Рецензия на книгу t от amir

Про эту книгу я знавал давно, но как-то обходил стороной. Было ещё что почитать из “старенького”, да и новенькое у Пелевина выходит каждый год. С моей слоупоковской скоростью чтения мне хватало. А тут в ютубе наткнулся на интервью со Снегирёвым, который из всего пелевинского посоветовал именно «t». С его слов книга довольно динамичная и драйвовая. И это правда. По драйву и экшону она наверное даже «Чапаева» обгоняет. Но по общему смыслу и эмоциям явно отстаёт. Этакий «Чапаев» на минималках. По крайней мере для меня. Наверное, для максимального понимания «t» надо было вращаться в андеграундно-творческих кругах эпохи нулевых, чтобы с ходу улавливать все аллюзии на Акунина, Пепперштейна, Ольшанского, Набокова и критиканше Юзефович, к которой Пелевин обращается уже не первый раз: «Как? Погас волшебный фонарь? А что ж ты в него ссала-то пять лет, пи*да? Ссала-то чего?». Видимо Снегирёв – как свой пацан, все эти метафорические шуточки понимает и улавливает. Я нет. Я и с авторами этими почти не знаком. Да и вообще, как говаривал один ответственный за метафизику шизофреник, само понятие автора в современном мире уже исчезло: «Современные романы обычно пишутся бригадами специалистов, каждый из которых отвечает за отдельный аспект повествования. А затем сшитые вместе куски причесывает редактор, чтобы они не смотрелись разнородно». А стало быть верна молва народная о том, что нет никакого такого ПВО, а шифруется под ним команда профессиональных писателей в лице Пивоварова, Елизарова, Лукьяненко, Евсеева, Водолазкина, Иванова и Некрасовой?

Особенно меня конечно порадовало обилие интересных инсайтов и цитат. Их тут как бородавок на мухоморе. Но если вы полезите искать их в цитатнике по Пелевину, то найдете там только псевдофилософские афоризмы типа «закрой глаза и окажешься где угодно» или «из презрения к собственной жизни всегда следует презрение к чужой». Вы Пелевина читаете или Коэльо? Но так уж и быть, я, как с барского плеча, поделюсь с вами этими прекрасными как весеннее солнце панчлайнами:

«Все знают что Толстого отлучили от церкви. Но за что? За гордыню. Перечил церковному начальству. Не верил, что кагор становится кровью Христовой. Смеялся над таинствами. А перед смертью он ушел в Оптину Пустынь, но не дошел — умер по дороге. И поэтому на могиле у него нет ни креста, ни надгробного камня. Толстой велел просто зарыть его тело в землю, чтобы не воняло. Оно, может, для начала двадцатого века было и стильно. А в двадцать первом в стране началось духовное возрождение, поэтому в инстанциях созрело мнение, что крест таки должен быть»

«Бог — просто бренд на обложке. Хорошо раскрученный бренд. Но тексты за него пишут все окрестные бесы»

«Человек считает себя Богом и он прав, потому что Бог в нём есть. Считает себя свиньёй — и опять прав, потому что свинья в нём тоже есть. Но человек очень ошибается когда принимает свою внутреннюю свинью за Бога»

«Раньше такая марихуана была… Всякая-разная. Иной раз зеленая, киргизская. Иногда салатовая — узбекская. Или совсем темная — с Кавказа. С Дальнего Востока тоже доходила, с такой приятной прорыжинкой. И каждая по-своему вставляла, легонько, как шампанское. Гуманитарно, солнечно… А сейчас? Вот придумали в Амстердаме эти шишки, которые на воде растут. А что до Петербурга доходит? Людям рассказать, так никто бы и не курил. Жулики в грязном подвале берут веник, опускают в ведро с синтетическим канабинолом, потом нарезают и продают как селекционный голландский продукт. Она мокрая даже, дрянь эта, и со временем как бы плесневеет — на ней такая белая пленка появляется. Только пленка эта — не плесень, а высохшая химия. Штырит как конкретная гидра. Но пуста, как природа ума в тибетском сатанизме. А уж какой для здоровья вред, про то вообще никто не знает»

Круто же? скажите? Наверное круче только Достоевский, который отстреливает зомбарей, бегущих с Запада. Короче почитать однозначно стоит. Но только если вы уже фанат Пелевина и его трансцендентных миров. Если вы пришли сюда, чтобы посмотреть на Льва Толстого, то не надо трогать этот улей. Стилистика книги ближе к Гоголю с его сатирикой и мистикой, нежели к тяжеловесному и монолитному Толстому с его горьким реализмом.