Книга Детский сад онлайн - страница 7

Глава шестая
Знакомство с Консенсусом; Каналы скольжения Чарли (Выжить с помощью Оркестра)

ОБЩЕСТВЕННЫЕ ЧИТАЛЬНЫЕ ЗАЛЫ – помещения, где эта самая общественность подвергалась Считыванию, – находились под землей, в бункерах. Бункера располагались под тем, что когда-то именовалось Министерством окружающей среды. Министерство пришлось снести, чтобы на его месте посадить лес.

Лес и был Консенсусом. Он представлял собой сад из лиловых мясистых деревьев, тянущихся кверху и питающихся солнечным светом. Мозг Консенсуса находился внизу. Сад опоясывала мраморная стена-контрфорс, на которой висела сохранившаяся от прежних веков каменная табличка с надписью: «Это Маршем-стрит, 1688 г.».

Внизу петляли лабиринты кирпичных коридоров, ветвившиеся между мясистых корней и сращений синапсов, именуемых Короной. Ниже, подобно клубням, росла мозговая плоть, на которой запечатлевались память, информация и ответные схемы. Это были оттиски детей, которых считывали в возрасте десяти лет.

Это был Консенсус Ямы, сердце Лондона. В выкрашенных белой краской коридорах из кирпича были и воздушная вентиляция, и электрическое освещение. Милена лишь дивилась на брызжущие светом лампы с их нестерпимо яркой для глаз золотисто сияющей сердцевиной. Свет восхищал ее всегда.

Помещения были полны детей, приходящих на Считывание целыми классами. Их с песнями – под гитару или гармошку – приводили Няни. Дети были наряжены в свою лучшую одежду (девочки – в полупрозрачных цветастых сари; мальчики – с продетыми сквозь ноздри ювелирными украшениями). Все организованно танцевали в ряд, помахивая в такт руками, чтобы это походило на трепещущие ветви деревьев. Особо везучие приходили с родителями, которые сидели на скамьях и смотрели на ребятишек с тихой гордостью.

Вместе с детьми танцевали люди в одинаковых белых одеждах. Ролфу заметила какая-то солидных габаритов женщина и, растаяв в улыбке, стала пробираться к ним, по-прежнему пританцовывая.

– Ты Ролфа? А меня зовут Рут, – представилась она. – Ты у нас на особом счету. Мы тебе уделим особое внимание, обещаю! – И она отвела Ролфу в сторонку. – Для начала буквально несколько вопросов.

Здоровье. Медицинская карта. Не употреблялось ли последнее время каких-либо дурманящих веществ?

Приветственным криком дружно разразился целый класс детей: они восхваляли школу своего Братства. Рут, повернувшись, сцепила перед собой ладони:

– Ах мои вы куклята, цветики вы мои! Счастье-то вокруг, счастье-то какое! Ну где еще такое увидишь! Они аж пляшут, когда сюда идут. И уходят – тоже пляшут, – взволнованно ворковала Рут, улыбаясь во весь рот. – Так, лапонька, бывали ли у тебя экстрасенсорные ощущения?

Лицо у Ролфы озадаченно вытянулось.

– Бывала ли левитация во сне, ощущения выхода из тела? Не водились ли у вас в доме полтергейсты? Что-нибудь еще в таком роде?

Ролфа в ответ лишь робко улыбнулась.

– У кого, у меня?

– Это очень даже важно, лапонька. Ты уверена? Ну тогда ладно, пойдем.

Видимо, эта женщина слишком привыкла к общению с малолетками. Затем Рут повернулась к Милене, по-прежнему лучась улыбкой.

– И ты тоже, лапка! Ты же этого никогда не видела, так что мы хотим тебе показать, насколько это все замечательно.

В груди Милены кольнула острая льдинка. «Им известно, – подумала она. – Известно, что я никогда не проходила Считывания. Это все намеренно. Они решили меня к нему не допускать».

«Тихо!» – одернула она себя и двинулась следом за Рут.

«Я полагала, что свободна. Вместо этого меня просто терпели. Не будь на то какой-то причины, меня ни за что бы не оставили в покое. Конечно, они знают, что я не проходила Считывания».

«Еще одна загадка в истории Милены».

Держа дверь распахнутой, Рут махала им рукой: сюда, входите! Милена ступила в открывшийся проход со смешанным чувством гнева и страха.

По коридору они дошли до герметично запертого люка, туго засипевшего, когда его открыли. Он обнажал вход в хлябающий коридор-гармошку из мягкой резины. В свете ультрафиолетовых ламп ткань под ногами податливо колыхалась, влажная и пахнущая дезинфектантом.

– Чтобы инфекция не попала, – пояснила Рут.

И вот они ступили в каверну из плоти.

Чуть фосфоресцирующие стены, казалось, слегка раздались, пропуская вошедших.

– Привет, малыш, – обратилась к кому-то Рут. – Пора совершить прогулку.

«Эта женщина – Терминал, – поняла Милена. – Она общается с Консенсусом, его мозгом. Он может с ней переговариваться. Она – его глаза, его уши. Вот он, этот самый Консенсус».

– Что он собой представляет? – вырвалось у Милены.

– Он-то? Он большо-ой, – с теплотой отвечала Терминал по имени Рут. – И живой. Ну давай, лапочка моя Ролфа, усаживайся где-нибудь на полу, неважно где.

«Так вот в чьем владении я нахожусь, – оторопело подумала Милена. – Вот что нами повелевает. Это Чарли. Вот он, Скользящий, создатель Ангелов. Бьющееся сердце цивилизации Милены, не виданное ею доселе».

Было время, и машины имитировали живую материю; теперь она отвечала им тем же. Схема повторялась. Компьютер, созданный из живой плоти, он по собственному усмотрению мог наращивать себе память; он тянулся сквозь землю щупальцами своего мицелия и разрастался, подпитываемый пурпурными садами.

Милена снова вспоминала…

Фильмы она уже не застала, но их видели другие, у которых в голове были вирусы. И Милена получила их воспоминания. Это были воспоминания, которые она получила по воле Партии. Теперь она вспомнила фильм: он был о Чао Ли Суне.

Перед внутренним взором предстало криво улыбающееся пожилое лицо господина, желающего поделиться хорошими новостями, избыток которых его буквально изводил.

«Мы вынуждены признать, что нас превзошли, – вещал он голосом, напоминающим скрин ржавых петель. – Мы подобны родителям, родившим ребенка-великана. И то, что ему отныне открыто, мы поистине не в силах охватить умом».

МЫСЛЬ БЫЛА ХИМИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ, преобразующимся в электрическую энергию, которая взаимодействовала с другими видами энергии. В пятом измерении – властителе одиннадцати измерений – гравитация и электромагнитные явления представляли собой одно и то же. Консенсус был способен мыслить на уровне гравитации. И в гравитационном поле он создавал отпечатки личностей. Ангелы — так их называли. Ангелы обладали свойством скользить сквозь гравитационные поля; скользить сквозь пространство со скоростью света. Предполагалось, что они совершали путешествие во времени – путешествие в прошлое. Путешествие во времени к другим звездам.

Магистрали гравитации получили на английском название Каналы скольжения Чарли.

«Какая от этого польза? – спрашивал Чао Ли Сунь. – Какая польза от того, чтобы посылать мысль в прошлое, к давно потухшим звездам? Ответ в том, что это равносильно изысканию источника изобилия. Мысль и гравитация – едины. Гравитация положила начало существованию Вселенной, путем ее расширения. Она расширялась, раздвигая границы небытия, и при этом высвобождалась энергия. Это была тепловая вспышка. – Чао Ли Сунь улыбнулся там, у себя в прошлом, будто лично проделал путешествие со скоростью света. – Ангелы исторгнут колоссальные вспышки тепла. От этого в иных мирах расплавятся камни. Они взвихрят их, как облако конфетти, и метнут из прошлого сюда, к нам. Они направят их через долгий коридор световых лет, и металл медленно двинется к нам. – Он сделал паузу, сопроводив ее затаенной улыбкой. – Мы знаем, что они сделают это, поскольку это уже имело место в прошлом. Глыбы металла размером с астероид – мы уже видели, как они движутся к нам. Мы слышали Ангелов, шлющих сигналы вдоль линий гравитации».

Вселенная возникла путем расширения; гравитация создала энергию из ничего. Консенсус использовал вакуум как колодец, постепенно черпая из него энергию, высвобождая вспышки тепла. Скоро он начнет вырабатывать энергию путем создания мелких, карманных вселенных.

– Тебе комфортно, лапочка? – спросила Рут, давая Ролфе глотнуть воды.

Чао Ли Сунь продолжал.

«Уже с давних пор нам известно, что Вселенная нематериальна. Все в мире порождает свою противоположность, и через это образуется новый синтез. Об этом говорил Гегель, об этом говорил Маркс. Теперь время настало. У нас был диалектический материализм. Теперь на смену ему должен прийти диалектический имматериализм. Идея по отношению к реальности первична».

В жизни ему не раз приходилось спасаться бегством. Вирусы об этом умалчивали. Это ей рассказала мать, а ей – ее отец, который давно умер. Усилиями Чао Ли Суня возник сплав социализма с возродившейся религией. Благодаря ему дело социализма одержало победу. Потребовалось лишь несколько компромиссов – с ханжеством и со здравым смыслом. Милена жила в теологическом государстве.

Чарли – так звали его англичане. Чарли Сунь.

– Песенку о Чарли спой, он возьмет тебя с собой, – напевала Рут-Терминал, колыхая к Милене. – Вместе с песней полетишь, по каналам заскользишь.

«Мы все произошли из Африки, – размышляла Милена. – Мы перенесли длительную засуху и выжили – не потому, что челюсти у нас были крупнее, а потому, что они были меньше, и это дало нам начатки речи. Мы выжили благодаря сплоченному труду. И изменения климата нам суждено успешно пережить потому, что мы работаем сообща. Как музыканты в оркестре».

Рут схватила ее за руку и потрясла.

– Стой со мной здесь, лапка, иначе два считывания наслоятся одно на другое и все перемешается, а это ох какая неразбериха! Ты такого еще не видела. Точно не видела – а это такое зрелище, доложу я тебе! – Рут захохотала. Она была похожа на облачко из комикса, в котором не было ни одного слова, кроме «хи-хи» и «ха-ха».

«Мы выжили, – продолжала размышлять Милена, – потому что, помимо всего прочего, мы хорошие. И вероятность того, что мы выживем, и то, как мы выживем, зависит от того, насколько мы хорошие.

Комната-каверна, казалось, хихикает вместе с ними. Хихикали стены; похохатывало пространство, вмещающее Ролфу. Какая-то волна прокатывалась и сквозь него и сквозь нее.

Голова у Ролфы откинулась назад, лицо разъехалось в улыбке от уха до уха.

– Э-ге-ге-ей! – кричала теперь Ролфа, покатываясь со смеху. – И-и-и-э-эй!

– Так, так! – подбадривала Рут, подпрыгивая и потряхивая боками. – Вот так! Давай, лапка, давай!

«Я слышала, – вспоминала Милена. – Слышала, что это чудесно, но никогда не верила».

Разом задействованы каждый синапс, каждое нервное окончание, каждая клеточка мозга – все работают в унисон, все одновременно, первый и единственный раз. Как будто во всей стране зажгли все огни сразу. И каждый человек – нация, вселенная.

Консенсус извлекал энергию из ничего, из квантового вакуума, и она с ревом устремлялась назад по шкале времени со скоростью, превосходящей скорость света. Уже полтора столетия известно, что гравитационное расширение в один прекрасный миг дало начало всему. Но откуда взялась сама гравитация до начала пространства и времени? Ответ был в том, что гравитация отсылалась из будущего к точке отсчета истории Вселенной, и гравитация была мыслью.

Человечеству, работающему как Консенсус, суждено было сотворить вселенную. И оно так увлеклось, что создало Бога по образу и подобию своему.

– О-о! – заходилась Ролфа в бесконечной любви ко всему. – Э-э-и-и… – Постепенно голос у нее сошел до тоскливого поскуливания, в котором были утрата и печаль, и она взглянула на Милену с улыбкой и грустью.

– Ну вот, – подытожила Рут. – Вот ты и прошла Считывание, лапушка моя. – Она подошла к Ролфе и, склонясь, внимательно ее оглядела. – Ну что, – нежно спросила она, поглаживая ее по голове, – что ты там видела, милая?

– Да всё, – слабым голосом откликнулась Ролфа.

Рут со смехом кивнула.

– Да, да, все движется вспять.

– Я маму свою видела, – рассказывала Ролфа. – Она собирала лилии в пруду. На ней было платье, просторное, оранжевое. Она придерживала подол и смеялась, как бы ей не упасть. – Сев, она доверчиво взяла Рут за руку. – Пруд тот был за старым сельским домом, белым. Мы там жили, это на острове Принца Эдуарда. Мне было пять лет. И мы сцепились с сестренкой: она говорила, что вырастет больше, чем я, потому что пьет чай. А чай пьют взрослые.

– Да-да, и вот примерно так со всеми. Люди аж приплясывают, когда отсюда уходят.

– Но оно не только вспять движется, – заметила Ролфа, – а и вперед тоже.

– М-м-да? – озадаченно переспросила Рут, оборачиваясь в сторону с таким видом, будто ее кто-то окликнул (судя по всему, так оно и было). – Ладно, вернемся к делу, – пробормотала она, подставив ладонь к уху и чутко во что-то вслушиваясь. У Милены появилось несколько секунд на раздумья.

Рут снова улыбалась своей неизменной улыбкой.

– А ты девушка с характером, да? Какая-то неуемная, разбросанная. Я таких, как ты, еще и не встречала. – Хмыкнув, она покачала головой. – И ты явно любишь выпить, скажу я тебе.

Милена ощутила знакомый холодок.

– Если вы ее меняете, то, прошу вас, пусть эти изменения будут как можно меньше, – попросила она шепотом.

– Менять так менять, милая. Чего ерундой заниматься.

– Она гений. Вот почему это у нее происходит.

– Прямо-таки гений? – Рут выглядела удивленной. – А я-то и не знала. Ну что, Ролфа, – склонилась она, – пойдем потихоньку? А то тут место для других пора освобождать.

Ролфа медленно кивнула. Рут помогла ей подняться.

– Сжимается, расширяется… Прямо как легкое, огромное такое, – пробормотала Ролфа.

Встав по бокам, Рут и Милена взяли ее за руки. Ролфа тронулась с места, изнеможденно пошатываясь.

Прошли по переходу-гармошке, затем по белому коридору и попали в небольшую комнату со старомодными стульями. Выходя оттуда, Рут криво улыбнулась Милене и поманила жестом в коридор, на разговор.

– Представляешь, подруга у тебя одинаково может и левой и правой рукой, – сказала она с наигранно веселым изумлением, словно готовясь прыснуть со смеху. Ручки-пампушечки у нее при этом аккуратно лежали на груди.

«О чем это она?» – не поняла Милена, проникаясь каким-то вязким, тревожным чувством.

– Ролфа, должно быть, левша, – сказала она наугад.

– Только не притворяйся, что ты не в курсе, милая, – настойчиво сказала Рут. – Мы же всё здесь видим, только никому не говорим.

– Да о чем вы?

– О твоей подруге. Она не прочь делать «динь-динь» с другими женщинами. – Рут, прикрыв себе лицо, деликатно захихикала. – Н-да, насколько все же неоднороден род людской. И мы всё это видим! Хотя немного твердости, и все встанет на свои места.

Милена как стояла, так и застыла.

– Ей… нравятся другие женщины?

– Не просто нравятся – она любит женщин, лапка моя! И тебя она тоже любит.

– Это можно как-то… остановить? – севшим голосом проговорила Милена.

Рут печально покачала головой.

– Таков закон.

Когда она удалялась, мощные ягодицы под белой юбкой шуршали при ходьбе.

Милена вернулась в комнату, где с блуждающей улыбкой сидела Ролфа, умиротворенно глядя куда-то вдаль.

– Ролфа, – обратилась к ней Милена, – я люблю тебя. Я хочу спать с тобой… В смысле, это… заниматься с тобой сексом.

Та в ответ, озарившись мечтательной улыбкой, прикрыла глаза.

– Ты на редкость вовремя это говоришь.

– Я и раньше хотела сказать, просто как-то не могла себя заставить.

Ролфу начал одолевать смех.

– Это не смешно! – страдальчески воскликнула Милена.

– Наоборот, мать его так, – просто обалдеть! Забавнее я ничего не слышала. – Ролфа взяла ладонь Милены и помотала головой. – Почему ж ты никогда об этом не заикалась?

– Не знаю. Боялась как-то. А почему ты ничего не говорила?

– Потому, что ты людское создание, и я думала, что тебя излечили). Ты же сама тогда об этом рассказывала: «Мне тогда, в десять лет, ввели все эти вирусы!»

«О боже милостивый. Как все просто».

– Да, но меня не считывали, понимаешь? – сказала Милена шепотом. – Вирусы ввели, чтобы привить образование. А считывать не считывали. Не вылечивали, никогда.

«И о том, что меня не считывали, я никогда не рассказывала: боялась, что вычислят. Ничего не говорила, потому что смертельно боялась. Хотя они, оказывается, все время знали.

У меня была Ролфа: была моей все время. И вот теперь они пытаются ее у меня отнять. Уничтожить ее прежнюю сущность».

Ролфа безудержно расхохоталась.

– Все те ночи! «Притронуться к ней? Не притронуться? Нет, ни за что – они же у них все вылеченные»! – Глядя на ладошку Милены, Ролфа бережно поглаживала ей пальцы. – Кому нужны эти вирусы, если ты от страха сама не своя? – По-прежнему улыбаясь, она поглядела на Милену. – У нас еще есть какое-то время, – сказала она со значением. – Сколько бы ни было, но мы его используем с толком.

В комнату, шурша юбкой, вкатилась Рут. Милена инстинктивно отпрянула; Ролфе пришлось подтащить ее к себе.

– Немного медку, – сказала она с порога, – и слегка подавить иммунитет. – В такт словам она поигрывала неохватными бедрами. На руках у Рут были теперь розовые перчатки. – А ну-ка высунь свой язычок. Сейчас дадим тебе карамельку.

«Бежать, – мелькнуло у Милены. – Отпихнуть сейчас эту бабищу и бежать. Но куда? Где здесь выход?»

Ролфа высунула язык, словно проказливая девчонка.

– Вот она, наша панацея. – С этими словами Рут аккуратно, двумя пальцами, положила ей что-то на язык. – Ну вот, всего делов. Часа через три начнешь недомогать. Расслабься, полежи, побольше жидкости. Теперь уже никакой выпивки. Будут какие-то осложнения – вызовешь своего почтальона, дашь мне знать, я сразу же отреагирую. – Рут, повернувшись, легонько мигнула Милене. – Это основной вирус, – скороговоркой предупредила она ее, – довольно заразный.

Милена смотрела на нее молча, пустым взглядом.

– Такой вот порядок, – подытожила Терминал по имени Рут. – Жестковат, но не такой жесткий, как когда-то, скажу я вам.

Затем она помогла Ролфе встать и повела ее на выход.

Милена пошла следом. А что еще оставалось делать?