Страницы← предыдущаяследующая →
Жан-Люк и Бертран сошли с самолета в аэропорту Хитроу. Пройдя таможню, они взяли билеты на поезд, который должен был доставить их из аэропорта на вокзал Виктория-стейшн, где у них была назначена встреча. По дороге они с удовольствием разглядывали пейзажи лондонского предместья: никаких высоких зданий, только аккуратные, словно по линеечке поставленные, домики с ухоженными палисадниками. Как же не похоже это на пригород Парижа!
Через тридцать минут они уже увидели Эмму Джонсон, ожидавшую их на платформе.
– Миссис Джонсон? Миссис Джонсон?
– Ах, Бертран! Ты совсем не изменился!
– А вы как поживаете?
– Еще держусь! – заверила старая дама, которая, несмотря на свой возраст, сумела сохранить красоту молодости и прекрасные волосы, белокурые, но уже присыпанные пеплом. Одетая в элегантный костюм из бежево-белой ткани «куриная лапка»,[18] она выглядела настоящей английской леди. Бертран и Эмма расцеловались.
– Позвольте представить вам моего друга, доктора Отерива.
– Мое почтение, мадам.
– Добро пожаловать в Объединенное Королевство, доктор. И спасибо за то, что привезли нам хорошую погоду. Возьмем такси или пройдемся пешком?
– Багаж у нас мизерный, рук не тянет, до дома миссис Джонсон десять минут ходьбы, так что сумки нам не помеха.
– В таком случае пойдем пешком.
Все вместе они повернули налево и направились в сторону Слоан-сквер.
– Осторожнее, Жан-Люк, под машину попадете! Движение здесь правостороннее. Когда переходишь улицу, надо смотреть наоборот!
– Ничего, привыкнете! А скажи-ка, Бертран, – обратилась она к инспектору, беря его под руку, – наверное, лет десять ты не был у меня? Помню, как ты приехал в первый раз: застенчивый такой, робкий. Сколько тебе тогда было, четырнадцать?
– Пятнадцать.
– Да, действительно, ты на год старше моих сыновей. Он вам говорил, доктор, что они переписываются с Биллом?
– Да, в общих словах.
– Они были неразлучны. Раз пятьдесят побывали друг у друга. Мой был без ума от Франции, а Бертран обожал Англию. Но самое смешное – они выбрали одинаковое поприще: оба стали полицейскими! Ну, еще несколько метров, и мы дома.
Дом № 15 по Саут-Итон-плейс находился в довольно уютной юго-восточной части Лондона. Спокойная улица в спальном районе, почти похожие друг на друга особняки, непорочно-белые, у входа с двумя колоннами, поддерживающими балкончики, покрытые черным лаком входные двери, к которым вели несколько широких ступенек. Другие лестницы, с красивыми коваными перилами, спускались в полуподвальные помещения.
– Вот мы и пришли.
Интерьер оказался довольно-таки причудливым, наблюдалась смесь разнородных стилей, вкусов и привычек, что объяснялось прошлым владелицы дома. Эмма, бельгийка по происхождению, – отсюда ее превосходный французский, – в одном из путешествий встретила своего будущего мужа, майора Джонсона, служившего в то время в Индии. Произошел, как говорят французы, «удар молнии», иначе – любовь с первого взгляда. От счастливого брака родилось двое детей. Однако впоследствии майор, бывший на тридцать лет старше Эммы, узнав о смертельном диагнозе, установленном врачами, – рак костей, – пустил себе пулю в лоб. Ему было девяносто лет. Своему семейству он оставил предсмертное послание: «Не печальтесь. Я счастливо прожил свою жизнь, чего и вам желаю. Да не отразится на вас моя смерть! Я очень хорошо использовал отпущенное мне судьбою время».
Эмма, всегда любившая мужчин старше ее и неприязненно относившаяся к больным, с удовлетворением восприняла такой конец и решила следовать советам своего покойного мужа. Ни в чем не нуждаясь, она воспитала своих детей в любви к жизни и привила им привычку к счастью, подобно тому, как прививают черенок; приучила их находить радости во всем, даже в самом неприятном.
Одним словом, это была весьма симпатичная женщина, энергичная, несколько экстравагантная, всегда в хорошем настроении; она без усилий и элегантно несла груз своих семидесяти лет. Склонная к эксцентричности, Эмма соответствующим образом обустроила свое жилище: сувениры, привезенные из Индии, викторианская мебель, фламандский антиквариат, унаследованный от родителей, были художественно разбросаны тут и там, стояли вперемежку, вызывающе держа себя в этом отлаженном беспорядке. На диванах и канапе небрежно лежали шкуры бенгальских тигров; на рояле разместилась коллекция слоновых бивней; везде – подсвечники, ковры, изящные безделушки. В разных местах, демонстрируя обложки, лежали плашмя раскрытые книги: «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера, «Чувство и чувствительность» Джейн Остен, «Дама с камелиями» Александра Дюма. Чтобы сесть, нужно было сначала освободить стул или кресло и положить снятое на соседнюю стопку, не нарушив ее равновесия.
– Я поселю вас внизу, в комнате близнецов. Ах, дорогой доктор, я забыла вам сказать, что у Билла есть брат-близнец – Боб. Роберт Джонсон – почти ваш коллега, он выбрал не хирургию, а психиатрию. Подростками они приводили в ярость Бертрана, выдавая себя один за другого. Они даже мне морочили голову: так они были похожи.
– А теперь?
– Да и теперь все по-прежнему! Стоит им захотеть, и вы не узнаете, кто есть кто! – подтвердил Бертран.
– Вот ключ, так что вы будете полностью независимы, приходить и уходить сможете, когда захотите. Атебе, Бертран, я не смогу дать твою бывшую комнату. Я сдала ее одной хористке из Оперы. Все не так одиноко, когда я остаюсь одна в этом большом доме. Я скоро познакомлю вас с ней, за чаем. А пока приводите себя в порядок, встретимся в гостиной в пять часов, если это вас устраивает.
Оба мужчины спустились в отведенную им комнату в полуподвальном помещении. В ней все еще чувствовалось присутствие мальчишек: на стенах висели фотографии футболистов, вымпелы, флажки, флаги были прикреплены к стенам, обитым полотном из бежевого джута. Под ногами пружинил, поглощая шум шагов, густой напольный ковер цвета ржавчины, а низкий потолок создавал ощущение, что вы находитесь в коконе. Центр комнаты занимали две одинаковые кровати с белыми льняными покрывалами. На широком бюро черного дерева в стиле конца XIX века вполне могли улечься валетом несколько человек, но сейчас на нем лежали пара ракеток, крикетное било, перчатки и мяч. Чернильные пятна, каракули на дереве свидетельствовали о том, что в свое время за этим столом делали домашние задания. В одном из углов посетителям улыбался задравший хобот слоненок в натуральную величину.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.