцев путеводитель и изучил его, сидя за чашечкой кофе и сэндвичем с беконом в уличном кафе, жирными пальцами листая страницы с перечнем баров. То, что было нужно, он там не нашел, оно обнаружилось в списке парикмахерских, и он улыбнулся. Приятно, когда ты прав.
Также он нашел упоминание Булавочной Биржи Дэйва, вверх по улице Сестричек Долли, в переулке между домом продажной любви и массажным салоном. Биржа покупала и продавала булавки коллекционерам.
Мокрист прикончил свой кофе с таким выражением на лице, по которому человек, хорошо его знающий, мог бы определить, что он обдумывает какой-то план, да вот только количество «хорошо знающих» равнялось нулю. В конечном счете, все дело в людях. Если он собирался задержаться здесь на какое-то время, то нужно обеспечить себе комфортные условия.
Он совершил прогулку к лавке, украшенной самодельным плакатом «Дом Акуфилии!!!{32}».
Это было как поднять неприметный камешек и вдруг обнаружить под ним целый неизведанный мир. Булавочная Биржа Дэйва была одним из тех маленьких магазинчиков, в которых продавец знает каждого покупателя по имени. Это оказался удивительный мир, мир булавок. Булавки могли стать хобби на всю жизнь. Мокрист знал об этом, потому что потратил доллар на книгу Дж. Пушка Совбери{33} «Булавки», похоже, новейшее издание по данному предмету. Мокрист признавал, что у всех есть свои маленькие странности, но чувствовал себя неловко среди людей, которые, глядя на плакат с красоткой, в первую очередь обращают внимание на булавки, которыми он пришпилен к стене. Некоторые покупатели бродили среди книжных полок (Дефектные булавки, Двойные Кончики и Недостатки, Булавки Убервальда и Колении, Первые Шаги в Булавках, Чудеса Акуфилии…), но при этом так жадно поглядывали на подставку с булавками, размещенную под стеклом витрины, что это даже слегка пугало его. Они чем-то походили на Стэнли. Только мужчины. Видимо, женщины по природе своей не склонны к «булавочноголовости».
Он нашел «Абсолютные Булавки» в самом низу стеллажа. Журнал имел неряшливый самодельный вид, текст был мелким, очень плотным и страдал отсутствием таких мелочей как параграфы и, частенько, знаки препинания. Похоже, запятые взглянули на выражение лица Стэнли и решили, что его лучше не беспокоить.
Когда Мокрист положил «Абсолютные Булавки» перед хозяином магазина, огромным бородатым человеком с прической из многочисленных косичек, булавкой в носу, животом по размерам достаточным для трех человек и с татуировкой «Булавки или Смерть» на бицепсе, тот взял журнал в руки и вновь пренебрежительно бросил его на прилавок.
– Уверены, что вам нужно именно это, сэр? – спросил он. – У нас есть «Булавочный ежемесячник», «Новые Булавки», «Практические Булавки», «Современные Булавки», «Экстра-Булавки», «Булавки Интернешнл», «Говорящие Булавки», «Мир Булавок», «Булавки Мира», «Булавки и Булавочное производство»…
Мокрист немного отвлекся и как раз вовремя снова обратил внимание на хозяина, чтобы услышать:
– …«Дайджест Акуфила», «Экстремальные Булавки», «$itfte!» – это из Убервальда, очень неплох, если вы собираете иностранные булавки – «Булавки для Начинающих» – в нем печатают статьи с продолжением, сэр, и новая булавка каждую неделю – «Булавочное время» и, – тут продавец подмигнул – «Булавка Из-Под Прилавка».
– Вот на этот я обратил внимание, – признал Мокрист. – В нем куча картинок с девушками, одетыми в кожу.
– Да, сэр. Но ведь в общем-то, они же держат булавки в руках, так что все честно. Итак… все еще хотите взять «Абсолютные Булавки»? – спросил он, как будто давая дураку последний шанс исправить свою глупость.
– Да, – ответил Мокрист. – А что с ним не так?
– Нет, ничего. Ничего. – Дэйв задумчиво почесал живот. – Просто главный редактор немного… немного…
– Немного что? – спросил Мокрист.
– Ну, мы думаем, он немного свихнулся на булавках, честно говоря.
Мокрист еще раз оглядел помещение магазина.
– В самом деле? – только и нашелся что сказать он.
Мокрист направился в ближайшее кафе, сел и пролистал журнал. Один из навыков, приобретенных им в предыдущей жизни, позволял ему быстро нахвататься знаний в любой области, как раз достаточно, чтобы сойти за эксперта среди не-экспертов. Потом он вернулся в магазин.
У каждого есть какие-то ниточки, за которые можно потянуть. Часто это жадность. О, жадность – это старый надежный резерв. Иногда это гордость. Гордость – ниточка Гроша. Он так отчаянно жаждет повышения по службе; это видно по глазам. Найди ниточку, а дальше все пойдет как по маслу.
А теперь Стэнли. Ну что ж, Стэнли… это должно быть просто.
Когда Мокрист снова вошел в магазин, Большой Дэйв изучал под микроскопом булавку. Поток покупателей уже почти схлынул, осталось только несколько копуш, пожирающих взглядом булавки в витринах или роющихся на полках.
Мокрист бочком скользнул к прилавку и кашлянул.
– Да, сэр? – сказал Большой Дэйв, поднимая взгляд от своей работы. – О, вернулись? Увлекает, правда? Видели что-нибудь, что вам понравилось?
– Пачку бумаги для булавок с дырочками и пакетик за десять пенсов, полжалуйста, – громко сказал Мокрист.
Другие покупатели на секунду взглянули, как Дэн достает пачку бумаги с полки, и вернулись к своим занятиям.
Мокрист наклонился через прилавок.
– Скажите, – хрипло прошептал он, – а у вас нет чего-нибудь… поострее?
Большой человек бросил на него деланно-безразличный взгляд.
– Что значит «поострее»? – спросил он.
– Вы же знаете, – сказал Мокрист. Он прочистил горло. – Более… заточенные.
Дверной колокольчик звякнул, когда ушли последние покупатели, пресытившиеся булавками на сегодня. Дэйв посмотрел им вслед.
– А вы знаете толк в этом, да, сэр? – спросил он, подмигивая.
– Я только учусь, но серьезно, – ответил Мокрист. – Бо́льшая часть товара здесь, ну…
– Я не прикасаюсь к гвоздям, – резко сказал Дэйв. – Их нет в моем магазине! Мне о репутации надо думать! Сюда же дети маленькие могут зайти!
– О, нет! Только булавки, вот мое кредо! – поспешно сказал Мокрист.
– Хорошо, – успокоился Дэн. – Ну что ж, так случилось, что у меня есть парочка для настоящего коллекционера.
Он кивнул в сторону бисерной занавески в дальнем конце магазина.
– Не могу все выложить на витрину, тут постоянно подростки ошиваются, вы же знаете, как это бывает…
Мокрист проследовал за ним сквозь позвякивающий занавес в маленькую битком забитую комнату, где Дэйв, оглядевшись по сторонам с видом заговорщика, вытащил с полки маленькую черную коробочку и открыл ее под носом у Мокриста.
– Такое не каждый день увидишь, э? – самодовольно спросил Дэйв.
«Пф, да это же булавка!», – подумал Мокрист, но вслух сказал: – Ух ты! – старательно изобразив голосом удивление.
Несколькими минутами позже он вышел из магазина, борясь с желанием поднять воротник, чтобы скрыть лицо. Вот в чем проблема с некоторыми формами безумия. Они могут проявляться совершенно неожиданно. В конце-то концов, он только что потратил 70 долларов на чертову булавку!
Он посмотрел на маленькие пакетики у себя в руке и вздохнул. Когда он клал их в карман куртки, его рука коснулась бумаги.
Ах, да. Письмо З.Л.П.О.Д. Он уже собрался сунуть его обратно в карман, когда ему на глаза попалась старинная табличка на той стороне улицы: Лоббистская. Опустив взгляд, он увидел вывеску над первым же магазином на узкой улочке:
№ 1. ЗЕЛЕНЩИКА А. ПАРКЕРА & СЫНА ЛАВКА
ПЕРВОКЛАССНЫХ ФРУКТ И ОВОЩЕЙ
Ну, и почему же не доставить его? Ха! Он же почтмейстер, так? Что тут такого?
Он проскользнул в магазин. Мужчина средних лет пытался привнести свежую морковь или, возможно, морковей, в жизнь полной женщины с большой хозяйственной сумкой и волосатыми бородавками на лице.
– Мистер Сурьма Паркер? – поспешно спросил Мокрист.
– Секундочку, сэр, я только… – начал человек.
– Просто хочу спросить, вы ли мистер Сурьма Паркер, вот и все, – прервал его Мокрист.
Женщина повернулась, чтобы взглянуть на того, кто помешал ей, но Мокрист подарил ей такую победительную улыбку, что она покраснела и даже на секунду пожалела, что не накрасилась сегодня.
– Это мой отец, – сказал зеленщик. – Он на заднем дворе, упаковывает особенно сложную капусту…
– Это его, – сказал Мокрист. – Почтовая доставка.
Он положил конверт на прилавок и быстро вышел из магазина.
Продавец и покупатель уставились на розовый конверт.
– З.Л.П.О.Д.? – удивился мистер Паркер.
– О, какие воспоминания, мистер Паркер! – ответила женщина. – В дни моей молодости мы писали такое на письмах во время ухаживания. А вы разве нет? Запечатано Любящим Поцелуем От Души{34}. Были тогда и З.Л.П.О.Д., и Л.А.Н.К.Р. и… – она понизила голос и хихикнула, – К.Л.А.Т.Ч., разумеется. Помните?
– Это все как-то прошло мимо меня, миссис Втеле{35}, – чопорно ответил зеленщик. – И я только рад этому обстоятельству, если подобное означает, что молодые люди посылают моему папе розовые конверты с злпод на них. Ну и времена настали, э?
Он повернулся и позвал:
– Отец!
Ну что же, вот и одно доброе дело сделано сегодня, подумал Мокрист. Ну, или просто дело, во всяком случае.
Было похоже, что мистер Паркер обзавелся-таки сыновьями, тем или другим способом. Но все равно, было… странно думать обо всех этих письмах, кучами громоздящихся в здании. Можно вообразить, что это конверты с историей. Доставь их, и история пойдет одним путем. Забрось их в какую-нибудь щель – другим.
Ха. Он покачал головой. Как будто незначительный выбор, сделанный столь же незначительной персоной, может иметь какое-то значение! Историю изменить не так-то просто. Она же все равно возвращается на свой путь, разве нет? Он был уверен, что где-то читал об этом. Если бы все было иначе, никто и никогда не решился бы ни на что.
Он остановился на маленькой площади, куда сходились восемь улиц, и решил пойти домой по Рыночной{36}. Этот путь был не хуже прочих.
Убедившись, что Стэнли и голем заняты разборкой почтовых завалов, мистер Грош прокрался прочь от них по лабиринту коридоров. Пачки писем громоздились так высоко и плотно, что кое-где ему пришлось протискиваться между ними, но в конце концов он добрался до шахты старого гидравлического подъемника, которым давным-давно уже не пользовались. Шахта тоже была забита письмами.
Однако лесенка для техников была еще свободна, и она, по крайней мере, вела на крышу. Конечно, была еще и пожарная лестница снаружи, но в том-то и дело, что она была снаружи, а у Гроша даже в лучшие его времена недоставало энтузиазма, чтобы лазить снаружи. Он жил в Почтамте, как очень маленькая улитка в очень большой раковине. Он привык к сумраку.
Медленно и болезненно, с трясущимися коленками, он взобрался наверх сквозь этажи, забитые почтой, и открыл люк наверху шахты.
Он моргнул, вздрогнул от непривычного солнечного света и выволок себя на плоскую крышу.
Ему никогда не нравилось делать это, но что еще можно было предпринять? Стэнли ел как птичка, да и сам Грош обходился в основном чаем с печеньем, но это все равно стоило денег, даже если ходить на рынок перед самым закрытием, а жалованье перестало приходить очень давно, десятилетия назад. Грош был слишком боязлив, чтобы отправиться во дворец и спросить, почему. Он боялся, что если попросит денег, его уволят. Так что он решил сдать в аренду старую голубятню. Что тут плохого? Все голуби присоединились к своим диким собратьям много лет назад, а надежное укрытие – это не то, от чего можно легко отмахнуться в этом городе, даже если оно и пованивает слегка. В конце концов, тут был отдельный вход с пожарной лестницы и все такое. Да это был просто маленький дворец по сравнению с большинством съемных квартир.
Да и кроме того, этим парням на запах плевать, они сами так сказали. Это заводчики голубей. Грош не был точно уверен, что это значит, знал только, что они используют маленькую семафорную башню, чтобы заводить голубей правильно. Зато они аккуратно платили, вот что важно.
Он обошел большой резервуар для воды, которая когда-то использовалась для работы лифта, бочком пробрался к голубятне и вежливо постучал.
– Это я, парни. Просто пришел за арендой, – сказал он.
Дверь открылась и он уловил кусок диалога:
– …соединение не выдержит дольше тридцати секунд…
– О, мистер Грош, входите, – пригласил человек, открывший дверь.
Это был мистер Карлтон, человек с бородой, которой мог бы гордиться гном, нет, могли бы гордиться два гнома. Он казался более разумным, чем остальные двое, хотя, впрочем, различие было незначительно.
Грош снял шляпу.
– Пришел насчет арендной платы, сэр, – повторил он, озираясь вокруг. – И н'востей немного тоже есть, да. Просто подумал, лучше вам сказать, ребята, что у нас новый почтмейстер. Будьте пока поосторожнее, ладно? Намек ясен, э?
– Ну и сколько продержится этот? – спросил человек, сидевший на полу и работавший над металлическим цилиндром, внутри которого виднелся, как показалось Грошу, сложный часовой механизм. – Вы столкнете его с крыши в субботу, да?
– Ну, ну, мистер Уинтон, не надо так шутить надо мной, – нервно сказал Грош. – Когда он пробудет здесь несколько недель и немного обустроится, я, типа… намекну ему, что вы здесь, о'кей? Кстати, как ваши голуби, в порядке? – он оглядел голубятню. Единственный находившийся в пределах видимости голубь сидел, нахохлившись, в углу.
– Они полетели размяться, – сказал Уинтон.
– Ах, вот оно что, ну тогда ладно, – сказал Грош.
– Да и вообще, сейчас нас больше интересуют дятлы, – сказал Уинтон, вытягивая из цилиндра металлическую ленту. – Видишь, Алекс? Я же говорил тебе, она погнулась. И с двух шестеренок сорвало зубцы…
– Дятлы? – переспросил Грош.
Температура в голубятне ощутимо понизилась, как будто он сказал что-то не то.
– Верно, дятлы, – раздался третий голос.
– Дятлы, мистер Эмери? – третий заводчик голубей всегда действовал Грошу на нервы. Это наверное потому, что его глаза постоянно были в движении, как будто он хотел видеть все и сразу. И он всегда держал в руках дымящуюся трубку или другой какой-нибудь механизм. Все они очень интересовались трубками и шестеренками, если уж на то пошло. Странно, но Грош ни разу не видел, чтобы кто-нибудь из них держал в руках голубя. Он не знал, как заводят голубей, но пришел к заключению, что дело это посторонних глаз не любит.
– Да, дятлы, – сказал человек с трубкой в руках, которая постепенно меняла цвет с красного на синий. – Потому что…
Тут ему, кажется, пришлось приостановиться и подумать секунду.
– …мы думаем, что их можно научить… о, да, выстукивать послание по прибытии на место, понимаете? Это гораздо лучше, чем почтовые голуби.
– Почему? – удивился Грош.
Мистер Эмери секунду смотрел в никуда.
– Потому что… они смогут доставлять послания в темноте? – наконец предположил он.
– Неплохо, – пробормотал человек, разбиравший цилиндр.
– А, будут помогать спасателям, понимаю, – сказал Грош, – хотя сомневаюсь, что они смогут заменить семафорные башни.
– А вот как раз это мы пытаемся выяснить, – сказал Уинтон.
– Мы будем вам очень признательны, если вы никому не станете рассказывать об этом, – быстро сказал Карлтон. – Вот ваши три доллара, мистер Грош. Мы не хотим, чтобы кто-нибудь украл наши идеи, понимаете ли.
– Рот на замке, парни, – сказал Грош. – Не беспокойтесь. Вы можете положиться на Гроша.
Карлтон открыл дверь.
– Мы знаем, что можем. Всего доброго, мистер Грош.
Грош услышал, как дверь закрылась за ним, и побрел обратно через крышу. Внутри голубятни, кажется, начался спор; он слышал, как кто-то воскликнул:
– Ты зачем ему это сказал?
Это было даже обидно, похоже, кто-то думал, что ему нельзя доверять. Спускаясь вниз по длинной лестнице, Грош размышлял, не стоит ли указать парням на то, что дятлы не станут летать ночью. Просто удивительно, как такие смышленые парни не заметили столь явного изъяна в своем плане. «Все-таки они немного легковерные», – подумал он.
Сотней футов ниже и на четверть мили в сторону, как дятел летит при дневном свете, так и Мокрист следовал путем судьбы.
В данный момент она вела его через район, который был ниже всякой критики по любому критерию из тех, которые принято принимать в расчет, покупая себе недвижимость. Граффити и мусор были тут повсюду. Они были повсюду на всей территории города, если уж на то пошло, но на остальной территории мусор был лучшего качества, а в граффити меньше грамматических ошибок. Весь квартал, казалось, ждал какого-то события, вроде большого пожара.
А потом он увидел его. Это был один из тех несчастных маленьких магазинчиков, продающих продукцию мелких домашних предприятий, со сроком жизни, измеряемом в днях, и огромными надписями на фасаде вроде: «Гигантская Тотальная Распродажа!!!», которые продают носки с двумя пятками, колготки с тремя штанинами и футболки с одним рукавом длиной четыре фута. Окно было заколочено, над ним, еле заметная под слоем граффити, виднелась надпись: Траст Големов.
Мокрист вошел в дверь. Под ногами хрустело стекло.
Раздался голос:
– Держите руки так, чтобы я их видела, мистер!
Он осторожно поднял руки, вглядываясь в сумрак. Совершенно определенно он смог разглядеть только арбалет, который держала смутно обозначенная фигура. Свет, умудрившийся просочиться сквозь щели между досками, поблескивал на кончике арбалетной стрелы.
– О, – сказал голос в темноте, казалось, слегка разочарованным тоном от того, что не удалось никого подстрелить. – Ну ладно. Прошлой ночью у нас были посетители.
– Окно? – спросил Мокрист.
– Это происходит каждый месяц. Я как раз подметала. – Чиркнула спичка и загорелась лампа. – Они обычно не нападают на самих големов, не сейчас, когда повсюду бродят свободные големы. А вот стекло сдачи не даст.
Лампа повернулась, и в ее свете стала видна высокая молодая женщина, одетая в облегающее серое шерстяное платье, с угольно-черными гладкими волосами, которые казались наклеенными, как на кукле, и сзади были собраны в тугой пучок. Слегка покрасневшие глаза выдавали, что недавно она плакала.
– Вам повезло, что вы меня застали здесь, – сказала она. – Я просто зашла проверить, может, чего украли. Вы продавать или нанимать? Можете опустить руки, – добавила она и положила арбалет на прилавок.
– Продавать или нанимать? – переспросил Мокрист, осторожно опуская руки.
– Голем, – сказала она специальным голосом-для-тупиц. – Мы Траст Го-лемов. Мы покупаем или сдаем го-лемов. Вы хотите продать го-лема или нанять го-лема?
– Ни-то-ни-другое, – ответил Мокрист. – У меня есть го-лем. Я имею в виду, он ра-ботает на меня.
– Правда? Где? – заинтересованно спросила женщина. – И, кстати, мы можем немного ускорить наш диалог, полагаю.
– В Почтамте.
– О, Помпа 19, – вспомнила женщина, – а он сказал, что это государственная служба.
– Мы зовем его мистер Помпа, – чопорно заметил Мокрист.
– В самом деле? И что, испытываете такое приятное снисходительно чувство, когда зовете его так?
– Пардон? Что? – переспросил сбитый с толку Мокрист.
Он не был уверен, но казалось, она хмурит брови только для вида, а на самом деле смеется над ним.
Женщина вздохнула.
– Извините, я резковата сегодня утром. Упавший тебе на стол кирпич располагает к такому настроению. Давайте просто скажем, что они видят мир не так, как мы, о'кей? У них есть чувства, в некотором роде, но не такие, как у нас. В любом случае… чем могу помочь вам, мистер…?
– Фон Губвиг, – сказал Мокрист и добавил, чтобы сразу миновать худшее: – Мокрист фон Губвиг.
Но женщина даже не улыбнулась.
– Губвиг, маленький городок в Ближнем Убервальде, – констатировала она, взяла кирпич из кучи обломков и осколков на своем столе, критически осмотрела его и положила в картотечный шкаф, на полочку под буквой «К». – Главная статья экспорта: знаменитые сторожевые собаки, вторая статья экспорта: пиво, за исключением двух недель фестиваля Сектоберфест, когда он экспортирует... пиво «секонд-хэнд», может быть?
– Не знаю. Мы уехали оттуда, когда я был ребенком, – сказал Мокрист. – По-моему, это название города ничего не значит, просто такое забавное слово.
– Попробуйте пожить с именем Ангела Красота Добросерд{37}, – сказала женщина.
– А. Вот это не забавное имя, – сказал Мокрист.
– Именно, – подтвердила Ангела Красота Добросерд. – Мое чувство юмора вообще атрофировалось. Ну что ж, теперь, после того как мы продемонстрировали друг другу свои истинно человеческие качества, чего же вы все-таки хотите?
– Послушайте, Ветинари вроде как навязал мне мистера… Помпу 19 в качестве… помощника, но я не знаю, как обращаться… – Мокрист посмотрел женщине в глаза в поисках подсказки, как выразиться политкорректно, и остановился на: – …с ним.
– Что? Да просто нормально с ним обращайтесь.
– Вы имеете в виду, нормально, как с человеком, или нормально, как с человеком из глины и с огнем внутри?
К немалому удивлению Мокриста, Ангела Красота Добросерд вынула из ящика стола сигаретную пачку и закурила. Неверно истолковав его взгляд, она протянула пачку и ему.
– Нет, спасибо, – сказал он, сделав отрицательный жест.
Не считая старых леди с трубкой, он никогда раньше не видел, чтобы женщина курила. Это выглядело… странно привлекательным, она обращалась с сигаретой так, как будто ненавидела ее, делала затяжку и тут же выдыхала дым.
– Вас это все раздражает, верно? – спросила она.
Когда мисс Добросерд не затягивалась, она держала сигарету на уровне плеча, опираясь локтем на ладонь другой руки. В целом Ангела Красота Добросерд производила впечатление женщины, до самой макушки полной с трудом сдерживаемого гнева.
– Да! Я хочу сказать… – начал Мокрист.
– Ха! Это все очень похоже на Компанию за Равные Высоты{38}, на эту их снисходительную болтовню про гномов и про то, почему мы не должны употреблять в своей речи обороты вроде: «короче говоря» или «низкий старт». Големов вообще не волнуют наши любимые человеческие вопросы вроде «кто Я? почему Я здесь?», понятно? Потому что они знают ответы. Они были созданы как инструменты, как собственность, для работы. Вот что они делают – работают. Некоторым образом, это и есть то, что они есть. Все, конец экзистенциальному ужасу.
Мисс Добросерд затянулась, а потом выдохнула дым одним нервным движением.
– Когда глупые люди начинают называть их «глино-анк-морпоркцами» или «мистер Гаечный Ключ» и все в таком роде, големы находят это просто странным. Они понимают, что такое свободная воля. Они также понимают, что у них ее нет. Но имейте в виду, когда голем принадлежит сам себе, это совсем другое дело.
– Принадлежит? Как может собственность принадлежать сама себе? – удивился Мокрист. – Вы сказали, они…
– Они делают сбережения и покупают сами себя, разумеется! Выкуп – единственный приемлемый для них путь к свободе. Вот что происходит на самом деле: свободные големы поддерживают Траст, Траст покупает големов везде где только сможет, а потом они выкупают себя у Траста по себестоимости. Эта схема хорошо работает. Свободные големы зарабатывают деньги двадцать четыре часа в сутки, восемь дней в неделю, а ведь их становится все больше и больше. Они не едят, не спят, не носят одежды и не знакомы с понятием «досуг». Иногда им требуется тюбик с керамическим цементом, но он стоит недорого. Каждый месяц они выкупают все больше и больше големов, платят мне зарплату, а также чудовищную аренду за эту помойку, которую хозяин назначил только потому, что ему известно – он сдает помещение големам. Они никогда не жалуются, знаете ли. Всегда платят, сколько бы ни запросили. Они такие терепеливые, что с ума можно сойти.
«Тюбик с керамическим цементом», – подумал Мокрист. Он попытался запомнить эту мысль на всякий случай, но в данный момент его мыслительные процессы были полностью заняты все возрастающим пониманием того, насколько замечательно некоторые женщины могут выглядеть в простом строгом платье.
– И, конечно же, повредить их невозможно? – наконец выговорил он.
– Конечно, возможно! Удар кувалдой в уязвимое место может причинить им массу неприятностей. Несвободный голем просто примет его, смирно стоя на месте. Но големам Траста позволено защищать себя, поэтому если некто весом в тонну выхватит молот из ваших рук, вам лучше удалиться действительно быстро.
– Я подозреваю, что мистеру Помпе разрешается бить людей, – сказал Мокрист.
– Очень может быть. Множество свободных против этого, но другие говорят, что инструмент нельзя осудить за способ, которым его использовали, – сказала мисс Добросерд. – Они очень много спорят об этом. Целыми днями.
У нее на пальцах нет колец, – отметил Мокрист. Да почему же такая красавица работает на кучку глиняных людей?
– Все это просто поразительно, – сказал он вслух. – Где я могу найти дополнительную информацию?
– Мы издали брошюру, – сказала почти-наверняка-мисс Добросерд, открывая ящик и выкладывая на стол небольшой буклет. – С вас пять пенсов.
Заголовок на обложке гласил: «Общая Глина».
Мокрист положил на стол доллар.
– Сдачу оставьте себе, – сказал он.
– Нет! – возразила мисс Добросерд, разыскивая в ящике сдачу. – Вы разве не прочли, что написано на дверях?
– Прочел. Там написано: «Разобьем Ублюткоф», – ответил Мокрист.
Мисс Добросерд устало приложила руку ко лбу.
– Ах, да. Маляр еще не приходил. Но под граффити… взгляните, вот эта надпись на последней странице брошюры…
, – прочел Мокрист, или, по крайней мере, внимательно посмотрел.
– Это один из их языков, – сказала она. – Он немного… мистический. По преданию, на нем говорят ангелы. Это переводится «Или Мы, Или Никто». Они очень независимые. Вы даже не представляете, насколько.
«Да она восхищается ими, – подумал Мокрист. – Ну и ну! Но… ангелы?»
– Ну что же, спасибо вам, – сказал он. – Мне пора идти. Я совершенно точно… все равно, спасибо.
– Что вы делаете на Почтамте, мистер фон Губвиг? – спросила она, когда он уже открыл дверь.
– Зовите меня Мокрист, – сказал Мокрист, и часть его внутреннего «я» содрогнулась. – Я новый почтмейстер.
– Вы не шутите? – удивилась мисс Добросерд. – Ну что ж, тогда я рада, что рядом с вами Помпа 19. Последние несколько почтмейстеров, я слыхала, не долго продержались.
– Кажется, я слышал что-то об этом, – жизнерадостно ответил Мокрист. – Похоже, в прежние времена дела шли плоховато.
Мисс Добросерд изогнула бровь.
– Прежние времена? – удивилась она. – Прошлый месяц вы называете прежними временами?
Лорд Ветинари стоял у окна. Когда-то из его кабинета открывался чудесный вид на город, и, формально говоря, он открывался до сих пор, вот только линия крыш превратилась в целый лес семафорных башен, мигавших и мерцавших в солнечном свете. На Холмике, старом кургане за рекой, где когда-то стоял замок, высилась блестевшая семафором большая башня, начинавшая «Великий Путь», который тянулся на две тысячи миль через весь континент в Колению.
Приятно было видеть, что кровь жизни торговли, коммерции и дипломатии перекачивается с таким постоянством, особенно если ты нанял несколько клерков, искушенных в дешифровке. Черное и белое днем, свет и тьма ночью – заслонки не работали только в дождь и туман.
За исключением последних нескольких месяцев. Он вздохнул и вернулся к своему столу.
На столе лежала открытая папка. В ней был рапорт от Ваймса, коммандера Городской Стражи, содержавший массу восклицательных знаков. В ней также лежал более взвешенный доклад клерка Альфреда, и лорд Ветинари обвел в нем кружком раздел посвященный «Дымящему Гну»{39}.
В дверь негромко постучали, и в комнату тихо, как призрак, вошел клерк Барабантт.
– Прибыли все джентльмены из семафорной компании «Великий Путь», сэр, – доложил он. Он положил на стол несколько листков бумаги, исписанных мелкими замысловатыми значками.
Ветинари бросил короткий взгляд на стенограмму.
– Праздная болтовня? – спросил он.
– Да, милорд. Можно сказать, чрезмерно праздная. Но я уверен, что трубка для подслушивания очень хорошо замаскирована, милорд. Хитро спрятана в позолоченном херувиме, сэр. Клерк Бриан замаскировал ее под рог изобилия, что позволяет отчетливее слышать, и ее можно повернуть в направлении любого…
– Некоторым не обязательно видеть предмет, чтобы догадаться о его существовании, Барабантт. – Ветинари постучал пальцем по бумагам. – Они неглупые люди. Ну, кое-кто из них, по крайней мере. Вы принесли документы?
На бледном лице Барабантта на секунду появилось болезненное выражение человека, вынужденного предать высочайшие принципы документирования.
– В некотором роде, сэр. У нас нет ничего существенного на них, совсем ничего. Мы собрали Совет экспертов в Длинной Галерее, но, опасаюсь, все, что у нас есть, это слухи, сэр. Есть… намеки, там и тут, но на самом деле нам нужно что-то более основательное…
– Еще представится случай, – сказал Ветинари.
Быть абсолютным властителем в наше время не так просто, как некоторые полагают. По крайней мере, не так просто, если вы намерены оставаться абсолютным властителем и дальше. Есть тонкости в этом деле. О, вы, конечно, можете приказать своим людям выбить двери и притащить тех, кого нужно, в подземелья без суда, но злоупотребление таким образом действий выявляет недостаток стиля, плохо влияет на бизнес, входит в привычку и в конце концов очень, очень плохо сказывается на здоровье. По мнению Ветинари, быть разумным тираном гораздо труднее, чем быть правителем, вознесенным к власти идиотской демократической системой «голосуй-или-проиграешь». Такой правитель всегда может, по крайней мере, сказать людям, что они сами виноваты, выбрав его.
– …обычно мы на данном этапе не заводим персональных дел. – Барабантт агонизировал. – Видите ли, я просто ссылаюсь на них в ежеденевной…
– Ваш подход, как всегда, просто образцовый, – сказал Ветинари. – Тем не менее, я вижу, что вы подготовили некоторое количество личных дел.
– Да, милорд. Я сделал их потолще, подшив в папки копии сделанного клерком Гарольдом анализа производства свинины в Колении, сэр.
Барабантт выглядел совершенно несчастным, передавая Ветинари картонные папки. Намеренная путаница документов была как железом по стеклу его души.
– Очень хорошо, – сказал Ветинари. Он положил папки на стол, вынул еще одну из ящика и водрузил ее сверху, а потом передвинул прочие бумаги, чтобы прикрыть небольшую стопку. – А теперь, пожалуйста, пригласи посетителей.
– С ними мистер Косой{40}, милорд, – сказал клерк.
Ветинари кисло улыбнулся.
– Какой сюрприз.
– И мистер Взяткер Позолот{41}, – добавил Барабантт, внимательно глядя на босса.
– Ну конечно, – сказал Ветинари.
Когда через несколько минут финансисты вошли в кабинет, стол для совещаний был совершенно пуст, не считая лотка для бумаг и стопки папок. Ветинари снова стоял у окна.
– А, джентльмены. Как любезно с вашей стороны было придти на эту маленькую беседу, – сказал он. – Я наслаждался видом.
Он резко повернулся и посмотрел на их лица, выглядевшие озадаченными, за исключением двух. Одно было серым и принадлежало мистеру Косому, самому известному, дорогостоящему и, без сомнений, старейшему адвокату города. Он уже много лет был зомби, хотя, похоже, никак не изменил свои привычки после смерти. Другое принадлежало человеку с одним глазом и черной повязкой на другом глазу, который улыбался, как тигр.
– Особенно меня радует тот факт, что «Великий Путь» снова работает, – сказал Ветинари, игнорируя это лицо. – Насколько мне известно, вчера ваши семафоры весь день не функционировали. Я как раз подумал, как жаль, ведь «Великий Путь» так важен для всех нас, и, к сожалению, он только один. Печально, но владельцы «Нового пути» сейчас в некотором смятении, что, разумеется, вынуждает «Великий Путь» работать в гордом одиночестве, и ваша компания, джентльмены, теперь вне конкуренции. Ох, да что же это я? Присаживайтесь, джентльмены.
Он дружески улыбнулся мистеру Косому, когда тот занимал свое место.
– Кажется, я не знаком со всеми присутствующими, – заметил он.
Мистер Косой вздохнул.
– Милорд, позвольте представить вам мистера Зеленомяса из Партнерства «Анк-Сто», казначея компании «Великий Путь», мистера Муската из Холдинга Равнин Сто, мистера Слеппня из Торгово-Кредитного Банка Анк-Морпорка, мистера Спрятли из «Анк Фьючерз (Финансовые Советники)»{42} и мистера Позолота…
– …самого по себе, – хладнокровно добавил одноглазый человек.
– А, мистер Взяткер Позолот, – сказал Ветинари, взглянув прямо на него. – Я так… рад наконец-то встретиться с вами.
– Вы не ходите на мои вечеринки, милорд, – посетовал Позолот.
– Извините. Государственные дела отнимают массу времени, – резко сказал Ветинари.
– Нам всем иногда нужно расслабиться, милорд. Работа не волк, в лес не убежит, как говорится.
Некоторые из присутствующих, услышав такое, в ужасе задержали дыхание, но Ветинари выглядел совершенно спокойным.
– Интересно, – только и сказал он.
Он порылся в лежащих на столе папках и открыл одну из них.
– Ну а теперь к делу. Мой персонал подготовил для меня кое-какие заметки, основанные на общедоступной информации с площади Барбакан{43}, – сказал он, обращаясь к адвокату. – Совет директоров, например. Конечно же, загадочный мир финансов для меня как закрытый гроб…, ах, гроссбух{44}, но создается такое впечатление, что ваши клиенты взаимно работают друг на друга.
– Да, милорд?
– Это нормально?
– О, такое часто случается с людьми, которые заседают в советах директоров сразу нескольких компаний, милорд.
– Даже если это конкурирующие компании? – удивился Ветинари.
На лицах людей, сидящих за столом, появились улыбки. Большинство финансистов немного расслабились в своих креслах. Этот человек определенно полный профан в бизнесе. Что он знает о сложных процентах, э? У него классическое образование. Тут они припомнили, что свое образование он получил в Школе Гильдии Убийц, и улыбки исчезли. Но мистер Косой продолжал внимательно смотреть на Ветинари.
– Есть способы – достойные всяческого уважения способы – сохранить конфиденциальность и избежать конфликта интересов, милорд, – сказал мистер Косой.
– А, это должно быть… как же это… стеклянный потолок? – просияв, спросил Ветинари.
– Нет, милорд. Кое-что другое. Похоже, вы имеете в виду «Агатейскую Стену»{45}, – мягко напомнил мистер Косой. – Это тщательно продуманный набор процедур, который обеспечивает уверенность, что не произойдет нарушения конфиденциальности, если, например, один отдел организации станет обладателем привилегированной информации, которую другой отдел этой организации предположительно мог бы использовать для извлечения неэтичной прибыли.
– Потрясающе! И как это работает в реальности? – спросил Ветинари.
– Просто люди приходят к соглашению, что не будут поступать неэтично, – пояснил мистер Косой.
– Извините? Я думал, вы сказали, что это стена… – начал Ветинари.
– Это просто термин, милорд. Обозначает согласие не поступать подобным образом.
– Да? И они что, правда, не поступают? Как удивительно. Даже если эта невидимая стена проходит прямо через их мозги?
– У нас есть Кодекс Поведения, знаете ли! – раздался голос.
Все глаза, за исключением принадлежащих мистеру Косому, повернулись к говорившему, который беспокойно заерзал в своем кресле. Мистер Косой очень давно изучал Патриция и прекрасно знал, что когда предмет изучения начинает прикидываться сбитым с толку простым слугой народа и задавать невинные вопросы, нужно быть настороже.
– Рад слышать это, мистер…? – начал Ветинари.
– Криспин Слеппень, милорд, и мне не нравится тон ваших вопросов!
На секунду показалось, что даже кресла стараются сами собой отползти от него в сторонку. Мистер Слеппень был моложавым человеком, который не просто уже набирал лишний вес, а просто-таки хватал, подгребал и грабастал его на пути к ожирению. К тридцати годам он обзавелся впечатляющей коллекцией подбородков, и теперь все они тряслись от праведного гнева[2].
– У меня есть множество разных тонов, – спокойно заметил Ветинари.
Мистер Слеппень бросил взгляд на своих коллег, которые каким-то удивительным образом оказались вдруг очень далеко от него, у дальнего горизонта.
– Я просто хотел пояснить, что мы не делаем ничего плохого, – пробормотал он. – Вот и все. У нас есть Кодекс Поведения.
– Я и не предполагал, будто вы делаете что-то плохое, я уверен в этом, – сказал лорд Ветинари. – Тем не менее, я возьму на заметку все, что вы сказали мне.
Он пододвинул к себе лист бумаги и аккуратно написал каллиграфическим почерком «Кодекс Поведения». Вызванное его движением перемещение бумаг на столе открыло взорам папку, озаглавленную «Растрата». Надпись была расположена, конечно же, вверх ногами по отношению ко всем остальным членам совещания, и поскольку предполагалось, что она не предназначена для их глаз, они, разумеется, тут же ее прочли. Слеппень чуть не свернул себе шею, чтобы лучше видеть.
– Тем не менее, – продолжил Ветинари, – раз уж вопрос о мошенничестве был поднят мистером Слеппнем, – он коротко улыбнулся молодому человеку, – то я уверен, что вы информированы о циркулирующих слухах, будто бы среди вас существует заговор, имеющий целью уничтожить конкуренцию и поддерживать высокие тарифы, – фраза текла быстро и плавно, как движется змеиный язык, а в конце щелчок: – И, разумеется, о слухах касательно кончины юного мистера Добросерда, имевшей место в прошлом месяце.
Оживление в аудитории показало, что стрела попала в цель. Не то чтобы они были рады этой стреле, но это была ожидаемая стрела, и она только что издала «бум».
– Злостная, подсудная клевета, – сказал мистер Косой.
– Со своей стороны, мистер Косой, – сказал Ветинари, – не могу не отметить, что всего лишь упоминание о существовании слуха не является достаточным основанием для обвинения в клевете, о чем вы, без сомнения, прекрасно осведомлены.
– Нет никаких доказательств, что мы имеем отношение к убийству мальчишки, – резко заметил Слеппень.
– А, так значит, вы слышали, что люди называют это убийством? – спросил Ветинари, внимательно глядя в лицо Взяткера Позолота. – Эти слухи так и летают вокруг, не правда ли…
– Милорд, люди всегда болтают, – устало сказал Косой. – Но факты заключаются в том, что мистер Добросерд был на башне один. Никто кроме него не поднимался наверх и не спускался вниз. Его страховочная веревка не была должным образом закреплена на чем-нибудь. Это была случайность, такое происходит довольно часто. Да, мы знаем, люди говорят, будто его пальцы были сломаны, но при падении с такой высоты, да еще и после нескольких ударов о конструкции башни – разве это удивительно? Увы, компания «Великий Путь» сейчас не очень-то популярна в народе, поэтому и возникают всякие оскорбительные и безосновательные обвинения. Как отметил мистер Слеппень, не существует абсолютно никаких доказательств, что данное происшествие можно квалифицировать иначе, чем трагический несчастный случай. И, позвольте уж спросить откровенно, зачем вы пригласили нас сегодня? Мои клиенты – занятые люди.
Ветинари откинулся в кресле и свел перед собой пальцы рук.
– Давайте предположим, что некие увлеченные и весьма изобретательные люди разработали замечательную систему связи, – сказал он. – Что у них есть, так это пламенная страсть к изобретательству, в больших количествах. Чего у них нет, так это денег. Они не привыкли к деньгам. И тогда они встречают других… людей, которые представляют их третьим людям, очень дружелюбным, которые за, о, сорок процентов в предприятии дают им такие нужные деньги, и, что не менее важно, отеческий совет насчет выбора действительно хорошей бухгалтерской фирмы для обслуживания расчетов. И вот дела идут, деньги приходят и уходят, но вскоре наши изобретатели обнаруживают, что их предприятие не так финансово стабильно, как они думали, и что им нужно больше денег. Ну что же, ничего страшного, всем же ясно, что их предприятие вскоре станет настоящим денежным деревом, так что какая разница, если они продадут еще пятнадцать процентов? Это же всего лишь деньги. Они не так важны, как механизмы заслонок, верно? А потом они понимают что да, важны. Что эти проценты – все. Внезапно мир переворачивается с ног на голову, внезапно милые люди становятся не такими уж дружелюбными, внезапно оказывается, что клочки бумаги, в спешке подписанные по совету все время улыбающихся людей означают, что у наших изобретателей нет вообще ничего, ни патентов, ни собственности, ничего. Даже содержимое их собственных светлых голов им больше не принадлежит, разумеется. Кажется, даже их идеи больше им не принадлежат. При всем при том у них по-прежнему проблемы с деньгами. Ну что же, некоторые из них уходят, другие прячутся, третьи пытаются бороться, что очень глупо, потому что все было проделано законно, абсолютно законно. Некоторые соглашаются занять небольшую должность в некогда их собственном предприятии, потому что на что-то надо жить, да и в любом случае, компании принадлежат все их идеи, и даже ночные сны. И при этом ничего противозаконного, кажется, не произошло. Бизнес есть бизнес.
Лорд Ветинари открыл глаза. Люди за столом пристально смотрели на него.
– Просто размышлял вслух, – сказал он. – Я уверен, вы укажете на тот факт, что все это никак не касается правительства. Я знаю, что мистер Позолот укажет. Тем не менее, я заметил, что с тех пор, как вы поглотили «Великий Путь» за малую долю его реальной стоимости, количество перебоев в работе возросло, скорость передачи сообщений снизилась, а их цена для потребителей возросла. На прошлой неделе «Великий Путь» был закрыт почти три дня. Мы даже со Сто Латом поговорить не могли! Что-то плохо оправдывается ваш девиз «Со Скоростью Света», джентльмены.
– Мы закрывались для технического обслуживания… – начал мистер Косой.
– Нет, на ремонт, – перебил его Ветинари. – При прежних хозяевах система закрывалась на один час каждый день. Вот это было техническое обслуживание. Теперь же башни работают без перерыва, пока не сломаются механизмы. Да что вы творите, джентльмены?
– Это, милорд, со всем уважением, не ваше дело.
Лорд Ветинари улыбнулся. Впервые за утро, это была улыбка искреннего удовольствия.
– А, мистер Взяткер Позолот, а я-то все гадал, когда мы услышим ваше мнение. Вы были так необычно молчаливы. Я с огромным интересом прочел вашу последнюю статью в «Таймс». Кажется, вы пламенный сторонник свободы. Вы использовали слово «тирания» трижды и один раз слово «тиран».
– Не надо быть высокомерным со мной, милорд, – сказал Позолот. – Мы владеем «Путем». Это наша собственность. Вы понимаете это? А собственность – основа свободы. О, клиенты жалуются на сервис и цену, но клиенты всегда на это жалуются. У нас нет недостатка в клиентах при любой цене. Пока не появились семафоры, новости из Колении добирались сюда месяцами, теперь же это занимает меньше одного дня. Это приемлемая магия. Мы отвечаем перед нашими акционерами, милорд. Не перед вами, при всем уважении. Это не ваш бизнес. Это наш бизнес, и мы ведем его в соответствии с рыночными условиями. Я надеюсь, у нас все-таки не тирания. Здесь у нас, при всем уважении, свободный город.
– Признателен вам за столь большое количество уважения, – сказал Патриций. – Но единственный выбор, который есть у ваших клиентов, – это между вами и ничем.
– Именно, – хладнокровно ответил Взяткер Позолот. – Выбор всегда есть. Они могут вскочить на лошадь и проскакать пару тысяч миль, а могут немного потерпеть и подождать, пока мы доставим их сообщение.
Ветинари одарил его короткой, как вспышка молнии, улыбкой.
– Или профинансировать создание альтернативной системы, – сказал он. – Хотя я обратил внимание, что все компании, пытавшиеся построить конкурирующую с вами семафорную систему, очень быстро приходили к разорению, зачастую при весьма печальных обстоятельствах. Падения с вершины башен и все такое.
– Бывают несчастные случаи. Это очень печально, – сухо сказал мистер Косой.
– Очень печально, – повторил Ветинари.
Он снова пододвинул к себе лист бумаги, слегка сместив при этом папки, так что стали заметны еще несколько надписей на них, и написал «Очень печально».
– Ну что же, полагаю, это все объясняет, – сказал он, наконец. – Фактически, целью нашей встречи было официально сообщить вам, что я наконец-то снова открываю Почтовую службу, как и планировалось. Это просто вежливое уведомление, но я чувствую, что должен проинформировать вас, поскольку вы, в конце концов, заняты аналогичным бизнесом. Я надеюсь, что цепь несчастных случаев, имевших место в последнее время, наконец-то прерве…
Взяткер Позолот усмехнулся.
– Извините, милорд? Я правильно вас понял? Вы действительно собираетесь в нынешних обстоятельстах продолжать заниматься этой глупостью? Почтовая Служба? Мы же все знаем, что это был неуклюжий, самодовольный, переполненный ненужным персоналом монстр с избыточным весом? Он едва окупал свое существование! Это была квинтэссенция и яркий пример типичного государственного предприятия!
– Почта никогда не приносила большой прибыли, это верно, но в деловых кварталах этого города корреспонденцию доставляли семь раз в сутки, – сказал Ветинари голосом, холодным, как бездны моря.
– Ха! Но не в конце ее существования! – воскликнул мистер Слеппень. – Под конец она стала чертовски бесполезной!
– Разумеется. Классический пример коррумпированной государственной организации, тянувшей денежки из казны, – добавил Позолот.
– Как это верно! – воскликнул мистер Слеппень. – Тогда говорили: если хочешь избавиться от трупа, отправь его по почте, и никто никогда не увидит его больше!
– Что, действительно? – спросил Ветинари, поднимая бровь.
– Действительно что?
– Действительно никто его больше не видел?
В глазах мистера Слепня промелькнуло затравленное выражение.
– Что? Да откуда мне знать?
– А, понимаю, – сказал Ветинари, – это была шутка. А, ну ладно. – Он снова порылся в бумагах на столе. – К сожалению, вышло так, что Почту стали рассматривать как источник денег, а не как систему эффективной доставки корреспонденции для всеобщего блага. Когда она перестала работать, не стало ни денег, ни писем. Возможно, мы все должны извлечь из этого урок. В любом случае, я возлагаю высочайшие надежды на мистера Губвига, молодого человека, полного свежих идей. Для таких высот голова у него в самый раз, хотя я думаю, лазить на башни он вряд ли согласится.
– Я надеюсь, это воскрешение не скажется на наших налогах, – сказал мистер Косой.
– Уверяю вас, мистер Косой, что за исключением небольшой суммы, необходимой, так сказать, для запуска помпы, почтовая служба будет полностью самоокупаемой, каковой она всегда и была, разумеется. Мы ведь не хотим залезать в общественный карман, правда? А теперь, джентльмены, не смею более отвлекать вас от ваших очень важных дел. Я верю, что «Путь» очень скоро снова пустится в путь.
Когда они поднимались с мест, Позолот перегнулся через стол и спросил:
– Вас можно поздравить, милорд?
– Я очень рад, что вы в настроении поздравить меня хоть с чем-нибудь, мистер Позолот, – сказал Ветинари. – И что же послужило причиной столь уникального события?
– Это, милорд, – сказал Позолот, указав на маленький столик, котором лежал грубо отесанный кусок камня. – Разве это не Хнафлбафлснифлвифлтафлская плита? Голубой известняк из Льямедоса, да? А эти фигурки похожи на базальт, который чертовски трудно поддается обработке. Очень ценный антиквариат, полагаю.
– Это подарок мне от Подземного короля гномов, – сказал Ветинари. – Конечно, она очень древняя.
– И я вижу, тут разыгрывается партия. Играете за гномов, да?
– Да. С помощью семафорных башен играю со старым другом из Убервальда, – сказал Ветинари. – К счастью для меня, ваш вчерашний перебой в работе дал мне дополнительный день на размышления над моим следующим ходом.
Их глаза встретились. Взяткер Позолот громко рассмеялся. Ветинари улыбнулся. Все остальные тоже рассмеялись, так как чувствовали, что должны. Посмотрите, мы все здесь друзья, говорил их смех, практически коллеги, все в порядке.
Смех затих, осталась небольшая неловкость. Позолот и Ветинари продолжали улыбаться, не прерывая зрительного контакта.
– Нам надо будет с вами сыграть, – сказал Позолот. – У меня тоже есть отличная доска. Я предпочитаю играть за троллей.
– Безжалостны, поначалу в меньшинстве, в руках неопытного игрока неизбежно проигрывают? – уточнил Ветинари.
– Конечно. А гномы полагаются на хитрость, обманные ходы и быструю смену позиций. За этой игрой можно узнать все слабости оппонента, – сказал Позолот.
– В самом деле? – удивился Ветинари, поднимая брови. – А он разве не попытается тоже узнать кое-что?
– О, это всего лишь «Бум»! Это легко! – пролаял чей-то голос.
Оба человека уставились на Слеппня, который от облегчения стал вести себя развязно.
– Я часто играл в него, когда был ребенком, – пробормотал он. – Скучная штука! Гномы всегда выигрывают!
Позолот и Ветинари обменялись взглядами. Они как будто говорили: хоть я и ненавижу тебя до глубины души за каждый из аспектов твоей личной философии, я, по крайней мере, уважаю тебя за то, что ты не Криспин Слеппень.
– Внешность обманчива, Криспин, – любезно сказал Позолот. – Играющий за троллей никогда не проиграет, если использует свои мозги.
– Однажды гном застрял у меня в носу, и Мамочка выковыривала его заколкой для волос, – поведал им Слеппень, как будто этот случай служил для него предметом особой гордости.
Позолот обнял его за плечи.
– Очень интересно, Криспин, – сказал он. – Как думаешь, может такое случиться снова?
Когда они ушли, Ветинари снова подошел к окну и посмотрел на город под ним. Через несколько минут в кабинет вплыл Барабантт.
– Зафиксирован короткий диалог в приемной, милорд, – доложил он.
Ветинари не обернулся, но поднял руку.
– Дайте подумать… Полагаю, один из них начал говорить что-то вроде: «Вы думаете, он…», и тут мистер Косой быстро заставил его замолчать? Мистера Слеппня, подозреваю.
Барабантт взглянул на лист бумаги в своих руках.
– Почти слово в слово, милорд.
– Не потребовалось сильно напрягать воображение, – вздохнул Лорд Ветинари. – Милый мистер Косой. Он такой… надежный. Иногда я думаю, что если бы он не был уже зомби, следовало бы перевести его в это состояние.
– Приказать провести с мистером Позолотом Расследование Первой Степени, милорд?
– Боже мой, нет. Он слишком умен для этого. Займитесь лучше мистером Слеппнем.
– В самом деле, сэр? Но вчера вы сказали, что он по вашему мнению не более чем жадный дурак.
– Нервный дурак, а это полезно. Он продажный трус и обжора. Однажды я видел его за обедом, поглощающего pot au feu с белыми бобами, и это такое зрелище, скажу вам, Барабантт, которое нелегко забыть. Соус был повсюду. Кстати, розовые рубашки, которые он носит, стоят не меньше ста долларов каждая. Все, что он делает – это забирает чужие деньги безопасным, скрытным и не очень умным способом. Отправьте… да, клерка Бриана.
– Бриана, сэр? – переспросил Барабантт. – Вы уверены? Он прекрасно управляется со всякими механизмами, но на улице пользы от него никакой. Его заметят.
– Да, Барабантт. Я знаю. Я хочу, чтобы мистер Слеппень стал еще немного более нервозным.
– А, понимаю, сэр.
Ветинари снова отвернулся к окну.
– Скажите мне, Барабантт, – спросил он, – вы тоже считаете, что я тиран?
– Разумеется нет, милорд, – ответил Барабантт, прибираясь на столе.
– В этом-то и проблема, не так ли? Кто осмелиться сказать тирану, что он тиран?
– Да, проблема непростая, – согласился Барабантт, аккуратно складывая папки в стопочку.
– В своих «Размышлениях», которые, как я всегда считал, с трудом поддаются переводу, Пышон{46} говорит, что вмешательство с целью предотвратить убийство является ограничением свободы убийцы, а свобода, однако, универсальна, дана всем от природы и без условий, – сказал Ветинари. – Вы, наверное, можете припомнить его знаменитое изречение: «Пока хоть один человек не свободен, до тех пор я маленький пирожок с курятиной», которое до сих пор вызывает немало споров. Таким образом, мы можем рассмотреть, например, изъятие бутылки у человека, убивающего себя выпивкой, как акт благотворительный, и более того, достойный всяческой похвалы, но свобода при этом все равно нарушается. Мистер Позолот явно изучал Пышона, но, опасаюсь, не понял его. Возможно, свобода и является естественным состоянием человечества, но сидеть на дереве и пожирать свой еще дергающийся обед – не менее естественное состояние. С другой стороны, Фрайдеггер{47} в своих «Modal Contextities» провозглашает, что свобода ограничена, искусственна и, следовательно, иллюзорна, в лучшем случае это просто массовая галлюцинация. Ни один смертный в здравом уме не является истинно свободным, ибо истинная свобода столь ужасна, что только безумец или пророк может взглянуть ей в лицо. Она ошеломляет душу, приводя человека в состояние, которое Фрайдеггер описывает как Vonallesvolkommenunverstandlichdasdaskeit. А вы к чьей точке зрения склоняетесь, Барабантт?
– Я всегда полагал, милорд, что если этот мир и нуждается в чем-нибудь, так это в картотечных ящиках попрочнее, – ответил Барабантт после короткой паузы.
– Хм-м-м, – сказал Ветинари. – Интересно, об этом стоит подумать.
Он замолчал. Один из херувимчиков на барельефе над камином начал поворачиваться, издавая тихий скрипящий звук. Ветинари бросил взгляд на Барабантта и приподнял бровь.
– Я должен перемолвиться словом с клерком Брианом сейчас же, милорд, – сказал Барабантт.
– Хорошо. Скажи ему, что пришло время почаще бывать на свежем воздухе.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.