Книга Точка разрыва онлайн - страница 2

глава 2

Вас приветствует Кей-Ди-Эл-Уай в самом начале десятого часа. С вами Ларри Пеппердин и Хэнк Уильямс-старший…»

Сколько еще?

Пятнадцать минут. Перезвоны музыки кантри заполнили ящик, казалось, что они обволакивают холодной жидкой грязью. Уайти Доббс потер рукоятку ножа, потом осторожно ощупал лезвие. Оно было теплым. Что, если они забыли?

Вдох.

Не смей думать об этом. Все это плевое дело.

Он не боялся гроба и не боялся быть заживо погребенным. Во всем была виновата темнота, одиночество среди всех этих воспоминаний, среди мелькающих перед глазами непрошеных сцен.

Вдох.

Полиция расценила это как самозащиту. Тело его сестры и перекошенное от побоев лицо Уайти не оставляли сомнений. Но все равно появились вопросы. Он уловил обрывок разговора полицейского с медсестрой в больничном коридоре:

– … Какой-то кошмарный сон, мужик выпотрошен и разделан – прямо рыбное филе. А кровь, Боже праведный, – кажется, малыш просто купался в ней… Черт, было впечатление, что вся комната раскрашена ею. Двадцать два года на службе, а ничего такого не видел. К тому же, – скептически подвел итог полицейский, – ему всего пятнадцать.

– А что у него с волосами? – спросила сестра.

– Были каштановые до вчерашнего дня. Сейчас белый, как лунь. Каждый волосок побелел до корня, как у привидения.

Через четыре месяца, когда расследование было закрыто и газетчики потеряли интерес к этой истории, семья Доббсов покинула Балтимор и переехала с Восточного побережья на Западное, в штат Орегон. Удивительно, но полицейский вернул нож. Уайти поклялся, что тот никогда не покинет своего хозяина. Никогда.

Вдох.

«О погоде на Кей-Ди-Эл-Уай: четырнадцать градусов тепла. А сейчас блок местных новостей…»

Черная Долина – это вам не Балтимор, но местечко вполне подходило, ведь он уже не был Мелвином: все, включая мать, стали называть его Уайти.

Несмотря на всю свою ненависть к старику, Уайти унаследовал от него бешеный нрав и его похоть.

«Кормить змею» – так говорил его отец.

Уайти Доббс расстался с девственностью в музыкальном классе средней школы днем в пятницу. Девчонка попалась упорная.

Клик.

Флип.

Но нож ее убедил.

На тот момент с убийства его тети прошло всего шесть часов. Он еще пальцами чувствовал, как душил ее подушкой, ощущая особое возбуждение.

Полиция установила, что тетя умерла во сне. Им досталось небольшое наследство плюс дом, а это означало, что его мать могла спокойно продолжать пить, предоставив Уайти его собственным планам.

Из своих ночных походов он приносил карманные деньги. Было немало развлечений. Приблизительно раз в две-три недели Уайти выбирал дом, иногда в Черной Долине, но чаще в других городах, пробирался внутрь, когда там никого не было или хозяева спали, забирая те вещи, которые можно было спрятать в миртовой роще. Иногда он овладевал женщиной, если она жила одна или ее отец или муж отсутствовал. По его подсчетам их набралось уже восемь после музыкального класса, восемь разных женщин – и ни одного сообщения в полицию. Нож иногда мог быть очень убедительным.

«Если вы хотите получить качественное обслуживание и дружескую финансовую поддержку, приходите в Фермерский и лесопромышленный банк, который существует в Черной Долине уже тридцать пять лет», – квакало радио.

Не так уж давно.

Вдох.

Он снова начал хихикать. Если это самое ужасное, что они могли придумать, они и впрямь слизняки.

А что, если они навсегда погребли его на вершине холма? Черт, они же оставили ему баллон с кислородом и радио, во имя всего святого?!

Холм Хокинса.

Надеялись испугать его? Ну да, до него тоже доходили эти россказни… Высоко над городом, в обрамлении лесов, с лысой вершиной, на которой росла лишь чахлая трава, возносился холм Хокинса – источник слухов и легенд.

Отравленная земля, танцующие привидения, проклятый холм.

Да ладно.

По радио Ларри Пеппердин сообщал последние местные новости, что-то о собрании городского совета, потом о каком-то происшествии на дороге в город…

Вдох.

Холм Хокинса.

Что-то холодное коснулось его ноги. Уайти Доббс взвизгнул под своей воздушной маской.

Что за черт? Холодный рассудок изменил ему, в мозгу засверлила назойливая мысль. Крысы? Змеи? Еще хуже? Неужели что-то могло проникнуть в закрытый гроб? Левой рукой он ощупал ногу. Всего несколько капель воды. Он потрогал обшивку крышки – мокрая. Гроб протекал!

«Надо будет пожаловаться в похоронное агентство Перкинсов, – он засмеялся, забыв свою минутную панику. – Наверное, идет дождь. Льет как из ведра, раз дошло даже сюда».

Странно, но радио о дожде умолчало. Новости закончились. Долли Партон запела разбитную песенку.

Что, если гроб и дальше будет протекать? Наполнится водой?

Вдох.

Он сложил нож, потом снова выпустил лезвие.

Клик.

Флип.

Звук успокоил его.

Нет, волноваться не из-за чего. Его время еще не истекло, а кроме того, у него оставался кислород. Даже если этот дурацкий гроб наполнится водой, он сможет продолжать дышать – ведь воздушный баллон непроницаем.

Уайти захихикал под маской.

Музыка по радио перестала играть.

– Это Ларри Пеппердин, и на Кей-Ди-Эл-Уай срочные новости. Свежая информация об инциденте на Ривер-роад…

Время почти вышло. Можно послушать.

– Полиция штата Орегон теперь с точностью утверждает, что все четыре человека погибли после того, как их машину сбил поезд на железнодорожном переезде к западу от города…

Вдох.

– Личности погибших установлены. Это… Вдох.

– …Мейсон Эванс…

Мышцы его руки свело судорогой.

– … Клайд Уоткинс…

Сильная дрожь прошла по спине.

– …Натан Перкинс…

Он принялся дышать прерывисто, истерически захлебываясь.

– …и Джон Эванс… Сердце оледенело.

– …О смерти всех четверых уже сообщено родственникам. Полиция считает, что катастрофа произошла из-за того, что подростки проигнорировали сигнальные огни…

Радио продолжало говорить, но Уайти больше не слушал.

Единственные, кто знал о нем, о том, где он был, единственные, кто мог освободить его, погибли.

Ему казалось, что мозг высох. Мысли растворились, понимание исчезло, выдержки не существовало. Мир уменьшился до всепоглощающей темноты крышки.

Он уронил нож и уперся в крышку гроба обеими руками, надавливая изо всех сил, каждой клеточкой своего тела. Пока руки не задрожали, а суставы не захрустели.

Крышка оставалась неподвижной.

Вдох.

– У нас есть обряд посвящения, – говорил Джон Эванс. – Чтобы знать, на что ты способен.

А теперь Джон мертв, Мейсон Эванс мертв, Клайд Уоткинс мертв, Натан Перкинс – тоже. И никто не знает, где находится Уайти Доббс. Никто не знает, что он зарыт заживо на вершине холма Хокинса.

А скоро и Уайти Доббс будет мертв.

Кровь текла яростным и неослабевающим потоком. Джина Линн Блэкмор приложила руку к носу в слабой попытке остановить этот натиск. Ее ладонь моментально наполнилась красной жидкостью.

– Плохо дело, очень плохо, – прошептала она. Джина вытащила сверток бумажных салфеток из буфета.

– Очень плохо, – повторила она. – Такого не бывало со времен… пожара в шестьдесят восьмом.

Голос ее был слаб и прозрачен, как взмах крыльев бабочки. В тот день начальная школа Черной Долины исчезла в языках желто-красного пламени. Погибло семьдесят два ребенка. Причину так никогда и не установили.

– Все то же самое. Это Божественное чудо, что еще кто-то спасся, – говорил отец, крепко прижимая ее к себе.

Джина тогда училась только в третьем классе, но она понимала, что это не чудо: причиной всему была кровь. Она хлынула, как и сегодня, без предупреждения, без остановки… и… Что «и…»?

Джина знала – что. Тогда кровь пошла так же и появилось то же ощущение. Джина выбежала из класса, помчалась в туалетную комнату. Оказавшись в коридоре, поняла, что ощущение усиливается. Она затихла, прислушиваясь к голосу крови, лицо ее было белым, а руки и платье окрашивались алым. Потом она потянулась и нажала окровавленными пальцами на сигнал аварийной тревоги.

Впоследствии никто даже не подумал, что сигнал прозвучал за три минуты до начала пожара. Но когда огонь вспыхнул, то в миг охватил здание, так что от трех минут было мало пользы. Не все смогли выбраться.

Но ее класс выбрался.

Сколько бы еще могло погибнуть, если бы не…

Кровь.

Джина ни единой душе не сказала. Да и кто бы поверил? Рожденная и выросшая в тени холма Хокинса, уже в таком возрасте она считалась маленькой ведьмой. Иногда Джина и сама в это верила. Возможно, это была просто мечта, детская фантазия, желаемое принималось за действительное. Она перетасовывала свои воспоминания, где ей отводилась роль героини, своеобразная дань травме. Глубоко в душе она все же знала правду.

Давным-давно, давным-давно…

Кровь была лишь иллюзией, далеким ночным кошмаром, ничем больше… До сегодняшнего дня.

Небо содрогалось, дождь лил все сильнее.

Происходило что-то ужасное.

– Что? – спросила она.

Но на этот раз кровь хранила молчание.

Уайти Доббс очнулся. Он потерял сознание от изнеможения и страха, которые погрузили его в непроглядную бездну, темную, как сама могила.

Сколько это продолжалось? Сколько осталось воздуха?

Он схватил молчавшее радио и до упора повернул ручку звука – ничего не произошло. Батарейки сдохли.

– Скоро и я умру. Вдох.

Он чувствовал сырость – гроб все протекал. Нет, влага была слишком теплой для дождя. Просунув руку в пах, он понял, что помочился в штаны. Не имеет значения. Многие вещи не имеют значения, когда тебе предстоит умереть. Его сердце билось от ярости и страха.

Он принялся колотить крышку гроба, вскрикивая при каждом ударе.

Клик.

Флип.

Он вонзил нож в крышку, глубоко загнав лезвие в дерево. Должно быть, слишком глубоко. Но адреналин, наполнявший мышцы, позволил ему вывернуть нож. Он вонзал его снова и снова. Каждый раз нож вгрызался в обшивку, кромсая кружева, выдалбливая твердый потолок.

Лезвие погружалось все глубже и глубже.

Потом оно застряло. Он тянул изо всех сил обеими руками.

Треск.

Рукоятка оказалась у него в руках, а лезвие было похоронено в крышке.

– Нет, нет, нет! – верещал Доббс, молотя по крышке голыми руками, вкладывая в каждый удар всю мощь.

Плоть против дерева. Плоть против дерева.

Что-то теплое брызнуло ему на руки. Кровь. Он сделал из своих рук отбивные, но крышка не сдвинулась ни на йоту.

– Я мог всех их убить! Я мог всех их убить!

Теплая кровь заливала его лицо, пока он бомбардировал крышку, и каждый толчок приносил ему жгучую боль. Уайти не обращал внимания. Боль означала, что он еще жив.

Если бы он взглянул на себя в зеркало, то вряд ли узнал бы свое отражение. Его глаза стали огромными, как плошки, испещренными темными сплетениями сосудов, искалеченные руки истекали кровью. Красные ручьи сбегали по рукам. Красные капли на его лице, зубах, мертвенно-белых волосах…

Боль была повсюду. Руки перестали двигаться, не в состоянии больше быть продолжением его ярости и отчаяния.

Тишина.

Безмолвие в тысячу раз более громкое, чем сильнейший звук, потрясавший, когда-либо мир. Звук пустоты, конца, смерти.

После…