Книга Психомех онлайн - страница 5

Глава 4

—День Второй, Ричард, – произнес Шредер после позднего завтрака. – Солнце поднялось уже высоко, а мы еще не начали. Что, поздно лег и много выпил?

– Пожалуй, – согласился Гаррисон, чувствуя внутреннее опустошение.

Пища была вкусная и обильная, и он знал, что силы скоро восстановятся. Он думал о прошлой ночи и о Вики и жалел о тех трех с половиной часах, которые они проспали (умерли?) в объятьях друг друга, перед тем как он вернулся в свою комнату.

И ушел он вовремя, потому что через полчаса его разбудили снова. Теперь это была “няня”, сварливая старая фройлен (фрау?), явно привыкшая повелевать. Интересно, что бы она подумала, если бы вошла в комнату часом раньше, или, что еще хуже, вошла в комнату Вики?

– Э... – (он не хотел показывать свою заинтересованность, но... ) – а где, кстати, Вики?

– Вики? Она встала, позавтракала, поплавала в бассейне и вернулась обратно в постель. У нее не такое плотное расписание, как у тебя. К тому же, сегодня утром она выглядела очень усталой. Но не беспокойся, у нас будет поздний ленч, и тогда ты сможешь поговорить с ней, – сказал Шредер.

Она, должно быть, встала сразу после того, как он ушел. Но не ошибся ли он, услышав в голосе Шредера странные задорные нотки. Гаррисон не мог решить окончательно.

– Ты готов? – продолжил Шредер. – Ты, наверно, тоже спал не очень хорошо? Ты тоже выглядишь усталым.

– Готов? – переспросил Гаррисон. – Шестое здание, большой секрет, будущее? уж я-то не уйду спать, обещаю.

– Сначала в библиотеку, – сказал Шредер, – я хочу показать тебе кое-какие книги и задать несколько вопросов.

Гаррисон вдруг почувствовал напряжение.

– А это не будет так же больно, как вчера?

– О, нет, – Шредер покачал головой. – Если я прав, ты даже найдешь все это очень интересным.

Они допили кофе, и Гаррисон отвез Шредера к зданию библиотеки. Там Шредер открыл электронным ключом дверь, сделанную из бронированного стекла.

Затем Гаррисон направил кресло к книжным полкам, рядами выстроившимся вдоль стен. Найдя книги, – сотни, тысячи книг, – он позволил руками пробежаться по их корешкам.

– Эти полки всего лишь два метра высотой, – сказал Шредер. – Ненавижу высокие полки, до которых можно дотянуться только с помощью стула! Но они занимают все четыре большие комнаты на обоих этажах. Здесь более трехсот десяти тысяч книг. Твердые переплеты, мягкие переплеты, журналы, периодика, первые издания, редкие коллекционные экземпляры, бульварные издания. Да, но у них у всех есть одно общее. Можно сказать, единая тема.

– Да что вы? – Гаррисон выразил вежливое любопытство.

– Таинственное, необъяснимое, сверхъестественное, странное, тайные знания...

– Колдовство? Я никогда особо не интересовался...

– На полке, которой ты сейчас касаешься, – перебил Шредер, – стоят книги по сверхъестественному. Около двухсот томов. Справа от тебя – пятьдесят томов по одержимости, слева – тридцать – по алхимии. Здесь у нас астрономия, а дальше по правой стороне – астрология. По астрологии есть еще много книг.

Теперь Шредер стоял. Он взял Гаррисона за локоть и подвел его к стеллажу, стоящему в стороне. Маленький столик около него был завален книгами.

– Как бы то ни было, это моя любимая тема, видишь, у меня здесь есть даже стол, где я могу сидеть и читать, не поднимаясь в обсерваторию.

Гаррисон почувствовал странный холодок. Как будто холодным ветерком подуло от его хозяина, ветерком, похожим на тот, что он почувствовал в саду, когда они искали грибы. Возможно, что-то произошло с голосом Шредера – он наполнился новой (сдерживаемой?) энергией.; Но сдерживаемый или нет этот холодок сказал Гаррисону: что бы Шредер ни говорил или ни делал, следующие несколько минут он будет абсолютно серьезен.

– Ты помнить, что ты ответил вчера вечером, когда я сказал, что мне осталось жить мало времени? – спросил Шредер. – Ты сказал, что...

– Вы будете жить вечно, – закончил за него Гаррисон. Когда он говорил, перед его внутренним взором возникло какое-то слово, оформилось и независимо от его желания сорвалось с губ. – Реинкарнация.

Шредер тяжело задышал, а Гаррисон только улыбнулся. Он всегда быстро соображал. Через мгновение промышленник снова взял его за локоть.

– Сядь, – он пододвинул Гаррисону стул. Они сели около стола, и Гаррисон услышал, как Шредер листает страницы книги.

– Реинкарнация, да. Метаморфоза. Ты веришь?

Гаррисон пожал плечами.

– Наверное, я мало думал об этом.

– Люди думают об этом с тех пор, как самые первые из них научились думать, – произнес Шредер. – И именно поэтому я есть и буду продолжать существовать! У меня более двухсот сорока работ по этому вопросу на всех языках, а их существует еще больше, тех, которых я не удостоил моей коллекции. И я скажу тебе кое-что. Чем старше человек становится, тем он больше об этом думает. Это – как вера в Бога, Чем ближе ты к смерти, тем чаще склонен верить.

– И вы действительно верите, – произнес Гаррисон тоном, констатирующим факт.

– Да, верю. Ричард, у меня есть сын. Благодаря тебе он все еще живет. Он здоров, он будет красивым, умным. У него будет все. Если бы у меня в запасе было двадцать лет, или даже десять, может быть, я смог бы найти путь вернуться – переселиться в тело своего сына.

У Гаррисона возникло желание рассмеяться, но он ничего подобного не сделал, а просто сидел неподвижно. Он все еще чувствовал тот холодок, то напряжение в голосе Шредера, его руки покрылись гусиной кожей. Нет, это было неподходящее для смеха время. Этот человек был совершенно серьезен.

– Вернуться в тело вашего сына? – наконец сказал Гаррисон. – Захватить его разум, вы хотите сказать? Вернуться как Томас Шредер?

Он почувствовал отрицание Шредера, почувствовал, как тот затряс головой.

– Нет, нет. Это невозможно. – (И снова – с видом абсолютной искренности и убежденности). – Это больше было бы похоже на партнерство. Я был бы Генрихом, а Генрих – мной. И мы продолжали бы жить вместе. Но.., у меня нет десяти лет. У меня нет даже десяти месяцев. Генрих маленький ребенок, почти младенец. Он ничего не знает. Вернуться в него, если это вообще возможно, было бы равносильно тому, что потерять себя. Я бы ничего не знал! Ты понимаешь?

– В его неискушенном мозгу, вы, более опытный, разлились бы, растянулись бы, вас осталась бы только малая толика. Даже не зная этого, он изгнал бы вас. Ваша личность исчезла бы навсегда.

– Точно! Твоя хватка удивительна. Теперь холодок усилился. Гаррисон понял, что Шредер наклонился ближе и почувствовал его горячее неприятное дыхание. Он вдруг испугался того, что Шредер мог сказать в следующую минуту. Но того, что произошло дальше, он никак не ожидал.

– Ричард, а как же сны?

– Сны? Какие сны?

– Разве ты не видишь сны, когда спишь?

– Ну, конечно, вижу, как и все, но недавно... – он замер на полуслове, мурашки побежали у него по спине. Судорожно глотнув воздуха, он представил себе наводящее страх лицо промышленника, каким он видел его у дверей “Европы” в Белфасте. И вдруг оно полностью совпало с другим липом, которое, как он думал, навсегда осталось в царстве ночного кошмара.

Лицо в небе – лицо человека-Бога – лысая голова с куполообразным, лбом, огромные глаза за толстыми линзами.

Гаррисон затряс головой, но бесполезно. Все больше деталей всплывало из того старого сна исключительно из-за вопроса Шредера, вспыхивая перед его внутренним взором, как кадры из какого-то старого фильма.

Светловолосый, коротко стриженый человек стоит около серебристого “мерседеса” на вершине какого-то невозможно крутого утеса...

Все закрутилось в мозгу Гаррисона.

– Ричард, с тобой все в порядке? Голос Шредера, полный участия, казалось, доносился издалека, за миллионы миль отсюда. Он вытащил Гаррисона обратно в реальность. Но, хотя остаток его сна оставался в тумане, те два образа остались в его памяти резкими, нестерпимо яркими. Лицо человека-Бога в небе – лило Шредера, а стриженым человеком с “мерседесом” мог быть только Вилли Кених. Эти образы и еще один: горящий, завернутый, в коричневую бумагу сверток, кубик связанной энергии и слишком яркие опаляющие, ослепляющие свет и жар.

Пальцы Шредера вонзились в его запястье.

– Ричард!

– Я.., в порядке. Вы что-то пробудили во мне. Что-то пугающее, забытое, что я вспомнил только сейчас.

– Что? – Шредер не отпускал его руку. – Что я пробудил в тебе?

– Память. Я вспомнил сон. Сон, который прежде часто повторялся. По крайней мере, его отдельные фрагменты. В этом сне я видел вас и Вилли Кениха.

– Да? А когда это случилось? Тогда, когда ты узнал, что приедешь ко мне?

– Нет, задолго до этого. Со мной что-то происходило в течение примерно трех недель. Повторяющийся кошмар, который возвращался все снова и снова. Предостережение. В нем были вы, Кених и бомба!

– Бомба? – голос Шредера стал тихим до шепота.

Гаррисон кивнул.

– Последний раз, когда я видел этот сон, – в ночь перед “Европой”!

– В ночь перед “Евро...” – повторил немец, его слова ослабли до выдоха.

Первый раз в жизни Ричард Гаррисон порадовался, что он слепой. Порадовался по крайней мере тому, что не мог видеть лица Шредера. Но тем не менее, он его чувствовал. Взгляд удивления, медленно переходящий в...

Во что? Недоверие? Надежду?

... Или триумф?

* * *

– Гипнотизер? Вы серьезно? – Гаррисон еще не знал, что этот вопрос был недостоин его хозяина. Если Шредер сказал, что он сделает что-то, значит, он сделает это.

– С твоего позволения, да.

– Но зачем? Я не понимаю.

Теперь они находились в обсерватории, в библиотеке Шредера. Они сидели за большим круглым столом в лучах солнца, падающих через закругленные окна. Поверхность стола была металлической, гладкой и прохладной. Шредер поднялся наверх в только недавно пущенном в ход крошечном лифте, установленном специально для его кресла-каталки. Гаррисон поднялся по лестнице.

– Мне хотелось бы узнать те отрывки сна, которые ты можешь вспомнить. Хороший гипнотизер, возможно, смог бы вытащить их из тебя. Я знаком с некоторыми из лучших.

– Но неужели это так важно? Я хочу сказать, что не могу даже вспомнить теперь, было ли это все на самом деле. Вы понимаете, что я имею в виду? Я могу что-нибудь напутать. Он мог мне присниться после взрыва, когда я был в госпитале.

– Я так не думаю, – ответил Шредер. – Несколько минут назад ты был совершенно уверен. Нет, я бы предпочел верить, что это был знак. У тебя есть способности, Ричард.

– Да, ну? Откуда вы можете это знать?

– Из наблюдений, – ответил Шредер. – Например, твои инстинктивные реакции. Иногда ты как бы предчувствуешь событие, прежде чем оно произойдет. Возьми хотя бы нападение Гюнтера на нас в лесу. Ты чувствовал, слышал, знал, что он был там, даже прежде, чем я заподозрил это. А ведь я вижу очень хорошо. И я знал, что в лесу были люди.

– Ну, это общепризнанный факт, что если теряешь какой-нибудь орган чувств, то оставшиеся четыре обостряются, пытаясь компенсировать потерю.

– Со временем, да, – согласился Шредер. – Но твои четыре выжившие после катастрофы чувства не имели достаточно времени, чтобы развиться до такой степени, а раз развились, значит ты еще более необычен, чем я предполагал.

– Так что насчет сна, который так сильно интересует вас?

– Что? Могу ли я верить своим ушам? Как я мог быть частью того сна прежде, чем ты встретил меня!

Гаррисон нахмурился, из глубин его сознания, казалось, поднимались глубокие тени.

– Теперь я могу больше вспомнить.

– Тогда продолжай, – сказал Шредер. – Продолжай, пожалуйста.

– Там была девушка с огромными глазами и блестящими черными волосами.

– В самом деле? У нее было имя?

– Не могу вспомнить, – покачал головой Гаррисон. – Но... Я никогда не видел ее лица. Все, что я знал о ней, я знал прикосновением, иногда слышал что-то от нее, думаю, я знал ее тело, но не уверен.

– А был в этом сне еще кто-нибудь, кого ты никогда не видел?

– Да, мужчина, – Гаррисон попытался сосредоточиться, – Человек в замке. Никакого описания, но...

– Да?

– Кажется, он был высокий, худощавый и.., лжец. Обманщик!

Шредер нахмурился и слегка отпустил запястье Гаррисона.

– Что-нибудь еще о нем?

– Только то, что я не мог добраться до него. Я пытался попасть к нему, но что-то сдерживало меня.

– А какую роль я играл в твоем сне?

– Не знаю. Лицо в небе. Ваше лицо. Я думал о вас, как о человеке-Боге.

Шредер снова сжал его руку.

– А Вилли?

– Друг. Он.., показал мне дорогу. Это трудно объяснить. Он стоял на высокой скале, указывая путь, около него – ваш “мерседес”.

– “Мерседес”, да, – кивнул Шредер. – Мой символ. Здесь, в Германии, у меня их несколько. Все они серебристого цвета. И за границей я всегда нанимаю такой же. Что еще?

– Может... Машина?

– Машина? Кажется, ты не совсем уверен. И я почувствовал, что ты произнес это слова с заглавной “М”.

– Да, так и есть, вы правы.

– И что это была за машина?

– Я не совсем уверен насчет нее. Я не знаю, что это была за Машина. Но, кажется, я ехал верхом на ней.

В бессилии Шредер затряс головой. Гаррисон почувствовал, что тот хочет знать еще больше.

– Там трудно было разобрать детали, – сказал он немцу.

– Снова ты предвосхищаешь меня, – быстро заметил Шредер. – Твое восприятие почти телепатическое. Но, пожалуйста, продолжай. Что еще ты помнишь из этого сна?

– Еще только одно, – сказал ему Гаррисон, – собаку, черную суку.

Шредер резко задышал и от возбуждения вскочил на ноги.

– Собаку? Черную собаку? Суку? Господи! – он ударил кулаком в ладонь другой руки, затем заворчал и споткнулся, схватившись за край стола для поддержки. В следующее мгновение он покачнулся, прежде чем упасть на сидение. Его дыхание стало прерывистым от боли.

– Полегче, – сказал ему Гаррисон. – Господи! Нельзя же гробить себя из-за какого-то чертова сна.

Шредер фыркнул, а затем резко рассмеялся.

– Чертова сна? Мой Бог – чертов сон! Ричард, чем больше я тебя узнаю, тем больше убеждаюсь, что ты.., что ты...

– Что я?

– Послушай, – сказал Шредер. – Это был не обычный сон, Ричард. Это было предвидение первого порядка. Но мне кое-что неясно. Если ты на самом деле видел эту бомбу в своем сне...

– ..видел ее. Она взорвалась!

– ..тогда почему ты вошел со мной в “Европу”?

– Этот сон никогда не был достаточно четким. Мне никогда не удавалось привязать его к действительности. Да и почему я должен был это делать? Я видел этот сон в течение трех недель. В Северной Ирландии много парней видят во сне бомбы. И это ни с чем не связано. По крайней мере до тех пор, пока я, сидя на полу там, в вашей комнате отеля, не увидел саму бомбу, и понял, что сейчас произойдет. Но, вероятно, бомба отбросила все куда-то в мое подсознание. Господи, только сейчас это снова всплыло на поверхность, но даже теперь я не уверен до конца.

– Ты разрешишь мне пригласить гипнотизера? Уверяю, это будет профессионал.

– Если это доставит вам удовольствие. Но я все равно до сих пор не понимаю, к чему все это.

– Очень хорошо, я попытаюсь объяснить, но чуть позже. Сначала пойдем со мной.

Шредер встал и подвел своего собеседника к дальнему краю стола, который по существу образовывал платформу большого отражающего телескопа. Он поместил руки Гаррисона на цилиндрическое тело инструмента и позволил его пальцам определить очертания прибора.

– Телескоп, – сказал Гаррисон. – Для...астрологии!

– И астрономии тоже, – ответил Шредер, – но в основном, да, для астрологии. Это древняя и довольно точная наука. Моего личного астролога зовут Адам Шенк. Он претендует на то, что происходит от Блистательного Порты. Порта изобрел фотографию, написал часто не правильно цитируемую “De Furtivis Literarum Norils” и несколько томов по астрологии, геометрии, астральному проецированию и силе человеческой мысли. Он также написал памфлет на реинкарнацию, очень редкая копия которого есть у меня в библиотеке. Я полагаю, что заявление Шенка гениально, потому что он, похоже, сохранил и расширил многие аспекты деятельности Порта.

Шенк приезжал ко мне сюда три недели назад. Он работал, ел, спал, занимался и делал выводы здесь, за этим самым столом, почти в полном одиночестве. Часть из того, что он рассказывал, навела меня на мысль связаться с тобой и привезти тебя сюда. К тому времени я уже решил обеспечить тебя – выплатить свой долг, но после того, что рассказал мне Шенк... – Гаррисон ощутил, как Шредер обреченно пожал плечами. – Теперь это получило дальнейшее развитие.

– На самом деле, – сказал Гаррисон, – я отчасти знаю, что связан с вами. Не знаю как и почему, но чувствую эту связь. Это очень расстраивает меня. Недостаток информации может быть хуже, чем слепота. Все связано в один огромный узел. И мне надо распутать его. Где все это началось?

– Для меня это началось в гитлеровской Германии, – начал свой рассказ Шредер. – У фюрера в чести были те, кто пользовался черной магией, темными силами. И они действительно пользовались. Они задавали ему вопросы, а он обращался за ответами к черным силам. Он верил в метафизическую силу разума. И, поверь мне, он несомненно обладал такой силой или, если ты сомневаешься, послушай его речи. Это были не просто громкие слова, Ричард.

– Может быть, он просто хватался за соломинку, как мы, – сказал Гаррисон. – Я имею в виду его военные усилия.

– Я не знаю. Конечно, он был сумасшедшим. Но если это могло помочь ему править миром, тогда он должен был попробовать. Но все же, он занимался этим поверхностно. Однако в его окружении были... Одно время я был очень дружен с одним из них. Даже несмотря на то, что я всегда считал его человеком с причудами. Определенные эксперименты, в некоторых из них я сам принимал участие, помогли мне убедиться, что потусторонний мир существует более реально, чем это может объяснить официальная наука. Возможно, по мне и незаметно, но у меня очень сильно развита интуиция.

– Я заметил, – ответил Гаррисон с кривой усмешкой, – вы часто действуете интуитивно, как и я.

– Но я также и восприимчив. Кстати, мои предчувствия чаще срабатывают, чем подводят меня. Надеюсь, что скоро мне удастся доказать, что ты – тоже сосуд.

– Сосуд?

– Приемник для неких сил, которые мы обобщенно называем экстрасенсорными.

– Продолжайте дальше, – помолчав, сказал Гаррисон.

– Ну, а в конце войны, после крушения я заинтересовался, скажем так, тайными науками. Я никогда не афишировал этот интерес. То, что я узнал, было выгодным. Понимаешь, в бизнесе я тоже действую интуитивно. К одна тысяча девятьсот пятьдесят второму году я был миллионером, а к пятьдесят седьмому – мультимиллионером. Сейчас..? Скажу в двух словах: я очень, очень богат.

Однако я не хочу утомлять тебя всей этой историей, – она займет слишком много времени. Просто верь мне, когда я говорю тебе, что до тонкостей изучил некоторые тайные науки. Конечно, я в них не мастер, нет, потому что я начал слишком поздно, но я постоянно общаюсь с мастерами.

Адам Шенк один из них. Он настоящий астролог, великий сновидец и толкователь снов. Короче говоря, он один из столпов экстрасенсорики, а что касается того, почему он пришел ко мне, то он сказал, что я нужен ему, что влияние космоса на мою жизнь приходит в фокус. И что точка Духа лежит в каком-то постороннем человеке, иностранце, которому я должен вернуть большой долг.

– То есть во мне, – сказал Гаррисон.

– А в ком же еще? Поэтому Шенк пришел, составил мой гороскоп, моих ближайших друзей и твой...

– Мой? – Гаррисон почувствовал легкое раздражение.

– Да, это было необходимо. Если эта мысль тебя обижает, тогда извини. Но к тому времени я уже собрал вместе так много твоих, скажем так, “черточек”, что это было нетрудное задание. И так как ты был явно определен моим собственным гороскопом, я потребовал, чтобы он сделал и твой.

Раздражение Гаррисона прошло, теперь разговор развлекал его. Внезапно все происходящее показалось ему забавным и смехотворным.

– Я слушаю, – сказал он, – и пытаюсь не потерять нить рассуждений, но...

– Тише! – резко оборвал его Шредер. – Нить рассуждений, говоришь? Да уж, лучше тебе не терять эту нить. Мы сейчас говорим о твоем будущем. А может быть, и о моем будущем... – И снова странный холодок обдал Гаррисона из ниоткуда.

– Прогнозы Шенка, – продолжил Шредер, – все еще здесь, на этом самом столе. – Послышался шорох бумаг. – Вот твой. Подержи его, пока я буду читать. Если ты не веришь мне, возьми его к Вилли и попроси прочесть.

Полоска картона дюйма три шириной и девять длиной, тяжелая, как приказ о смертной казни, легла в руку Гаррисона. Он протянул ее на голос Шредера.

– Ладно, – сказал он, – что там? Шредер собрался с духом.

– Всего лишь набор слов. Некоторые связаны между собой, некоторые – сами по себе, написаны чернилами в столбик с левой стороны полоски. С правой – находится шкала времени. Готов ли ты, Ричард Гаррисон?

– Что, все так плохо?

– Все.., замечательно. Гаррисон кивнул.

– Посмотрим, найду ли я это замечательным, – произнес он.

– “Ричард Гаррисон”, – начал Шредер. – “Темнота. Шкала времени: сейчас”.

"Предверие ада. Шкала времени: через шесть месяцев”.

"«ВК» и Черная Собака, "С" ? Шкала времени: к трем годам”.

"Девушка "Т". Шкала времени: через восемь лет”.

«„РГ“ – „ГШ“...»

«Свет!»

Гаррисон похолодел, по его телу снова побежали мурашки. Он вздрогнул.

– Вы что-нибудь понимаете? – с дрожью в голосе спросил он.

Шредер видел его состояние, но тем не менее вернул ему вопрос обратно.

– А как бы ты прочитал это?

– Мумбо-юмбо!

– Не правильно! У этого есть смысл. Ты сейчас слепой и шесть месяцев ты будешь жить без смысла, как бы в преддверии ада. Затем произойдет судьбоносная перемена. Ее свершат “ВК” и Черная собака, “С”. Через три года ты встретишь девушку, “Т”, с которой твоя связь должна продолжаться в течение четырех лет до...

– До Машины, – произнес Гаррисон.

– Да.

– А “ВК” ? А “РГ” – “ТШ” ? – Гаррисон знал ответы, но хотел услышать их от Шредера.

– Вилли Кених, Ричард Гаррисон, Томас Шредер, – ответил тот.

– А свет? – голос Гаррисона был очень тихим.

– Если темнота означает слепоту, то свет может значить только зрение.

– Через восемь лет я снова буду видеть?

– Похоже, что так.

– Но как?

– Новые хирургические технологии, почему бы и нет?

– То есть мне сейчас кинута соломинка. Очень странное ощущение.

– Я знаю, – ответил Шредер. – О, я так хорошо знаю это! Но ухватись за нее, Ричард, и цепляйся за драгоценную жизнь. Верь мне, ты не одинок.

* * *

– А чьи еще гороскопы у вас есть? – спросил Гаррисон после нескольких минут молчания.

– Вилли Кениха, – ответил Шредер. – Моего сына, Генриха. Моей жены, мой собственный и Вик... – от попытался оборвать последнее слово, но было уже поздно.

– Вики? И что там у Вики?

– Ничего! – Шредер попытался уйти от ответа. – Она просто была здесь, когда приехал Шенк, вот и все. Ее гороскоп никак не связан с тобой. Никакой связи.

– Никакой связи? Между Вики и мной? Да нет же, должна быть. Прочитайте мне его, пожалуйста.

– Но, Ричард, я...

– Вы ничего не знаете об этой связи, – сказал Гаррисон, даже не представляя, что, на самом деле, Шредер знал о ней все. – Пожалуйста...

Шредер вздохнул.

– “Вики Малер”, – начал он и, сразу же остановился.

– Пожалуйста! – взмолился Гаррисон.

– Ну, как хочешь. – Теперь голос немца был больше похож на карканье. – “Вики Малер, темнота. Шкала времени: сейчас”.

– “Смерть. Шкала времени: через год!"

– Нет! – закричал Гаррисон. Он потянулся вперед и выхватил картонку из пальцев Шредера, действуя инстинктивно, но абсолютно точно. Скомкав картонку, он бросил ее на платформу телескопа. Шредер схватил его за трясущийся сжатый кулак.

– Ричард, Шенк мог и ошибиться. Такое тоже случается. Он всего лишь человек. И он будет готов допустить, что мог ошибаться. – Он помолчал. – Но не.., часто.

Лицо Гаррисона исказилось, зубы сжались.

– Вики должна умереть? Как? Почему?

– Вики приехала сюда из санатория Зиберта, где он проверял ее глаза. Зауль надеялся, что, возможно, есть шанс хотя бы частично вернуть ей зрение. Пока она была там, он обнаружил болезнь. Очень редкую. Он знает, что именно из-за нее Вики ослепла и что это заболевание прогрессирует. Один из видов рака. Сейчас как раз переломный момент. Насколько он переломный, покажут результаты анализов, которые будут готовы послезавтра.

– А Вики знает об этом?

– О, да. О болезни, но не о гороскопе.

– И что эти анализы покажут вам?

– Сколько времени ей осталось.

– И никакого лечения?

– Об этом даже нет и речи.

– Вы сказали мне, что этот гороскоп может ошибаться.

– Я.., солгал.

– Этот Шенк, должно быть, мошенник! – взорвался Гаррисон. – Он наверняка знал, что она была в санатории. Должно быть, узнал почему. Он связался с Зибертом. Он жулик. Если она должна умереть... – он почти задохнулся на этом слове, – ., она должна умереть. И зачем этот таинственный ублюдок вытащил такое на свет?

– Нет, нет, Ричард, – Шредер попытался успокоить его. – Адам – хороший друг. Я знаю его более двадцати лет. Он очень честный человек.

Гаррисон схватил смятую картонку и свой гороскоп и засунул их в карман.

– Я попрошу Кениха прочитать их мне.

– Неркели ты думаешь, что я буду врать тебе в таких вопросах? – вздохнул Шредер.

– Допустим, что я не хочу верить вам. Но я верю. И я слеп! У Вилли хорошие глаза. Подтверждение уничтожит мои сомнения.

Гаррисон почувствовал, что Шредер кивнул.

– Очень хорошо. Я понимаю, каково тебе сейчас.

– А что там с вашим гороскопом? – спросил Гаррисон, – и Вилли?

– Вот мой, – Шредер вручил ему карточку. – Там все просто: “Томас. Смерть. Шкала времени: через шесть месяцев”.

Гаррисон схватил Шредера за руку.

– Господи! Этот Шенк – кровавый убийца. Нет, – колдун. Разве вы не видите, что он колдун? Он сказал вам, что вы скоро умрете, и вы, доверяя ему, просто настраиваете себя на смерть!

– Нет, – ответил Шредер, на фоне страсти Гаррисона его голос звучал тихо. – Я знал об этом раньше, чем Адам сказал мне, даже раньше, чем об этом сказали мне мои доктора. Они только подтвердили то, что я сам чувствовал внутри. Мои кишки сдают.

– Но всему этому нет никаких доказательств, – Гаррисон безумно помотал головой. – Ничего из этого не должно произойти. Это всего лишь гороскопы, и все. Да к тому же еще и отвратительно составленные! Я все еще думаю, что этот Шенк – шарлатан.

– А мои доктора? А Зауль Зиберт? – Шредер покачал головой. – Нет, время покажет тебе, как ты ошибаешься. – И снова Гаррисон почувствовал неестественный холодок.

– А что там насчет Вилли Кениха? – спросил он. – Он тоже будет принесен в жертву этой сверхъестественной чепухе?

– Нет, с будущим Вилли все в порядке. В ею гороскопе говорится: “В. Кених. Шкала времени: шесть месяцев”, а дальше только одна единственная запись. Просто твое имя: “Ричард Гаррисон”.

Гаррисон опять затряс головой.

– Видите? Никакого смысла.

– Но почему тогда это так беспокоит и злит тебя?

– Я.., я не знаю. Послушайте, давайте играть начистоту?

– Очень хорошо, – сказал Шредер, – скажи мне, только честно, что ты думаешь обо всем этом.

Гаррисон кивнул и облизнул пересохшие губы.

– Вы верите, что по прошествии шести месяцев вы умрете?

– Я знаю это.

– И что где-то через восемь лет вы возродитесь, переселитесь.., в меня?

– Это возможно, но не без твоей помощи. По крайней мере, не без твоего разрешения.

– Каким образом?

– Сначала ты должен принять главное. А затем, когда я приду к тебе, ты должен принят; – меня.

– Два разума в одном теле?

– Я уже говорил тебе, что это не совсем так Скорее, объединение разумов. Мы не будем осознавать, что нас там двое. Я буду тобой, а ты – мной.

Гаррисон, нахмурившись, покачал головой.

– Бесполезно. Я, наверное, не понимаю, что такое реинкарнация.

– Странно, – сказал Шредер. – Такой умный человек, как ты... Да спроси любую амебу...

– Амебу? Еще загадки?

– Послушай, – сказал Шредер, – что такое амеба если не классический случай продолжительной реинкарнации? Мы могли бы принять за факт, что любая амеба, которую мы видим в микроскоп, является оригинальной первичной амебой из доисторических океанов. Карнокинез не только подтверждает преемственность видов, но и их оригинальную тождественность.

– Но мы не одноклеточные организмы, – заметил Гаррисон.

– Я знаю о нескольких своих предыдущих жизнях. – Шредер проигнорировал его замечание. – Их открыли при помощи гипноза. Если бы ты тоже, под гипнозом, “вспомнил” прошлые жизни, это было бы еще одним примером нашей совместимости.

– Но вы все еще не предъявили мне никаких доказательств.

– Доказательства предъявит время. Но, пожалуй, есть еще кое-что, что поможет мне убедить тебя.

– И что же это?

– Ты упомянул собаку из своего сна. Черную суку. И ты знаешь, как я отреагировал, когда ты сказал мне об этом.

– Да. Ну и что?

– Сейчас ты слышал о Черной собаке, “С”, упомянутой в гороскопе Шенка.

– Совпадение, – пожал плечами Гаррисон.

– За день до того, как Шенк приехал сюда, я получил письмо от одного человека из Миндена. Его имя Ганс Хольцер. Мы с Гансом давно знаем друг друга. Раньше он был психиатром, работал с контуженными на войне людьми. Он и сейчас психиатр, но только работает с собаками. Доберманами. Черными суками. Он тренирует их для слепых людей. Это самые лучшие, самые дорогие и самые необычные собаки-поводыри во всем мире. Я написал ему, что хотел бы приобрести для тебя такую собаку. И это было до Шенка, до того как я узнал о собаке из твоего сна. Подожди...

Он встал, подошел к телефону, набрал номер.

– Мина, мне требуется первое письмо к Хольцеру, написанное три недели назад. Да, мои собственные распоряжения о собаке для Ричарда Гаррисона. Пожалуйста, пусть кто-нибудь принесет его мне к двери библиотеки. Спасибо... – он положил трубку и повернулся к Гаррисону.

– Ты можешь взять и это письмо, чтобы Вилли прочитал его тебе.

– Хорошо, – сказал Гаррисон. – Допустим, я верю вам. Может быть, я схожу с ума, но как бы то ни было, я вам верю. Однако скажите, почему вы так уверены, что я приму эту собаку-поводыря?

Он почувствовал, что Шредер улыбнулся.

– Но ведь это очевидно, что возьмешь! Вера немца в тайный порядок вещей начинала раздражать Гаррисона. Внезапно он почувствовал, что с него довольно этой библиотеки и обсерватории. Он встал.

– Мы закончили?

– Да, закончили. Закончили на сегодняшнее утро. Слушай, солнце сегодня такое теплое, почему бы нам не поплавать, а? Вики тоже собиралась. Она любит воду. Ленч будет позднее, а в полдень...

– Другое здание?

– Да. Там ты узнаешь, что все это действительно существует, а не просто вереница совпадений. И, между прочим, когда я расспрашивал о твоем сне, это тоже не было совпадением.

– Я ни на минуту не сомневался в этом.

– С тех пор, как взорвалась бомба, во время моего долгого, хотя и бесплодного, несмотря на все затраченные усилия, выздоровления, я тоже видел сон. Это был всегда один и тот же сон: свет, сияющий в темноте. А когда я приближался к этому свету, я обнаруживал, что это зеркало.

– Зеркало?

– Самое настоящее, Ричард. Полированное стекло. И когда я заглядывал в него, там было не мое лицо, – я видел твое лицо! И ты, Ричард, не был слеп, потому что ты видел меня, и ты улыбался, – Шредер вдруг вздрогнул, – хотя и очень странной улыбкой...