Рецензия на книгу Окаянные дни от theraspberry
Страшная книга… не только из-за того, что в ней написано, но и из-за того, что всё описанное – это правда, ибо это дневниковые записи Бунина.
Окаянные дни – это идеальное определение того, о чём рассказывает писатель – о Гражданской войне. Признаюсь, я прочла немало книг об этом событии, но эта чем-то выделяется из них.
Бунин без стеснения рассказывает о действительности, не боится показать правду. Говорит о гибели литературы, высказывает свои мысли и страхи, рассказывает о таких писателях, как Маяковский (истории о его выходках особенно интересны), Катаев, Блок (забавный факт: раз Иван даже Алексеевич называет его «человеком глупым»), Горький и другие… Бунин сетует на властвующую над всем жестокость и тупость, приводит услышанные разговоры и газетные статьи, написанные с ошибками неграмотными людьми… В общем, всё очень интересно.
Меня, если честно, не очень привлекают подобные книги, но от этой я осталась в полном восторге, и я бы с удовольствием прочла и продолжение записей, которые писатель, как он сам написал в самом конце, не смог найти при поспешных сборах для отъезда из Одессы, к превеликому сожалению…
P.S. В конце хотелось бы привести один презабавный момент из книги, чтобы заинтересовать ридлян в прочтении:
«…Я сидел с Горьким и финским художником Галленом. И начал Маяковский с того, что без всякого приглашения подошел к нам, вдвинул стул между нами и стал есть с наших тарелок и пить из наших бокалов. Галлен глядел на него во все глаза — так, как глядел бы он, вероятно, на лошадь, если бы ее, например, ввели в эту банкетную залу. Горький хохотал. Я отодвинулся. Маяковский это заметил.
— Вы меня очень ненавидите?— весело спросил он меня.
Я без всякого стеснения ответил, что нет: слишком было бы много чести ему. Он уже было раскрыл свой корытообразный рот, чтобы еще что-то спросить меня, но тут поднялся для официального тоста министр иностранных дел, и Маяковский кинулся к нему, к середине стола. А там он вскочил на стул и так похабно заорал что-то, что министр оцепенел. Через секунду, оправившись, он снова провозгласил: «Господа!» Но Маяковский заорал пуще прежнего. И министр, сделав еще одну и столь же бесплодную попытку, развел руками и сел. Но только что он сел, как встал французский посол. Очевидно, он был вполне уверен, что уж перед ним-то русский хулиган не может не стушеваться. Не тут-то было! Маяковский мгновенно заглушил его еще более зычным ревом…»
