Рецензия на книгу Евангелие от Пилата от Reznor
Приступая к чтению, я не питал особых надежд касательно этой книги. Как мне кажется, литература, пусть и хорошо написанная, не способна что-либо перевернуть в человеке с ног на голову. Пусть убийца Джона Леннона сколько угодно прикрывается романом Сэлинджера – никаких знаков и призывов к действию там не было, да и быть не могло. Вот и «Евангелие от Пилата» вряд ли заставит кого-то уверовать, или разувериться, как бы Эрик-Эммануэль Шмитт тщательно ни подбирал правильные и точные слова, всеми силами пытаясь заложить в свою книгу подобную, внушительную мысль. Забавно: накануне я узнал, что он и сам, будучи атеистом в летах, неожиданно, уверовал.
Я не религиозен. Скорее еретичен. Впрочем, это не мешает мне любить религиозные сюжеты, например, в живописи. И этот роман мне понравился. Мысли Шмитта показались свежими и смелыми. Первая часть книги написана так, что её достоверность воспринимается автоматически, без сомнений. Такого живого и очеловеченного Иисуса Христа, можно увидеть, например, на картине Александра Иванова «Явление Христа народу». Вот он, рыжий, невысокий и слегка сгорбленный, поднимается из низины к людям. Явился. Чем он отличается от них? Да ничем. Короля играет свита. Нет никаких обожествляющих ореолов и надменно-возвышенных поз, как, например, у Карла Брюллова в его «Христос во гробе», где даже, будучи мёртвым, Иисус светится будто у него под одеждами лежит включенный карманный фонарик, и едва ли не левитирует. У Шмитта скорее ивановский Христос – человек, который ещё не нашёл себя. Не слишком-то и ищет. Когда пророк открывает Иисусу тайну его предназначения, он, как и любой нормальный человек, не верит в это. Со стороны, человеку, привыкшему мыслить рационально, христианские взгляды (как и взгляды любой другой религии) действительно могут показаться безумными и в романе есть жирный акцент на это. Возвращаясь к сюжету, первая часть – это исповедь Иисуса Христа перед распятием. Накануне смерти, вся тридцатитрёхлетняя жизнь проносится у него перед глазами: от сомнения к уверенности.
Во второй части события освещаются глазами Понтия Пилата. Символично само начало второй части, она начинается со слов «Я ненавижу». И это после того, как мы только что прочитали первую половину романа, где из Иисуса уже вовсю сочилась любовь к ближнему. Казалось бы, Пилат-то уж точно человек, его не нужно очеловечивать повторно, как Шмитт это только что проделал с Иисусом. Но нет, Пилата автор, сопоставляя с его сюжетным визави, очеловечивает ещё яростнее. Это и про власть тоже. Ту власть, которая часто способствует потери человеческого лица. Пилат – всевластный прокуратор Палестины. Он равнодушно отправляет Христа на казнь, как бы между делом пробуя его пощадить по прихоти любимой жены. Но, не вышло – и ладно. В конце концов, это так по-человечески думать о себе, а не о ближнем (да и кто здесь ближний?), думать о приятном климате любимого Рима, о друзьях и единомышленниках, об отсутствии волос на своём подбородке… Такой Пилат, олицетворяющий деструктивную власть, нуждается в очеловечивании куда больше. Ведь это он принёс в Палестину массовое насилие, унижение и казни, это он оскорблял и старался задушить духовную жизнь иудеев, ведь это он, будучи законченным инакомыслящим ксенофобом, так яростно разрушал то, чего не понимал и понимать не хотел. Понтий Пилат – это антипод Иисуса Христа, его вера, напротив, прошла путь от уверенности к сомнению.
Важно отметить как именно автор подаёт сюжет в обеих частях книги. Первая – это внутренний монолог Иисуса. Он уже осознал, что он – мессия, сын божий, и знает, ради чего он идёт на погибель. Всё то, что возникало у него в голове перед смертью, он не мог проговорить кому-либо вслух. А если бы и смог, то это не имело бы смысла. Разве человек принял бы его боль? Ведь от него ждут проповеди, а не исповеди. Такая вот, маленькая трагедия большого человека. Вторая часть – это письма Пилата его брату (?) Титу. Видимо тому самому римскому полководцу, который позже окончательно разрушит Иерусалим. Письма эти безответны, по крайней мере, текст ответа читателю не приводится. И это тоже исповедь. Но совсем другая. Более человеческая. У Пилата есть отдушина, есть человек, которому можно выговориться, есть бумага, которая всё стерпит.
Роман полон смелых трактовок и интересных мыслей. Он имеет очевидное послевкусие – заставляет осмысливать прочитанное и думать. Хочется верить, что ради этого мы книги и читаем.
