Книга Божественная Зефирина онлайн

ПРОЛОГ
НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ

На широкой кровати под кружевным балдахином глубоким сном роженицы спала красивая молодая женщина. Умиротворенная улыбка озаряла нежное лицо, обрамленное рыжими волосами с медным отливом, которые пенились, будто самый игристый сидр.

В колыбели с золочеными фигурками и короной над изголовьем тем же мирным сном, что и его мать, спал ребенок, все еще связанный с ней невидимой пуповиной.

В высоком каменном камине тлел дубовый ствол, бросая красноватые отблески на гобелены, украшавшие стены комнаты. За окнами в эту ночь 1 апреля 1509 года ярилась снежная буря.

В деревенских хижинах сервы и вилланы^[1] весело отмечали при свечах Новый год^[2], так хорошо начавшийся, несмотря на стужу и непогоду. Иначе и быть не могло – рождение первого ребенка в замке Сен-Савен предвещало празднества и увеселения, а также многие щедроты со стороны хозяина.

Церковный колокол пробил час ночи. Топот лошадей, промчавшихся галопом по старому подъемному мосту, долетел до башни Трех голубок, где почивала молодая женщина.

Еще не вполне проснувшись, она пошевелилась, а затем открыла глаза, более зеленые, чем изумрудный медальон, висевший у нее на шее. Это было странное и великолепное украшение, с которым она никогда не расставалась. На конце очень длинной цепочки из тончайшего золота, разделенной на пятьдесят пластинок, усыпанных драгоценными камнями, сверкал огромный изумруд величиной с орех, перевитый оправой в виде змеи с человеческой головой.

– Роже… – вздохнула прелестная юная мать, улыбаясь своему счастью.

Ей было двадцать лет, и самый прекрасный кавалер при дворе был ее мужем. Первенцу, которого она только что произвела на свет, предстояло возглавить длинную вереницу детей, чьи звонкие голоса вскоре оживят аллеи парка, окружавшего старинный замок ее предков.

Лошадиный топот постепенно стихал, удаляясь по направлению к Блуа.

Молодая женщина потянулась на своем ложе, словно мурлыкающая кошка. Она знала, что Роже вместе с верным оруженосцем Ла Дусером покинули дом, невзирая на поздний час, дабы немедленно известить их величества о рождении ребенка. Вне всякого сомнения, уже завтра утром король Людовик XII и королева Анна Бретонская лично навестят свою дорогую крестницу Коризанду.

Глаза у нее слипались, и она смежила веки, готовясь снова заснуть, как вдруг зловещий скрежет, исходивший от очага, заставил ее поднять голову. Перемычка тяжелого, сложенного из камней, камина, казалось, дрогнула.

Думая, что это ей чудится, молодая женщина торопливо поднесла тонкую руку ко лбу. Быть может, у нее начался жар? Но нет, кожа была столь же свежей, как июньский персик. В тишине, обволакивающей будто вата, едва нарушаемой потрескиванием тлеющего дерева, камин раскрылся, и резные львы, стоящие по бокам, сдвинулись с места. Коризанду била дрожь, кровь ее застыла от ужаса. Не в силах шелохнуться, парализованная страхом, она даже не подумала дернуть шнур звонка. Словно птица, зачарованная змеей, несчастная смотрела на черную тень, возникшую из зияющей дыры. Бесшумно скользя по полу, призрак приблизился к кровати под балдахином и слегка приподнял закрывавший его лицо черный капюшон.

– Ты… ты… – прошептала молодая женщина, не веря своим глазам.

– Да, Коризанда… Я позабочусь о тебе… Сначала о тебе… Потом о НЕМ.

Прошептав эти слова и быстро взглянув на колыбель, призрак вытащил из длинного рукава позолоченный пузырек. Быстрым движением он снял колпачок и, прежде чем молодая женщина успела поднять руку, чтобы защититься, окропил ей лицо и уши маслянистой жидкостью.

И под спокойным взглядом призрака произошло ужасающее превращение. С губ Коризанды сорвался невнятный стон, прекрасное лицо, искаженное от боли, сморщилось и вспухло, глаза, вспыхнувшие внезапным огнем, вылезли из орбит. Она хотела закричать, позвать на помощь – но внезапно отяжелевший и переставший ворочаться язык не дал ей произнести ни слова.

– Спи… спи спокойно, моя дорогая Коризанда.

Призрак ухмыльнулся и сорвал с шеи своей жертвы медальон с изумрудом.

– О, наконец-то! Наконец-то ты мой! – прошептал демон, целуя огромный камень, а затем, не обращая больше внимания на конвульсии несчастной женщины, распростертой под роскошным балдахином из кружев и парчи, обернулся к резной колыбели. Над ребенком Коризанды нависла зловещая тень.

Появившийся из камина человек распахнул черный плащ и вытащил белый сверток, который столь походил на другого младенца, что можно было обознаться. Призрак приготовился положить его на место новорожденного, в кроватку с короной. Будто почуяв опасность, новорожденный в своей колыбели начал испускать пронзительные крики.

Тотчас же раздался звук торопливых шагов по плитам коридора.

У призрака было время только на то, чтобы проскользнуть за шелковую драпировку в свободное пространство между кроватью и стеной. Дверь отворилась и в комнату ворвалась крепкая краснощекая женщина в белом чепце, с грудью, распиравшей зашнурованную блузу.

– Маленькое сокровище уже проголодалось… Ах, боже мой, госпожа маркиза, что с вами? – вскричала кормилица, испуганная внезапным изменением, произошедшим с ее госпожой. Она уже хотела бежать за помощью, но Коризанда, собрав всю свою энергию, уцепилась за нее своими пылающими от жара руками.

– Она… Это она… Спаси мою Зефирину… Спаси ее… – едва смогла произнести несчастная, чье искаженное мукой лицо покрывалось фиолетовыми пятнами и распухало на глазах.

– Малышка чувствует себя хорошо, она как раз хочет пить, госпожа маркиза… Это вы, Пресвятая Дева, это вы! – лепетала, заикаясь, Пелажи. – Ах! Бертиль… Бертиль… Ради Святого Маглуара, где ты? Иди скорей…

Ложным образом истолковав отчаяние, которое заволакивало уже померкшие глаза бедной Коризанды, славная женщина вырвалась из судорожных объятий и побежала к коридору, в растерянности не заметив зияющей дыры в камине.

Путь был свободен. Черный призрак выскочил из своего укрытия и вновь склонился над колыбелью.

– Малышка?.. Так значит, ты – девочка? Проклятый скорпион… Это все меняет…

Медлить было нельзя. Торопливые шаги по плитам доносились из комнаты стражи. Не теряя более времени, призрак запахнул плащ, спрятав свой сверток в белых пеленках, и исчез в черной дыре.

В следующую секунду резные львы вновь тихо заняли свое место, и даже самый искушенный глаз не смог бы заметить наличие тайного механизма.

Ученые люди: врачи, аптекари и даже деревенские знахари, – призванные маркизом к изголовью его нежной супруги, объявили, что они бессильны. Они считали, что маркизу де Багатель по неизвестной причине поразила «болезнь опаленных»^[3] – прискорбный недуг, который обычно свирепствовал в самых бедных лачугах. Никто не подумал о яде. Кому могла понадобиться смерть кроткой маркизы?

Через два дня после этой трагической ночи прекрасная Коризанда угасла в полном безмолвии, не приходя в сознание; лицо ее было изуродовано и покрыто странными гнойниками.

Только в тот момент, когда священник в последний раз благословил бренные останки, было замечено исчезновение драгоценного медальона.

Стремительно проведенное следствие очень быстро свелось к обвинению двух женщин, которые постоянно прислуживали маркизе. Кормилица Пелажи и служанка Бертиль были строго допрошены оруженосцем маркиза; обе все отрицали, крича о своей невиновности в этом злодеянии.

К несчастью, один из садовников замка, папаша Коке, нашел медальон, вскрытый и выпотрошенный, в соломенном тюфяке Бертиль. Напрасно бедная девушка вопила, рыдала и клялась Иисусом Христом, что она невиновна, – никто не хотел ей верить, и протесты только ухудшили ее положение.

Ее схватили и бросили в подземный застенок. Королевский прокурор собирался подвергнуть ее пытке, чтобы заставить не только признаться в совершенной краже, но и раскрыть, что же она взяла из медальона, прежде чем приказать колесовать ее до смерти на деревенской площади. Тогда серв Генноле, отец Бертиль, чьи предки вот уже двести лет были крепостными на землях замка, бросился в ноги маркизу.

Удрученный горем Роже де Багатель не захотел еще более омрачать эти ужасные дни. В сущности, что значило для него это украшение? К тому же оно было найдено. Маркиз, таким образом, удовлетворился тем, что выгнал Генноле с дочерью-воровкой на дорогу, еще покрытую льдом в эту позднюю весну. О, страшная весна! Если бы маркиз подумал о последствиях! Какой-то странствующий монах нашел в десяти лье от замка, на замерзшем берегу королевского пруда, труп Генноле, полусъеденный волками. От несчастной Бертиль не осталось ничего, кроме клочка юбки из голубой саржи.

У маркизы Коризанды, богатой наследницы огромного состояния, не было родных, кроме сводной сестры Генриетты, незаконнорожденной дочери ее покойного отца, графа де Сен-Савена. Роже де Багатель туманно припоминал, что видел во время чудесной помолвки с Коризандой высокую черноволосую девушку со строгим лицом под капором, но больше он ее не встречал. Эта набожная девица думала только о молитвах и о спасении души. В то время, когда состоялась свадьба ее сестры, она добровольно заточила себя в монастырь Сен-Савен, став в нем настоятельницей. Этот монастырь был великодушным даром Коризанды.

Накануне похорон посланец маркиза отправился верхом в монастырь, чтобы предупредить затворницу о постигшем ее горе. Рано утром он вернулся со странным известием: аббатиса Генриетта де Сан-Савен исчезла 29 марта. Сестры-монахини полагали, что она утонула в реке во время паводка.

В парке замка Сен-Савен был воздвигнут надгробный памятник в виде ангела из белого мрамора, и Роже решил впредь навсегда покинуть эти проклятые места.

Молодой маркиз обосновался в маленьком поместье Багатель, в окрестностях Амбуаза. Удалившись от ставшего для него зловещим королевского двора в Блуа, он сблизился с наследником престола Франциском Ангулемским, герцогом Валуа. Время не смягчило горечь утраты. Он не желал видеть ребенка, который, по его разумению, стоил жизни его дорогой супруге. Одна лишь славная Пелажи с неустанной преданностью заботилась о маленькой девочке. Зефирине было два года, когда она случайно познакомилась со своим отцом. Обладая уже тогда большим чувством независимости, Зефирина ускользнула из-под бдительной охраны своей кормилицы. Маленькими семенящими шажками, путаясь в длинном платье из льняной египетской ткани с вышивкой в виде кистей розовой сирени, она шла по опушке леса в сопровождении своего друга – большого пса Балтазара. Внезапно звук хлопающих крыльев заставил ее поднять глаза к вершинам столетних вязов. Какая-то мощная хищная птица с гигантским по сравнению с ростом ребенка размахом крыльев парила прямо у нее над головой. Хищная птица, казалось, колебалась; затем она, ловкая и быстрая как молния, спикировала прямо к Зефирине, в то время как трусливый Балтазар, испугавшись страшного противника, поджал хвост и спрятался в кустах боярышника.

Оставшись в одиночестве перед соколом с жестокими глазами, который только что сел у ее ног на каменистой дороге, Зефирина, не сознавая опасности, лепетала:

– Холосенькая птицка…

Она гладила своей тоненькой ручонкой голову хищника, очень удивленного тем, что не внушает страха.

Лошади, пущенные галопом, быстро мчались по сырой земле и подлеску. Должно быть, охота была очень оживленной – два всадника, выскочившие из леса, разом спрыгнули со своих покрытых пеной лошадей.

Раздался свист, следом за ним – резкий приказ:

– Сюда, Коннетабль!

Один из охотников протягивал свою кожаную рукавицу, утыканную острыми шипами. Сокол, покорный и, возможно, разочарованный, взмахнул крыльями, чтобы вернуться на руку своего хозяина. Последний тотчас же набросил черный колпачок на голову хищной птицы. Приняв эту меру предосторожности, он наклонился с высоты своего роста к Зефирине.

– Уф, с ней все в порядке… Ты знаешь, кто этот ребенок, Багатель? – спросил молодой человек, обернувшись к своему спутнику.

– Хм… Я думаю, что это моя дочь, монсеньор, – ответил Роже с очень смущенным видом.

– Ты думаешь… Какой странный отец… Ты не очень испугалась, малышка?

Прижавшись к мускулистой ноге дофина, ставшего на колени перед малюткой, Зефирина мурлыкала, как заблудившийся котенок. Она с интересом рассматривала безбородое и безусое лицо Франциска де Валуа, затем легонько провела пальчиком по его длинному орлиному носу, заявив с очень довольным видом:

– Ты красивый… Дофин звонко рассмеялся:

– Клянусь красной чумой, эта малышка уже умеет разговаривать с мужчинами.

Не только юный принц был очарован. Умиленный, покоренный и внезапно пришедший в восхищение маркиз лишь сейчас заметил, что со своими большими изумрудными глазами и рыжими кудрями девочка была живым портретом прекрасной Коризанды. Но в отличие от нежной матери и несмотря на доброе маленькое сердечко, Зефирина обладала диковатым и вспыльчивым характером, которым она, видимо, была обязана далекой молдавской прародительнице, чью героическую историю любил рассказывать Роже: эта юная амазонка, оставшись одна в своем замке на Дунае, обратила в бегство тридцать турецких янычар!

Пелажи часто приглядывалась к своевольному ребенку, и под чепцом на лбу у нее появлялась тревожная морщинка, ибо славная женщина не могла забыть ту трагическую ночь. Она все время пыталась понять своим трезвым крестьянским умом последние слова бедной госпожи: «Она… Это она… Спаси мою Зефирину, спаси ее…»

В святую Пятницу^[4], перед причастием, Пелажи, не сдержавшись, открылась кюре из Амбуаза, который посоветовал ей превозмочь боль воспоминаний и рассказать обо всем маркизу де Багатель.

Набравшись храбрости, Пелажи постучала в дверь комнаты своего господина. Роже ее внимательно выслушал, затем обхватил голову обеими руками:

– Не думай об этом больше, Пелажи, моя супруга бредила. Кто может желать зла нашей маленькой Зефирине? Готовятся большие события. Битва, которая может стать решающей для судьбы нашей страны, неизбежна. Новое блистательное правление скоро изменит наши судьбы. Мою дочь ждет прекрасное будущее, – добавил Роже де Багатель, глядя сквозь тонкие планки оконного переплета на беззаботного ребенка, игравшего под старыми дубами парка.

И действительно, казалось, что Зефирину вела за собой триумфальная звезда, поднимавшаяся на небесном своде, чье стремительное восхождение не смог бы остановить ни один человек на земле.