Рецензия на книгу Изысканный труп от andfoxinsocks
Я не обращаю внимание на обложку. Мягкая, мятая, в бурых разводах, о происхождении которых лучше не знать. Она меня совершенно не интересует. Иное дело — листы. Гладкие и плотные на ощупь, упругие при перелистывании. Они шуршат между пальцами, словно песок времени в стеклянных часах. А вместе со временем уходит и жизнь. Энергия тела иссякает, словно завод у механизма. Мозг, когда-то столь жадный до чтения, теперь воспринимает лишь ленту новостей. Но огрубевшие руки ещё справляются с листами. Некоторые из страниц в пятнах. Такие я отрываю первыми. Они сопротивляются, не желая отделяться от книжного блока. Их соседки словно не дают им уйти в чужой и опасный мир. Но им со мной не справиться даже теперь, когда руки стали слегка дрожать. Некоторые листы не удаётся оторвать сразу, и я их слегка надрезаю скальпелем, который храню в номерном кожаном чехле. После надреза целостность листа нарушается, волокна целлюлозы стараются скрыть от меня эту рану, но я уже ощущаю её подушечками пальцев. Указательные и большие сжимают бумагу с обеих сторон пореза, и одна рука медленно движется вверх. Я слышу рваный звук, звук насилия над книгой. Оторванная страница летит прямо в огонь. Пламя вспыхивает, пытаясь вырваться из старого ведра. Оно не понимает, что снаружи лишь бетон балкона да ветер, который сдувает пепел в пустоту. Часть пепла упадёт в чьи-то окна, расположенные ниже моего двадцать первого этажа. Но большая часть каждого листа обретёт свободу полёта. Словно Икар, будут стремиться почерневшие бумажные трупы к солнцу, но в итоге повторят его судьбу и упадут на землю. И те, кто уже никогда не прочтёт эту книгу, втопчут их в грязь и даже не заметят. Текст станет забвением, грязью, ничем. И так лист за листом, страница за страницей. Я оставлю только обложку, которой украшу одного из своих воздушных змеев. Десятки их свисают на верёвках вниз, стремясь в ту же грязь, куда ушли их испепелённые тексты. Если же дует ветер, они рвутся наружу пёстрыми лентами. Хотят освободиться, хотят улететь от меня. Иногда, когда ветер становится штормовым, им это удаётся. И тогда перила балкона покрываются вместо змеев обрывками верёвок. В такие дни мои соседи на несколько этажей вниз облегчённо выдыхают, надеясь, что не увидят больше в своих окнах раскачивающиеся, размокшие от дождей, блестящие на солнце глянцем обложки и переплёты. Безобразные, разбухшие, с отпадающими кусками картона, которого перестали защищать давно улетевшие вниз форзацы.
Я чувствую запах озона: «Дождём пахнет». Надо торопиться, ведь я едва успел сжечь треть книги. А в дождь пепел летит иначе. Но я наоборот, задумываюсь. Вспомнил свою первую книгу. Мне тринадцать лет. Ей больше тридцати. Она была уже рыхлая от возраста, и читал я её насильно, по заданию. Жорке достались «Три мушкетера», Ромке — «Капитан Суматоха», Ленке же «Муми-тролль и комета». Но игра была бы скучной, если бы в шляпе были только те книги, которые мы все хотели прочитать. Четвёртая записка с названием была украшена рисунком черепа со скрещёнными костями, чтобы вытащивший её заранее упал духом. Я даже не стал её разворачивать, просто скомкал с досады и швырнул подальше. Как раз поднялся ветер, и я впервые обратил внимание, как жалко и скомкано выглядит бумага. И как свободно она летит. Я же взял из стопки заданного на лето скособоченный томик «Детства» и поплёлся домой. Что досталось остальным, я узнал уже позже.
Конечно же, книга у меня не пошла. Да я и не пытался её читать. Но ровно через неделю мы снова соберёмся в заброшенном сарае, чтобы убедить друг друга, что именно его книга лучшая из прочитанных. Кто выиграет, то тянет бумажку из шляпы первым. В прошлый раз я со своим «Робином Гудом» ещё до воскресенья так раззадорил историями Ромку и Ленку, что мы наделали луков и выпустили бесчисленное количество стрел в Жорку-шерифа, вытянувшего в этот раз короткую спичку. Так что победа досталась мне легко, я сунул руку в шляпу первым...
На этот раз я отмалчивался и тянул время, не желая признаваться, что сдался и нарушил обязательство. А накануне вечером взял книгу, спички, газету и пошёл в овраг. Отбиваясь от комаров, развёл костёр. Сначала вспыхнула газета, потом щепки, за ними ветки. Газета, да. Это всё неопытность. Не догадался я, что раз уж пошёл жечь книгу, то костёр можно разжечь и её страницами... Когда ветки разгорелись, дым прогнал комаров дальше длины их алчущих хоботков, а рука бросила томик в огонь. И как назло, при падении книга раскрылась именно на той странице, где была синяя печать сельской библиотеки. Меня охватил ужас, но спасать что-то было уже бесполезно. Так сгорела книга, которую я даже не прочитал. Сжигать непрочитанную книгу не достойно, сейчас я это понимаю. Но тогда я был ещё слишком неопытен. Зато был большим фантазёром. Такой истории, как в тот раз, мои друзья ещё не слышали. Захотели прочитать книгу все трое! Но такая жалость: отец якобы забрал её с собой на судно, уходя в рейс. Ужасно, правда? Когда мы в классе писали по «Детству» сочинение, им пришлось воспользоваться тем самым моим «пересказом» сюжета...
Опыт приходит не сразу. Нельзя сжигать книгу целиком. Нельзя сжигать непрочитанную книгу. Нельзя сжигать понравившуюся книгу. Нельзя сжигать книгу с картинками (только уже без них). Много чего нельзя. Но удержаться от «Изысканного трупа» тоже нельзя. А потому летят испепелённые слова вниз, к солнцу, отражающемуся далеко внизу, в луже. Иногда их сносит на детскую площадку, и тогда мамаши поднимают жуткий крик, вращая задранным к небу лицом. Им меня не разглядеть, я слишком высоко. Мамаш я не боюсь. С точно такими же криками они будут бегать и звать своих детей, когда хлынет дождь. А вот соседа снизу я побаиваюсь. Уже не раз через вентиляцию я чувствовал это «благовоние смерти. Словно в вазе слишком долго держали цветы. Терпкий сладкий аромат застревал в ноздрях и добирался до гортани с каждым вдохом.» И уже не раз этот сосед угрожал убить меня за воздушных змеев. Кто знает, может это именно он сунул мне в почтовый ящик эту книгу.
Намекает?
