Книга Избранное онлайн - страница 7

Весна

Основная часть

II

 
Из солнца вылупился солнца смешной птенец.
Ну, наконец!
И молодым своим задором
Заставил петь все в мире хором.
 
 
Из неба вылупилось солнце.
Счастливый глаз.
В который раз
Оно властительно и смело
Взялось решительно за дело:
«А дай-ка, – думает оно, —
Я этот мир ополосну.
Таким чумазым все равно
Он не рискнет идти в весну».
И вот открыт весенний душ,
И мир, немного погодя,
Ложится в ванну теплых луж,
Резвясь, как малое дитя.
И вот он чистый, как трамвай,
Влетает, грохотом горя,
В такой земной весенний рай,
Где радость плещет через край,
Где все случается не зря,
Как в сказке,
В которой нет несчастных,
В сказке,
Где нет людей напрасных.
В сказке,
В которой все добрее,
В сказке,
Где люди не стареют,
В сказке,
Которой имя мы придумали —
Любовь…
Из неба вылупился солнца смешной птенец,
Зиме конец.
И я иду как на парад,
Ему черезвычайно рад.
 
 
А солнце целый день без лени
Прохожих ловит на блесну
Своих улыбок, настроений,
На откровенную весну.
А люди в принципе просты,
Им дай немного теплоты —
Они без чьей-либо указки
Клюют и ловятся как в сказке.
Весна… весна!
 

Ода себе

 
Земля полна лишь мудростью гигантов,
Таких, как я, отмеченных судьбой.
Плеядами немеркнущих талантов,
Несущих крест незримый над собой.
 
 
Мой стих глубок и так проникновенен,
В нем только суть земного бытия,
Не будь я выше, буду откровенен,
Заплакал бы над строчками и я.
 
 
Вопрос не только в силе интеллекта:
Мне равных нет, замолкни, Цицерон,
В искусстве слова – я достойный лектор,
Великолепен я со всех сторон.
 
 
И если ослепительная внешность
Иным не служит признаком ума,
То я скажу, и это не поспешность,
Я как царица Савская сама!
 
 
Мне покорилась кисть, как виртуозу,
Непревзойден я в области пера,
Мои поклонницы бросали б слезно розы
К ногам, когда б я пел в Гран-Опера.
 
 
В мой смертный час Вселенная сомкнется
В глубоком трауре, и будет мир скорбить.
Ну как, пока такое сердце бьется,
Ну как меня, друзья, не полюбить?
 

Есенину

 
Физиономия, как у детки,
Глуповата чуть-чуть и робка,
И взирает на нас с этикетки,
Что со спичечного коробка.
 
 
Мне б без всякой фальшивой дрожи,
Тихо эдак, спросить, не кричать:
Что, за этим ты жил, Сережа,
Чтобы спички тобой венчать?
 
 
Чтоб брелки, от печати плоски,
Продавали, как лик святой,
Чтобы в каждом табачном киоске,
Бесшабашный и молодой,
 
 
Ты взамен запрещенной рекламы
Украшал своей трубкой брошь,
По которой страдают дамы,
Унимая блаженную дрожь?
 
 
Чтобы голосом раскаленным
И набухшим чуть-чуть в вине
Кто ни попадя пел о кленах
И о матери в шушуне?
 
 
И вдруг на́ тебе: с этикетки
Ты кокетливо клонишь глаз,
Мол, желаете ль сигаретки?
Я специально припас для Вас…
 
 
Ты прости, эти брошки, песни…
Я не дал бы за них и гроша,
Это очень нечестно, если
Продается твоя душа.
 
 
Эх, махнуть бы с плеча по роже
Тем, кто выдумал эту брошь!
И я знаю, что ты, Сережа,
И простишь меня, и поймешь.
 

«А я не вспоминаю этот май…»

 
А я не вспоминаю этот май,
Его последних слез, последних встреч его.
И ты его, мой друг, не вспоминай,
Пусть и тебе в нем вспомнить будет нечего…
 
 
Пустая и нечестная игра
Окончилась, как майская симфония.
Мы разошлись из зала кто куда,
Но долго, долго жил на этом фоне я.
 
 
И, жадно вспоминая каждый звук,
Не мог спастись я от виденья странного:
Твое лицо в изломе тонких рук,
Как будто в рамке, возникало заново.
 
 
А музыка, она звучит во мне,
Другая, непохожая на прежнюю.
Да, пусть горит тот самый май в огне,
Со всей его возвышенностью вешнею.
 
 
А я не вспоминаю этот май,
Его последних слез, последних встреч его,
А ты, мой друг, как хочешь, понимай,
Пусть и тебе в нем будет вспомнить нечего.
 

Крокодильи слезы

 
Прошел и праздник, радость утекла.
Держась за раму (и не без опаски!),
Уборщица смывает со стекла
Веселые и праздничные краски.
 
 
Какой-нибудь зеленый крокодил
И Дядя Степа в вытертой фуражке.
Конечно, Карлсон толст и очень мил,
Под стать родному чуду – Чебурашке.
 
 
А тряпка мокрая летит вперед-назад,
Ворчит уборщица, купая тряпку в тазе…
Ну что за люди, прям, как детский сад,
Намазали, навешали, а грязи!..
 
 
Ругая всех, кто дюже наследил,
(Намазали, пускай и смыли б сами),
Она не видела, что страшный крокодил
Заплакал настоящими слезами.
 
 
Пускай его в одно мгновенье смыли,
И что с того, что он ненастоящий,
Вы знаете, что в жизни крокодильей
Вчерашний день, вчерашний праздник значит?
 
 
Вот и она, наверное, не знала,
Когда сурово, без особой ласки,
Она, кряхтя, ругалась и смывала
Со стекол эти праздничные краски.
 
 
А я б оставил, пусть бы он пожил,
Глядел на нас печальными глазами.
Ведь просто жуть – ненастоящий крокодил,
А плачет настоящими слезами.
 

Окраина Москвы

 
Где я живу – окраина Москвы,
Но только здесь на «ты» бывают с миром,
Когда по веткам радостным пунктиром
Струится зелень будущей листвы.
 
 
Когда плывут надменно и высоко
Пушистые, как лето, облака.
Пока трава не вылезла. Пока
Березы плачут капельками сока.
Здесь людям восхищаться суждено
Великим обновлением природы.
И я из той счастливейшей породы,
Которые с природой заодно.
 
 
Я так решил. Не знаю я, как вы,
А я люблю, когда капель за ворот,
Я рад, что здесь деревня, а не город,
Я рад, что здесь – окраина Москвы.