Рецензия на книгу Беатриче и Вергилий от blinddog

В игривых мечтах представляю «Беатриче и Вергилий», как озорного сорванца в коротких латаных штанишках, бегающего босым по подворью. Я же, излучая любовь и миропонимание, гоняю его палкой с отеческим криком "Верни, верни украденное, шельма малолетняя!". Но нет, не вернет книга украденного прочтением времени, окаянная, как ты её не лупцуй. А все почему?

Живет себе в Канаде парень по имени Генри. Он писатель, выдавший два неких успешных романа и вот уже наваявший третий. Подкованный читатель тут же воскликнет, что Янн пишет с себя, ну а мне почему-то в первую очередь вспомнился какой-то ехидный совет не писать рассказ, о том, как вы пишете этот рассказ. Рекурсия, бессердечная ты…

Итак, Генри пытается выдать на гора свой опус магнум, барабанная дробь, про Холокост. Не складывается мнения, что Генри вообще колышет тема Холокоста. Аргументация на уровне ""ну почти никто не пишет про Холокост, надо написать про Холокост". Выглядит, честно сказать, в первую очередь маркетологически прожжено, нежели проникновенно к этой мировой трагедии. Но не все так просто. Одновременно он написал два отдельных сочинения, и хочет их издать в формате аллигата - две книги под одним переплетом с разных сторон. Когда издатель деликатно замечает, что идея так себе и вызовет больше трудностей, чем восторгов, Генри закатывает истерику, размазывая слезы орет что он здесь царь и бог, как берсеркер рвет на груди рубашку зубами и прыгнув в окно, скрывается в окрестных лесах. Ха, как бы ни так, Генри по книге индифферентная размазня, которая мечется туда-сюда в проруби. На элементарный вопрос "о чем ваша книга" начинает что-то мямлить, на резонное замечание о неудачности формата аллигат - молчит, когда прибивают окончательно тем, что книга дрянь - в слезах уходит.

Не покидает ощущение, что автор постоянно пытается умничать. Не просто Апулей - "мой любимый классик Апулей". Какие-то цитаты из Шекспира ни к селу, ни к городу. Матерые метафоры "он серьезен и трезв, как микроскоп". Везде по тексту переводчик как мины раскидал частицы "сей" и "сии". Ну, раз использовал, ладно. Ну, два. Но не стоит же злоупотреблять сиими словесами, дабы не вводить меня во искушение припечатать автора словарем слов устаревших, ибо аз есмь зело гневлив, аки тур лесной.

"иногда аллигат путают с кинеографм - книжицей со слегка меняющимся рисунками на каждой странице, пролистывание которых создает эффект мультипликации."

Мартел прямо по больному бьёт. Я с этой бедой даже по врачам ходил, но тут они оказались бессильны. Сказали, что это прогрессирует, скоро буду путать неандертальца с синхрофазотроном, тут-то мне и конец.

После неудачного разговора, Генри не бросается немедленно улучшать слог, выписывать интересных персонажей, конкретизировать фабулу. Плевать он на все это хотел, судя по всему, как и на саму тематику Холокоста. Как обиженная девочка, он пакует вещички, и с женой сваливает в некий город, где устраивается работать баристой. Далее проходит череда событий столь же увлекательных, как стояние в очереди супермаркета. Некий таксидермист присылает Генри часть своей пьесы и просит о помощи.

Небольшое лирическое отступление, важное для понимания вышестоящего кола в графе оценки. Я к сверхсовременной культуре того, не очень. "Ромео и Джульетта" - это хорошо. Ромео и Джульетта из разных негритянских банд и оба пожилые мужики - ладно. Ромео красный треугольник инопланетянин-гей, Джульетта одноногий трехрукий желтый пират, и все это на фоне гигантской консервной банки, символизирующей войну, смерть и загрязнение окружающей среды, под музыку композитора заснувшего лицом в терменвоксе - нет, спасибо.

В общем, пьеса суть такова. Сидят себе у дороги обезьяна Вергилий и ослица Беатриче и малюют всякое, пытаясь уморить меня насмерть своим бессмысленным трепом. На фоне действа - полосатая рубашка. потому что рубашки носят все и это должно символизировать весь мир. БАМ! СИМВОЛИЗМ ТАК И БЬЕТ ПО ГОЛОВЕ! Суть их мучительной трескотни примерно такая. Сначала они десять страниц обсуждают, как выглядит груша. Ибо я туп и необразовн, то видимо не понял неких тонких аллюзий и пропустил сие мимо ушей. Генри, правда, говорит о легкости слога и хорошем ритме. Но мы-то с вами знаем, что по факту это сказал сам Мартел о собственной же писанине, а-та-та. Потом выясняется, что животные пережили какие-то ужасы, который называют Кошмарами и вырабатывают список слов, которыми можно безопасно общаться. Ну, как Сами-Знаете-Кого нельзя называть по имени иначе он явится и снова разгонит ГКЧП. Список выглядит так: вопль, черная кошка, слова, рубашки с одним рукавом, кушанье и тп.

Два варианта. Либо автор тонко глумится над постмодерном и все это неуместно затянувшаяся шутка толщиной в книгу. Либо я тупой, и все эти слова расставлены как ноты в симфонии и тонкостью символизма можно побрить спину. Но поскольку мне мама в детстве всегда говорила, что я у неё особенный и умненький, то по принципу Оккама не будем плодить сущностей, и значит автор веселится напропалую. Я бы тоже хотел, чтобы мне было весело, но нет.

Так и проходит вся книга. Генри и чучельник встречаются. Тот выдает по паре эпизодов своей пьесы, мучительно, как кошка комки шерсти из желудка. Читатель в моем лице в святом экстазе восхищен заумностью происходящего. Чё там ваще происходит – я бы не пояснил и под страхом расстрела. И так по кругу раз десять.

А в конце оказывается, что все это было про Холокост, а таксидермист бесстыжий фашистский прихвостень, как н-на Генри ножом в пузяку и ну давай самоподжигаться. ВОТ ЭТО ПОВОРОТ! Концовка летит как стремительный домкрат - зверушки в первом акте дольше грушу обсуждали.

Забавно, что в книге нет четких фактов, что таксидермист реально кого-то пытал и убивал. Это все домыслы Генри, который получил удар за ножом за отказ дальнейшего сотрудничества. Обидеть художника может каждый, знаете ли. В пьесе есть палачи, ну, точно – чучельник палач. Ловкий маневр. Я теперь тоже буду подозревать, что авторы фанфиков про сильно изменившегося за лето Гарри, который вожделенно смотрит, как бирюзовые брючки маняще охватывают бёдра Эдварда - сексуальные маньяки.

Теперь серьезно. Дорогой автор, если вы тратите сто девяносто страниц текста на бессмысленную чехарду слов, несомненно полных "глубокого символизма и метафоричности", а десять страниц пытаетесь нагнать на меня ужас смакованием пыток животных с намеком про Холокост - это пошло и дешево.

Послесловием автор попытается зачем-то эпатировать набором из двенадцати "игр", представляющих собой морально-этические дилеммы. Встанете ли вы на труп своей дочери, чтобы вдохнуть свежего воздуха? Тринадцатую предлагают записать самому. Я не поленился.

"Срубите ли вы бабла никчемной книжонкой, просто выбрав больную для миллионов человек тему?"

#конкурс_8