Книга До третьих петухов онлайн

Как-то в одной библиотеке, вечером, часов этак в шесть, заспорили персонажи русской классической литературы. Еще когда библиотекарша была на месте, они с интересом посматривали на нее со своих полок – ждали. Библиотекарша напоследок поговорила с кем-то по телефону… Говорила она странно, персонажи слушали и не понимали. Удивлялись.

– Да нет, – говорила библиотекарша, – я думаю, это пшено. Он же козел… Пойдем лучше потопчемся. А? Нет, ну он же козел. Мы потопчемся, так? Потом пойдем к Владику… Я знаю, что он баран, но у него «Грюндик» – посидим… Тюлень тоже придет, потом этот будет… филин-то… Да я знаю, что они все козлы, но надо же как-то расстрелять время! Ну, ну… слушаю…

– Ничего не понимаю, – тихо сказал некто в цилиндре – не то Онегин, не то Чацкий – своему соседу, тяжелому помещику, похоже, Обломову.

Обломов улыбнулся:

– В зоопарк собираются.

– Почему все козлы-то?

– Ну… видно, ирония. Хорошенькая. А?

Господин в цилиндре поморщился:

– Вульгаритэ.

– Вам все француженок подавай, – с неодобрением сказал Обломов. – А мне глянется. С ножками – это они неплохо придумали. А?

– Очень уж… того… – встрял в разговор господин пришибленного вида, явно чеховский персонаж. – Очень уж коротко. Зачем так?

Обломов тихо засмеялся:

– А чего ты смотришь туда? Ты возьми да не смотри.

– Да мне что, в сущности? – смутился чеховский персонаж. – Пожалуйста. Почему только с ног начали?

– Что? – не понял Обломов.

– Возрождаться-то.

– А откуда же возрождаются? – спросил довольный Обломов. – С ног, братец, и начинают.

– Вы не меняетесь, – со скрытым презрением заметил Пришибленный.

Обломов опять тихо засмеялся.

– Том! Том! Слушай сюда! – кричала в трубку библиотекарша.

– Слушай сюда! Он же козел!

– У кого машина? У него? Нет, серьезно? – Библиотекарша надолго умолкла – слушала.

– А каких наук? – спросила – она тихо. – Да? Тогда я сама козел…

Библиотекарша очень расстроилась… Положила трубку, посидела просто так, потом встала и ушла. И закрыла библиотеку на замок.

Тут персонажи соскочили со своих полок, задвигали стульями…

– В темпе, в темпе! – покрикивал некто канцелярского облика, лысый. – Продолжим. Кто еще хочет сказать об Иване-дураке? Просьба: не повторяться. И – короче. Сегодня мы должны принять решение. Кто?

– Позвольте? – это спрашивала Бедная Лиза.

– Давай, Лиза, – сказал Лысый.

– Я сама тоже из крестьян, – начала Бедная Лиза, – вы все знаете, какая я бедная…

– Знаем, знаем! – зашумели все. – Давай короче!

– Мне стыдно, – горячо продолжала Бедная Лиза, – что Иван-дурак находится вместе с нами. Сколько можно?! До каких пор он будет позорить наши ряды?

– Выгнать! – крикнули с места.

– Тихо! – строго сказал Лысый конторский, – Что ты предлагаешь, Лиза?

– Пускай достанет справку, что он умный, – сказала Лиза.

Тут все одобрительно зашумели.

– Правильно!

– Пускай достанет! Или пускай убирается!…

– Какие вы, однако, прыткие, – сказал огромный Илья Муромец. Он сидел на своей полке – не мог встать. – Разорались. Где он ее достанет? Легко сказать…

– У Мудреца. – Лысый, который вел собрание, сердито стукнул ладонью по столу. – Илья, я тебе слова не давал!

– А я тебя не спрашивал. И спрашивать не собираюсь. Закрой хлебало, а то враз заставлю чернила пить. И промокашкой закусывать. Крыса конторская.

– Ну, начинается!.. – недовольно сказал Обломов. – Илья, тебе бы только лаяться. А чем плохое предложение: пускай достанет справку. Мне тоже неловко рядом с дураком сидеть. От него портянками пахнет… Да и никому, я думаю, не…

– Цыть! – громыхнул Илья. – Неловко ему. А палицей по башке хошь? Достану!

Тут какой-то, явно лишний, заметил:

– Междоусобица.

– А? – не понял Конторский.

– Междоусобица, – сказал Лишний. – Пропадем.

– Кто пропадет? – Илья тоже не видел опасности, о какой говорил Лишний. – Сиди тут, гусарчик! А то достану тоже разок…

– Требую удовлетворения! – вскочил Лишний.

– Да сядь! – сказал Конторский. – Какое удовлетворение?

– Требую удовлетворения: этот сидень карачаровский меня оскорбил.

– Сядь, – сказал и Обломов. – Чего с Иваном-то делать?

Все задумались.

Иван-дурак сидел в углу, делал что-то такое из полы своего армяка, вроде ухо.

– Думайте, думайте, – сказал он. – Умники нашлись… Доктора.

– Не груби, Иван, – сказал Конторский. – О нем же думают, понимаешь, и он же еще сидит грубит. Как ты насчет справки? Может, сходишь возьмешь?

– Где?

– У Мудреца… Надо же что-то делать. Я тоже склоняюсь…

– А я не склоняюсь! – бухнул опять Илья. – Склоняется он. Ну и склоняйся сколько влезет. Не ходи, Ванька. Чушь какую-то выдумали – справку… Кто это со справкой выскочил? Лизка? Ты чего, девка?!

– А ничего – воскликнула Бедная Лиза. – Если ты сидишь, то и все должны сидеть? Не пройдет у вас, дядя Илья, эта сидячая агитация! Я присоединяюсь к требованию ведущего: надо что-то делать. – И она еще раз сказала звонко и убедительно: – Надо что-то делать!

Все задумались. А Илья нахмурился.

– Какая-то «сидячая агитация», – проворчал он. – Выдумывает чего ни попадя. Какая агитация?

– Да такая самая! – вскинулся на него Обломов. – Сидячая, тебе сказали. «Ка-ка-ая». Помолчи, пожалуйста. Надо, конечно, что-то делать, друзья. Надо только понять: что делать-то?

– И все же я требую удовлетворения! – вспомнил свою обиду Лишний. – Я вызываю этого горлопана (к Илье) на дуэль.

– Сядь! – крикнул Конторский на Лишнего. – Дело делать или дуэлями заниматься? Хватит дурака валять. И так уж ухлопали сколько… Дело надо делать, а не бегать по лесам с пистолетами. Тут все взволновались, зашумели одобрительно.

– Я бы вообще запретил эти дуэли! – крикнул бледный Ленский.

– Трус, – сказал ему Онегин.

– Кто трус?

– Ты трус.

– А ты – лодырь. Шулер. Развратник. Циник.

– А пошли на Волгу! – крикнул вдруг какой-то гулевой атаман. – Сарынь на кичку!

– Сядь! – обозлился Конторский. – А то я те покажу «сарынь». Задвину за шкаф вон – поорешь там. Еще раз спрашиваю: что будем делать?

– Иди ко мне. Атаман, – позвал Илья казака. – Чего-то скажу.

– Предупреждаю, – сказал Конторский, – если затеете какую-нибудь свару… вам головы не сносить. Тоже мне, понимаешь, самородки.

– Сказать ничего нельзя! – горько возмутился Илья. – Чего вы?! Собаки какие-то, истинный бог: как ни скажешь – все не так.

– Только не делайте, пожалуйста, вид, – с презрением молвил Онегин, обращаясь к Илье и к казаку, – что только вы одни из народа. Мы тоже – народ.

– Счас они будут рубахи на груди рвать, – молвил некий мелкий персонаж вроде гоголевского Акакия Акакиевича. – Рукава будут жевать…

– Да зачем же мне рукава жевать? – искренне спросил казачий атаман. – Я тебя на одну ладошку посажу, а другой прихлопну.

– Все – междоусобица, – грустно сказал Лишний. – Ничего теперь вообще не сделаем. Вдобавок еще и пропадем.

– Айда на Волгу! – кликнул опять Атаман. – Хоть погуляем.

– Сиди, – сердито сказал Обломов. – Гуляка… Все бы гулять, все бы им гулять! Дело надо делать, а не гулять.

– А-а-а, – вдруг зловеще тихо протянул Атаман, – вот кохо я искал-то всю жизню Вот кохо мне надоть-то… – И потащил из ножен саблю. – Вот кому я счас кровя-то пущу… Все повскакали с мест…

Акакий Акакиевич птицей взлетел па свою полку, Бедная Лиза присела в ужасе и закрылась сарафаном… Онегин судорожно заряжал со ствола дуэльный пистолет, а Илья Муромец смеялся и говорил:

– О-о, забегали?! Забегали, черти драповые?! Забегали!

Обломов загородился от казака стулом и кричал ему, надрываясь:

– Да ты спроси историков литературы! Ты спроси!.. Я же хороший был! Я только лодырь беспросветный… Но я же безвредный!

– А вот похлядим, – говорил Казак, – похляди-им, какой ты хороший: хороших моя сабля не секеть.

Конторский сунулся было к Казаку, тот замахнулся на него, и Конторский отскочил.

– Бей, казаче! – гаркнул Илья. – Цеди кровь поганую!

И бог знает, что тут было бы, если бы не Акакий Акакиевич. Посреди всеобщей сумятицы он вдруг вскочил и крикнул:

– Закрыто на учет!

И все замерли… Опомнились. Казак спрятал саблю. Обломов вытер лицо платком, Лиза встала и стыдливо оправила сарафан.

– Азия, – тихо и горько сказал Конторский. – Разве можно тут что-нибудь сделать! Спасибо, Акакий. Мне как-то в голову не пришло – закрыть на учет.

– Илья, у тя вина нету? – спросил Казак Муромца.

– Откуда? – откликнулся тот. – Я же не пью.

– Тяжко на душе, – молвил Казак. – Маяться буду…

– А нечего тут… размахался, понимаешь, – сказал Конторский. – Продолжим. Лиза, ты чего-то хотела сказать…

– Я предлагаю отправить Ивана-дурака к Мудрецу за справкой, – сказала Лиза звонко и убежденно.

– Если он к третьим петухам не принесет справку, пускай… я не знаю… пускай убирается от нас.

– Куда же ему? – спросил Илья грустно.

– Пускай идет в букинистический! – жестко отрезала Лиза.

– О-о, не крутенько ли? – усомнился кто-то.

– Не крутенько, – тоже жестко сказал Конторский. – Нисколько. Только так. Иван…

– Аиньки! – откликнулся Иван. И встал.

– Иди.

Иван посмотрел на Илью.

Илья нагнул голову и промолчал. И Казак тоже промолчал, только мучительно сморщился и поискал глазами на полках и на столе, – все, видно, искал вино.

– Иди, Ванька, – тихо сказал Илья. – Ничего не сделаешь. Надо идти. Вишь, какие они все… ученые. Иди и помни: в огне тебе не гореть, в воде не тонуть… За остальное не ручаюсь.

– Хошь мою саблю? – предложил Казак Ивану.

– Зачем она мне? – откликнулся тот.

– Иван, – заговорил Илья, – иди смело – я буду про тебя думать. Где тебя пристигнет беда… Где тебя задумают погубить, я крикну: «Ванька, смотри! «

– Как ты узнаешь, шо ехо пристихла беда? – спросил Казак.

– Я узнаю. Сердцем учую. А ты мой голос услышишь. Иван вышел на середину библиотеки, поклонился всем поясным поклоном… Подтянул потуже армячишко и пошел к двери.

– Не поминайте лихом, если где пропаду, – сказал с порога.

– Господь с тобой, – молвил Обломов. – Может, не пропадешь.

– Придешь со справкой, Иван, – взволнованно сказала Лиза, – я за тебя замуж выйду.

– На кой ты мне черт нужна, – грубо сказал Иван. – Я лучше царевну какую-нибудь стрену…

– Не надо, Иван, – махнул рукой Илья, – не связывайся. Все они… не лучше этой вот.

– Показал на Лизу. – На кой ляд тебе эта справка?! Чего ты заегозила-то? Куда вот парню… на ночь глядя! А и даст ли он ее справку-то, ваш Мудрец? Тоже небось сидит там…

– Без справки нельзя, дядя Илья, – решительно сказала Лиза. – А тебе, Иван, я припомню, что отказался от меня. Ох, я те припомню!

– Иди, иди, Иван, – сказал Конторский. – Время позднее – тебе успеть надо.

– Прощайте, – сказал Иван. И вышел.

* * * *

И пошел он куда глаза глядят.

Темно было… Шел он, шел – пришел к лесу. А куда дальше идти, вовсе не знает. Сел на пенек, закручинился.

– Бедная моя головушка, – сказал, – пропадешь ты. Где этот Мудрец? Хоть бы помог кто. Но никто ему не помог.

Посидел-посидел Иван, пошел дальше.

Шел, шел, видит – огонек светится. Подходит ближе – стоит избушка на курьих ножках, а вокруг кирпич навален, шифер, пиломатериалы всякие.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул Иван.

Вышла на крыльцо Баба-Яга… Посмотрела на Ивана спрашивает:

– Кто ты такой? И куда идешь?

– Иван-дурак, иду к Мудрецу за справкой, – ответил Иван. – А где его найти, не знаю.

– Зачем тебе справка-то? – Тоже не знаю… Послали.

– A-a… – молвила Баба-Яга. – Ну заходи, заходи… Отдохни с дороги Есть небось хочешь?

– Да не отказался бы…

– Заходи.

Зашел Иван в избушку.

Избушка как избушка, ничего такого. Большая печка, стол, две кровати…

– Кто с тобой еще живет? – спросил Иван.

– Дочь. Иван, – заговорила Яга, – а ты как дурак-то – совсем, что ли, дурак?

– Как это? – не понял Иван.

– Ну, полный дурак или это тебя сгоряча так окрестили? Бывает, досада возьмет – крикнешь: у, дурак! Я вон на дочь иной раз как заору: у, дура та'кая1 А какая же она дура? Она у меня вон какая умная. Может, и с тобой такая история; привыкли люди; дурак и дурак, а ты вовсе не дурак, а только… бесхитростный. А?

– Не пойму, ты куда клонишь-то?

– Да я же по глазам вижу: никакой ты не дурак, ты просто бесхитростный. Я как только тебя увидала, сразу подумала: «Ох, и талантливый парень! „ У тебя же на лбу написано: «талант“. Ты хоть сам-то догадываешься про свои таланты? Или ты полностью поверил, что ты – дурак?

– Ничего я не поверил! – сердито сказал Иван. – Как это я про себя поверю, что я – дурак?

– А я тебе чего говорю? Вот люди, а!.. Ты строительством когда-нибудь занимался?

– Ну, как?.. С отцом, с братьями теремки рубили… А тебе зачем?

– Понимаешь, хочу коттеджик себе построить… Материалы завезли, а строить некому. Не возьмешься?

– Мне же справку надо добывать…

– Да зачем она тебе? – воскликнула Баба-Яга. – Построишь коттеджик… его увидют – ко мне гости всякие приезжают – увидют – сразу: кто делал? Кто делал – Иван делал… Чуешь? Слава пойдет по всему лесу.

– А как же справка? – опять спросил Иван. – Меня же назад без справки-то не пустют.

– Ну и что?

– Как же? Куда же я?

– Истопником будешь при коттеджике… Когда будешь строить, запланируй себе комнатку в подвале… Тепло, тихо, никакой заботушки. Гости наверху заскучали – куда? – пошли к Ивану: истории разные слушать. А ты им ври побольше… Разные случаи рассказывай. Я об тебе заботиться буду. Я буду тебя звать – Иванушка…

– Карга старая, – сказал Иван. – Ишь ты, какой невод завела! Иванушкой она звать будет. А я на тебя буду горб гнуть? А ху-ху не хо-хо, бабуленька?

– А-а, – зловеще протянула Баба-Яга, – теперь я поняла, с кем имею дело; симулянт, проходимец… тип. Мы таких – знаешь, что делаем? – зажариваем. Ну-ка, кто там?! – И Яга трижды хлопнула в ладоши. – Стража! Взять этого дурака, связать – мы его будем немножко жарить. Стражники, четыре здоровых лба, схватили Ивана, связали и положили на лавку.

– Последний раз спрашиваю, – еще попыталась Баба-Яга, – будешь коттеджик строить?

– Будь ты проклята! – сказал гордо связанный Иван. – Чучело огородное… У тебя в носу волосы растут.

– В печь его! – заорала Яга. И затопала ногами. – Мерзавец! Хам!

– От хамки слышу! – тоже заорал Иван. – Ехидна! У тебя не только в носу, у тебя на языке шерсть растет!.. Дармоедка!

– В огонь! – вовсе зашлась Яга. – В ого-онь!.. Ивана сгребли и стали толкать в печь, в огонь.

– Ох, брил я тебя на завалинке! – запел Иван. – Подарила ты мене чулки-валенки!.. Оп-тирдарпупия! Мне в огне не гореть, карга! Так что я иду смело! Только Ивана затолкали в печь, на дворе зазвенели бубенцы, заржали кони.

– Дочка едет! – обрадовалась Баба-Яга и выглянула в окно. – У-у, да с женихом вместе! То-то будет им чем поужинать.

Стражники тоже обрадовались, запрыгали, захлопали в ладоши.

– Змей Горыныч едет, Змей Горыныч едет! – закричали они. – Эх, погуляем-то! Эх, и попьем же!

Вошла в избушку дочка Бабы-Яги, тоже сильно страшная, с усами.

– Фу-фу-фу, – сказала она. – Русским духом пахнет. Кто тут?

– Ужин, – сказала Баба-Яга. И засмеялась хрипло: – Ха-ха-ха!..

– Чего ты? – рассердилась дочка. – Ржет, как эта… Я спрашиваю: кто тут?

– Ивана жарим.

– Да ну? – приятно изумилась дочка. – Ах, какой сюрприз!

– Представляешь, не хочет, чтобы в лесу было красиво, – не хочет строить коттеджик, паразит.

Дочка заглянула в печку… А оттуда вдруг – не то плач, не то хохот.

– Ой, не могу-у!.. – стонал Иван. – Не от огня помру – от смеха!..

– Чего это? – зло спросила дочка Бабы-Яги. И Яга тоже подошла к печке. – Чего он?

– Хохочет?..

– Чего ты, эй?

– Ой, помру от смеха! – орал Иван. – Ой, не выживу я!..

– Вот идиот-то, – сказала дочка. – Чего ты?

– Да усы-то!.. Усы-то… Ой, господи, ну бывает же такое в природе! Да как же ты с мужем-то будешь спать? Ты же замуж выходишь…

– Как все… А чего? – не поняла дочка. Не поняла, но встревожилась.

– Да усы-то!

– Ну и что? Они мне не мешают, наоборот, я лучше чую.

– Да тебе-то не мешают… А мужу-то? Когда замуж-то выйдешь…

– А чего мужу? Куда ты гнешь, дурак? Чего тебе мой будущий муж? – вовсе встревожилась дочка.

– Да как же? Он тебя поцелует в темноте-то, а сам подумает: «Черт те что: солдат не солдат и баба не баба». И разлюбит. Да нешто можно бабе с усами! Ну, эти ведьмы!.. Ни хрена не понимают. Ведь не будет он с тобой жить, с усатой. А то еще возьмет да голову откусит со зла, знаю я этих Горынычей. Баба-Яга и дочка призадумались.

– Ну-ка, вылазь, – велела дочь.

Иван-дурак скоро вылез, отряхнулся.

– Хорошо погрелся…

– А чего ты нам советуешь? – спросила Баба-Яга. – С усами-то.

– Чего, чего… Свести надо усы, если хочете семейную жизнь наладить.

– Да как свести-то, как?

– Я скажу как, а вы меня опять в печь кинете.

– Не кинем, Ванюшка, – заговорила ласково дочь Бабы-Яги. – Отпустим тебя на все четыре стороны, скажи только, как от усов избавиться.

Тут наш Иван пошел тянуть резину и торговаться, как делают нынешние слесари-сантехники.

– Это не просто, – заговорил он, – это надо состав делать…

– Ну и делай!

– Делай, делай… А когда же я к Мудрецу-то попаду? Мне же к третьим петухам надо назад вернуться…

– Давай так, – заволновалась Баба-Яга, – слушай сюда! Давай так: ты сводишь усы, я даю тебе свою метлу, и ты в один миг будешь у Мудреца. Иван призадумался.

– Быстрей! – заторопилась усатая дочь. – А то Го-рыныч войдет.

Тут и Иван заволновался:

– Слушайте, он же войдет и…

– Ну?

– Войдет и с ходу сожрет меня.

– Он может, – сказала дочь. – Чего бы такое придумать?

– Я скажу, что ты мой племянник, – нашлась Баба-Яга. – Понял?

– Давайте, – понял Иван. – Теперь так: мой состав-то не сразу действует…

– Как это? – насторожилась дочь. – Мы его счас наведем и наложим на лицо маску… Так? Я лечу на метле к Мудрецу, ты пока лежишь с маской…

– А обманет? – заподозрила дочь. – Мам?

– Пусть только попробует, – сказала Баба-Яга, – пусть только надует: навернется с поднебесья – мокрое место останется.

– Ну, елки зеленые-то!.. – опять заволновался Иван; похоже, он и хотел надуть. – Ну что за народ! В чем дело? Хочешь с усами ходить? Ходи с усами, мне-то что! Им дело говорят, понимаешь, – нет, они начинают тут… Вы меня уважаете, нет?

– При чем тут «уважаете»? Ты говори толком…

– Нет, не могу, – продолжал Иван тараторить. – Не могу, честное слово! Сердце лопнет. Ну что за народ! Да живи ты с усами, живи! Сколько влезет, столько и живи. Не женщина, а генерал-майор какой-то. Тьфу! А детишки народятся? Потянется сынок или дочка ручонкой: «Мама, а что это у тебя? « А подрастут? Подрастут, их на улице начнут дразнить: «Твоя мамка с усами, твоя мамка с усами! « Легко будет ребенку? Легко будет слушать такие слова? Ни у кого нету мамки с усами, а у него – с усами. Как он должен отвечать? Да никак он не сможет ответить, он зальется слезами и пойдет домой… к усатой мамке…

– Хватит! – закричала дочь Бабы-Яги. – Наводи свой состав. Что тебе надо?

– Пригоршню куриного помета, пригоршню теплого навоза и пригоршню мягкой глины – мы накладываем на лицо такую маску…

– На все лицо? Как же я дышать-то буду?

– Ну что за народ! – опять горько затараторил Иван. – Ну ничего невозможно…

– Ладно! – рявкнула дочь. – Спросить ничего нельзя.

– Нельзя! – тоже рявкнул Иван. – Когда мастер соображает, нельзя ничего спрашивать! Повторяю: навоз, глина, помет. Маска будет с дыркой – будешь дышать. Все.

– Слышали? – сказала Яга стражникам. – Одна нога здесь, другая в сарае! Арш!

Стражники побежали за навозом, глиной и пометом.

А в это самое время в окно просунулись три головы Змея Горыныча… Уставились на Ивана. Все в избушке замерли. Горыныч долго-долго смотрел на Ивана. Потом спросил:

– Кто это?

– Это, Горыныч, племянник мой, Иванушка, – сказала Яга. – Иванушка, поздоровайся с дядей Горынычем.

– Здравствуй, дядя Горыныч! – поздоровался Иван. – Ну, как дела? Горыныч внимательно смотрел на Ивана. Так долго и внимательно, что Иван занервничал.

– Да ну что, елки зеленые? Что? Ну – племянник, ты же слышал! Пришел к тете Ежке. В гости. Что, гостей будем жрать? Давай, будем гостей жрать! А семью собираемся заводить – всех детишечек пожрем, да? Папа называется! Головы Горыныча посоветовались между собой.